| Мало сведений об Анне и в византийских источниках, поскольку главная ее деятельность осуществлялась на Руси. Видимо, поэтому личность византийской принцессы никогда не привлекала особого внимания историков. Даже Н.М. Карамзин , собирая всевозможные сведения о ней, не смог воссоздать ее исторический портрет. Ему не удалось выяснить ни дату рождения Анны, ни данные о том, были ли у нее дети. Анализируя древнейшие летописи, Карамзин счел достоверной предложенную в них версию женитьбы Владимира на принцессе. Ему показалось вполне правдоподобным, что сначала князь захватил Херсонес (Корсунь), а потом потребовал от византийских императоров отдать руку Анны. В случае отказа он грозился напасть уже на Константинополь. По мнению историка, для Анны предстоящее замужество казалось хуже смерти, поскольку ей предстояло навсегда уехать в дикую страну и стать женой любвеобильного варвара. Но братья не захотели считаться с мнением сестры, преследуя собственные интересы и заботясь о безопасности страны. По мнению Карамзина, принцессе пришлось совершить подвиг во имя родины, а также взять на себя миссию просветительницы «заблудших язычников». В итоге для потомков «Анна явилась орудием небесной благодати, выведшей Россию из тьмы идолопоклонства». В целом историк отнесся с полным доверием ко всем сведениям древнейших летописей, даже к сообщению о том, что после взятия Херсонеса князь ослеп, прозрел же он сразу после крещения. В некоторых иностранных источниках, в том числе и арабских, он нашел данные, подтверждающие факт женитьбы русского правителя на византийской принцессе. Особенно интересными ему показались заметки немецкого хрониста Дитмара о том, что в первой половине XI века тот видел в Десятинном соборе стоявшие рядом гробницы Анны и Владимира. Карамзин более обстоятельно исследовал данный вопрос и в «историческом описании Киево-Печерской лавры» обнаружил сведения о находке в 1636 году во время разборки рухнувшей еще в 1240 году Десятинной церкви саркофагов Владимира и Анны. По непонятной причине только череп князя был перенесен в Киево-Печерскую лавру, а все остальное вновь было зарыто. В XVIII веке во время раскопок в районе Десятинной церкви были обнаружены две мраморные крышки от саркофагов с надписями на греческом языке и различными резными украшениями. Строители, занимавшиеся восстановлением собора, сбили эти украшения для изготовления красок, а сами крышки опять закопали в землю. По мнению Карамзина, это были последние сведения о саркофагах Анны и Владимира. Однако он оказался не прав. В конце 30-х годов XX века вновь производились раскопки в районе Десятинной церкви, и под полом был найден тайник с осколками беломраморных крышек. Во время исследования удалось выяснить, что ранее их украшали кресты и барельефы, похожие на те, что украшают саркофаг Ярослава Мудрого. |
| Климентом, имеет к нему молитвенное дерзновение, а второй располагает земной властью, чтобы помочь им, киевлянам, тоже стать учениками «подобника апостолом». Однако предпочтительнее, на наш взгляд, все же прочтение в смысле оптатива: киевляне просят свт. Климента перенести их нынешнего князя «на небесная обителища», где пребывает его «праотец», дабы потом иметь возможность молить их, уже «обретшихся учениками» святителя, о том, чтобы и им, киевлянам, удостоиться такого ученичества (ученичество свт. Клименту служит метафорой истинного православия). По крайней мере именно так, как futurum, понял «сия убо, о преподобниче, молим» составитель «Слова», который продолжил это благопожелание противопоставлением «Ныне же убо да веселуется...», то есть: а покуда пусть «сей благородный» «веселуется стареишинствуя в князех». В любом случае фраза оказывается в смысловом отношении теснейшим образом связанной с непосредственно предшествующим сопоставлением двух перенесений, на