| Свято-Троицкая Сергиева Лавра . План-макет (рисунок Юлии с информацией о храмах, постройках и памятных сооружениях на ее территории//Фома. – Спецвыпуск. 2014/ОПК. – С.62-63. – (раздел « О чем рассказать детям: история »). публикация://Фома. – Спецвыпуск. 2013/Православное Подмосковье. – С.30-31. – ( рубрика «Троице-Сергиева Лавра»). К 700-летию преподобного Сергия Радонежского Наталья Иртенина . Лавра после Преподобного. [ Подборка интересных фактов об истории Троице-Сергиевой Лавры и ее насельников]. Фото Евгения Жиляева, Александра Синякова, Сергея Груздева и фото, предоставленное пресс-службой Патриарха Московского и всея Руси//Фома. – Спецвыпуск. 2014/ОПК. – С.64-67. - – (раздел « О чем рассказать детям: история »). То же публикуется//Фома. - – июль 2014. – С.73-75. – (раздел « Культура »). К 700-летию преподобного Сергия Радонежского Ученики преподобного Сергия, основавшие новые монастыри . [Подборка кратких справочных сведений. Всего 22 имени и 21 монастырь]. Ил.: Карта с указанием места нахождения монастырей, о которых сообщается в подборке//Фома. – Спецвыпуск. 2014/ОПК. – С.68-69. – (раздел « О чем рассказать детям: история »). же публикуется//Фома. - – июль 2014. – С.76-77. – (раздел « Культура »). Наталья Иртенина . Как Россия стала читающей страной. 12 фактов из книжной истории . Фото Виктора Ахломова/ФотоСоюз. Ил.: Глаголица. Надпись на стене Софийского собора в Новгороде; Памятник святителям Кириллу и Мефодию в г. Дмитрове; Надпись на черепках сосуда, найденного в Гнездовском курганном могильнике, и реконструкция сосуда; Князь Владимир Святой (портрет); Ярослав Мудрый (портрет); Деревянные «книги» - церы – и принадлежности для письма; Новгородская грамота 366, условная дата 1360-1380 гг.; Оклад Евангелия боярина Федора Кошки. 1392; Остромирово Евангелие, разворот и лист рукописи; Изборник Святослава. Разворот и миниатюра (групповой портрет семьи Святослава); Зырянская азбука «Анбур»; «Апостол» Ивана Федорова. Переплет; Страница из Острожской азбуки Ивана Федорова. 1578//Фома. – Спецвыпуск. 2014/ОПК. – С.70-75. – (раздел « О чем рассказать детям: история »). |
| В кон. XIV - 1-й четв. XV в., во время пребывания на кафедре святителей Киприана и Фотия , при митрополичьем дворе активизировалось книгописание (прежде всего создание роскошных пергаменных кодексов). Здесь были созданы такие рукописные шедевры (обычно богато иллюминированные миниатюрами и орнаментом в неовизантийском стиле), как Евангелие Хитрово, Евангелие Успенского собора Московского Кремля , Евангелие Федора Кошки , Спасо-Андрониковское Евангелие, Климентьевское Евангелие и др. Наиболее известным московским книгописцем этого времени является диакон (впосл. протодиакон) Спиридоний, написавший в 1393-1394 гг. Евангелие (РНБ. F.n.I.18) для боровского и серпуховского кн. Владимира Андреевича. Участвовал Спиридоний и в написании Евангелия Успенского собора (1-й писец), пергаменного Синодика того же храма (ГИМ. Син. 667) и т. н. Служебника митр. Исидора (Vat. Slav. 14), а во время пребывания в 1397 г. в Киеве со Смоленским еп. Михаилом переписал лицевую Киевскую Псалтирь . В это время создавались и скромные обыденные кодексы, связанные со сменой богослужебного устава со Студийского на Иерусалимский, такие как Триоди Постная и Цветная (ГИМ. Усп. 6-перг. и 7-перг.- Вздорнов. 1980. С. 92). В 10-20-х гг. XV в. был переписан и отредактирован сборник поучений митр. Киевского Фотия («Книга, глаголемая Фотиос»), сохранившийся в черновике (БАН. Тек. пост. 13 - см.: Фотий, митр. Киевский и Всея Руси. Сочинения: Книга, глаголемая Фотиос. М., 2005). При кафедре свт. Киприана велось летописание; очевидно, была составлена Троицкая летопись (сгорела во время московского пожара в 1812), продолженная до 1408 г. и известная по пергаменному списку не ранее 1416 г. Позднее летописание при кафедре (наряду с великокняжеским) становится практически регулярным. Известны греч. рукописи, переписанные в XV в. при митрополичьей кафедре, напр. Анфологион 1408 г. и др. книги, в большинстве своем увезенные ок. 1437 г. в Италию митр. Исидором ( Фонкич. 1977. С. 10-15); часть их, оставшаяся в Москве, вероятно, погибла во время пожара в 1547 г. |
