| — Вия! — голоса у путников стали, как струнки: пропадут, тут им живу не быть, — того самого Вия: Подымите мне веки, ничего не вижу! — Того самого о железном пальце . Нынче Вий на покое, — зевнул одной головой конь двуголовый, а другой головой облизнулся, — Вий отдыхает: он немало народу-людей погубил своим глазом, а от стран-городов только пепел лежит. Накопит Вий силы, примется снова за дело. А Пузырь с клещами да с жалами помер. — Пусти, конь, обогреться! — Пустишь вас… уж сидит один странник. А вы кто такие? — А мы перехожие люди, бродим по свету от дерева до дерева, от каменья до каменья, а идем мы в дальне-далече к Морю-Океану. — Да вы не с Бурь-болота от Кукураковны? Прошлым летом такие шатались. — Нет, мы не такие… Прошлым летом мы посолонь шли с Котофеем. — А с Латымиркой-ведьмой знаетесь? — Про седого Ауку мы знаем. — Ну, идите! Да осторожней! Глядите под ноги. Тут лежат вилы. Не наткнитесь! Это — вилы самого Вия: вилами Вию подымали веки! — и конь, колесом завивая гриву, расстилал долгий хвост по земле, светил золотыми ушами дорогу. И очутились путники в избушке у Вия. Конь Унеси-голова, пока стол накрывали, взялся показывать хозяйство. Большое хозяйство у Вия. Первая горница — золото. Там живут муравьи: день-деньской только и дела им — тащут со всех концов муравьи к Вию в избушку червонное золото. Вторая горница — коневая, Коню принадлежит: убранство богатое: Третья горница — за столом сидит семеро, и все они сини, синее котла, и все, как один, без голов. А в другие скрытные горницы Конь не повел — небывалому страшно! И только позволил разок через щелку взглянуть. Там жар, там огни горят, мигуны там помигивают, свистуны там посвистывают, стук, брякотня, безурядица, там громы Ильинские, морозы Крещенские, петухи с вырванным красным хвостом, козьи ноги, пауки, злые собаки, — все хвостатое, хоботастое, там говор, гул, шип и покрик — нежеланные. Не оторваться от щелки. Любопытство так и берет. Но Конь уж уводит к столу: ужин готов. Сели за ужин. Служила собачка: подавала миски, меняла тарелки. У собачки личико острое, ровно у мальчика, только ушами собачка все пошевеливала. |
| 10) Следственные дела направляются на рассмотрение Особого совещания НКВД СССР. Начальникам управлений НКВД по Дальне-Восточному и Красноярскому краям и Восточно-Сибирской области следственных дел на арестованных Особому совещанию не высылать. Вместо этого сообщать по телеграфу общие справки на семьи осужденных (пункт «а» ст. 1), которые и будут рассматриваться Особым совещанием. Последнее свои решения по каждой семье с одновременным указанием мест заключения (лагеря) сообщает начальникам перечисленных УНКВД также по телеграфу. Рассмотрение дел и меры наказания 11) Особое совещание рассматривает дела на жен осужденных изменников Родины и тех их детей старше 15-летнего возраста, которые являются социально опасными и способными к совершению антисоветских действий. 12) Жены осужденных изменников Родины подлежат заключению в лагеря на сроки, в зависимости от степени социальной опасности, не менее как 5–8 лет. 13) Социально опасные дети осужденных, в зависимости от их возраста, степени опасности и возможностей исправления, подлежат заключению в лагеря или исправительно-трудовые колонии НКВД или водворению в детские дома особого режима Наркомпросов республик. 14) Приговоры Особого совещания сообщаются для приведения их в исполнение наркомам республиканских НКВД и начальникам Управлений НКВД краев и областей по телеграфу. 