что, собственно, прямо указывает и «убо», отсылающее к предыдущему. (Именно и прежде всего смысловой обрыв, заметим к слову, мешает понять «сия убо... молим» как грецизм–синтаксическую кальку с оборота типа «τοτο γρ εχομεν» – вместо обычного древнерусского «о сем убо... молим», хотя как раз такое понимание и кажется очевидным при беглом, поверхностном чтении текста 23 .) Составитель «Чуда», опустив все киевские реалии (упоминание о Десятинной церкви, митрополии, киевских князьях), был вынужден переделать фразу, которая в результате стала непритязательной просьбой о молитвенном заступлении свт. Климента. Автор же «Слова», сохранил первоначальное обращение к двум князьям (утрата «нам» носит, похоже, механический характер), но добавил перед ним молитву к свт. Клименту о «тою изчадии», а после него – пространные хайретизмы князю, митрополиту, клиру Десятинной церкви и всем киевлянам. Это добавление оторвало реконструированное нами начало от его продолжения в прото- " Слове», сохранившегося в «Чуде»: «...да тобою с(вя)тыи Клименте...» (Ч 39) и т. |
| Поскольку ни мрамора, ни яшмы в районе Киева не было, то их, очевидно, привезли из Крыма по заказу принцессы. Несомненно, это было очень дорогостоящим делом. Особую нарядность Десятинной церкви придавали фрески и мозаики, которые украшали всю верхнюю часть стен и купол. Следует отметить, что в византийских храмах не встречалось сочетания фресок и мозаик, обычно было что-то одно. Поэтому в данном случае убранство киевского собора представляло собой определенное новшество. Мозаики были сделаны из разноцветного стекла, которое, по мнению Ю.Л. Щаповой, стало производиться в это время в самом Киеве. Принцип его варки был заимствован у византийских мастеров. Кроме мозаик, из него делали оконные стекла в зданиях – круглые и квадратные, посуду, браслеты, бусы и даже перстни. Стеклянные украшения особенно полюбились русским женщинам. Именно их археологи находили почти во всех женских погребениях XI века. Поэтому напрашивается предположение, что моду на стеклянные украшения ввели на Руси Анна и ее окружение. Вполне вероятно, что поначалу византийские мастера варки стекла были приглашены только для изготовления мозаик и оконных стекол для Десятинной церкви. Но потом они занялись женскими украшениями, которые очень полюбились модницам по всей стране. Искусству цветного стекловарения обучились русские ремесленники, и изготовление различных изделий из стекла стало массовым явлением в домонгольской Руси. Но после нашествия монголо-татар технология стекловарения была утрачена. Изучая архитектурно е устройство Десятинной церкви и сравнивая его с аналогичными постройками в Византии, археологи и историки архитектуры обнаружили одну особенность: в киевском храме не было специального места у алтаря, где полагалось стоять императору – наместнику Бога на земле. Однако в нем были обширные хоры, на которых во время службы находились не только женщины, но и сам князь Владимир. В византийских храмах хоры тоже были, но обычно они были тесные и полутемные, поскольку на них стояли только женщины императорской семьи. Императоры редко поднимались на хоры – лишь для совершения некоторых обрядов. |
| Ф. Калайдовичем, Бантыш-Каменским. Д. И. Абрамович писал о том, что «с появлением «Словаря» Евгения началось в наших университетах систематическое преподавание русской литературы». Возглавив в 1823 г. Конференцию КДА, Е. превратил ее в координирующий научный центр в Киеве. Научная деятельность Е. и его сотрудников имела характер комплексных исторических исследований с использованием вспомогательных дисциплин. В 1831 г. при КДА было основано Церковно-археологическое об-во, занимавшееся сбором, изучением и сохранением памятников старины. В 1835 г. в Киеве распоряжением министра народного просвещения С. С. Уварова был создан Комитет для изыскания древностей, куда был введен и Е. При содействии Е. в 1822-1825 гг. возведено новое здание КДА, в 1828-1830 гг.