| Начнем с последней части этой иконной композиции – Распятия с крыльями херувимскими в лоне Отца. Висковатый считал это изображение западным мудрованием и ссылался на слышанное им от латинян объяснение, будто Тело Христово на Кресте херувимы от срамоты покрывали. Разрешая это недоумение, Отцы Собора нашли изображение правильным и не противным духу Православия на том основании, что «два крыла... багряны по великому Дионисию описуются, понеже Христос Бог наш душу словесну и умну прият, кроме греха, да наши души очистит от греха». Ясно из сопоставления ответа с вопросом, что Отцы Собора и Висковатый смотрят на дело с двух различных точек зрения: первые оценивают в иконе лишь догматическое выражение, не обращая внимания на то, где была выработана – в Греции, России, или на Западе – та или другая иконографическая композиция, а последний важность вопроса полагает именно в разъяснении места первоначального появления ее и не согласен признать правильным изображение уже по одному тому, что оно изобретено на Западе латинянами. Говоря беспристрастно, следует отдать дань справедливости той и др. стороне. Фактическая правда была на стороне Висковатого, но разумная широта воззрения на иконопись Отцов Собора ставит их гораздо выше Висковатого, узкого формалиста и ревнителя старины. Изображение Распятого Иисуса Христа с крыльями – это то самое изображение, о котором шла речь в беседе инока Зиновия, ученика Максима Грека , с клирошанами; здесь оно названо серафимом и ему усвоено значение души Иисусовой, а два багряные херувима по сторонам его означают будто бы ум и слово. Однако, какими бы теоретическими соображениями мы ни оправдывали эти композиции, остается вполне вероятной фактическая сторона протеста против них: Распятие в недрах Отца впервые появляется в памятниках западных XII–XIII вв. и удерживается на Западе даже в XV–XVI вв. Объяснить происхождение крыльев Распятого Спасителя трудно. Они не суть крылья окружающих Иисуса Христа херувимов, но Его собственные, прикрепленные к плечам Иисуса Христа. |
| Рассматривая культ греков, мы должны все время иметь в виду важное обстоятельство; насколько боги были похожи на людей и человеческая жизнь через героев и поэтов незаметно сливалась с жизнью божественной, настолько тесно сплетались в жизни греков культ и обыденная жизнь. Не даром греки так любили употреблять эпитет «божественный»; герои и лучшие люди страны – божественны, Агамемнон – равен богам, Одиссей – богоподобен, девушка-царевна – похожа на богиню; божественны красиво сработанные предметы, оружие, утварь, божественны одежды, божественны исполнители самых низких занятий, в роде коровника и свинопаса на Итаке. Божественно все, что изящно, что на Своем месте, что гармонично со всем другим, божественны все проявления мощи и прелести. Грек влюбленными глазами следил за всеми проявлениями божественного в его атрибутах силы и красоты, отыскивал эти проявления, культивировал их, творил и этим служил божественному, участвовал в культе богов. Вот почему мы делаем ошибку, когда говорим о религиозной практике грека, выделяя ее из всей его жизни, т. к. жизнь его и все его миропонимание было религиозным. Вся культура Греции есть созидание божественных ценностей и следовательно служение богам. Это служение достигало своей наибольшей силы в многочисленных греческих праздниках. Это было общественное служение богам, в котором принимало участие все население, которое вытягивало всех на улицу к храмам, на площади и в священные рощи, и люди на время забывали свои дома и свою обособленность и соединялись все пред лицом бога. Каждая область имела свои местные праздники, но мы имеем полные сведения только об афинских праздниках, которые пользовались большой известностью. К великим Дионисиям и Панафинеям в Афины собирались даже иноземцы, и их-то афиняне поражали тем блеском своих празднеств, на которые государство никогда не жалело денег. Главными элементами празднеств были большие жертвоприношения, искупительные обряды, торжественные процессии, в которых участвовали самые красивые девушки, юноши и старцы, театральные зрелища, игры, состязания, священные пляски, музыка, декламация и т. д. У нас есть прямые данные судить о необычайной красоте этих празднеств по точным изображениям их в литературе и скульптуре косвенные данные, говорящие, может быть, еще убедительнее, это – греческое искусство, выросшее из греческого культа. |
