| На реках Вавилонских. Война Бензин не тушат водой или снегом. Он потухает только от черного дыма горящей одежды, человеческой кожи и мяса 7 мая, 2016 Бензин не тушат водой или снегом. Он потухает только от черного дыма горящей одежды, человеческой кожи и мяса Накануне Дня Победы «Правмир» предлагает читателям фрагмент из романа Елены Зелинской «На реках Вавилонских», герои которого – реальные, не вымышленные люди, стали участниками и очевидцами Великой Отечественной войны. Река Кама Когда немцы подходили к Москве, Александр Людвигович с женой эвакуировались на Урал в город Камышов, где жили родственники Евгении, жены их сына Игоря. Александр Людвигович сразу пошел преподавать в школу. Игоря мобилизовали, младшая дочь Галина, которая к тому времени окончила Медицинский институт, с первых дней войны служила военным хирургом на санитарном поезде. Река Ловать Участок Северо-Западного фронта под Старой Руссой: изрытая бомбами и снарядами земля да останки нескольких деревень – бревна пошли на накаты блиндажей. По ту сторону реки Ловать врылись в землю немецкие части… Игорь Александрович Савич командовал батареей 76-миллиметровых пушек о шести лошадях и девяти человек прислуги при каждом орудии. «Свои пушки я укрыл в овраге в трех километрах от передовой, сам же устроил наблюдательный пункт под самым носом у немцев, на крутом берегу Ловати рядом с окопами пехотинцев 27-й особой стрелковой бригады… Дорогу Демьянск – Старая Русса перерезать не удалось. Не успели и закрепиться – налетела воющая немецкая армада и перемешала всё под собою: лошадей и людей. Во время паники я чуть было не лишился своей батареи, за которую отвечал головой: в мое отсутствие (бомбардировка застала меня среди пехотинцев) растерявшийся политрук, капитан по званию, заметив гибель более половины лошадей, распорядился выбросить замки в болото и оставить тяжелые пушки на произвол судьбы. Угрожая пистолетом, я заставил растерявшихся артиллеристов отыскать в болотной жиже замки, впрячь орудия в уцелевших лошадей и совместными усилиями увезти их на прежнюю позицию в отдаленном овраге… |
| За зиму в храме умерли два священника и протодиакон. Но несмотря ни на что, первую блокадную Пасху, 18 апреля 1942 года, праздновали торжественно. Тем более время празднования Пасхи совпало с 700-летием разгрома немецких рыцарей в Ледовом побоище святым князем Александром Невским. У всех появилась надежда на победу и освобождение Ленинграда от блокады. Многие верующие вместо куличей принесли освящать кусочки блокадного хлеба. Отец Всеволод после службы принес домой пять маленьких кусочков настоящего кулича и одно вареное крашеное яйцо. Все с удовольствием съели крохотные кусочки кулича, а яйцо разделили пополам детям. Когда разрезали яйцо, по комнате разнесся яичный дух. Отец Всеволод, втянув ноздрями воздух, с улыбкой сказал: — Пасхальным духом наполнилась наша квартира. По прошествии праздничных дней, отец Всеволод сказал Лизе: — У меня какое-то недоброе предчувствие. Наверное, что-то с Володей. Может его ранили? Сходи-ка, доченька, на почту, нет ли там от него письмеца. Когда Лизе подавали на почте вместо треугольного солдатского письма казенное извещение, сердце у ней похолодело: такое она уже получала, когда ее извещали о смерти мужа. — Кому это,- в испуге отстраняя руку, спросила она. — Вот тут читайте написано: Троицкому Всеволоду Ивановичу,- сказала работник почты, протягивая извещение Лизе. Выйдя на улицу, Лиза дрожащими руками достала извещение из сумочки. Буквы прыгали у нее перед глазами. На казенном бланке было написано: «Сообщаем Вам, что Ваш сын, капитан Троицкий Владимир Всеволодович, в бою за город Демьянск пропал без вести…». «Что это значит — без вести», — размышляла по дороге Лиза. Вначале она зашла к Анне Михайловне, посоветоваться. — Говорят, что без вести, это все равно что убит. Но все же, я думаю, есть надежда. Надо сообщить о. Всеволоду, — подытожила разговор Анна Михайловна. — Может быть, вы сами это сделаете, — попросила Лиза. — Нет, Лиза, это должны сделать вы. Ведь вы ему как дочь родная. Когда она вошла в комнату, отец Всеволод встал и, подслеповато щурясь, с тревогой разглядывал Лизу, пытаясь угадать, какую весть она ему принесла. |