| Первой известной на русской земле работой греческого мастера Феофана стали росписи церкви Спаса на Ильине улице в Новгороде (1378 г., сохранился образ Пантократора в куполе и ряд композиций на хорах), впоследствии он работал в Москве, Нижнем Новгороде Коломне, Переславле Залесском, откуда происходит икона Преображения Господня (ГТГ), которая предположительно принадлежит ему, как и ряд других образов конца XIV – начала XV вв.: Донская икона Божией Матери (с композицией Успения на оборотной стороне – в ГТГ), оформление Евангелия Федора Кошки (РГБ). 1405 годом датируется создание им совместно с преподобным Андреем и Прохором с Городца образов для иконостаса (тогда трехрядного) Благовещенского собора Московского Кремля (ГММК). Характер этого мастера, представителя палеологовской живописи исихастской направленности, которому свойственна напряжённо-экспрессионистическая передача образов, насыщенных динамично расположенными пробелами, выражающими Божественное присутствие в Его Нетварных Энергиях, прекрасно описал Епифаний Премудрый (автор жития преподобного Сергия) в письме к Кириллу Тверскому сс.43–48]. Преподобный Андрей сумел найти совсем иной характер своих икон, как бы изнутри пронизанных образом Нетварного Света. Рублёвской живописи свойственна мягкость и чрезвычайная деликатность цветовых и тональных отношений. Помимо названной работы, совместной с Феофаном и Прохором, ему принадлежат: миниатюры Евангелия Хитрово (рубеж XIV-XV вв. – в РГБ), “Звенигородский чин” (начала столетия – вероятно, для собора Саввино-Сторожевского монастыря – в ГТГ) с сохранившимися образами Спасителя, и деисусных архангела Михаила и св. апостола Павла; иконы и росписи Успенского собора во Владимире, выполненные совместно с Даниилом Чёрным (1408 г.), как и иконостас Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры (1422–1427 гг.). Жемчужиной этой большой работы стала икона Пресвятой Троицы (ГТГ), явившая миру вместо сюжета “Гостеприимство Авраама”, образ Триипостасного Бога, хотя и именуемый по происхождению иконографического типа ”Ветхозаветной Троицей”. |
| Документы почти не сохранили имен мастеров (кроме преподобных Даниила и Андрея Рублёва ), работавших в Москве в период создания Е. Ф. К. по заказу митрополичьего и великокняжеского дворов, но они несомненно входили в число лучших мастеров, как московских, так и греческих. Декорация рукописи вносит существенные коррективы в общую оценку искусства эпохи митр. Фотия, свидетельствуя об интенсивной художественной жизни и активном, хотя и кратковременном, участии в ней выходцев из Византии. Неизвестный мастер мог быть учеником Феофана Грека: оформление рукописи, сделанное им, во многом напоминает репертуар и приемы исполнения инициалов в «главных» московских рукописях кон. XIV - нач. XV в. Сведения о приезде в Москву в 10-х гг. XV в. вслед за митрополитом-греком греч. художников позволяют предположить, что и автор инициалов мог быть греч. происхождения. При этом орнаментация заставок Е. Ф. К. близка к более традиц., т. н. балканскому, типу декора рукописей 1410-1420 гг. (ср. Аникиевское Евангелие - БАН. 34. 7. 