| Учение, излагаемое Евсевием в этом письме к Павлину, по своей основной тенденции согласно с учением Ария, но характерных арианских выражений: ν ποτε τε οκ ν и ξ οκ ντων тут не встречается. Да и у самого Ария в письме его к Евсевию эти выражения являются только как вывод из того основного положения, что Сын не есть нерождённый, а не как тезисы, признаваемые за бесспорные обоими лукианистами. Отсюда с высокой степенью вероятности можно заключать, что сам мученик Лукиан не употреблял выражений ν ποτε τε οκ ν и ξ οκ ντων, что его богословская система не совпадала до полного тождества с системой Ария. Сущность содержания письма Евсевия к Павлину сводится к доказательству, что Сын Божий не есть нерождённый как Отец и не произошёл из существа Отца. Но термину «нерождённый», γεννητος придавал важное значение и против выражения κ τς οσας το Πατρς полемизировал и Ориген . Следовательно, из письма Евсевия никомидийского получается и тот вывод, что его учитель Лукиан стоял в зависимости от Оригена . Полемика против выражений γννητος и κ τς οσας в приложении к Сыну заимствована Евсевием у Лукиана, а самим Лукианом у Оригена . Сравнивая далее письмо Евсевия и те отделы в письмах Ария, где он излагает общее с Евсевием, следовательно, лукиановское учение, с так называемым символом Лукиана (2-й антиохийской формулой 341 года), можно указать не один пункт соприкосновения лукианистов с этим символом. А это позволяет отнестись с доверием к сохранившемуся у Созомена 28 показанию отцов антиохийского собора 341 года (ν τος γκαινοις) и карийского омиусианского (македонианского) собора 367 года, что этот символ принадлежит Лукиану, что если Лукиан и не был, быть может, его автором в его настоящем виде, то он составлен из выражений, заимствованных из сочинений Лукиана. А пользуясь этим символом и заимствованными, по всей вероятности, у Лукиана отделами писем двух «солукианистов», можно попытаться восстановить и самую богословскую систему Лукиана. Система получается очень близкая к системе Оригена , хотя, конечно, и не тождественная с нею во всех подробностях. Учение Лукиана о Сыне Божием, судя по его символу, было очень возвышенно. Но учение о вечном рождении Сына у Лукиана, по меньшей мере, было выражено далеко не с той ясностью, как у Оригена . На место оригеновского ε у Лукиана стоит только πρ τν ανων – выражение, которое допускал, хотя и понимал его по своему, и сам Арий. |
| Если Евсевий хотел противопоставить Маркеллу церковное богословие, то Маркелла можно бы охарактеризовать со стороны формальных его принципов как своего рода представителя «библейского богословия» в IV в.; он хочет дать в своей системе извлеченное им из Библии учение. В принципе он не отвергает ни церковного Предания, ни церковных авторитетов (παρ των κατ Θεν προγνων διδαχθες… Epiph. Рапаг. 72,3). Но он отрицательно относится к тому недавнему преданию, которое имели за собой ариане и их союзники, и не хочет знать уважаемых ими «церковных отцев» (μο τε πνιας τους κκλησιασπκος πατρας αθετε, οδενι τ παρπαν ρεσκμενος μνω αυτω, — жалуется Евсевий. Contra Marc. I, 4, 3). Павлин Тирский, недавно лишь умерший, для них уже великий авторитет; даже Евсевий Никомидийский, которому надлежало лишь раскаиваться в своем нечестии, а не проповедовать его вновь, у Астерия причислен к «премудрым» отцам, на которых он ссылается, когда не может чего–либо доказать из Писаний. На самом деле дальше Оригена они в своих ссылках не идут. Но невелик авторитет и самого Оригена. Он иногда сам же себе противоречит, а почитатели его, например тот же Павлин, одно из него приводят, а другое замалчивают. Ориген, только что кончивший занятие философией и не изучивший еще как следует Писание, начал писать по богословию. Самое заглавие его сочинения «О началах» напоминает Платона; начальная фраза в этом сочинении повторяет подобную