| Символическое значение переднего плана картины несомненно связано с миром земным. Тонкая тропинка воспринимается как символ пути, с которого начинается духовное восхождение к Богу-Создателю. Река в картине передает звучание колоколов, ее изгибы подобны извилистому пути человеческой души, скользящая лодка с людьми подчеркивает эту тему движения, пути, по которому следует человек в земной жизни. Здесь же пролегает граница между двумя мирами: горним и дольним. Символом мира горнего является обитель на заднем плане. Она вся залита лучами закатного солнца. Противоположный берег начинается с широкой дороги прямо от воды до монастырских ворот. Башни и купола храмов скромны и сдержанны. Все величие духовного пристанища создается золотистым вечерним светом и розовыми отблесками облаков в небе. Автор наполнил свою картину призывом к духовному возрождению, которое ведет к торжеству жизни, к ее обновлению. Художнику удалось мастерски изобразить водную гладь реки, передающую звук колокольного перезвона. Буйство красок подчеркивает это многоголосие больших и малых колоколов и вторящих им колокольчиков. В работе художника важен не только свет и цвет, символизм пейзажа, но также ритм и звук. Назвав картину «Вечерний звон», Левитан поставил перед собой задачу — дать зрителю почувствовать музыку. Музыкальное звучание имеют многие древнерусские иконы; самый яркий пример — «Троица» преп. Андрея Рублева, фрески Феофана Грека, Дионисия. Левитан заимствует из древнерусской иконописи ритмику – она передается у художника движением весел лодки, скользящей по зеркальной глади воды. Два монаха, сидящие у реки, а за ними изгиб дороги продолжают это ритмичное звучание. Левитану удается вплести музыку в пейзаж. Причём это выглядит легко читаемым посланием. Мелодичный перелив колокольных голосов передается легкой рябью на воде, плывущими облаками на небе, подсвеченными закатным солнцем, его переливами, сочетающимися с оттенками желтого и охристого, так похожими на колокольный перезвон. История Это полотно входило в цикл волжских зарисовок, сделанных во время путешествия художника по Волге. Согласно замыслу художника, оно должно было стать образом России, ее духовной красоты и силы, переданной в колокольном перезвоне. Произведение мастера было представлено в 1893 году на Всемирной выставке в Чикаго. Критика |
| В самом деле, латинский этноним Syrophoenix – не редкость у латинских авторов (Lucil. XV, frg. 496–497; Juven. VIII, 159–160; Plin. Hist. Nat. 7, 201) и встречается также в латинских надписях в Италии и в Африке. Совсем иным был исторический опыт носителей греческого языка, и он не давал оснований для такого семантического казуса. Самый ранний и притом – вплоть до IV в. – одинокий случай употребления этнонима Συροφοινκισσα (полностью, что особо важно, отсутствующего в бытовой лексике египетских папирусов) мы встречаем у Лукиана Deor. Conc. 4, где в сугубо юмористическом контексте обсуждается низкое происхождение Диониса, восходящее по материнской линии к «сирийскому финикийцу» Кадму; этот контекст делает оправданным нарочитое употребления сугубо неклассического словечка из обихода римских владык мира (так у нас остряк еще недавно мог бы употребить в аналогичном контексте лексему из социолекта советской администрации). У Диодора Сицилийского, грека, писавшего в Риме, определенный топоним поясняется как часть «финикийской Сирии» (или «сирийской Финикии» – τς Φοωκης Συρας, XIX, 93, 7, в отличие от «ливийской», т. е. северо-африканской «Сирии», которую населяют, по Диодору, Λιβυφονικες); это словоупотребление понятно как учет потребностей римского читателя. Поэтому лексема, употребленная здесь, может рассматриваться как довод в пользу традиционной версии о Риме как локусе происхождения Мк. Ср. М. Hengel, Studies in the Gospel of Mark, London, 1985, p. 29; 97. 