| Содержание Прошлое черемис По Лаврентьевской летописи черемисы прежде жили на Оке. В Атласе Замысловского под 862 — 1054 гг. черемисы показаны живущими на луговом берегу Волги от устья Суры до Казани. В 1224 г. они отодвигаются на восток, переходят реку Вятку и доходят до Камы, в пределах Сарапульского уезда. По всему протяжению Нижегородской губернии встречаются названия, указывающие на черемис, как бывших обитателей страны. Некогда черемисы жили рядом с мордвою, потому и язык их (особенно горных) более других наречий схож с мордовским; они расселялись по Рязанской, Тамбовской, Пензенской и Симбирской губерниям, о чем говорят давние черемисские названия многих мест. Вытесняемые мордвой, черемисы двинулись за Волгу. Масса черемисских названий мест в Костромской губернии. Вероятно, по общему пути к северу двигались они в X и XI веках, т. е. в Вятский край, по реке Илети. Множество черемисских поселков и племен носят названия от места жительства: В ы т л я ш а р — люди и с Ветлуги , Ш и м е н е р — при черном овраге , П о с а н у р — при поле Поса. После мордвы соседями черемис были чуваши, вотяки. Под болгарским влиянием черемисы перешли к оседлому состоянию. Явились новые слова: курная изба (очерт, сурт) погреб (нёреп), баня (монча), хлев (вюташ), изгородь (пахта). Болгары научили их делать кислое молоко (орень), сыр (тубуртуш), сохи (ага), косы (саба), вилы (шаник) и мн. др. Татары явились позднейшими соседями черемис. От них они узнали, что значит народ (калык) и подать (ойзяк, ясак). Арабские миссионеры научили черемис понятию о вере (пиэн), о пророке (пиамбер) и ангелах (першета), что есть грехи (сулык), за которые грешники пойдут в бездну (тамык). Соседи познакомили их и со злыми духами (шайтанами) и с пониятиями о небе (тюньча) и Боге (Юма), с особыми духами (вадыш шулыш)). В 1468 году было нашествие на черемис русских бояр. Царь Иоанн IV посылал к ним на Свиягу князя Горбатого, чтобы уговорить их сделаться русскими подданными. Отступая от русских, черемисы входили в сферу влияния татар, с которыми они и соединились для противодействия русским. Карамзин говорит, что черемисы, находясь под влиянием татар, имели своих князей, род которых пресекся на Адане. Козмо- демьянские черемисы доселе знают землю „Акпарса» и говорят, что ему принадлежал весь горный черемисский край и леса на Ветлуге. Рассказывается еще о некоем Сабаторе, который, найдя клад и через то разбогатевши, овладел однодеревенцами и стал ими повелевать, принуждая их к своим работам. |
| Мне хотелось бы, чтобы эти воспоминания читателем были восприняты, как хронологический обзор пережитого, поэтому пусть простит меня читатель за некоторые фронтовые эпизоды в частности обстоятельства ранений и другие. Первое ранение я получил в конце февраля 1942 года, когда мы с ординарцем по-пластунски пробирались по вызову на КП дивизиона. Расположенного на переднем крае в боевых порядках пехоты, для получения приказа от командира дивизиона по доставке снарядов и перераспределении их по боевым позициям батарей, в том числе и на прямую наводку танкоопасного направления. В это же время из-за блиндажа КП дивизиона выскочили два