же фразу платоновского диалога «Горгий». Понятно, что не все, написанное им, оказалось хорошим. Маркелл, таким образом, подобно Евстафию, критически относится к Оригену. Но он вооружается не против его экзегетических приемов, а против неуместного влияния идей греческой философии в его богословии. Христианское учение, по нему, должно излагать на основании Писания и не примешивать к нему чуждых мыслей. Но, когда требуется, можно толковать Писание и иносказательно; только нужно обосновать необходимость такого толкования. Наименование, например, изречений Соломона «притчами» (παροιμαι) прямо показывает, что буквально их понимать нельзя; во всякой притче бывает скрыт особый смысл, и даже ходячие поговорки не всегда бывают понятны без их разъяснения (например, λλ " τθνηκεν διδσκει γρμματα — о пленных афинянах 415–413 гг. до P. X.) (Eus. Contra Marc. 1,3,1). Поэтому известное место Притч. 8,22: «Господь создамя», и нужно понимать не так, как понимают его ариане, не о предвечном происхождении Христа, а о Его Воплощении. |
| Епископы занялись после того вероучением. Они не оспаривали веры Никейской, но постарались изложить вероучение так, чтобы выражение единосущный стало не нужным. Евсевиане успели убедить православных, что слово это только возбуждает смятения и, чтобы лучше обмануть их, показали вид будто оставляют Ария. «Мы никогда, говорили они, не были сторонниками Ария. Как возможно нам, епископам, быть сторонниками пресвитера? Никогда не исповедовали мы иной веры, кроме преподаваемой с самого начала. Будучи судьями Ария, мы выслушали только его объяснения и скорее приняли его, чем последовали за ним. Вы легко поймете это из того, что скажем». 174 «Научены мы от древних веровать в единого Бога Творца и Вседержителя всего духовного и вещественного; и в Сына Его единородного, сущего прежде всех веков со Отцем родшим Его; Им сотворено все видимое и невидимое, Он в последние времена, по воли Отца, нисшел и воплотился от святой Девы и совершивши вполне волю Отца Своего, страдал, воскрес, вознесся на Небо и сидит одесную Отца. Он приидет некогда судить живых и мертвых, Он Царь и Бог во веки». «Веруем также в Духа Святаго, а буде нужно объявить, то веруем также в воскрешение плоти и в жизнь вечную». Отцы собора обратились с этим изложением веры ко всем епископам. Многие нашли его однако недостаточным!., потому что в нем не упоминалось ни о совечности, ни о единосущности Отца и Сына, а потому принято было другое, более подробное и которое евсевиане приписывали мученику Лукиану. Из вышеизложенного видели мы, что Лукиан оставил на Востоке большую славу учености; Евсевий Никомидийский и Арий были его учениками. Достоверно не известно действительно ли изложение веры было Лукианово; конечно оно было совершенно православным до ереси Ариевой, но мудрований ересиарха этого невозможно было ничем опровергнуть иначе, как словом единосущный, а слово это также не находится во втором символе Антиохийском, равно как и в первом. Второй этот символ следующей: 175 «Веруем, по преданию евангельскому и апостольскому, в Бога Единого, Отца Всемогущего, Вседержителя, Творца и Зиждителя всяческих: |
| общества. С др. стороны, К. не удалось разрешить ряд важных внутрицерковных конфликтов. К. стремился обеспечить формальное единство рядов Церкви как корпорации, что было, несомненно, необходимым условием для всех успехов христианства в будущем. Однако К. недооценивал значение богословских и иных доктринальных споров для христиан и, вероятно, несколько идеализировал приверженцев новой веры, степень их внутренней сплоченности, не допускал мысли о возможности роста конкуренции и вражды среди епископата в борьбе за управление резко выросшими ресурсами Церкви, а также о возникновении длительных расколов в церковной иерархии и общинах. Болезнь, крещение и смерть ( Fowden. 1994; Burgess. 