- здание Киевской ДС. Уже через неск. лет после назначения на Киевскую кафедру Е. опубликовал фундаментальные работы «Описание Киево-Софийского собора и Киевской иерархии» (К., 1825) и «Описание Киево-Печерской лавры: С присовокуплением различных грамот и выписок, объясняющих оное, также планов лавры и обеих пещер» (К., 1826). В 1824 и 1836 гг. Е. издавал в Киеве с собственными комментариями «Синопсис» архим. Иннокентия (Гизеля) . Предпринимая архивные разыскания в местных мон-рях, Е. обнаружил много важных документов и рукописей, начал составлять план древнего Киева и его окрестностей. В Киеве, как и в др. городах, где Е. был правящим архиереем, он организовал первые систематические археологические раскопки, офиц. начало которых относится к 17 окт. 1824 г., когда приступили к поискам фундамента Десятинной церкви , обнаруженного в том же году вместе с остатками фресок. Отчет о раскопках был опубликован в следующем году (План первобытной киевской Десятинной церкви с объяснением оного//Отеч. зап. 1825. Март. Ч. 24. Кн. 59. С. 380-403). 2 авг. 1828 г. Е. освятил закладку новой Десятинной ц. В 1832 г. киевский археолог-любитель К. А. Лохвицкий, хорошо зарекомендовавший себя при первых раскопках, по поручению Е. произвел археологическое исследование на холме, где, по преданию, водрузил крест ап. Андрей (ранее при Е. была начата реставрация ц. ап. Андрея Первозванного 1767 г.), а также раскопки городского вала на месте бывш. Золотых ворот XI в., остатки к-рых в 1750 г. были засыпаны землей. В 1833 г. были раскопаны остатки храма, к-рый Е. отождествил с церковью мон-ря св. Ирины XI в. Е. объехал мн. исторические места Киевской губ., составил план ее археологического обследования. |
| Летом 1150 г. галицкий князь Владимирко Володаревич, придя на помощь своему союзнику Юрию Долгорукому, из-под Киева поехал сначала «Вышегороду к с(вя)т(о)ма м(у)ч(е)н(и)кома поклонитьс(я)», а затем «приеха к с(вя)тои Софьи и оттода еха ко с(вя)теи Б(огороди)ци Десятиньнии и оттуда еха к с(вя)тои Б(ого роди)ци в Печерьскои манастырь» (ПСРЛ 2. Стб. 403). Через год, летом 1151 г., Изяслав с дядей Вячеславом и братом Ростиславом выступают из Киева против Юрия: «Вячеслав же и Изяслав и Ростислав поклонившеся... с(вя)теи Б(огороди)ци Десятинной и с(вя)теи Софьи и выступиша из города» (ПСРЛ 2. Стб. 433). Несколько позднее, победив Юрия на Руте, союзники возвращаются в столицу: «...с ч(е)стью и похвалою великою поидоша к Киеву, и тако поидоша противу им с(вяти)т(е)ли с хр(ь)сты, митрополит Клим, и игумени ч(ь)стнии, и попове, и мно[го]е множество с(вяти)т(е)ль и с великою ч(ь)стью въехаша в Киев и ту поклонившеся с(вя)теи Софье и с(вя)теи Б(огороди)ци Десятинной и пребыша оу велице весельи и у велице любви» (ПСРЛ 2. Стб. 441). Два последних упоминания до известной степени контрастируют с другими сообщениями «Ипатьевской летописи», когда в подобных случаях говорится только о Софийском соборе: при въездах Изяслава в Киев в 1146 (ПСРЛ 2. Стб. 3 2 7) 76 и ранней весной 1151 г. (ПСРЛ 2. Стб. 416), а также при последовавшем вскоре, весной того же года, въезде в столицу Вячеслава Владимировича (ПСРЛ 2. Стб. 418). Не думаем, однако, что за этими различиями в описаниях скрываются реальные различия в поклонном церемониале (хотя и такое было бы мыслимо, поскольку в одном случае речь идет о просительной и благодарственной молитве, а в другом – о ритуале вокняжения). Надо учесть далеко не одинаковую подробность летописного рассказа на исследуемом нами отрезке. Так, вообще ничего не говорится о посещении каких-либо церквей при возвращениях Изяслава в Киев ни после победного сражения с Юрием под Переяславлем в июле 1151 г., ни после похода на Владимирка Галицкого в 1152 г., ни после похода на Новгород – Северский весной 1153 г. (ПСРЛ 2. Стб. 445, 454, 461) 77 . И напротив, повествование о битве на Руте отличается исключительной детальностью и даже более того – производит впечатление отдельной вставной повести 78 . |