15) Следственные дела сдаются в архив НКВД СССР. Порядок приведения приговоров в исполнение 1 6) Осужденных Особым совещанием жен изменников Родины направляют для отбытия наказания в специальное отделение Темниковского исправительно-трудового лагеря, по персональным нарядам ГУЛАГа НКВД СССР. Направление в лагеря производить соответствующим порядком. 17) Осужденные жены изменников Родины, не подвергнутые аресту в силу болезни и наличия на руках больных детей, по выздоровлению арестовываются и направляются в лагерь. Жены изменников Родины, имеющие грудных детей, после вынесения приговора немедленно подвергаются аресту и без завоза в тюрьму направляются непосредственно в лагерь. |
| Несмотря на хорошую успеваемость, курсант не был удовлетворен, скучал, служба химиста тяготила его. Более всего тогда Павел Игнатьевич интересовался штурманской службой, в которой по свидетельствам педагогов он был прекрасно осведомлен. В воздухе летчик чувствовал себя спокойно и уверенно. Правда, руководители вновь упрекали его в излишней самонадеянности и пререканиях со старшими по званию. После окончания курсов химистов Павел вернулся в Ораниенбаум, где и служил до конца 1936 года в 20 морской дальне-разведывательной эскадрилье в должности штатного летчика-наблюдателя, начальника химической службы. Ему присвоили воинское звание лейтенанта. До 1934 года он летал на самолетах Р6, МР6 (с поплавками – Морской разведчик 6), на летающих лодках. Молодые летчики служили весело, любили спортивные игры во время отдыха. Павлу нравились эти состязания в силе, ловкости и мастерстве: много лет спустя, уже в возрасте 50 с лишним лет он все еще легко мог пройти на руках. Особенно веселили Павла Игнатьевича воспоминания о том, как он стал чемпионом Балтийского флота по плаванию. Проведя детство на Цне, в воде молодой человек чувствовал себя легко и естественно как рыба, но специальных спортивных стилей не знал. Во время соревнований, плывя на боку, он легко обгонял соперников. Смеялся, что одерживал победу собственным – боковым стилем. Помню, как красиво отец входил в воду, будучи уже немолодым человеком: гибко, плавно, беззвучно, он нырял, словно дельфин, исчезая на длительное время и обнаруживал себя уже на середине быстроструйной Цны, отфыркиваясь, как морж. Затем, мощно рассекая «саженками» воду, стремительно возвращался. В конце 1936 года Павла Игнатьевича направили слушателем в Ейскую ВМАШ имени И. В. Сталина. Он много читал, был образован и профессионально подготовлен значительно выше среднего уровня, что было редкостью в те годы. От политической деятельности старался уклоняться. Руководство школы отзывалось о молодом лейтенанте как о прирожденном командире. Летать Павел любил и летал аккуратно, – без поломок и аварий. |
| 9 октября 1937 года тройка УНКВД по Московской области приговорила Дмитрия Михайловича к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере, и он был отправлен в Бамлаг (Байкало-Амурский исправительно-трудовой лагерь), куда прибыл 16 ноября. Первое время он работал на лесоповале. Тяжело заболев, он был помещен в лагерную больницу, где его признали инвалидом, и администрация лагеря направила его на работу в мастерские, обслуживающие строительство железной дороги. 30 января 1939 года он сообщил родным, что находится в Дальне-Восточном крае на станции Известковая в поселке Кульдур и работает в 53-й колонне в пошивочной мастерской. 21 декабря 1939 года Дмитрий Михайлович писал супруге: «...