| Уверения свои они подтверждали большей частью фактами» (II, 4). Иначе сказать, уже здесь Геродот дает видеть свое религиозное миросозерцание, как политеистическое, с системой двенадцати главных божеств в центре его; уже здесь делает попытку исторически проследить происхождение и этой системы, бывшей, очевидно, в его время уже признанной в Греции 20 , и внешнего богопочтения, имеющего свое выражение в алтарях, храмах и других символах 21 , имевших также немаловажное значение в глазах всякого грека. Еще обстоятельнее излагает Геродот свое религиозное миросозерцание вообще и вчастности учение о Божестве с точки зрения своих соплеменников в дальнейших главах той же II -й книги своей истории, особенно же начиная с 50-й главы. «Из Египта, – говорит он здесь, – перешли в Елладу имена почти всех божеств. Что они заимствованы от варваров, это я знаю наверное, из расспросов, и мне кажется, что скорее всего имена эти перешли из Египта. Действительно, за исключением Посидона и Диоскуров, о чем сказано было выше 22 , а также Геры, Гестии, Фемиды, Харит и Нереид, имена всех остальных божеств искони и всегда были туземными у Египтян. Я говорю это со слов самих Египтян. Те божества, имен которых Египтяне, по их собственным словам, не знают, названы, как мне кажется, Пеласгами, кроме впрочем Посидона; это последнее Божество Еллины узнали от Ливиян, потому что никакой другой народ, кроме Ливиян, не имел имени Посидона издревле, а Ливияне искони неизменно чтут это Божество. Почитания героев у Египтян нет вовсе» (II, 50). За тем: «Первоначально Пеласги совершали всякие священнодействия и молились богам, как мне рассказывали в Додоне, не называя по имени ни одного из богов, потому что никаких имен они и не знали; богов, ϑεο, назвали так вследствие того, что все предметы поставлены (ϑντες) ими в порядок, и все распределение их боги имели в своей власти. Только много времени спустя Пеласги узнали имена богов, перешедшие из Египта, а Диониса узнали лишь гораздо позже. Впоследствии Пеласги вопрошали оракула в Додоне относительно имен; прорицалище это считается древнейшим из всех еллинских оракулов, и в то время это был единственный оракул. |
| Но таким греком в Москве был только один иверский архимандрит Дионисий, другого лица из греков с такими качествами в тогдашней Москве не было. Что сочинение написано до собора 1667 года, об этом имеются ясные указания в самом сочинении. Сочинение Дионисия распадается на четыре главы, причем каждая глава подразделена на несколько статей. Первая глава, носящая надписание «о аллилуи», после небольшого вступления и предисловия, подразделяется на восемь небольших статей, обозначенных на поле цифрами. Вторая глава, имеющая надписание: «о честном кресте», подразделяется на двенадцать статей. Третья глава надписывается: «о четвероконечном кресте, иже именуют крыжем» и подразделяется на семь статей. Четвертая глава, имеющая надписание: «о Иисусове молитве», подразделяется на две статьи. Мною, при издании сочинения Дионисия в 1888 году, было сделано и напечатано (Прав. Обозр. 1888 г. 7) дословное сличение третьей главы соборных деяний 1667 года с текстом моей рукописи. Из этого сличения оказалось, что третья глава соборных постановлений 1667 года, подробно трактующая о правильности троения, а не двоевия аллилуии, с ссылкой на разные доказательства в пользу именно троения: что правильное сложение перстов для крестного знамения есть только троеперстное, a никак не двоеперстное, как содержащее в себе будто бы еретическое учение, – есть только простая дословная выписка из сочинения архимандрита Дионисия, иногда сделанная с некоторыми сокращениями. Значит, сочинение архимандрита Дионисия не только было под руками присутствовавших на соборе восточных патриархов, но они составляя те или другие свои определения о русском старообрядчестве, прямо делали из него дословные выписки, т.е. в своих соборных суждениях о русском старообрядчестве они всецело шли за архимандритом Дионисием, повторяли только то, что он им говорил и писал. В виду такой исключительной важности сочинения грека Дионисия для уяснения истинного характера постановлений собора 1667 года о русском старообрядчестве, я печатаю вновь это сочинение в приложении, так как впервые мною напечатанное в 1888 году в журнале «Православное Обозрение», оно осталось совершенно незамеченным. |