| Свящ. Сергий Полянский 98 , описывая Часовую башню в селе Коломенском, говорит, что наверху, где помещались колокола для курантов, а ныне находится звон Вознесенской церкви в разных местах были вмазаны голосники. Указания на существование голосников на других колокольнях мы нигде не находим. Иногда при храмах воздвигалось по несколько колоколен, как например, при храме Христа Спасителя в Москве, в Исакиевском соборе в Петербурге и во многих норманских церквях. Колокола в Древней Руси К нам в Россию колокола перешли не из Византии, а с Запада, на что также указывает их русское название от немецкого Glocke. Но некоторые полагают, что слово колокол произведено от старинного русского коло – круг, окружность, а другие – что оно составилось следующим образом: кол о кол, т.е. от удара одного кола о другой, намекая этим на древние била и клепала. По догадкам некоторых ученых слово колокол имеет корень с греческого «калкун», означающее клепало или било 99 , 100 . О колоколах в России впервые упоминается в летописях 988 года 101 . В начале 11 века колокола были повешены при храме св. Софии в Новгороде, при Десятинной и Ирининской церквях в Киеве, во Владимире-на-Клязьме (около 1170 г.), Полоцке, Новгороде-Северском и некоторых других. В развалинах Десятинной церкви, на которые обратили внимание Киевский Митрополит Евгений в 1824 году, найдены были два колокола: один из них коринфской меди 102 , довольно хорошо сохранившийся, за исключением дужки, к которой привешивают язык. Высота этого колокола 9 вершков, высота ушей 3 вершка, нижний поперечник 10 верш[ков], верхний 7, а толщина стен 5/8 верш[ка]. Весу в нем 2 пуда 10 фунтов. Полагают, что это древнейший из уцелевших русских колоколов, может быть, даже тот, который в начале 11 века был повешен при Десятинной церкви 103 . Образцы старинных колоколов Колокольчики 10–11 в. с плоским верхом К сожалению, на нем нет никакой надписи, на основании которой можно бы было установить степень его древности. Надписи и рисунки начали появляться на колоколах уже значительно позже, а в те отдаленные времена, когда они начали только входить в употребление, они были совершенно гладкими (т.е. без узоров и надписей), что, конечно, объясняется несовершенством техники и неопытностью самих мастеров. |
| Кроме лиц, подлежащих по указанно уставов первых русских князей гражданскому суду церкви, особые юридические понятия и гражданские правовые отношения древней России отделили на долю судебно-гражданского ведомства Церкви особый класс людей, который с течением времени увеличивался в быстрой прогрессии и достиг громадного количества. – В древней Руси установилось юридическое положение: «судом и данью тянути по земле и по воде» 25 , то есть, кто владеет землей населенной, тот и судит и исправляет государственные повинности и подати. Владелец населенных земель считался естественным господином и судьей для своих слуг и лиц, живших на его владениях 26 . Это правовое положение получило всю свою силу в древней Руси для властей и учреждений церковных по отношению к их владениям. Оно-то и внесло в гражданско-правовую жизнь русского народа, государства и церкви характеристические особенности в истории русского права. Духовные власти и церковные учреждения (монастыри) в России, с самых первых времен христианской веры в ее пределах, приобрели в свою собственность или, по крайней мере, во владение населенные земли, «погосты» и целые «города», под именем «десятинных» 27 . На основании вышесказанного правового положения