1999). Весной 337 г. деятельность К. была прервана быстрым ухудшением его здоровья. К. оставил военные лагеря в М. Азии, переехал в Никомидию и оттуда на термальные источники близ г. Еленополя. Несмотря на лечение и молитвы в церкви св. ап. Луки, построенной здесь его матерью св. Еленой, К. вскоре потерял надежду на выздоровление. Он намеревался переехать в К-поль, но вынужден был остановиться в пригородной вилле Ахирон близ Никомидии. Здесь К. собрал нескольких находившихся при дворе епископов, заявил им, что хотел бы принять крещение в Иордане, подобно Христу, но из-за болезни решил креститься немедленно. Он пообещал также, что впредь, если ему будет даровано выздоровление, он будет вести христ. образ жизни. По свидетельству Евсевия, епископы совершили над К. обряд согласно обычаю ( Euseb. Vita Const. IV 62). В церемонии участвовали несколько епископов, наиболее известным среди них источники называют еп. Евсевия Никомидийского (Ibid. IV 61-67, 70-71; Hieron. Chron//PL. 27. Col. 679a-b; Rufin. Hist. eccl. X 11; Socr. Schol. Hist. eccl. I 39-40; Sozom. Hist. eccl. I 5, II 34; Theodoret. Hist. eccl. I 32; Chron. Pasch. P. 532.6-13, 533.5-20). 22 мая К. скончался ( Euseb. Vita Const. I 1-9; Aur. Vict. Epitom. 41. 16; Eutrop. Breviar. 10. 8. 2; Hieron. Chron.//PL. 27. Col. 679c - 680а; Chron. Pasch. |
| Бывшие защитники Ария ничего иного не могли принести съ собой изъ ссылки кроме ненависти къ никейскому собору и его деятелямъ. На никейский соборъ они должны были смотреть, какъ на свое собственное поражение и свою личную обиду. Они шли въ Никею съ уверенностью въ победе, расчитывали при помощи собора поднять выше свой богословский авторитетъ въ церкви;—вместо же этого были осуждены, какъ еретики, лишились кафедръ и подверглись изгнанию. Самое возвращение ихъ изъ ссылки могло совершиться лишь подъ условиемъ отречения ихъ отъ прежнихъ строго арианскихъ воззрений, следователыю, ценой некоторой нравственной измены своимъ убеждениямъ, моральной жертвой противникамъ, которая редко прощается и забывается. Съ начавшейся реакцией никейскому собору ихъ связывали, такимъ образомъ, не одни только теоретическия богословския воззрения, но и более жизненные практические расчеты. Только это усилившееся среди восточныхъ епископовъ недовольство никейскимъ вероопределениемъ и его защитниками давало возможность имъ оправиться отъ понесенныхъ после ообора материальныхъ лишений и нравственнаго поражения и отмстить противникамъ. Поэтому, Евсевий и Феогнисъ лишь только успели завять свои прежния кафедры, тотчасъ же приняли живое участие въ развитии антиникейскихъ движений; они стали въ главе оппозиции собору, сплотили около себя все недовольные элементы и въ борьбе съ никейцами перешли отъ словъ къ делу. Прежде всего они постарались возстановить свое пошатнувшееся значение въ глазахъ двора. Евсевий приходился родственникомъ императорской фамилии и при дворе имелъ людей, готовыхъ содействовать его интересамъ. Близкия отношения его къ Лицинию, управлявшему восточной половиной империи до 323–го года и часто враждовавшаго съ Константиномъ, навлекли на Евсевия подозрительность последняго. Какъ видно изъ грамоты, посланной Константиномъ къ никомидийцамъ, и самая ссылка Евсевия за арианство была отчасти результатомъ этой политической подозрительности . Но покорность, обнаруженная никомидийскимъ епископомъ въ ссылке, и его раскаяние въ целяхъ примирения съ церковью глубоко тронули Константина. |