| Народное суеверие пробуждается даже при знаках телодвижений. Если уставить против кого-нибудь руку с простертыми кверху перстами, этот, боясь очарования, воскликнет: « Не околдуй меня! » Не имеет ли это какого-либо отношения к трогательной жалобе одного из пастухов у Вергилия: Nescio, quis teneros fascinat agnos. Пять пальцев служат равным образом выражением презрения, неучтивости и даже обиды. Произнося число пять, обыкновенно просят извинения, ибо оно почитается неприличным между людьми хорошего общества и зловещим: оно выражает нечто неопределенное, отвергнутое каббалистиками. Опасно также заводить речь о рогах, которых даже самое имя произносить избегают. Тщетно стали бы вы доказывать туркам, что рог есть эмблема силы, — жидам, что Моисей, сходя с горы Синайской, явился с рогами на челе, — грекам, что Священное Писание концы креста называет рогами креста: одно уже имя почитается обидою между народами Востока. Магометанин обойдет рога, разбросанные на дороге, и всячески остережется наступить на них; грек с ужасом отскочит, увидев перед собой улитку, жид плюнет себе за пазуху, встретив где-нибудь ветвистую красу оленя; слово же кератас (рогатый) почитается оскорблением самым жестоким, какое только нанести можно человеку. Бесславие падает на жену и детей обиженного; ругательные порицания именами подделывателя бумаг, вора, убийцы почитаются безделицей в сравнении с словом «рогатый». Имя зайца (таушан), которое турки дают жителям островов Архипелажских, столько же им ненавистно, как и древним гражданам Региума, которых Дионисий Тиран принудил изображать сие животное на монетах города, в знак их трусости. Сновидения, занимая второе место после магии знаков и слов, имеют большую значительность; и сон, вместо того, чтобы служить отдыхом после движений, бывает виною многих беспокойств для пламенной головы грека. Привиделся ли медведь, осел и проч. — несомнительный знак, что то был злой дух, что он покушался или дать какой-нибудь вредный совет, или навести на гибельное предприятие, подобно тому, как дурной сон представился некогда Агамемнону, и вот причина раздора в семействах. Напротив того, турок есть эмблема гения доброго! Река, вода чистая и свежая предвещают жизнь долгую и счастливую. Такова слабость народа, пораженного несчастием: сны утешительные или приятные дают ему повод к мучительным опасениям! |
| Ревностный поборник православия остался один, без всякой сторонней помощи и верной поддержки на случай новых покушений со стороны латинян. Случай этот скоро представился. Кирилл Контарис, епископ беррийский, дерзнул посягнуть на сан патриарха под именем Кирилла II. Это был человек замечательный в свое время. Он происходил из македонского города Беррии, но еще в ранней молодости прибыл в Константинополь и слушал уроки в иезуитской коллегии – в Галате. Главным его наставником был один иезуитский патер – Дионисий Гвиль, который в одном из своих писем превозносит его величайшими похвалами. 260 Нет нужды говорить, что иезуиты употребили все старания, чтобы напечатлеть в своем питомце любовь к римской церкви и сделать его своим жарким приверженцем. Это особенно открылось при следующем случае: патриарх Тимофей, предшественник Кирилла Лукариса, предложил молодому Контарису занять епископскую кафедру в отечественном городе его Беррии. Контарис не хотел прервать своих любимых занятий в иезуитской коллегии, считал себя даже недостойным епископского сана; но он открыл эту тайну своему наставнику, и хитрый иезуит истощил все красноречие, чтобы заставить молодого грека принять епископский сан, как желал того патриарх. Потому-то впоследствии, когда иезуиты были изгнаны из Константинополя, они утешались мыслию, что Кирилл Контарис отмстит за них Кириллу Лукарису. 