гражданско-судебная власть в десятинных селах, погостах и городах, находившихся во владении церковных властей и учреждений, предоставлена была им по самым юридическим понятиям времени. В уставной грамоте Ростислава Смоленского прямо говорится: «ажь будет или тяжа, или продажа епископля, да не надобе ни князю, ни посаднику, ни тивуну, ни иному никомуже от мала и до велика, и по всей волости смоленской» 28 . Как дальнейшее развитие десятин, – десятой части доходов с известных имений или, вместо того, известных имений, отдаваемых во владение и полную собственность церковным властям и учреждениям, – очень рано 29 . в древней Руси является пожалование князьями епископиям, монастырям и церквам поземельных владений, населенных и ненаселенных. Пожалование юридически переносило судебно-гражданские права жалующих собственников в их владениях на те власти и учреждения, которым владения жаловались. |
| Карпов А.Ю. «Слово на обновление Десятинной церкви» по списку М.А. Оболенского – Архив русской истории 1992, вып. 1, 86–111. Полный вариант статьи (см.: Оболенский, О двух древнейших святынях…) из архива Оболенского в РГАДА. Текст сказания по копии 19 века (местонахождение подлинника до сих пор неизвестно) без сокращений Оболенского на с. 101–111, предисловие Оболенского на с. 97–100, важное вступление-исследование публикатора на с. 86–97. Верещагин Е.М. Вновь найденное богослужебное последование обретению мощей Климента Римского – возможное поэтическое произведение Кирилла Философа. М., 1993. (Брошюра к XI Международному съезду славистов в Братиславе). Верещагин Е. «Просиял нам остров Климентов, разделенных соединяющий…» – Истина и Жизнь 1994, 1/2, 37–43 (предполагаемый «Свиток гимна» св. Кирилла-философа в честь обретения мощей св. папы Климента по слав. Минее, синод. 98, фонд 381 РГАДА). Верещагин Е.М. Последование под 30-м января из Минеи 98 (Ф. 381) РГАДА (Москва) – предполагаемый гимн первоучителя славян Кирилла. – Palaeobulgarica 18/1, 1994, 3–21 (только издание памятника). Задворный В.[Л.] Св. папа Римский Климент и его культ в Древней Руси. – Истина и Жизнь 1994, 10, 34–37. Ср. его же «Историю Римских пап». М., 1995, 72–75 (перев. на рус. «Слова на обновление Десятинной церкви» по изд. П.А. Лаврова приложен к статье на с. 38–39. Перевод, сверенный М.Ю. Неборским, вместе со славянским текстом [в новой орфографии] переиздан в книге: История Римских Пап, 75–78). Гладкова О.В. Св. Климент Римский – креститель Руси? – Древняя Русь и Запад. М., 1996, 37–39 (о ранних тенденциях в древнерусской литературе поставить крещение страны в связь с Климентом Римским в сб-ке резюме научной конференции). Царевская Т.Ю. Образ св. Климента Римского в новгородском искусстве XIII в. – Древнерусское искусство: Византия и Древняя Русь. К 100-летию А.Н. Грабара (1896–1990). СПб., 1999, 260–272. Уханова Е.В. Обретение мощей св. Климента, Папы Римского, в контексте внешней и внутренней политики Византии середины IX в. – Византийский временник 59 (84), 2000, 116–128. |
| Медаль в память о сооружении Владимирского собора в Киеве. Аверс с изображением равноап. кн. Владимира. 1895 г. Худож. А. Прахов (ГИМ) Важнейшей заботой В. С. в христ. период его княжения летопись представляет организацию устойчивой обороны юж. подступов к Киеву от печенежских набегов. В. С. предпринял строительство по берегам притоков Днепра на правобережье (по Стугне) и на вост. берегу (по Десне, Суле, Трубежу, Остру и др.) грандиозной фортификационной системы, к-рая состояла из крепостей («градов»), соединенных сплошными земляными валами с деревянным тыном и населявшихся людьми, выведенными со всех концов Руси. Эту «крепчайшую и длиннейшую ограду» с воротами в ней видел в 1008 г. зап. архиеп. Бруно Кверфуртский на пути из Киева в Печенежскую степь (List Brunona. S. 98-99); ее