немецких разведчика, чтобы взять языка. В результате стычки я был ранен в упор в левую сторону шеи, ординарец успел сразить одного немца, а второй уполз и скрылся в темноте и — кустарнике. Если бы мы напоролись на разведгруппу, то КП дивизиона могло быть уничтожено и не исключено, что кто-то был бы пленен в качестве языка. Второе ранение осколочное, в левую сторону поясницы, я получил при доставке боеприпасов на боевую позицию к подножью высоты, которую немецкие юнкерсы бомбили с рассвета до ночи, так как она господствовала над единственной дорогой, связывающей Демьянскую группировку фашистов с их тылом. В воздухе над стометровой высотой постоянно находилось от 20 до 50 пикирующих Ю-87 и она переходила из рук в руки по несколько раз в день. Поэтому было много убитых и раненых, как немцев, так и наших. Раненых вытаскивали ночью. Это было в конце мая 1942 года, я пролежал под бомбами полдня среди убитых и раненых, некоторые раненые так и не дожили до наступления ночи и были убиты очередной бомбежкой или скончались от полученных ран. Третье ранение получено при блокировке дотов в районе Старой Руссы, где были очень тяжелые бои, и, по данным публикаций, в этих боях Красная Армия потеряла тысячи убитых и раненых. В это время я уже воевал в 84 артполку 55-й стрелковой дивизии. К началу марта 1943 года дивизия была измотана боями, людей в дивизии осталось несколько сот. Немцы любой ценой пытались прорвать фронт и выйти к октябрьской железной дороге, перерезать ее и левым флангом окружить вторым кольцом Ленинград, а правым — обойти Москву с востока и соединиться с танковой армией Гудериана в районе Тулы. |
| Участок Северо-Западного фронта под Старой Руссой: изрытая бомбами и снарядами земля да останки нескольких деревень – бревна пошли на накаты блиндажей. По ту сторону реки Ловать врылись в землю немецкие части… Игорь Александрович Савич командовал батареей 76-миллиметровых пушек о шести лошадях и девяти человек прислуги при каждом орудии. «Свои пушки я укрыл в овраге в трех километрах от передовой, сам же устроил наблюдательный пункт под самым носом у немцев, на крутом берегу Ловати рядом с окопами пехотинцев 27-ой особой стрелковой бригады… Дорогу Демьянск-Старая Русса перерезать не удалось. Не успели и закрепиться – налетела воющая немецкая армада и перемешала все под собою: лошадей и людей. Во время паники я чуть было не лишился своей батареи, за которую отвечал головой: в мое отсутствие (бомбардировка застала меня среди пехотинцев) растерявшийся политрук, капитан по званию, заметив гибель более половины лошадей, распорядился выбросить замки в болото и оставить тяжелые пушки на произвол судьбы. Угрожая пистолетом, я заставил растерявшихся артиллеристов отыскать в болотной жиже замки, впрячь орудия в уцелевших лошадей и совместными усилиями увезти их на прежнюю позицию в отдаленном овраге… …Серия немецких снарядов накрыла аэросани – машину малополезную в войне, проезжавшую мимо артиллерийской позиции. Аэросани загорелись. Расчет бросился спасать пострадавших. Подбежал и я, как вдруг взорвался бензобак, и меня окатило с головы до ног жидким пламенем». Бензин не тушат водой или снегом. Он потухает только от черного дыма горящей одежды, человеческой кожи и мяса. На Савича что-то накинули. «Так я погорел» – заключил рассказ Игорь Александрович. Восемь месяцев капитан Савич провел по госпиталям. Ничего не видел: обгорело лицо, уши, руки. Глаза открыл в Ярославле. Рядом сидела жена. 8 Ладожское озеро Галина Александровна Савич оставила воспоминания: неразборчивый, как у всех медиков, почерк, специальные термины, стихи… «Ленинградский фронт. В наш госпиталь непрерывной волной прибывают раненые. К нам поступали бойцы с ранениями коленного и тазобедренного сустава. В дни прорыва блокады Ленинграда весь наш коллектив, несмотря на бессонные ночи, работал с особым подъемом. Многое нам тогда удавалось. Над многим крепко приходилось задумываться. Особенно огорчало тяжелое течение ранений тазобедренного сустава. В инфицированных случаях обычно приходилось производить резекцию сустава. Но даже при этом очень быстро возникал остеолиз костей таза, сепсис, появлялись пролежни, присоединялось воспаление легких. |