261 Так и случилось. Епископ беррийский совершенно усвоил себе характер и правила своих наставников. Сначала он скрывал свои замыслы и долго притворялся благорасположением к патриарху, пока наконец не успел войти к нему в совершенное доверие... Когда открылась митрополичья кафедра в Солуни, Кирилл Лукарис поручил Кириллу беррийскому управлять до времени солунскою паствою. Честолюбивый епископ был очень доволен новым назначением, и думал уже навсегда остаться в Солуни; но не прошло и года, как, по воле патриарха, он должен был уступить это место другому. Самолюбие и гордость его были оскорблены до чрезвычайности, хотя он успел на этот раз сдержать свои чувства. Наконец Кирилл Лукарис, не подозревая ничего худого против себя в Контарисе, поручил ему отправиться в Россию за милостынею в пользу константинопольской церкви. Беррийский епископ со всем тщанием исполнил свое поручение, 262 но только – как доверенность патриарха, так и собранную милостыню он употребил во зло. На собранные деньги, по возвращении в Константинополь, он решился купить себе сан патриарха и, при содействии французского посланника, легко успел в этом. 263 Кирилл Лукарис был обвинен правительством в краже, и насильственно низведен с престола, после 8-милетнего вторичного управления константинопольскою церковью. Патриархом сделался Кирилл Контарис – приверженец иезуитов. 264 |
| IX. Мера сия не принесла пользы, между прочим, потому, что низложенный Иларион некоторое время оставался в Константинополе, и действовал как архиерей, в чем, к общему соблазну, оказывалось бессилие церковной власти. X. Наконец патриарх решился объявить уступки болгарам, но безуспешно, во-первых, потому, что уступки, которые в первом периоде дела были бы выражением благорасположения патриарха, и потому были бы способны возбудить взаимное расположение болгар, теперь являются выражением слабости непреклонного прежде патриарха; во-вторых, потому, что выражены были обоюдно, так что обещания легко могли быть превращены в отказы; и потому неудивительно, что болгары не оказали доверия сим уступкам. XI. После низложения Илариона надлежало бы стараться поставить на его место болгарского епископа с примирительным направлением, чему могло споспешествовать то, что и греки, и болгары, миряне, почувствовали вред раздора, их ослабляющего. Не видно, имел ли о сем патриарх сколько-нибудь заботы. XII. Западно-болгарская уния расстроилась. Но западная пропаганда не унывает, и продолжает действовать. И горсть мирян болгаро-униатов не отчаивается: она думает из журналиста сделать архиепископа. Но пользуется ли обстоятельствами патриарх? – Не видно. XIII. Патриарх действует, кажется, во исполнение своих уступок болгарам. Недавно, как пишут из Константинополя, в митрополита преславского (в Шумле) произвел он архимандрита Анфима 293 (бывшего воспитанника московской духовной академии) и в митрополита зворницкого (в Боснии) Дионисия, грека, хорошо знающего по сербски. Кроме сих есть уже из болгар архиереи: филиппопольский, софийский, кестендильский, врачанский, полянинский. Но софийский Дорофей и врачанский Паисий 294 худо приняты народом в своих епархиях; преславскому написали из епархии, чтобы он не приезжал, потому что не будет принят: потому и кестендильский и филиппопольский не решаются ехать в свои епархии. Если бы сии архиереи поставлены были на основании предварительного примирительного положения о болгарской иерархии, то, вероятно, по крайней мере, некоторые из них были бы приняты болгарами с удовольствием; но когда они идут от ненавистного болгарам самовластия патриарха, то они сделались болгарам неприятны в самом начале своего служения, и трудно сделать их приятными в последствии. |
