| (К вопросу о методах миссионерского воздействия на ламаитов). Речь, предназначенная для произнесения на торжественном годичном собрании Императорской Казанской Духовной Академии 8-го ноября 1914 года Инспектором Академии и экстраординарным профессором Архимандритом Гурием Калмыки, живущие в настоящее время скученными массами в губерниях Астраханской, Ставропольской и в Области Войска Донского, прикочевали к нам на Русь между 1628–1630 г. в количестве 50 тысяч семей под предводительством тайши Хо-Орлюка 1 . Это был народ, принадлежащий к западной, так называемой, ойратской ветви монгольских племен, народ, в свое время безусловно участвовавший в исторических судьбах жизни монархий Чингиз-хана, а в 15-м веке, в состав прочих ойратских племен, под главенством чоросского вождя Эсэня 2 , стоявший во главе политической жизни всех монголов и победоносно ходивший войной на Китай. В 17-м веке ойраты представляли могучий политический союз своих главных племен: чороссцев, делившихся на зюнгарцев и дорботов, торгоутов и хошеутов с хойтами. В начале этого века торгоутовская ветвь ойратства с небольшими примесями других племен, под предводительством тайши Хо-Орлюка, вышла из родных джунгарских кочевьев к истокам Ишима и Тобола, отсюда между 1628–30 г.г. она прикочевала к Каспийскому морю и заняла степные пространства между Уралом и Волгой, а затем и далее по направлению к Дону. Столкнувшись с православным русским народом, эти племена, получившие при своей перекочевке наименование калмыков, естественно, должны были подвергнуться воздействию христианства и с самого же начала пребывания в пределах России встать в то или иное отношение к нему. Так как калмыки, переселившись в Россию, всячески стремились сохранить свою политическую самобытность и независимость от русских, вследствие чего вели с ними постоянные войны, – так как, далее, они по своим религиозным упованиям являлись народом только что с ревностью и энтузиазмом воспринявшим ламаизм, который по переходе в Россию был у них утверждаем влиятельными лицами ламайского мира и закрепляем переводами на калмыцкий язык религиозных книг ламаизма, – то понятно, что калмыки в начальный пери од своего пребывания в пределах России не могли чувствовать особого расположения к принятию христианства. |
| Понятно, что в данном случае крещеные калмыки оставались совершенно без всяких познаний в воспринятом ими вероучении. Однако, этот порядок, начатый при архим. Мефодии, силою обстоятельств должен был практиковаться и во все время существования миссии в Ставрополе на Волге, ибо там крещеные жили массами и для надлежащего духовного руководства и обучения их у ставропольской миссии не было в достаточном количестве правоспособных членов клира. Почти все дело духовного руководства лежало на пр. Чубовском, который обучал калмыков благочестию и один только мог на калмыцком языке совершать чин исповеди, – это великое таинство духовного обновления людей. Хотя из бывших при Чубовском школьников трое знали калм. язык и могли помогать начальнику миссии, но во 1-х, они были людьми светскими, официально занимавшими причетнические места, а во 2-х, – этих трех лиц было слишком недостаточно, чтобы успешно предпринять тот огромный труд, который требовался для обучения истинам веры 6–8 тысячной массы крещеных, но не просвещенных светом христианского познания калмыков. Немногому мог научить крещеных калмыков официальный веропроповедник Васильев в екатерининское время, имевший приход в Астрахани и, следовательно, только в часы досуга могший заниматься подготовлением их ко крещению. Безусловно, слабым усвоением крещеными калмыками начал христианской жизни и объясняется то крайне незавидное положение христианства среди калмыцкого народа, которое было обнаружено губернским секретарем Кудрявцевым в начале 2-ой четверти 19-го столетия, когда крещеных калмыков оказалось ничтожное количество, притом совершенно погруженных в язычество. Можно было надеяться, что с появлением в калмыцкой степи специальных миссионеров и с организацией миссионерских станов религиозно-нравственное состояние крещеных калмыков поднимется на надлежащую высоту, но действительность нам показала совсем иное. Современное религиозно-нравственное состояние крещеных калмыков, как то засвидетельствовал Казанский Миссионерский Съезд 1910 г., крайне невысоко. Крещеные калмыки почти язычники по существу. |