3, 10-20-е гг. XV в.). Ранний серебряный позолоченный оклад, один из самых роскошных выполненных мастерами московского круга рубежа XIV и XV вв., сочетает неск. видов техники (литье, чеканка, скань и зернь, эмаль) и является образцом ювелирного творчества этого периода. Центральные изображения в среднике Христа на престоле с предстоящими Богоматерью и свт. Иоанном Златоустом (?), выше - Христа Еммануила в медальоне и ангелов с орудиями Страстей в руках своеобразны по композиции и литургическому замыслу. Представленные ниже в медальонах образы прор. Илии (вариант прочтения - Иоанн Предтеча), вмч. Феодора Тирона (Стратилата?) и мц. Василиссы могут рассматриваться как соименные святые семьи заказчика или вкладчика (что предполагает изготовление частей оклада в разное время). Углы занимают фигуры пишущих евангелистов в многопрофильных киотах-кивориях. Кайма между ними заполнена чередующимися полуфигурами апостолов в киотах и шестокрылов в квадрифолиях. Фон средника украшен сканью и зернью. |
| Рядом с уважением стоит почтение, воздаяние чести. Человеку недостаточно просто проинформировать другого, послать уведомление об уважении по почте или на словах. Нужен знак. Знак необходим там, где человек переживает значительное, значимое событие. Значительное должно быть означено. Если не означено, значит, не значительно. Поэтому так обижаются девушки, которым ухажеры не дарят букетов и тортиков. Если ваши чувства к девушке значительны, они просто обязаны быть означены, подтверждены знаком внимания . Нельзя обойтись фразой: «Но ведь ты и так знаешь, что я тебя люблю, зачем тебе еще это глупое колечко?» Глубина человеческого опыта несводима к информации, нельзя просто проинформировать или уведомить о своей любви к девушке. Настоящая любовь безбрежна и неисчерпаема, поэтому она жаждет разродиться не в знание, информацию, а знак, задача которого указать на глубину, обозначить ее, но не вычерпать до конца. Так обычный торт, обращенный в знак внимания, обретает духовный статус, становится символом глубоких и значительных чувств, вплетается в биографию целого рода, обретает бессмертие, даже растворившись в желудках влюбленных. Цветы, торты, колечки бесполезны, временами разорительны, порой опасны и ведут к ожирению. Но когда мы вступаем в область значительного, другой счет деньгам и времени, другое измерение полезности. Помните «богословский диспут» из истории дяди Федора из Простоквашино? Мама героя вступает в дискуссию с мужем на предмет решительного удаления кота Матроскина из дома: – Что-то у нас кошачьим духом пахнет. Не иначе как дядя Федор кота притащил. – Ну и что! Один кот нам не помешает! – Ну, тебе не помешает, а мне помешает. Ну, ты сам подумай: какая от этого кота польза? – Ну… почему обязательно польза? Какая, например, польза от этой картины на стене? – От этой картины на стене очень большая польза: она дырку на обоях загораживает. – Ну и что… И от кота будет польза! Он мышей ловить может. – А у нас нет мышей. – А мы заведем. Любители кошек прекрасно понимают, что кошки на самом деле бесполезны, как и все подлинно прекрасное в этом мире, и если так уж нужно оправдать их пользу, мы готовы на разведение мышей. Кошка бесполезна, как на самом деле бесполезна картина на стене, но нельзя обойтись без кошки и без картины. |
| Что касается до порядка мест, занимаемых боярами в Думе, то о нем прежде всего можно получить сведения из сношений литовских панов разных с боярами: но этими сведениями нужно пользоваться, однако, с большою осторожностию, ибо паны при отправлении своих послов и грамот сообразовались иногда не с порядком мест, но с особенным значением, особенною приближенностию бояр к государю. В 1552 году литовские паны присылали посла к князю Ивану Михайловичу Шуйскому и боярину и дворецкому Даниле Романовичу Юрьеву, в 1555 – к князю Ивану Михайловичу Шуйскому. В переписке о мире гетмана Ходкевича с московским воеводою в Ливонии, Иваном Петровичем Федоровичем (Челядниным), наивысшею радою московскою называются: боярин и воевода наивысший, наместник владимирский, князь Иван Дмитриевич Бельский; боярин и наместник Великого