| Так в 1840 году было разрешено раскольникам Смоленской губернии, Писковского приказа, исправлять христианские требы у попов Ржевского молитвенного дома 487 , а в 1843 году тоже разрешение дано было раскольникам Смоленской губернии, Сычевского округа, Андреевской волости 488 , – «в надежде, как говорилось в указе, что раскольники, восчувствовав таковое к ним снисхождение обратятся со временем на истинный путь», и с тем однако же ограничением, чтобы такое позволение «не было оглашаемо пред раскольниками собственно Ржевскими, которым знать о сем не нужно». В декабре 1841 года последовало разрешение раскольникам Калужской губернии совершать требы у раскольнических попов Черниговской губернии, а раскольникам Тверской губернии – исполнять требы у попов Ржевского молитвенного дома 489 . В 1847 году в том же Ржевском доме дозволено было совершать требы раскольникам Семеновской волости, Демьянского уезда Новгородской губернии 490 , а в 1848 году – раскольникам той же губернии Крестецкого уезда, Рахинского яма 491 . Но так как все указанные распоряжения делались «секретно», состояли только в приказам местным начальствам «не мешать» раскольникам делать то, о чем они просили правительство, и касались только некоторых поповцев, то неудивительно, что заблуждающихся других губерний по-прежнему затруднялись в исполнении своих духовных нужд и многие из них по-прежнему продолжали вступать в так называемые, сводные браки 492 . И это – тем более, что правительство, позволяя, хотя и не формально одним поповцам совершать требы у находившихся в разных местах и известных ему беглых попов, другим в то же время отказывало в этой милости. Так напр. в 1842 году повелено было местному начальству города Ростова (вероятно на Дону) и посада Дубовского, чтобы оно «под благовидным предлогом воспретило находившимся там при часовнях и моленных попам раскольничьим совершать браки донских раскольников» 493 , хотя в том же году, того же числа и месяца, на основании Высочайше утвержденного 9 января 1826 года положения комитета министров велено было «не касаться рассмотрения обрядов по коим раскольники войска Донского совершали свое венчание чрез раскольнических попов оставляя совершение браков их произволу», и только предписывалось преследовать браки несовершеннолетних 494 . |
| В заключение статьи этой заметим: хотя от присоединения Сибири к державе Российской протекло уже около 250 лет, 19 но быт Сибирских инородцев не представляет ощутительных перемен. Где искони водворялись племена, там и ныне их же видим, и видим во всей простоте века Авраамова. Домообзаведение их ограничено убогою кущею, потребности в пище и одежде не простираются далее того, что получается от стад; деятельность и житейские развлечения сосредоточены в передвижении из дебрей в дебри, из пустыни в пустыню. Исключение делают собою лишь те из инородцев, которые постоянно находясь под влиянием Русского народонаселения, невольно свыкаются с его образом жизни и начинают постигать, что не скитальческая беззаботность, а труд, подъемлемый в поте лица, составляет прямое назначение человека. Вера старинных обитателей Сибири имела один общий характер, следы которого видимы еще в остатках Шаманства. Но единство это давно рушилось, быв потрясено силою обстоятельств. По раздроблении огромной Монгольской монархии, сперва приволжские Татары, входившие в связь с Турецкими поколениями, а потом и Азийские, стали изменяться из идолопоклонников в Магометан. Религиозный переворот начался в Западной Сибири при Кучуме. 