| Кроме того, журналу иногда приходилось «отбиваться» и от обвинений в том, что применение «системы Н.И.Ильминского » привело к росту «чувашского сепаратизма». Этому, к примеру, была посвящена отдельная статья священника В.Зайкова «По поводу доклада проф[ессора] В.Ф.Залесского о сепаратизме чуваш» 15 и 16 от 17 апреля 1911 г.). Особый интерес в части изучения распространения православия и образования среди чуваш представляет статья известного чувашского просветителя, священника села Байглычево Тетюшского уезда Казанской губернии священника А.В.Рекеева «Чуваши. Применение системы Ильминского к их просвещению» 25 и 26 от 26 июня 1911 г.). Будучи написанной в июне 1909 г., она была опубликована только в 1911 г., заняв почти весь объём сдвоенного номера журнала. Помимо прочего, А.В.Рекеев давал в своей статье подробное описание «технологии» и приёмов «обработки» чуваш татарами-мусульманами с целью их обращения в ислам и «отпадения» от православия. Среди последних упоминались, например, предназначенные для легковерных чуваш утверждения о том, что «ислам есть самая древняя религия, её исповедовали Адам, Ной, Авраам и др[угие] древние пророки» (поэтому «только живущие по этой вере спасутся, и для жизни в раю приготовлены для каждого мусульманина по семидесяти дев-гурий», а «христиане на том свете все будут гореть в аду»), а также прославление особо почитаемых мулл, имена некоторых из коих чуваши даже боялись упоминать вслух (про одного ишана, в частности, было распространено «мнение», что после смерти «его чалма и посох сами собой, без всякого внешнего воздействия, перейдут к его преемнику»). Иными словами, мусульманские миссионеры пользовали чуваш-язычников и крещёных «двоеверов» наиболее «адаптированной» для их восприятия, нарочито упрощённой «версией» ислама. «Татары, – отмечал А.В.Рекеев, – вообще увлекают чуваш легендами и баснями, в которых изображают превосходство мухаммеданства пред христианством. Между прочим, татары проповедуют чувашам, что в христианстве святых нет и быть не может, а у них, магометан, есть много святых». При этом особо указывалось на то, что в отличие от русских, «каждый татарин-магометанин в то же время есть и проповедник своей веры». «Бывает ли татарин у чувашенина или чувашенин у него, – писал, в частности, А.В.Рекеев, – татарин толкует ему всё о своей вере. Едут или идут они вместе дорогой, татарин трактует о своей вере, восхваляет её, а христианскую веру чернит. Ходит татарин-торгаш по чувашам с мелким товаром, всюду проповедует свою веру и т.д. Словом, каждый татарин-магометанин всегда занят своей верой. Наши же православные русские мужики мало и редко говорят о ней». |
| Л.; 6) блюдо серебряное 7116 [(1607/08)] года; 7) блюдо серебряное 7192 [(1683/84)] года; 8) блюдо серебряное 1708 года; 9) ковш серебряный 7137 10) ковш серебряный 7191 [(1683/84)] 11) ковш серебряный без рукоятки 1765 12) крест напрестольный басменный; 13) панагия Благовещение с жемчужным крестом; 14) панагия «Господь Вседержитель» и «Знамение» с жемчугом; 15) панагия св. Гурий 16) панагия «Господь Вседержитель» на стекле (дефектная); 17) панагия в виде креста эмалевая; 18) Панагия аспидная с мелким жемчугом; 19) панагия «Господь Вседержитель» 1702 года; 20) панагия «Вознесение», миниатюра; 21) панагия «Знамение» с эмалью; 22) панагия «Благовещение» с польской надписью; 23) панагия «Знамение» на стекле (дефектная); 24) панагия «Христос» в виде Петра I, миниатюра; 25) панагия деревянная резная «Благовещение» с жемчугом; 26) панагия костяная резная с 15 изображениями; 27) панагия круглая маленькая с крупным жемчугом; 28) Панагия маленькая 8-угольная с изображением Эммануила. Настоящий акт составлен в г[ороде] Казани в двух экземплярах – один для кафедрального собора, другой для Музейной комиссии. Означенные вещи в сем акте сдали: кафедральный протоиерей А. Яблоков, кафедрального собора священник А. Сердобольский, кафедрального собора староста С. Угрюмов. Означенные в настоящем акте предметы искусства и старины принял М. Худяков. С подлинным верно: предс[едатель] Муз[ейной] ком[иссии] [В. Егерев]. Означенная в сем акте коллекция занесена во врем[енную] Главную книгу Центр[ального] музея ТССР за 8 от 23/IX–24 г. Директор Музея [Н. Воробьев]. 