следы сохраняются до сих пор. Обновлялись и расширялись крепостные укрепления в крупных городах вокруг Киева - в Белгороде, Переяславле; основывались новые - Василев, Городец Остерский, Воинь и др. В русле этой же политики была сильно расширена площадь Киева внутри новых городских стен (город Владимира). Молитва кн. Владимира в Десятинной ц. и принесение им клятвы о выделении для Церкви десятины. Раздача милостыни по случаю этого события. Миниатюра из Радзивиловской летописи. Кон XV в. (БАН. 34.5.30. Л. 69 об.) Молитва кн. Владимира в Десятинной ц. и принесение им клятвы о выделении для Церкви десятины. Раздача милостыни по случаю этого события. Миниатюра из Радзивиловской летописи. Кон XV в. (БАН. 34.5.30. Л. 69 об.) Попытки замирения с печенегами, предпринимавшиеся В. С., не имели сколько-нибудь длительного успеха. Неизвестно, сколь долго просуществовал русско-печенежский мир, заключенный В. С. с помощью Бруно в 1008 г. и сопровождавшийся даже посылкой к печенегам в качестве заложника одного из Владимировичей, а также созданием эфемерной Печенежской епископии, к-рая находилась в каких-то не совсем ясных отношениях к Киевской митрополии. Так или иначе, «рать велика без перестани» с печенегами длилась до самой кончины В. С. и об ее интенсивности говорит, в частности, тот факт, что уже в ПВЛ, не более чем через столетие, воспоминания о ней приобретают эпические формы; таковы рассказ под 992 г. об отроке усмошвеце, победителе печенегов под Переяславлем, или повествование о «белгородском киселе» под 997 г., предвосхищающие позднейшие былинные сказания о «Владимире Красне Солнышке». |
| 68). 4 . Судные пошлины. Бояре, дворецкие, десятинники и дьяки с каждого судного дела, как только оно оканчивалось, брали гривенную пошлину по цареву Судебнику, а лишнего не должны были брать. Если же кто-либо из них вопреки Судебнику брал лишнее и посулы, то с виновного по обыске без суда взыскивалось втрое и отдавалось истцу. А если боярин, или дворецкий, или десятинник, или дьяк во второй и в третий раз были обличаемы в том же, тогда боярин лишался боярства, дворецкий – дворечества, десятинник – десятины и дьяк – дьячества, кроме того что с виновного взыскивалось втрое и отдавалось истцам (гл. 69). Надобно заметить, что если против архиерейских бояр, десятинников и прочих судебных чинов за их неправосудие и взяточничество принимались такие строгие меры, то виною тому были сами же эти чиновники и их крайние злоупотребления, которые и вынудили царя сказать отцам Стоглавого Собора: «У вас, святителей, бояре, и дьяки, и тиуны, и десятинники, и недельщики судят и управу чинят неправо, и волочат, и продают с ябедники содного (заодно), а десятинники попов по селам продают без милости и дела оставляют с ябедники содного, и церкви от десятинников и от их великих продаж стоят многия пусты, без пения и попов нет; достоит вам, святителем, вельми о сем порадети и запретити» (Стоглав. Гл. 5, вопрос 7). Кроме постоянных епархиальных судов, в каждой епархии открывался по временам так называемый суд сместный, или общий, узаконенный еще уставом святого Владимира, – это случалось тогда, когда лица духовного ведомства имели дела и тяжбы с лицами мирского ведомства и наоборот. Суд составлялся тогда из судей мирских и святительских, обыкновенно заседавших в суде у святительских бояр и десятинников, и главным судьею бывал тот, к ведомству которого принадлежал ответчик. Судные пошлины делились между судьями обоих ведомств пополам (Стоглав. Гл. 67. С. 296; Судебник Uoahha IV . Ст. 30, в А. и. 1. 153). Если сравнить наши епархиальные суды по изображению их в Стоглаве с судами нашими светскими по Судебникам Uoahha III и особенно Uoahha IV , то нельзя не заметить, что первые во многих чертах как бы скопированы с последних и построены на одних с ними началах. |
|
|