7:27 Дети – евреи как сыны народа Божия, усыновленные Богом. Ср. у Ис 1:2 в весьма строгом контексте: «Господь говорит: Я воспитал и возвысил сыновей, а они возмутились против Меня». Щенята (греч. κυνρια) – смягченное уменьшительной формой обозначение язычников. Само по себе такое уподобление псам было нормальным для иудейского дискурса, подчеркивая общее свойство ритуальной нечистоты, присущее и собаке, и язычнику, не очищающему себя соблюдением правил «кашрута». Выбор уменьшительной формы Ориген истолковывал как указание на свойство псов быть домашними животными (κυνδια τς οκας); хотя бы в унижении своей нечистоты они все же входят в домохозяйство Бога, как домашний пес имеет место в человеческом хозяйстве. |
| Ревностный поборник православия: остался один, без всякой сторонней помощи и верной поддержки на случай повых покушений со стороны латинян. Случай этот скоро представился. Кирилл Контарис, епископ Беррийский, дерзнул посягнуть на сан патриарха под именем Кирилла II. Это был человек замечательный в свое время. Он происходил из македонского города Беррии, но еще в ранней молодости прибыл в Константинополь и слушал уроки в иезуитской коллегии – в Галате. Главным его наставником был один иезуитский патер – Дионисий Гвиль, который в одном из своих писем превозносит его величайшими похвалами. 260 Нет нужды говорить, что иезуиты употребили все старания, чтобы запечатлеть в своем питомце любовь к Римской Церкви и сделать его своим жарким приверженцем. Это особенно открылось при следующем случае: патриарх Тимофей, предшественник Кирилла Лукариса, предложил молодому Контарису занять епископскую кафедру в отечественном городе его Беррии. Контарис не хотел прервать своих любимых занятий в иезуитской коллегии, считал себя даже недостойным епископского сана; но он открыл эту тайну своему наставнику, и хитрый иезуит истощил все красноречие, чтобы заставить молодого грека принять епископский сан, как желал того патриарх. Потому-то впоследствии, когда иезуиты были изгнаны из Константинополя, они утешались мыслью, что Кирилл Контарис отомстит за них Кириллу Лукарису. 261 Так и случилось. Епископ Беррийский совершенно усвоил себе характер и правила своих наставников. Сначала он скрывал свои замыслы и долго притворялся благорасположением к патриарху, пока наконец не успел войти к нему в совершенное доверие... Когда открылась митрополичья кафедра в Солуне, Кирилл Лукарис поручил Кириллу Беррийскому управлять до времени Солунскою паствою. Честолюбивый епископ был очень доволен новым назначением, и думал уже навсегда остаться в Солуне; но не прошло и года, как, по воле патриарха, он должен был уступить это место другому. Самолюбие и гордость его были оскорблены до чрезвычайности, хотя он успел на этот раз сдержать свои чувства. Наконец Кирилл Лукарис, не подозревая ничего худого против себя в Контарисе, поручил ему отправиться в Россию за милостынею в пользу Константинопольской Церкви. Беррийский епископ со всем тщанием исполнил свое поручение, 262 но только – как доверенность патриарха, так и собранную милостыню он употребил во зло. На собранные деньги, по возвращении в Константинополь, он решился купить себе сан патриарха и, при содействии французского посланника, легко успел в этом. 263 Кирилл Лукарис был обвинен правительством в краже, и насильственно низведен с престола, после 8-ми летнего вторичного управления Константинопольскою Церковью. Патриархом сделался Кирилл Контарис – приверженец иезуитов. 264 |