Благодарю за заботу обо мне и о моем здоровье, я чувствую себя пока хорошо для моего возраста. Хожу уже без костылей, но с клюкой, то есть с палочкой. Ты пишешь, что я о ногах пишу скупо, — нет, я не скуплюсь, но не хотел бы писать о плохом, хотя и хорошего-то нет; вот скоро будет двадцать пять месяцев, как я выбыл от вас, и сколько еще пройдет, кто знает...» Заключенные на строительстве железной дороги в Байкало-Амурском исправительно-трудовом лагере 30 декабря того же года он написал родным: «Вот уже и наступает 1940 год; да, время бежит, как вода, не зависит от того, что живешь хорошо ли, плохо ли. У нас стоит зима в полном разгаре, хотя морозов таких, как в прошлом году, нет, — погода чудная, морозы ночью средние, а днем высокое теплое солнце, так что в общем пока очень хорошо...» 26 января 1940 года Дмитрий Михайлович отправил заявление в прокуратуру РСФСР, прося пересмотреть его дело и освободить из лагеря, но получил на это стандартный для тех лет ответ, что оснований для пересмотра дела нет. 5 сентября 1940 года Дмитрий Михайлович обратился к руководству НКВД с заявлением, в котором, в частности, писал: «...Считаю предъявленные мне обвинения голословными и ни на чем не основанными и ничем не доказанными. Я обращаюсь к Вам с просьбой, поручить затребовать дело о моем аресте и постановление тройки опротестовать на предмет его отмены и освобождения меня от дальнейшего заключения». Однако и это заявление осталось без ответа. |
| Софроний (Старков), епископ Арзамасский Родился в 1875 году. Окончил Казанскую духовную академию. Из протоиереев г.Читы. 10 апреля 1922 года хиротонисан во епископа Селенгинского, вик.Забайкальской епархии (Дальне-Восточной митрополии). В 1923 году уклонился в обновленческий раскол. В августе 1923 года ему было запрещено священнослужение в Дальне-Восточной епархии за непризнание распоряжений областной (обновленческой) церковной власти. В этом же году принес покаяние перед православными архиереями и принят в сущем сане. Несколько лет прожил он на севере в Архангельской области. В 1932 году митр.Сергием назначен епископом Арзамасским, вик.Нижегородской (ныне Горьковской) епархии. 22 окт. он прибыл в гор.Арзамас и сразу же направился в собор для встречи с клиром и верующими. Это отразилось на его сердце. В этот же день от сердечных переживаний он скончался. В деле имеется переписка по его делу с обновленческим Синодом, но о результатах ее нет данных. Литература: ФПС III, стр.6. ФАОС дело 197. Кат-АМ, 320. Кат-ЯВ, 256, стр.131. «ЖМП» 1932, 13, стр.6. ФАМ I, 242, стр.19. Von 1923 war er in den Solovki-Lagern. M. Pol " skij, Novye mueniki I, 168. Regel‘son 531 : 1923 verhaftet. 544: Solovki-Lager. Читать далее Источник: Русские православные иерархи : период с 1893-1965 гг. : [Каталог]/Митр. Мануил (Лемешевский). - Куйбышев. : 1966./Часть 6. Савва (Бабинец) – Ювеналий (Тарасов). – 1989. - 534 с. Поделиться ссылкой на выделенное |
| Елисея же Благодарёва назвали в Каменке – Стёбень. И никаким призвуком не было то обидно. Появился он в Каменке уже взрослым мужиком, за тридцать лет, перед турецкой войной, и женился на Домаше Ополовниковой, призяченным вошёл в дом. Местность его родная была позадь Байкала, хоть и там его прадеды не извеку жили. Как-то ж прозывали его и там, но того прозвища он сюда с собой не перенёс, никому не высказал, как и про всю ту свою опережную жизнь, разве что Домахе когда, а сыновья ничего про то от батьки не слыхали. Что-то ж он до тридцати лет делал, где-то жил или носился, поди на чём-то хрустнул, а и на речку Савалу не ломленый пришёл, так что скоро и в бобыле признала Каменка: Стёбень. Не легко досталось