| Но если серьезно разобрать этот предмет: то, нам кажется, придется остановиться на таком заключении, что арианское понимание представляло поверхностное и отсталое отношение к вопросу о сущности Божественной жизни и отношениях ее к жизни тварной, поверхностное и отсталое не только сравнительно с богословием православным, но и сравнительно с предшествовавшими арианству сектантскими доктринами. Об этом яснее скажем далее. Далее автор говорит о том, что «арианская партия распадалась на соборе на две неравные по числу представителей группы или фракции. Эти группы: строго арианская и полуарианская. Одна из них верно держалась характеристических принципов, отличавших вообще партию арианскую; другая усвоила себе эти принципы в большей или меньшей степени, но далеко не всецело. Первая группа была малочисленна, потому что она в своих воззрениях была слишком смела и притязательна. Вторая группа была более многочисленна, потому что она держалась золотой середины между партией поборников церковной веры и группой богословов, пропитанных арианским рационализмом. Представителем первой партии был Евсевий никомидийский, представителей второй – Евсевий кесарийский (стр. 7–9)». И это все также с одной стороны слишком самоуверенно и развязно, с другой не довольно определенно. Если бы автор потрудился яснее раскрыть, что такое было полуарианство; он, вероятно, затруднился бы сказать, что оно когда-либо составляло строго обособленную и определенную в своих воззрениях богословскую партию. Если бы автор потрудился привести на память, какие были споры в церковной литературе о богословских воззрениях Евсевия кесарийского , он также вероятно затруднился бы придавать слишком определенный характер этим воззрениям и самим себе, а не то, что уже представлять их характеристическим выражением целой догматической фракции, имевшей будто свои определенные мнения, с которыми она и явилась на никейском соборе… В самом деле, что такое было полуарианство? Оно не имело никакого определенного характера, никаких определенных воззрений; по временам оно сближалось то с православием, то с настоящим арианством, в рядах его появлялись и строгие ариане, и люди средних убеждений, и настоящие православные – по недоразумениям или по каким-либо вовсе недогматическим мотивам пристававшие к этой партии… Таким полуарианство было всегда; таким оно было во время наибольшего влияния своего при императоре Констанцие. |
| Замечательно далее мнение Евсевия о том, что первое упоминание о будущей загробной жизни сделано у иудеев Давидом и что Моисей не сказал об этом ни слова ( Μωσως μηδν τοιοτον παραθεθωκοτς). 775 Евсевий думает, что в числе тех, которые воссстали из гробов вместе со Спасителем, был и Давид, предвидевший это событие 776 . Тела мертвых грешников, по мнению Евсевия, истлевают и никогда не воскреснут, как тела святых 777 . Вопреки общераспространенному мнению, что в 1-ме стихе 1-й главы книги Бытия у Моисея находится указание на духовный мир – ангелов, Евсевий утверждает, что Моисей даже и намеком не говорит ничего о высших и невидимых силах 778 . Из сказанного нами об Евсевие как учителе веры видно, что он в этом отношении не был замечательным человеком. Эта скудость оригинальных взглядов в рассмотрении христианского вероучения объясняется у Евсевия его не глубоким умом и его консерватизмом, который часто мешает и сильному уму отличиться на поприще мысли. Он не создал и не мог создать своей собственной догматической системы, как сделал Ориген , и вообще догматические его сочинения можно признать самыми слабыми из всех произведений его ума. Этим мы и заканчиваем свое исследование об Евсевие. Правда, мы не рассматривали его апологетических творений, которые занимают довольно много места в издании его сочинений; но это, как мы думаем, было бы и совершенно лишним, после того как апологетическая деятельность Евсевия обстоятельно изображена в сочинений г. Цветкова «Обзор апологетических трудов восточных отцев и учителей церкви в IV и V веках» (Творения св. отцев 1873, кн. 2), к которому мы и отсылаем желающих познакомиться с апологетическими сочинениями Евсевия. 