| Порфирий, ссылаясь на философа Дикеарха, писал, что, согласно Пифагору, «душа бессмертна, но переходит из тела в тело живых существ; далее все происходящее в мире повторяется через определенные промежутки времени, но что ничего нового вообще не происходит» [ 14 ]. Это взгляды, характерные для орфической теософии и восточных религий. Для грека, искавшего цельное мировоззрение и соприкоснувшегося с Востоком, самым естественным было обратиться к учению орфиков, которое сочетало в себе эллинские и восточные элементы. Приведенные свидетельства показывают, что Пифагор усвоил идею циклизма, столь свойственную всем древним миросозерцаниям. Метемпсихоз являлся у него лишь частным случаем закона «вечного возвращения». Насколько конкретна была для философа теория перевоплощения, видно из анекдота, сохраненного Ксенофаном: однажды, говорит он, Пифагор обратился к прохожему с просьбой не бить щенка, так как по его голосу он якобы узнал душу своего умершего друга. О себе Пифагор, подобно Будде, говорил, что помнит многие свои прошлые жизни; в частности, он будто бы был троянским героем Эвфорбом. Но самосский мудрец интересен не этими взглядами, общими с орфизмом и религиями Востока. Центром его учения было понятие гармонии, навеянное культом Аполлона, бога искусств, света и соразмерности. Говорили, что Пифагор — ученик дельфийских жрецов. К сребролукому богу прибегали еще Орфей и Меламп, пытаясь упорядочить вакхическую веру. У Пифагора двуединство Аполлона и Диониса, намеченное орфиками, оказывается основным принципом космоса. Этим словом (от глагола «космео» — устраивать, украшать) впервые назвал Вселенную Пифагор. Если Дионис рассыпается фонтаном многообразных явлений, в котором бушуют хаотические силы раздробленности, то Пифагор усмотрел божественное в порядке, структуре, организации. Аполлон был для Пифагора создателем космического строя. Таким образом, философ соединял две почти враждебные стихии греческой религии: Хтонос и Олимп, ночь и день, иррациональное и разум. Это, однако, не означало возврата к языческой мифологии. Пифагор презирал ее за примитивность и вульгарность. Он утверждал, что видел в потустороннем мире Гомера и Гесиода, которые терпели муки за то, что повторяли нелепые басни о богах. Пифагор требовал уважения к богам, но, как и для Будды, они не были для него высшими существами: они лишь олицетворяли ту или иную сторону мироздания. |
| И паламизм представляет собою другой вариант соотнесения Божественного и тварного. То есть это вариант более тонкий и более динамический, если хотите, и может быть, более экзистенциальный. То есть он связан не с тем, что что-то предрешено, а с тем, что это что-то открыто на наш свободный выбор. То есть мы можем эти энергии принять, мы можем стать соработниками Бога, а можем оттолкнуть, можем знаки, которые посылает нам Бог в виде своей благодати, разглядеть, а можем не разглядеть, отодвинуться от них. Но, извините, кто виноват, тогда мы не возлагаем вину на Бога, а должны сами представлять себя плохими соработниками, плохими сотрудниками. Если фирма работает плохо, это совсем не от того, что там плохой начальник, может быть, сотрудники плохие, которые воруют, лукавят, пытаются тянуть одеяло на себя. Давайте спросим себя, вот что же происходит с нами, что происходит в нашей жизни. И не случайно мы празднуем память святителя Григория Паламы во второе воскресенье Великого поста. Первое воскресенье — это праздник Торжества Православия, то есть это воскресенье знаменует собою победу иконопочитания, и здесь мы обязаны честью святителю Иоанну Дамаскину, который является для православия тем же, чем Фома Аквинский является для католической традиции. И второе воскресенье Великого поста мы празднуем Григория Паламу, то есть победу исихастов, которые может быть не были столь рафинировано