20 Предание говорит, что хан этот, обманутый мнимыми откровениями Бухарского пришлеца, позволил ему восстановить память прежних проповедников, убитых в Сибири за исламизм, вызвал из Казани мулл и повелел вводить новую веру. Но поскольку, намерениям Царя не соответствовали убеждения подданных его: то дело подчинилось обычным в исламизме мерам. Кучум взялся за меч. К тому же расположил и отца своего Муртазу, Бухарского властителя. От последнего прислано было войско под начальством старшего его сына Ахмет – Гирея и вместе целый легион мулл и Абызов. Тогда для народа одно оставалось: покориться необходимости. Лишь жившие в глуши и в отдаленности от ханской столицы могли еще сохранять прежнюю свою веру. И это досталось на долю Остяков и немногих Татар около Туринска, Барабы и в Лебаутских юртах, между Тобольским и Демьянским ямом. |
| 170 Вот подлинные слова Геронтия, в которых Липранди видит это воззвание: „Как титла апостольского звания (!) на ся приняв мой долг мир и спасения вам возвестись; а в преступлении свецких прав закона для всеобщей пользы Апостоли и прочии многие церковные учители на ся измененный образ возлагали (это значат, что будто бы и Апостолы ходили с фальшивыми паспортами под видом купцов!) и тем спасение подавали, в том Его Императорской милости прощу мине простить и от заключения свободить, дозволить же мне свободно объяснить сие староверам нашего единения и согласить их, дабы они без опасно рассмотрели правилы нашего священнодействия и по рассмотрении представили бы оные с молением Его Императорскому Величеству, дабы на основании оных позволит им от нас заимствоваться рукоположением“ (стр. 161). 171 Сам же Геронтий в своем показаний упоминает, что в свой приезд в Москву, еще до учреждения иерархии, в 1844 г., он предлагал старообрядцам – „прибегнуть с молением к своему Императору ощастливить их таковым же даром (каким австрийский император ощастливил липован, дозволив им привезти епископа в Белую-Криницу), дозволить им (из Белой-Криницы) заимствоваться священством“, но что московские старообрядцы отвергли это предложение, как несбыточное (стр. 148). 172 Если так, то в 1847 г. ему было бы 58 лет; а в паспорте его значилось (и действительно было) 45 лет. Как же следователь не обратил на это внимания? Впрочем он и сам сознавался, что показанию Геронтия об его происхождении „трудно дать веру по многим причинам“, и что „по собранным между раскольниками известиям, оказываются признаки, что он должен быть из государственных крестьян Новгородской губ. Демьянского уезда“ (стр. 126–127). А в действительности он был крестьянин Серпуховского уезда Московской губ. 173 См. «Чтения в Императорском обществе истории и древностей Российских», стр. 146; ср. «История Белокриницкого священства». вып. I, стр. 69–70. 174 Кроме собственного Геронтиева показания были приняты во внимание и собранные другими путями, особенно посредством перелюстрованных писем, сведения о нем. |
