Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
| Церковно-политическая полемика За свои взгляды Арий и два других епископа из его родного города Кирены были отлучены от церкви епископом Александром. В отместку Арий написал письма с призывом к другим епископам, в частности Евсевию, епископу Никомедийскому, который, как и Арий, был выпускником школы Лукиана в Антиохии (ср. Socrates Hist Ecclest 1.15; Schaff 1885f:45). Он также обратился к Евсевию, весьма уважаемому епископу Кесарии, который был в дружеских отношениях с императором. Переход Евсевия Никомидийского на сторону Ария привел к началу борьбы епископов за влияние. Александр написал восточным епископам, выражая беспокойство по поводу посягательства на его епархию. В письме епископу Византийскому он настаивал на том, что сочувствовать Арию означает «разрывать бесшовные ризы Христа, чего не смели делать даже солдаты» (Behr 2004: 64). Это было сказано в контексте обсуждения раздоров, разжигаемых арианской полемикой. В современном ревизионистском подходе к прочтению Евсевия полемика Ария обычно связывается с конфликтом школ Лукиана и Оригена (Ferguson 2005:24). Евсевий (из Кесарии) был связан со школой Оригена, находившейся в Кесарии, поэтому он вполне мог быть предвзят. В качестве доказательства этой теории можно привести тот факт, что Евсевий в ряде случаев исключал упоминание о Мефодии Олимпийском, что могло быть вызвано его (Мефодия) «враждебном отношением» к Оригену. Подробнее об этом можно почитать у Епифания Кипрского (Pan Haer 62.14-64.19; Ferguson 2005:24; Williams 2009:130–134; ср. Carriker 2003). Такая версия подтверждает существование особой политико-церковной касты. Доказательством этого может послужить тот факт, что в этой полемике Евсевий Кесарийский и Евсевий Никомедийский оказались по разные стороны баррикад: они оба были влиятельными людьми, однако если первый был противником арианства и основывался на учении Оригена, то второй, будучи выпускником Антиохийской школы, поддерживал арианство (Philostorgius EH 2.14; Amidon 2007: 30; Fergusson 2005:68-70). |
| И до насъ сохранилось одно, впрочемъ, недостаточно ясное, известие, изъ которыхъ видно, что эта надежда не была тщетной. Въ письме противъ Феогниса и Евсевия, написанномъ уже после никейскаго собора, Константинъ называетъ никомидийскаго епископа союзникомъ тиранской (т. — е. Лициниевой) жестокости и жалуется на оскорбления, лично императоромъ полученные отъ него. «Онъ, — пишетъ здесь Константинъ ο Евсевии, — даже подсылалъ ко мне соглядатаевъ и подавалъ тирану чуть не вооруженную помощь» . Обенью 323 года Константинъ победилъ Лициния и сделался единодержавнымъ правителемъ всей римской империи. Тотчасъ же после победы онъ отправился на Востокъ, которато онъ не посещалъ съ техъ поръ, какъ, опасаясь преследований Галерия, тайно убежалъ изъ никомидийскаго дворца. Константинъ шелъ сюда, окруженный славой и съ широкими политическими планамн. Возстановивъ внешнее единство римской империи, онъ хотелъ теперь приступить къ внутреннимъ ея преобразованиямъ, намеренъ былъ все государство перестроить заново, на лучшихъ и более твердыхъ началахъ. Въ этихъ своихъ реформаторскихъ планахъ Константинъ первое место отводилъ христианской церкви. Подобно большинству выдающихся политическихъ умовъ древности. Константинъ былъ убежденъ, что политическое единство не отделимо отъ единства религиознаго, и достижение такого религиознаго объединения своихъ подданныхъ ставилъ для себя жизненной задачей. «Привожу въ свидетели Самого Бога—исповедуется императоръ въ одномъ изъ своихъ многочисленныхъ писемъ, — что две причины побуждали меня къ совершению предпринятыхъ мною делъ; во–первыхъ, я сильно желалъ учение всехъ народовъ ο Божестве соединить въ одинъ общий строй; я понималъ, что если бы, согласно моимъ задушевнымъ желаниямъ, я установилъ общее согласие въ мысляхъ между всеми почитателями Бога, то это принесетъ пользу и управлению государственному, давъ ему изменение·, соответствующее благочестивому расположению всехъ». Отказавшись отъ язычества и ставши во главе христианскаго общества, Константинъ въ церкви христианской нашелъ тутъ институтъ, который долженъ обезпечить будущее религиозное единство и стать залогомъ могущества и преуспеяния империи. |