утонченными, как представители византийского возрождения, как Никифор Григора например, которые говорили, что паламиты абсолютно не чувствительны к греческой музе, они не знают силлогизмов, они недостаточно компетентны в Платоне, в Аристотеле или в Порфирии, то есть были интеллектуалы, которые воспринимали паламитов как мужиков сермяжных, которые учат вообще не тому, чему следует учить в приличных учебных заведениях. Но удивительным образом победа исихазма означала, что духовное в каком-то смысле превозмогло светское, что аскеза превозмогла широту и пиршество интеллектуализма. И поэтому, наверное, мы получили с вами не Рубенса в русской живописи, а получили Феофана Грека, Дионисия, Андрея Рублева. |
| Когда архимандрит отказался от этого предложения, то Агафангел подговорил двух волошан заявить правительству, что он, Христофор, архимандрит не настоящий, а затем, вместе с племянником Лигарида, отнял силою у архимандрита коробку с ценными вещами и поставил ее у Паисия. Вследствие жалобы архимандрита Паисий был спрошен относительно стоящей у него коробки. Но он заявил, что никакой коробки у него не было и нет, а за донос «архимандрита бранит и бить хотел». Но украденная коробка, вместе с некоторыми вещами архимандрита, была действительно найдена у Паисия. Тогда, по указу государя, дьяк посольского приказа говорил Паисию, «чтоб он, митрополит, и достальные архимандритовы животы, золотые, и ефимки, и соболи, и перстень велел сыскать, сыскав, прислать в посольский приказ». В виду явных улик против него Паисию оставалось одно – обидеться, что он и сделал: «и газский митрополит подьячему Максиму Бурцеву сказал, что у него дьяконовых животов Агафангела никаких нет и не было, а что-де к нему, митрополиту, для такова дела присылают и тем-де ево, митрополита, безчестят, а что-де племянник его Николай не делает, и о том с ним, митрополитом, не спрашивается». Русское правительство, в виду множества обращавшихся к нему за милостынею восточных христиан, постоянно нуждалось в таких лицах, которые бы могли давать ему сведения относительно приезжающих в Москву просителей милостыни, и охотно поэтому прибегало к посредству выезжих на житье в Москву греческих духовных особ. Паисий Лигарид, прибыв в Москву, немедленно взял на себя роль представителя и защитника греков и греческих интересов в Москве. Прибыв в Москву в феврале 1662 года, Паисий уже в апреле выступает ходатаем за одного грека – Юлия Харитонова, а это показывает, что он сразу, по прибытии в Москву, занял здесь видное и влиятельное положение и принял под свою защиту интересы разных греков. В том же году Паисий, вместе с погоянинским архиепископом Нектарием и иверским архимандритом Дионисием, ходатайствует за двух греков, сосланных в Казань, чтобы их возвратили в Москву, а затем просит о благородном юноше, греке Павле Николетине, который поступил на государеву службу, чтобы ему пожалован был двор «ради природной его чести и пространного жития отца его»; «а мы бы, государь, заявляют челобитчики, возрадовалися, чтобы наш смиренный род у тебя, великого государя, в презрении и забвении не был, и наше б моление вотще не было ж».В том же году Паисий уже однолично ходатайствует за архимандрита Предтеченского, близь города Серры, монастыря Леонтия. |
| Любая обувь, перевернутая подошвой вверх предвещает нехорошее. Поэтому если вы, разуваясь в доме у грека, уронили ботинки, и они приземлились вверх подошвой, немедленно верните их в нормальное положение и скажите «Scorda!». Пара плевков при этом не помешает. Любой грек знает, что если он чихает, то кто-то в этот момент о нем говорит. Чтобы узнать, кто именно, чихнувший попросит вас назвать любое число. Сложив цифры, из которого оно состоит, он узнает порядковый номер первой буквы в имени. Например, сумма равна 5. Считаем… буква Д. Значит вспоминает его Демис, Дионис или Дрокупполос. Поскольку уверенным