| В 70-х и начале 80-х годов Пошехонье стало одним из главных районов распространения гарей. Здесь, помимо Сергия, который выступал, скорее, в роли советника, чем организатора гарей, «работали» Поликарп, главный затейник огненных смертей в этом крае, который в своих проповедях постоянно ссылался на писания Аввакума 788 . Кроме него чуть ли не на каждой странице Евфросиньева трактата постоянно упоминаются его многочисленные последователи-проповедники: Семен- " пророк», подьячий Иван Григорьев, сын последнего Иван, некий " звероподобный» Андрей, Тихон Юродивый, чернец Иосиф Поморский 789 , Иван Кондратьев , Иван Коломенский, Корнилий, в данном случае, вероятно, известный старообрядческий мафусаил, основатель Выговской пустыни, старица Капитолина, которая в 1660-х годах обитала в Вязниковских лесах 790 , и многие другие. Число гарей и жертв этих проповедников точно неизвестно, но Евфросин говорит о четырех или даже пяти тысячах, погибших в Пошехонье на кострах самосжигателей, только в 1670-х и 1680-х, а возможно, даже уже и в 1660-х годах. Наоборот, другой современник этих гарей, старец Игнатий, рассказывал Дмитрию Ростовскому , что к началу 1680-х годов было " всего» 1920 жертв 791 . Помимо старообрядческих писателей и Дмитрия Ростовского официальные документы тоже подтверждают распространение гарей в Пошехонских лесах, в частности в окрестностях сел Холм и Кузьмо-Демьянск 792 . Нетрудно понять, почему именно Пошехонье, через двести лет после гарей «прославленное» М.Е. Салтыковым-Щедриным, стало одним из главных районов проповеди самосжигателей. Этот край был всегда одним из наиболее отсталых и заброшенных в Средней России, и здесь уже в 1630-х годах старец Капитон начал свою проповедь аскетического изуверства. Его ученики могли легко скрываться в пошехонских дебрях, и сведения об их проповеди с трудом доходили до Москвы. Возможно, что сюда собирались из Москвы старообрядцы, желающие спастись очистительным огнем, а само Пошехонье, может быть, служило местом добровольных auto-da-fe благочестивых москвичей. |
| Нет крепи – Глеба нового Не будет на Руси! Всех пристальней, всех радостней Прослушал Гришу Пров: Осклабился, товарищам Сказал победным голосом: «Мотайте-ка на ус!» Пошло, толпой подхвачено, О крепи слово верное Трепаться: «Нет змеи — Не будет и змеенышей!» Клим Яковлев Игнатия Опять ругнул: «Дурак же ты!» Чуть-чуть не подрались! Дьячок рыдал над Гришею: «Создаст же Бог головушку! Недаром порывается В Москву, в новорситет!» А Влас его поглаживал: «Дай Бог тебе и серебра, И золотца, дай умную, Здоровую жену!» – Не надо мне ни серебра, Ни золота, а дай Господь, Чтоб землякам моим И каждому крестьянину Жилось вольготно-весело На всей святой Руси! — Зардевшись, словно девушка, Сказал из сердца самого Григорий – и ушел. Светает. Снаряжаются Подводчики. «Эй, Влас Ильич! Иди сюда, гляди, кто здесь!» — Сказал Игнатий Прохоров, Взяв к бревнам приваленную Дугу. Подходит Влас, За ним бегом Клим Яковлев; За Климом – наши странники (Им дело до всего): За бревнами, где нищие Вповалку спали с вечера, Лежал какой-то смученный, Избитый человек; На нем одежа новая, Да только вся изорвана. На шее красный шелковый Платок, рубаха красная, Жилетка и часы. Нагнулся Лавин к спящему, Взглянул и с криком: «Бей его!» — Пнул в зубы каблуком. Вскочил детина, мутные Протер глаза, а Влас его Тем временем в скулу. Как крыса прищемленная, Детина пискнул жалобно — И к лесу! Ноги длинные, Бежит – земля дрожит! Четыре парня бросились В погоню за детиною. Народ кричал им: «Бей его!» — Пока в лесу не скрылися И парни, и беглец. «Что за мужчина? – старосту Допытывали странники. — За что его тузят?» – Не знаем, так наказано Нам из села из Тискова, Что буде где покажется Егорка Шутов – бить его! И бьем. Подъедут тисковцы. Расскажут. Удоволили? — Спросил старик вернувшихся С погони молодцов. «Догнали, удоволили! Побег к Кузьмо-Демьянскому, Там, видно, переправиться За Волгу норовит». «Чудной народ! бьют сонного, За что про что не знаючи…» – Коли всем миром велено: «Бей!» – стало, есть за что! — Прикрикнул Влас на странников. — |
|
|