| Письмо Евсевия, епископа никомидийского, к Павлину, епископу тирскому «Владыке своему Павлину Евсевий желает здравия о Господе». Ни ревность владыки моего Евсевия касательно истинного учения, ни твое, владыка, в том же деле молчание не остались в неизвестности, но дошли и до нас. И мы, как и должно быть, о владыке нашем Евсевии радовались, а о тебе печалимся, полагая, что молчание такого мужа для нас потеря. Ты знаешь, что мужу мудрому передумывать чужое и молчать об истине неприлично. Посему умоляю тебя, возбуди в своем духе мыслительность и начни писать об этом, чем доставишь пользу и себе, и своим слушателям, особенно если захочешь излагать свои мысли, следуя порядку Писания и указаниям его изречений и смысла. Так, например, владыка, мы никогда не слыхали о двух существах нерожденных, никогда не учились и не веруем, будто одно разделяется на два или обнаруживает нечто свойственное телесности. Мы веруем в одно нерожденное, в другое же, истинно происшедшее, – и не из сущности его, поскольку естеству нерожденного оно вовсе не причастно и имеет бытие не из его сущности, но по природе и силе совершенно отличное, созданное по совершенному подобию свойства и силы создавшего, так что начало его не может быть не только выражено словом, но и понято мыслию, и понять это не в состоянии не только люди, но и все существа выше людей. И это говорим мы не по собственным умствованиям, этому научились из Писания. Мы знаем, что он сотворен, основан и рожден сущностию, неизменяемою и неизреченною природою по подобию создавшего его, как и сам Господь говорит: Бог «созда мя начало пут е й своих ..., и прежде век основа мя, ... прежде же всех холмов раждает мя» ( Притч 8.22–23, 25 ). Когда бы он был из него, то есть от него, как часть, или истечение его существа, то не назывался бы ни сотворенным, ни основанным. Это, поистине, ты и сам знаешь, господин, ибо что произошло из нерожденного, то не могло бы быть сотворено или основано ни другим, ни им самим, но существовало бы нерожденным искони. |
| И до нас сохранилось одно, впрочем, недостаточно ясное, известие, из которых видно, что эта надежда не была тщетной. В письме против Феогниса и Евсевия, написанном уже после никейского собора, Константин называет никомидийского епископа союзником тиранской (т.е. Лициниевой) жестокости и жалуется на оскорбления, лично императором полученный от него. «Он, – пишет здесь Константин о Евсевии, – даже подсылал ко мне соглядатаев и подавал тирану чуть не вооруженную помощь» 813 . Осенью 323 года Константин победил Лициния и сделался единодержавным правителем всей римской империи. Тот час же после победы он отправился на Восток, которого он не посещал с тех пор, как, опасаясь преследований Галерия, тайно убежал из никомидийского дворца. Константин шел сюда, окруженный славой и с широкими политическими планами. Восстановив внешнее единство римской империи, он хотел теперь приступить к внутренним ее преобразованиям, намерен быль все государство перестроить заново, на лучших и более твердых началах. В этих своих реформаторских планах Константин первое место отводил христианской церкви. Подобно большинству выдающихся политических умов древности. Константин был убежден, что политическое единство не отделимо от единства религиозного, и достижение такого религиозного объединения своих подданных ставил для себя жизненной задачей. «Привожу в свидетели Самого Бога-исповедуется император в одном из своих многочисленных писем, – что две причины побуждали меня к совершению предпринятых мною дел; во-первых, я сильно желал учение всех народов о Божестве соединить в один общий строй; я понимал, что если бы, согласно моим задушевным желаниям, я установил общее согласие в мыслях между всеми почитателями Бога, то это принесет пользу и управлению государственному, дав ему изменение, соответствующее благочестивому расположению всех» 814 . Отказавшись от язычества и ставши во главе христианского общества, Константин в церкви христианской нашел тот институт, который должен обеспечить будущее религиозное единство и стать залогом могущества и преуспеяния империи. |
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