4 Некоторые (напр. Dahne в Encyclopedie von Ersch und Gruber Section I Band 39 S. 179) говорят против этого, что в таком случае смерть Евсевия нужно отнести на десятый десяток его жизни. Но нам кажется, что это возражение не имеет силы: разве люди не доживают иногда до ста лет? 5 Арий в своем письме к Евсевию Никомидийскому называет Евсевия Кесарийскаго братом перваго (Феодорита церк. ист. I, 5) и притом называет так только его одного, хотя в этом же месте перечисляет и других епископов. Видет в этом наименовании указание на родство обоих Евсеев не препятствует и то обстоятельство, что Никомидийский называет Кесарийскаго (ibid. гл. 6) «своим владыкою, потому что δεσπστης был обычный титул епископов. 11 Сократа Церк. ист. III, 7. Некоторые из древних писателей в этом прозвания Евсевия видели указание на то, что Евсевий был его сыном, так как такая форма выражения употребляется для означения сыновства. Но не говоря уже о том, что эта форма в Св. Писании и у классиков указывает также на братския и дружеския отношения (напр. Ιοδας το Ιακβου, Pylas Orestis.), сам Евсевий нигде и намека не дает на свое родство с Памфилом. |
| Подобного рода лжеучения, появлявшиеся в среде сторонников никейского вероисповедания, естественно, ставили в выгодное положение ариан, давали им сильное оружие против православного учения о единосущии Сына Божия с Отцом и способствовали распространению и дальнейшему развитию их еретической системы. Но неопределенная сама в себе и затемненная различными диалектическими тонкостями система Ария давала широкое место различному пониманию и всевозможным ее толкованиям. Это обстоятельство послужило основанием к возникновению в среде ариан разногласий, и ересь арианская распалась на партии, далеко расходившиеся между собой в понимании природы и отношения Сына Божия к Отцу. Весьма многие из ариан, не соглашаясь признать, вместе с православными, Сына Божия единосущным ( μοοσιος) Отцу, в то же время отвергали и учение Ария о тварности Логоса, как учение противное сущности христианства. Они признавали Его только «подобосущным» ( μοοσιος) высочайшему Божеству. Это была партия так называемых «омиусиан» или «полуариан». Во главе ее, но крайней мере в самом начале, стояли Евсевий Никомидийский и известный церковный историк – Евсевий Кесарийский 32 . Последний из них хотя и подписал никейский символ, но понимал его своеобразно и выступил сторонником партии, оспаривавшей учение св. Афанасия. С одной стороны, он отвергал арианское учение о творении Сына Божия из ничего и во времени: Логос, по его представлению, есть Бог от Бога, рожденный из существа Отца; но, с другой стороны, он не хотел признать и того, что Сын Божий единосущен Отцу: но его мнению, Он – существо, посредствующее между Богом и миром; Он -только образ Божий и подобен Ему 33 . Отсюда – аналогия света и луча, так часто выставляемая св. Афанасием для уяснения теснейшего и нераздельного бытия Сына Божия с Отцом, с точки зрения Евсевия, в данном случае не применима 34 . Отец -говорил он – обладает совершеннейшей полнотой и есть высочайший Бог и без Сына, хотя православные отцы совершенно справедливо возражали ему, что Отец таков именно потому, что имеет Сына и отношение к Сыну заключает в своем существе. |
| Но истина представляет его непостоянным в образе мыслей, бросающимся то в ту, то в другую сторону, смотря по обстоятельствам. Он умер вскоре после великого Константина, оставив преемником себе на Кесарийском престоле ученика своего Акакия, мужа отличного, но в разных сочинениях своих слишком уже преданного арианам, по привязанности своей к учителю. В том же году Савор, царь Персидский, желая покорить Нисив, явился с войском в Месопотамию, осадил этот город шестьдесят три дня и, не могши взять, удалился. Иаков, епископ Нисивийский, отличный делами благочестия, молитвами своими совершил то, что персы потеряли всякую надежду на покорение города, и потому они, словно гонимые духом молитв его, вдруг отступили