Новгорода, князь Иван Федорович Мстиславский; боярин и наместник казанский, князь Василий Михайлович Глинский; боярин и наместник тверской, Данило Романович Юрьевича-Захарьина. Между боярами, участвовавшими в соборном совещании 1566 года, не встречаем уже имен князя Василия Глинского и Данилы Романовича: здесь за Бельским и Мстиславским следует Иван Петрович Яковля (Челяднин), потом князь Иван Иванович Пронский, Иван Большой и Иван Меньшой Васильевичи Шереметевы, князь Василий Семенович Серебряного, Никита Романович Юрьев, князь Михайла Иванович Воротынский, Иван Михайлович Воронцов, Михайла Яковлевич Морозов, Василий Михайлович Юрьев, Иван Яковлевич Чоботов, Василий Дмитриевич Данилов, Василий Юрьевич Малый, Семен Васильевич Яковля. Здесь видим представителей старинных московских боярских родов: двоих членов рода Акинфова – Ивана Петровича Челяднина и Ивана Яковлевича Чоботова; четырех членов рода Кошкиных – Никиту Романовича и Василья Михайловича Юрьевых, Ивана Большого и Ивана Меньшого Шереметевых (происходивших от Федора Кошки чрез Константина Александровича Беззубцева); одного Воронцова, одного Морозова; Даниловы вели свой род от князей смоленских, служивших у немцев и потом выехавших к Ивану Калите; что же касается до боярина Малого, то это – потомок известных Траханиотовых, выезжих греков. Шуйских не встречаем в это время между боярами: князь Иван Михайлович умер, князь Петр Иванович погиб в битве с литовцами в 1564 году; а другие члены этой фамилии были еще молоды, и потому встречаем их между дворянами первой статьи, именно князей Ивана Андреевича, знаменитого впоследствии Ивана Петровича и Василия Федоровича. Между этими дворянами первой статьи 61 член некняжеских фамилий и 33 княжеских; из дворян второй статьи 89 членов некняжеских фамилий и только 11 княжеских. Предка знаменитых впоследствии князей Стародубских-Пожарских, князя Ивана Васильевича, встречаем в описываемое время, именно в 1547 году, наместником переяславским. |
| Как бы ни была занятна легенда, реальное родство Романовых наблюдается только с Андрея Кобылы, оставившего пятерых сыновей, из которых лишь один умер бездетным. Эти сыновья наводнили Россию множеством потомков, именовавшихся обычно по прозваниям отцов и постепенно сформировавших ряд видных фамилий. Старший сын Андрея Семен, с характерным прозвищем Жеребец, стал родоначальником Синих, Лодыгиных, Коновницыных, Облязевых, Образцовых и Кокоревых. Второй сын, Александр Андреевич Елка, породил целый выводок Колычевых, Сухово- Кобылиных, Стербеевых, Хлудневых и Неплюевых. Третий сын, Василий Андреевич Ивантей, помер бездетным, а четвертый — Гавриил Андреевич Гавша — положил начало только одному роду — Бобарыкиным. Младший сын, Федор Андреевич Кошкин, по русской традиции особенно порадовал родителей и оставил шестерых детей (включая одну дочь). От него пошли роды Кошкиных, Захарьиных, Яковлевых, Лятских (или Ляцких), Юрьевых-Романовых, Беззубцевых и Шереметевых. Надобно отметить, что женились многочисленные потомки Андрея Кобылы с большим разбором, часто на княжеских и боярских дочерях. Их дочери тоже пользовались изрядным спросом среди знатных фамилий. В результате за пару столетий они породнились чуть не со всей аристократией. Интересующая нас ветвь рода Андрея Кобылы прослеживается просто. У Ивана, старшего сына Федора Кошки, было четыре сына. Младший из них, Захарий, дал своему потомству именование Захарьиных. Его средний сын Юрий оставил потомство по прозванию Захарьины-Юрьевы. Сын Юрия, Роман Захарьин-Юрьев, был отцом царицы Анастасии, первой жены Ивана Грозного, и брата ее Никиты Романовича; с него род стал называться Романовыми. Слава царицы Анастасии, на несколько лет сумевшей вроде бы утишить кровожадный нрав Ивана Грозного, особо возвысила Романовых в глазах истребляемой царем знати. О Никите Романовиче как заступнике перед Грозным поминалось даже в народных песнях. Как он не был изведен царским окружением («паразитами и маньяками», по выражению Курбского) — Бог весть. |