| В самом деле, наиболее позорными представителями разлагающих влияний константиновской эпохи считаются те епископы, в которых придворный берет верх над предстоятелем церкви, которые за императорскую благосклонность готовы жертвовать и достоинством своего сана и догматическими убеждениями. Таков был, по общему верованию ученых этого лагеря, Евсевий кесарийский . Однако Константин ли создал этого рода тип епископа? Справка с хронологией показывает нам, что Евсевий родился, вероятно, между 253–259 г., что 313-й год застает его зрелым 54-летним мужем и, вероятно, даже епископом кесарийским. Следовательно, ко времени Константина это был уже вполне сложившийся и нравственно окрепший характер, который должен был бы противостоять разлагающим влияниям нового царствования. Другой епископ того же типа – Евсевий никомидийский, был, вероятно, сверстником Евсевия кесарийского : к 320 г. он успел уже переменить виритскую кафедру на никомидийскую. Следовательно, и этот епископ-полупридворный воспитался под всеми благотворными влияниями церкви свободной, не преклонявшей своего колена перед Ваалом цезаропапизма, – церкви мучеников диоклетиановской эпохи.– Словом, хронология говорит нам, что царствование Константина было не настолько продолжительным, чтобы в это время могли занять первенствующую роль в церкви лица, воспитавшиеся под новыми влияниями: разве лишь Урсакий и Валент, игравшие такую позорную роль при Константине, нравственно возросли при новых условиях церковной жизни. Все другие церковные деятели, с которыми вступал в отношения Константин, принадлежат по воспитанию предшествующему периоду и обязаны своим положением свободному выбору верующих, незатронутых влияниями нарождающегося византинизма. А если мы припомним кое-какие подробности из жизни последних десятилетий этого периода, то увидим, что современники Константина действуют в том же направлении, в каком действовали бы их предшественники, которых смело диоклетианово гонение. Люди эпохи Константина слишком высоко ценят свой союз с императором; но не низко ценил его, например, и епископ Феона, дававший известную инструкцию оберкамергеру Диоклетиана 1 . Епископат времени Константина считает в своих рядах лиц недостойных. Как узнаем из Евсевия, и епископы времени Диоклетиана далеко не все были лучезарными светилами религиозного и нравственного; и их деяния были таковы, что нуждались в прикрывающем молчании нашего историка. |
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
| По Лактанцию, казнь вышеупомянутых совершилась после того, как произошел двукратный пожар в Никомидийском дворце. А мы уже знаем, что эти пожары рассматривались Диоклетианом как проявление восстания со стороны христиан, недовольных первым указом этого императора. Если смотреть на мученическую смерть названных лиц в связи с рассказом о пожарах в Никомидийском дворце, а это совершенно необходимо, принимая во внимание сказание то открывается, что Петр, Горгоний, Дорофей и прочие с ними были подвергнуты пыткам и смерти императором потому, что на них ближе всего падало подозрение в поджоге дворца: придворным христианам легче всего было совершить подобное преступление, — как, по крайней мере, могло представляться Диоклетиану. Значит, смерть названных лиц была смертью не за религию, а вследствие политических подозрений, и значит казнью их император не нарушал пределов своего первого указа, хотя они и остаются в глазах историка истинными христианскими мучениками. Лактанций в доказательство беззаконной тирании Диоклетиана в Никомидии ссылается в особенности на то, что император после первого указа заставил приносить жертву своих домашних — супругу Приску и дочь но это опять нельзя рассматривать как факт насилия над христианской совестью, чем нарушался бы первый указ, ибо ниоткуда не видно, что они были действительными христианками. Замечательнейшим мучеником за исповедание христианства по издании первого указа был, по Евсевию, никомидийский епископ но есть все основания утверждать, что Евсевий в этом случае впадает в грубую ошибку. Анфим мученически умер, во–первых, не по воле Диоклетиана, во–вторых, не в 303 году, а много позднее. Наши основания следующие: Лактанций, который сам жил в Никомидии при открытии гонения не упоминает о мученической смерти Анфима, а это очень важно. Дальше, Евсевий еще и в другом месте своей " Истории " упоминает о мученической кончине Анфима, но в этом случае как на одновременного с Анфимом мученика указывает на пресвитера Лукиана ______________________ Евсевий. |
|
|