| Ввиду этого и наше правительство в своих инструкциях послам стало предписывать ходить им к патриарху тайно, «усмотри время, как прилунится, чтоб на него и на себя тем не навести от салтана и визиря нелюбья». В 1705 году Константинопольский патриарх говорил нашему послу через одного грека, что ему ни письменно, ни через особых посланных никак нельзя было сноситься с царем, «понеже-де турки вельми к нему, патриарху, подзирают паче прочих, понеже о прочих патриархах небрегут, кроме Константинопольского, и того-де ради Иерусалимский патриарх (Досифей) и пишет к царскому величеству, еже имеет свободу, а ему-де писать никоторые делы немочно» 346 . Патриархи опасались даже своих собратий архиереев, которые могли донести на них туркам. Так, патриарх Мефодий просил посла Нестерова, чтобы он в присутствии греческих властей не передавал и не говорил ему о присланных царем грамотах и дарах, потому что он, патриарх, «и от греческих властей имеет опасенье» 347 . Таким образом, патриархи из-за подозрительности турецкого правительства далеко не всегда могли с успехом исполнять службу тайных русских политических агентов и часто, несмотря на все свое желание, не могли быть полезными в этом отношении, что естественно побуждало московское правительство пользоваться, помимо патриархов, услугами и других лиц, тем более что охотников до такой службы всегда было много. В числе тайных русских политических агентов, состоявших на службе у нашего правительства, мы встречаем, помимо патриархов, всевозможных восточных митрополитов, архиепископов, архимандритов, иеромонахов, учителей и разных мирских лиц, по преимуществу греков-купцов. В большинстве случаев на службу к русскому правительству поступали те лица, которые побывали в Москве за милостынею и хотели поддерживать дальнейшие небезвыгодные для них сношения с Москвою. Первым после патриарха Иеремии известным нам лицом, поступившим в число тайных политических агентов, был тырновский митрополит Дионисий, привезший в Москву грамоту об утверждении в России патриаршества. |
| 3. Перевод ветхозаветных книг совершён разными лицами, в разные времена и даже с разных языков. Так: а) Пятокнижие Моисеево представляет в переводе следы глубокой древности и с вероятностью должно быть отнесено к остаткам первоначального перевода Св. Писания на славянский язык. b) Книги Иисуса Навина, Судей и Руфь принадлежат так же к числу древних переводов. Но текст четырёх книг Царств менее представляет следов древности и менее точен в переводе. Книга Псалмов, несомненно, дошла до нас в древнейшем переводе. Не столько сохранилось следов древности в переводе Притчей Соломона. Книга Екклесиаст переведена строже, но представляется новее по языку, равно, как и Книга премудрости Иисуса сына Сирахова. с) Все исчисленные книги вошли в состав полных списков Библии из рукописей, содержащих в себе один их текст. Но книга Иова, Песнь песней и 16 книг пророческих извлечены собирателями из переводов, заключавших в себе священный текст с толкованием. Это доказывают уцелевшие по местам посторонние слова толкователей, опущения и перестановки текста и самые списки толкований, из коих толкование на книги пророков известно было в России ещё в первой половине XI столетия. В этом виде книги пророков и другие скорее могли попасться в руки собирателей, нежели их отдельный перевод, совершенный вначале, потому что, когда существовали сии книги в переводе с толкованием, любители Слова Божия, без сомнения, чаще читали и списывали его с объяснениями свв. отцов, нежели без объяснений. Таким образом, отдельный перевод сих книг мог легко утратиться. d) Кроме книг, переведённых с греческого языка, в полных списках славянской Библии (и в первопечатной Острожской Библии) содержатся переводы и с других языков: именно книга Есфирь переведена с еврейского, а две книги Паралипоменон, три Ездры, также книги Товита, Иудифь, Премудрости Соломона и две книги Маккавейские переведены с латинского. Переводы с латинского значительно уступают в достоинстве переводам с греческого и принадлежать к концу XV столетия 93 . Таким образом, кроме книг канонических, переведённых Кириллом и Мефодием, в Библию Острожскую вошли, также, и книги апокрифические, чем установлен был состав нашей Библии, согласный с текстом греческой Библии 70 толковников. Во всех последующих изданиях славянской Библии перепечатывался текст Острожской Библии, лишь с большими или меньшими поправками его. |