| Закаты загадывают загадку. Задают тот сакраментальный вопрос, на который у британских ученых до сих пор нет ответа. Зачем? Никакая математика тут не помогает. Закаты, водопады, звездное небо, горы и холмы, океаны и озера, кричащие тропики, скромная тундра — почему они нас гипнотизируют? Какой естественный отбор привел к возникновению чувства красоты? Она ж вовсе не спасает мир, вопреки утверждению Федора Михайловича. Она бессмысленна. Смертельно опасные для нас огромные кошки в наших глазах прекрасны, а безобидные мокрицы — уродливы и вызывают отвращение. Отчего? Лев Шестов считал чудом то, что из пшеничного зерна всегда вырастает именно пшеничный колос. Он говорил, что ученые могут объяснить этот примечательный факт, но сделать с ним ничего не могут. Если завтра вдруг из пшеничных зерен начнут вырастать розовые слоны или фиолетовые яблони, ученые ничего с этим не смогут поделать, только объяснить, в каких случаях вырастают слоны, и почему яблони получают такой цвет. Задним числом. Прошло сто лет, и в лабораториях научились клепать химер. Но сшитые на генетическом уровне франкенштейны годны лишь для снижения цен или демонстрации в бродячем цирке. Странно, но никакой помидор с геном лосося не чудеснее обычного помидора. Можно принять всю жизнь как чудо . А можно — как случайность Здесь каждый из нас проводит свою черту мелом. Можно принять всю жизнь как чудо. А можно — как случайность. Разве, скажем, претворение сока винограда в напиток с десятками дивных оттенков — не волшебство? Вопросы риторические. Общего ответа нет, и быть не может. Поэтому наука бессильна. Она изучает общее, а чудо — всегда персонально. Всегда есть адрес. Кто-то расписывается и получает, кто-то говорит: это не мне, ошибка вышла. Наглядно всё показано в «Криминальном чтиве». В той сцене, когда Винсен Вега спорит с Джулсом Уинфилдом о том, что с ними произошло в квартире у Бретта: чудесное спасение или случайность. В персонажей фильма стреляли почти в упор, выпустили всю обойму, но пули их не задели. Так, и что же это было? |
| Святой Георгий Победоносец издревле считался покровителем Москвы. В первопрестольной существовало множество посвященных ему храмов, был и Георгиевский монастырь, ставший первым родовым монастырем дома Романовых. «Егорий каменный на Посаде» Георгиевский монастырь был устроен из древней приходской церкви святого Георгия Победоносца, которая появилась близ двух главных трактов – на Тверь и Дмитров (между Тверской и Большой Дмитровкой) в незапамятные времена. Следы ее теряются в веках. И.М. Снегирев писал о русском обычае ставить Георгиевские церкви на возвышенностях – горках, как, например, Красная на Моховой или Псковская на Варварке. На такой же безымянной горке стоял и «Егорий каменный на Посаде», упоминающийся в 1462 году в духовой грамоте великого князя Василия II Темного. А летопись впервые упоминает о Георгиевском храме в повествовании о великом пожаре 28 июля 1493 года, занявшемся на Арбате и выкосившем весь посад – тогда же впервые упоминается и имя Арбат. Красная площадь – младше Георгиевского храма, ибо она появилась только после этого пожара, когда великий князь Иван III запретил горожанам селиться рядом с кремлевской стеной и отнес посад восточнее, чтобы более не подвергать огненной опасности ни Кремль, ни жилища москвичей. Георгиевская церковь была свидетельницей всех этих событий. В те далекие времена она стояла рядом с домом знаменитого Федора Андреевича Кошки, любимого боярина Дмитрия Донского и родоначальника династии Захарьиных–Юрьевых–Романовых. Возможно, она была родовым храмом «ранних» Романовых, а может