в том, что Дрокупполос не расточает гадости, быть нельзя, то на всякий случай прозвучит сакраментальное «Scorda!». Везение и удача будут сопутствовать тому жителю Англии, который встретит на улице черную кошку, найдет листок клевера с четырьмя «лопастями» вместо трех, в первый день месяца громко произнесет фразу «белые кролики» и поймает как можно больше падающих осенних листьев. И, напротив, пройти под лестницей, разбить зеркало или увидеть сороку – предзнаменования весьма дурные. Ни один истинный англичанин в здравом уме не раскроет зонтик на пороге своего дома и не поставит новые ботинки на стол – эти действия, уверены жители Туманного Альбиона, зовут в дом смерть. В некоторых районах Англии ужасной неприятностью считается увидеть сразу 2 или 3 ворон. Однако, как гласит легенда, когда все вороны улетят из Тауэра, дни Англии будут сочтены. Неудивительно, что сохранение тамошней вороньей популяции стало делом государственной важности. Англичанин будет очень раздосадован, если увидит летучую мышь или услышит ее крики. Так уж повелось со средневековья, что эти зверьки считаются спутниками ведьм. А лучшей защитой от дурного глаза в Англии считается радужное пятно павлиньего пера. Соседи англичан, уроженцы Ирландии, издавна слывут одним из самых суеверных народов. Давным-давно только что разродившиеся ирландки имели привычку ходить по колено в воде с новорожденным ребенком на руках, чтобы проверить, человеческое это дитя или коварная фея, забавы ради принявшая человеческий облик. Любому ирландцу известно, что оборотни боятся воды. Также «потусторонние» младенцы могли выдать себя любовью к волынке: нередко инструмент клали рядом с колыбелью, наблюдая, не проявит ли дитя нездоровой тяги к музыке. |
| Кроме того, история целых трех веков близкого общения показала, что грек несравненно терпимее и ближе к религии египетской и египтянин к греческой, чем иудей к той и другой. Самое увеличение богатства, благоденствия и научного развития египетских иудеев, могло неприятно действовать на грека, не терпевшего соперников. Каждогодняя посылка египетскими иудеями денег в Иерусалим была также неприятна и грекам и египтянам 52 и потому, что она напоминала о привязанности иудеев к своему прежнему отечеству, и об их взгляде на Египет как на землю чужую, и потому, что подобная отсылка была похожа на дань, и по богатству иудеев, вероятно, отнимала у Египта значительные суммы. Все это в совокупноти возбуждало в греках неприязненные чувства к иудеям. Враждебные отношения языческого населения Египта к иудеям уже рано начали обнаруживаться на деле. По сведениям, до нас дошедшим, столкновения между иудеями и остальным населением Египта особенно часто происходили в Александрии. Флавий говорит, что в ней часто происходили враждебные столкновения между иудеями и остальным населением, с самого начала поселения там иудеев 53 . В трудное время для александрийских иудеев при Калигуле, неистовыми предводителями народного восстания против них были египетские народные вожди: Дионисий, народный оратор, Лампе, элементарный учитель, и Исидор. Описание Факона достаточно показывает, как египтяне озлоблены были против всего иудейского. Это видно и из попыток осмеять бывшего в Александрии Агриипу, назначенного в правители Палестинских иудеев, и из внесения статуй в синагоги и из разрушения синагог 54 . Такая ненависть и такие оскорбления вызывали ненависть и мщение и со стороны иудеев. Александрийские иудеи, во время своих восстаний, не щадили врагов, Флавий из других мест египетского царства указывает особенно на вражду языческого населения с иудейским в Ливии Киринейской. Здесь происходили ожесточенные восстания иудеев против язычников, пагубные для тех и других 55 . Та же самая враждебность, которая вызвала внешние столкновения иудейства и язычества на египетской земле, отразилась и в их борьбе за начала веры и закона. |
|
|