| Отношения Симеона к митрополиту Питириму начались очень рано. Мы видели, что еще будучи в Полоцке, он постарался привлечь к себе его внимание, к нему в своем торжественном стихотворном приветствии. Находясь в Москве, Симеон, во время заседаний собора, необходимо должен был иметь частые сношения с Питиримом, как выдающимся по своему положению иерархом, и понятно, деятельно поддерживал их, когда последний сделался патриархом московским. В «Остене» приведен один случай посещения Симеоном патриарха Питирима, замечательный его «разглагольствованием» здесь с Епифанием Славинецким о времени пресуществления Св. Даров 156 ; а в бумагах самого Симеона сохранилось несколько речей, произнесенных в разное время и по разным случаям Питиримом и, между прочим, духовная его, написанная Симеоном еще в то время, когда тот был митрополитом новгородским 157 . Гораздо большей близостию, судя по многим признакам, отличались отношения Симеона к архиепископу рязанскому Иллариону. Этот архиепископ был одним из образованнейших русских иерархов своего времени и в этом отношении несомненно питал известное нравственное расположение к Симеону. Правда, в направлении своего образования он, по-видимому, не разделял односторонней латинствующей тенденции Симеона и, будучи уже на кафедре, ревностно учился греческому языку у жившего тогда в Москве грека, архимандрита Дионисия 158 . Но как деятельнейший и просвещенный противник раскола, Илларион, конечно, не мог не ценить высоко огромных услуг Симеона по части его обличения и потому близко с ним сошелся, преимущественно, в эпоху заседаний собора. В бумагах Полоцкого находятся некоторые речи, произнесенные архиепископом Илларионом в этом время, а также и его духовная, очевидно, написанная для него Симеоном 159 . Впоследствии отношения между ними поддерживались путем переписки и отличались такою близостию, что Симеон мог оказывать свое покровительство лицам, нуждавшимся в благосклонном внимании архиепископа. Так однажды, когда некий иерей отправлялся в Рязань на поклонение Св. Николаю, то Симеон, пользуясь случаем, «вожделех писаниице начертати» и здесь, «желая здравия, долгоденствия и спасения душевного его святительству», между прочим, пишет: «купно же и мился дея, да к сего писания вручителю, яко ко искреннему моему ... отеческое проявишь милосердие, непщуя мне самому творимо быти. Еже аж всяческима воздаяния и благодарствия одразы воздаяти должник имам быти» 160 . Письмо это явно проникнуто сознанием собственного достоинства и тоном уверенности, очевидно, в виду возможной и значительной полезности пишущего для самого архиепископа. |
| Но представителям раскола нужен был только предлог. Этот предлог был – нововведения Никона. Люди, несогласные друг с другом по религиозным вопросам, даже более, чем представители раскола с принявшими никоновские исправления, оставаясь верными своим религиозным несогласиям, не чуждаются, не бегут друг друга в житейских столкновениях, не проводят своей распри во все сферы быта. Раскол представляет историческое явление, вовсе необъяснимое одними религиозными побуждениями. Он вытек из коренного переворота, который пережила Россия в половине XVII в. Религиозные догматы были избраны предводителями раскола лишь как лозунг более знакомый, лежавший ближе к сердцу их последователям. Как судебники Ивана III и Ивана IV были предшественниками окончательно объединившего