и возвратясь в свою сторону, нашли воздаяние за нечестие свое, именно, голод и мор. Что до кесаря Далмация, то он, вскоре по кончине великого Константина, убит был воинами; хотя Констанций не приказывал сего убийства, но и не противился ему. л. м. 5830, Р. Х. 330. В сем году, по умерщвлении юного Далмация воинами, ту же участь должны были испытать Галл и Юлиан, дети Констанция, брата Константина Великого . Но Галла спасла болезнь, Юлиана же детство, потому что ему тогда было только восемь лет. Констанций первоначально принимал единосущного, но после того отложился, сколько по легкомыслию, столько же и по обольщению арианского священника, далее Евсевия, начальника евнухов, Евсевия Никомидийского и единомышленных с ними. л. м. 5831, Р. Х. 331. В сем году Константин, сын Великого Константина, вторгся в пределы Константа, брата своего, и вступив в сражение, был убит воинами, после чего Констант остался единственным властителем всего Запада. Констанций же, царствуя на Востоке, отдал Галла и Юлиана в учение в городок, называемый Демакелли, близ Кесарии Каппадокийской. Эти два брата сделались чтецами и пожелали воздвигнуть храм св. мученику Мамонту. Но где надлежало строить Юлиану, там земля не позволяла; и он остригши волосы, притворно принял на себя образ иноческий. Констанций и Констант издали закон, которым запрещалось иудею покупать раба, в противном случае купленный раб отбирался в общественную пользу, если же иудей, осмеливался обрезать раба, то подвергался казни мечом, а имение его отбиралось в казну. л. м. 5832, Р. Х. 332. В сем году Констанций построил Амиду, укрепив ее твердыми стенами, равно как и город, лежащий в семистах стадий от Амиды на юг и называвшийся прежде градом Антония, а теперь переименованный царем по своему имени. л. м. 5833, Р. Х. 333. |
| В 328 г. епископы Евсевий и Феогний вернулись на свои кафедры в Никомидии и Никее, а Арий жил в Никомидии и К-поле и до своей смерти в 336 г. фактически находился «в распоряжении» К. ( Athanas. Alex. De morte Arii; Rufin. Hist. eccl. X12; Philost. Hist. eccl. II 1, 7; Socr. Schol. Hist. eccl. I 14, 23, 25-26; Sozom. Hist. eccl. II 16, 27; Theoph. Chron. P. 29-30). С этого времени постепенно увеличивалось влияние на политику К. партии, возглавляемой этими придворными епископами, к-рые полностью приняли принципы и цели К., его идею единства Церкви как первостепенного фактора в укреплении ее общественного статуса. При этом те церковные силы, к-рые высказывали недовольство реабилитацией сосланных, теперь воспринимались императором как нарушители спокойствия. Богословские аргументы противников Ария более не воспринимались всерьез, коль скоро реабилитированные подписали все формально необходимые документы, а обвинения в притворстве ариан доказать было невозможно. Все церковные, соборные и судебные мероприятия до 337 г. формально касались лишь дисциплинарных вопросов либо личных конфликтов внутри епископата, клира и общин, но официально не касались вероучения. Никейский Символ веры, утвержденный всеми, оставался главным документом, определявшим суть церковного учения и единство Церкви (ср.: Jones A. 1948. P. 172). Ни еп. Евсевий Никомидийский, ни даже Арий не покушались на пересмотр Символа веры открыто, хотя, вероятно, были недовольны им лично. Это была именно та позиция, к-рой требовал от Церкви К., настаивавший на второстепенности разногласий по сравнению с общецерковными интересами (ср. послание к еп. Александру и Арию: Euseb. Vita Const. II 63-73; Socr. Schol. Hist. eccl. I 7; Gelas. Cyzic. Hist. eccl. II 4; ДВС. Т. 1. С. 29-32). Поэтому достоверно установить, какую именно и насколько важную роль в событиях этих лет играл богословский фактор, крайне сложно, поскольку все источники, настаивающие на вероучительной подоплеке внутрицерковной борьбы, созданы заинтересованными сторонами (свт. |
|
|