Елисею Благодарёву и тут, в хилой семье без мужиков, долго на него и на первого сына не давали надела, начинать пришлось с купли в долг, выплачивать в рассрочку, потом ещё приарендовывать, лишь позже дали на две души, потом и на второго сына Арсения, а у них детей уже пятеро было, да двух сирот Елисей принял от домахиной сестры, в их же семье когда-то-сь и доросшей до выданья. Вот уже и в Каменке жил Елисей боле тридцати лет, не пил, не курил, не зарил, не буянил, только тянул свой воз, но так был воз перегружен и так зажирали колёса, что всего напряга жизни его и тела не хватало разогнуться и понестись. Как и многие, не он один, запряжен был Елисей свыше мочи, а досадливей всего – что дорога в колдобинах. И всё ж старшего сына Адриана сумел он выделить на хутор, под Синие Кусты. И всё ж додержал до нонешней старости прямой стан, сторожкость головы и ясный острый дальний взгляд, так что слишком близко смотреть ему как будто и резало, щурился он. Светло и дальне он так поглядывал и в 66 лет, кубыть молод был ещё и полагал свою могуту ещё впереди. Арсения же Благодарёва звали по-уличному Гуря. Ростом и крепостью до батьки дотягивал он, но не было ни в нём, ни в брате Адриане отцовской ровноты и струнности. Они и волосами и поличьем были потемней, носы поширше, скулы пораздатистей, по-тамбовски, и губы пораспустенней, и голова так не взнесена на шее. Ворчал Елисей: “Испортила ты, Домаха, мою породу.” |
| Забайкальская (см. Читинская) Забайкальская, обн. Основана в 1922 г. Упразднена в 1929 г. Именовалась: Забайкальская и Читинская, Читинская и Забайкальская. Викарные кафедры: Сретенская, Верхнеудинская, Нерчинская. 26.10(08.11)1922 26.02(11.03)1923 22.09(05.10)1926 22.09(05.10)1926 Александр Спасский 11.1927 1927(?) 1927(?) 11.1929 1488 По другой версии, поставлен сразу же на Петропавловскую обн. кафедру (см.). Помещен в списке условно. 1492 С 1929 г. – «митрополит Дальне-Восточной митрополии». 11.1929 принес покаяние (малодостоверно), но 19.06(02.07)1931 вновь уклонился в обновленчество. Далее см. Пензенская, обн. Читать далее Поделиться ссылкой на выделенное |
| из них возвратных 135 –»– Объем работ Землечерпание на р.Амуре и лимане 16.550.000 м Промышл. и граждан, строительство 233.000 –»– Характеристика Судовой ход от г. Комсомольска до выходов в Японское и Охотское моря по Татарскому проливу. Потребность основного оборудования: Землечерпательных снарядов речных – 2 морских – 10 Пароходов –«– – 5 –»– – 11 Шаланд –»– – 8 –»– – 16 Брандвахт –«– – 2 –»– – 4 Пловучих мастерских –»– – 1 –»– – 1 Буксиров и катеров– " – – – –»– – 9 Объем капитальных вложений на 1938г. – 100 млн. р. На 21.11.38 г. – з/к 600 чел. Пика 1938 г. – з/к5 тыс. чел. Объем основных работ 1938г. Землечерпание 2.500.000 м Промышлен. и гражд. стр-во 160.000 –»– Юго-Восточная Гавань Общие сведения Постановление СНК СССР от 15.11.37 г. о строит. Южной Гавани и постановление СНК СССР от 21XI937 г. 1868 о стр-ве очереди Южной Гавани. Начало строительство в 1937 г. Срок окончания 1-й очереди установлен I/VII.1939 г. Сметная стоимость 1-й очереди 65860 тыс. руб. из них возвратные 10 380 –»– Объем работ Земляные работы .4 079 000 м Бетон, и жел-бетон. Работы 13 900 –»– Свай деревянных 7 114 шт. Складов служебных и жилых зданий 253 900 м 3 Характеристика I – грузовых механизированных причалов 7 шт. II – пассажирских причалов 2 –»– III – бункеровочных –»– 2 –»– IV –очистительных –»–. 1 –»– Проектный грузооборот 1 млн.