гражданскую Русь Уложения Алексея Михайловича, так исправления церковных книг Максима Грека , архим. Дионисия и патр. Филарета только предшествовали объединившему церковную Русь исправлению Никона. Окончательное объединение России в гражданском и церковно-административном отношениях, – не ладившее с местными особенностями и порядками, еще сильно державшимися на окраинах государства и, в особенности, на новгородском севере, – вместе с полной отменой земских прав, завершенной окончательным закрепощением крестьян – вот где надобно видеть источник раскола. Второстепенные причины его истекали из главных. Они были: устранение прихода от выбора священника, назначавшегося впоследствии правительством и ставшего из выборного человека административным лицом; устранение крепостных людей от священства со времени Никона, давшее возможность даровитым лицам из крепостных становиться во главе раскола; вмешательство гражданской и церковной власти в частные и семейные дела, резко противоречившее прежним правам земской общины и впоследствии найденное самой администрацией излишним и т. д. Явился раскол, и со времени своего появления он представляет одну общую черту: чем сильнее гонения на него, тем он более разрастается и крепнет; чем более выказывается духа примирения в отношении к нему, тем слабее становится его оппозиция, тем более превращается он из фанатически-непреклонной секты в промышленную и торговую общину. Раскол при Никоне, когда за впадение в него ломали клещами ребра, кидали в деревянные клети и, завалив там соломой, сожигали; резали языки и рвали ноздри – в то время раскол представлял толпу фанатических врагов церкви и принявшего никоновские изменения общества. Тысячи людей жгутся в то время добровольно, но лишь потому, что каждый из них рисковал быть сожженным и против воли. |
| Мне думается, что автором κατνυξις’а может быть одно из двух лиц: или Симеон Новый Богослов , или Симеон Метафраст , и нет нужды предполагать здесь какое-либо иное неизвестное лицо, так как, во-первых, и Симеон Новый Богослов , и Симеон Метафраст могли назвать себя в смиренной форме просто Симеоном-монахом (хотя первый и был, как известно, игуменом), а во-вторых, и у того, и другого отца существуют весьма многие творения, по содержанию своему близко соприкасающиеся с характером κατνυξις’а. Однако первоначально, признаюсь, я всецело почти поверил в авторство Симеона Нового Богослова . Основания для такого мнения могут быть приведены следующие: 1) мнение Ламброса; 2) в одной рукописи Синодальной библиотеки 395 (XVI–XVII вв.) существуют четыре Слова, взятых из числа 32 Слов κατνυξις’а, которые отнесены в каталоге архим. Владимира к Симеону Новому Богослову, хотя в самой рукописи Слова эти приписаны, кажется, просто Симеону-монаху; 3) среди Слов преп. Симеона Нового Богослова есть два, надписанных между прочим: περ δακρων κα κατανξεως – о слезах и сокрушении, или умилении (конец 2-го Слова в Дионисиатской рукописи 3754, в русском переводе – конец 69-го Слова), περ μετανοας κα κατανξεως – о покаянии и умилении (6 Слово Оптинского издания или 75 Феофановского перевода); 4) излюбленными темами преп. Симеона являются: покаяние, плач, слезы, сокрушение, умиление – все это, очевидно, входит и в содержание κατνυξις’а, последнее (32) Слово которого прямо даже надписывается λγος θρηνητικς; 5) наконец, преп. Симеон Новый Богослов —106— нередко, по крайней мере, в гимнах, называет себя πανθλιος, как и автор κατνυξις’а. Все эти данные заставили меня настолько заинтересоваться κατνυξις’ом, что с обеих Ксиропотамских рукописей я сделал по нескольку снимков (с оглавления и с первых страниц). Но через некоторое время моя уверенность в авторстве Симеона Нового Богослова если не совершенно рухнула, то сильно поколебалась. Дело в том, что случайно почти я узнал от одного грека-монаха, что существует печатное издание κατνυξις’а, которое вскоре же было приобретено мною на Карее. |
|
|