быть, даже была устроена кем-то из них. Есть мнение, что после смерти боярина Федора Кошки его вдова и основала при церкви святого Георгия монастырь в память о муже. Другая, традиционная, версия гласит, что Георгиевская обитель появилась позднее, в первой половине XVI века, когда родовым имением владел правнук боярина Кошки воевода Юрий Захарьевич Кошкин–Захарьин, дед первой жены Ивана Грозного, Анастасии Романовны. (Как известно, Юрий – один из русских вариантов имени Георгий). Он-то и восстановил Георгиевскую церковь из пепелища и долгое время был ее прихожанином, а после смерти боярина в 1505 году его дочь Феодосия Юрьевна на помин души почившего родителя основала при церкви Георгиевский монастырь по его именинам и «в честь святого царей поборника и дев защитника». Ходила легенда, что сей монастырь Феодосия устроила в честь бракосочетания царя Ивана Васильевича Грозного с ее племянницей Анастасией Романовной. Однако монастырь упоминается задолго до того – в 1523 году в грамоте отца Ивана Грозного великого князя Василия III. Феодосия сама отобрала в него первых инокинь – «сорок благочестивых дев, отрекшихся от прелестей мира», сама подвизалась с ними в молитве и посте и была упокоена в обители, которой суждено было стать, по выражению Снегирева, «рассадником благословенного дома Романовых». |
| Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца; а вы знаете, что никакой человекоубийца не имеет жизни вечной, в нем пребывающей. 1 Ин. 3,15 МОСКОВСКИЙ ГЕОРГИЕВСКИЙ МОНАСТЫРЬ Статья из энциклопедии " Древо " : drevo-info.ru Один из храмов бывш. Московского Георгиевского монастыря Московский Георгиевский монастырь (недейств) «Егорий каменный на Посаде» стал первым родовым монастырем дома Романовых. Он был устроен из древней приходской церкви святого Георгия Победоносца, которая появилась близ двух главных трактов – на Тверь и Дмитров (между Тверской и Большой Дмитровкой) в незапамятные времена. И.М. Снегирев писал о русском обычае ставить Георгиевские церкви на возвышенностях – горках, как, например, Красная на Моховой или Псковская на Варварке. На такой же безымянной горке стоял и «Егорий каменный на Посаде», упоминающийся в 1462 году в духовой грамоте великого князя Василия II Темного . А летопись впервые упоминает о Георгиевском храме в повествовании о великом пожаре 28 июля 1493 года, занявшемся на Арбате и выкосившем весь посад. Георгиевская церковь в те далекие времена стояла рядом с домом знаменитого Федора Андреевича Кошки, любимого боярина Дмитрия Донского и родоначальника династии Захарьиных-Юрьевых-Романовых. Есть мнение, что после смерти боярина Федора Кошки его вдова и основала при церкви святого Георгия монастырь в память о муже. Другая, традиционная, версия гласит, что Георгиевская обитель появилась позднее, в первой половине XVI века, когда родовым имением владел правнук боярина Кошки воевода Юрий Захарьевич Кошкин–Захарьин, дед первой жены Ивана Грозного, Анастасии Романовны. Он-то и восстановил Георгиевскую церковь из пепелища и долгое время был ее прихожанином, а после смерти боярина в 1505 году его дочь Феодосия Юрьевна на помин души почившего родителя основала при церкви Георгиевский монастырь по его именинам и «в честь святого царей поборника и дев защитника». Ходила легенда, что сей монастырь Феодосия устроила в честь бракосочетания царя Ивана Васильевича Грозного с ее племянницей, Анастасией Романовной. Однако монастырь упоминается задолго до того – в 1523 году в грамоте отца Ивана Грозного великого князя Василия III . Феодосия сама отобрала в него первых инокинь – «сорок благочестивых дев, отрекшихся от прелестей мира», сама подвизалась с ними в молитве и посте и была упокоена в обители, которой суждено было стать, по выражению Снегирева, «рассадником благословенного дома Романовых». |
|
|