тонн в навигац. Объем капитальных вложений 1938г. 20 000 т. р. На 26.11–38 г. з/к – 4,3 тыс. чел. Пика 1938 г. з/к – 5 Объем основных работ 1938г. Земляных работ 2 772 000 м Бетон, и жел.-бетон. Работ 13000 –»– Свай 5 264 шт. Эксплуатация зданий 44500 м ДАЛЬЛАГ Общие сведения Назначение дороги: связать ж.-д. магистраль с существующей сетью ж. д. Союза – г. Комсомольск на р. Амуре. Дорога начинается от с. Волочаевка Дальне-Восточной ж. д. и имеет второй выход на ту же дорогу на восток со ст. Жедневка. Длина дороги – 351 км. Строительство начато в 1935 году. Должно быть закончено и сдано в пост, экспп. 1.X.1937 г. К 1-му октября 1937 г. состоялось открытие временного движ. |
| По окончании допросов в Коломне Дмитрий Михайлович 1 сентября 1937 года был перевезен в Таганскую тюрьму в Москве, где следователь снова потребовал от него показаний о контрреволюционной деятельности, но Дмитрий Михайлович на это ответил: «Я ни в какой контрреволюционной организации не состоял и виновным себя в этом не признаю» . 9 октября 1937 года тройка НКВД приговорила его к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере, и он был отправлен в Бамлаг, куда прибыл 16 ноября. Первое время он работал на лесоповале, но затем, тяжело заболев, был помещен в лагерную больницу, где его признали потерявшим трудоспособность инвалидом и направили работать в центральные мастерские при строительстве железной дороги. 30 января 1939 года он сообщил родным, что находится в Дальне-Восточном крае на станции Известковая в поселке Кульдур и работает в 53 колонне в пошивочной мастерской. 21 декабря 1939 года Дмитрий Михайлович написал родным: «…Благодарю за заботу обо мне и о моем здоровье, я чувствую себя пока хорошо для моего возраста… Хожу… уже без костылей, но с клюкой, то есть с палочкой. Ты пишешь, что я о ногах пишу скупо, – нет, я не скуплюсь, но не хотел бы писать о плохом, хотя и хорошего-то нет; вот скоро будет двадцать пять месяцев, как я выбыл от вас, и сколько еще пройдет, кто знает…» 30 декабря того же года он писал родным: «Вот уже и наступает 1940 год; да, время бежит как вода, не зависит от того, что живешь хорошо ли, плохо ли. У нас стоит зима в полном разгаре, хотя морозов таких, как в прошлом году, нет, – погода чудная, морозы ночью средние, а днем высокое теплое солнце, так что в общем пока очень хорошо…» 23 января 1940 года он написал супруге: «Ты пишешь и просишь не поддаваться унынию. Напрасно ты это думаешь. Я сам отлично знаю, что тоской и печалью делу не поможешь, и я чувствую себя очень хорошо – духом бодр, хотя отчасти плоть немощна, но для моего возраста и того достаточно, что имею, то есть здоровья, и тем более, где я нахожусь, сама обстановка не дает повод к большому унынию, – конечно, не дома, сама должна понять, но все-таки коллектив людей на нашей колонне очень хороший – начальствующие люди симпатичные, ко мне относятся как те, так и другие очень внимательно, даже подчас думается, как будто бы я этого и недостоин, поэтому и нет основания очень-то убиваться; напрасно ты так думаешь и судишь по какой-то фразе из письма – конечно, не дома, ясно и понятно… Я вам писал даже не один раз, что посылок не шлите, также и денег: расходы большие, а нужды большой нет, – я обхожусь, а у вас без того расходы, тем более это дело связано с такими неудобствами по дальности. Читая строки твоего письма, я очень-очень рад за вас, что у детей наших дружба – это самая лучшая черта в жизни, и желаю им также и в дальнейшем держаться ближе к дружбе, зная, что дружная семья веселее переживает радости и легче переживает неприятности…» |
|
|