50 23 сентября 1924 г. – Отношение Музейной комиссии Татнаркомпроса в Центральный музей ТАССР Музейная комиссия в заседании своем 26 августа т[екущего] г[ода] постановила предметы искусства и старины, находящиеся в ризнице кафедрального собора г[орода] Казани и состоящие на учете Музейной комиссии, передать на хранение в Центральный музей ТССР. Во исполнение этого постановления состоялась приемка от общины верующих и передача в Центральный музей по акту от 16 сентября 1924 г. |
| Библейскую историю, по учебнику митрополита Филарета, у нас преподавали: магистр Московской академии Гр. А. Политковский 55 , а в 1-м отделении – магистр Киевской академии К. И. Миловидов 56 , под конец же курса этого класса обоим отделениям – последний, то есть К. И. М-в. Оба они были очень способными преподавателями. Первый – очень умный и основательный человек, не владевший, однако, даром слова, а второй – блестящий и красноречивый, очень видной и представительной наружности. Кто и где преподавал общую церковную историю, не припоминаю 57 . Если в этом классе, а не в высшем, в котором она полагается по нормальному расписанию 58 , то несомненно – вышеуказанные наставники, то есть Гр. А. П-кий и К. И. Миловидов. Учебником была «Церковная история» Преосв. Иннокентия (Пензенского), в двух частях, старинный учебник (от 1807 г.), многосодержательный, но сухой, полный отрывочных сведений; события разбиты по векам. Цельного и связного представления о событиях церковной жизни не давал и был похож более на подробный конспект по истории церкви, чем на историю в собственном смысле. Русскую гражданскую историю преподавал, по учебнику Устрялова, тот же, что и в низшем классе, общую гражданскую, – Н. В. Охотин († архиеп. Гурий) – до 1856 г., а с 1856 г. – А. И. Стеклов, в то время кандидат, а впоследствии (1868) магистр Казанской академии, бывший потом ректором Нижегородской семинарии (1868) 59 , способный преподаватель, но довольно грубоватый и резкий по характеру. Физику – те же, что и математику в низшем: И. С. Тихонравов, в нашем 2-м отделении, и А. И. Остроумов в 1-м отделении, и с тем же успехом и характером преподавания. Естественную историю (зоологию, ботанику, минералогию) и сельское хозяйство преподавал у нас Л. И. Сахаров 60 , преданный своему делу и недурной преподаватель. Учились мы по запискам, передаваемым из курса в курс и покупаемым от предшественников, – со множеством ошибок, вроде, например, следующей: голуби отличаются «однообразием» – вместо «однобрачием». Так именно раз отвечал урок в классе один ученик, ссылаясь на записки, в которых написано: «однообразием». Много сообщалось нам сведений по ботанике и зоологии; кое-что удержалось в памяти доселе, но, конечно, немногое. Эти предметы считались у нас даже не второстепенными, а, можно сказать, третьестепенными, и мы обращали на них очень мало внимания. |
| Добывать их для списывания составляло большую заботу для нас, в особенности для своекоштных учеников, живших в разных частях города, нередко далеко от семинарии. Хотя наш профессор словесности не отличался особенною глубиною мысли и в этом отношении уступал своему коллеге по 1-му отделению, также магистру Д. И. Страхову 44 , но в общем, нужно признать, что он был более на своем месте, чем этот последний, которому следовало бы быть преподавателем логики и психологии, а не словесности. Указанный выше недостаток нашего наставника, вообще нами уважаемого и довольно любимого, несмотря на его насмешливый характер, почувствовался нами в особенности на последнем экзамене по словесности (в 1854 г.), происходившем в присутствии ревизора от Казанской академии, архимандрита Серафима (Протопопова) 45 , как оказалось, профессора академии именно по кафедре словесности. Архимандрит Серафим, очень худощавый, весьма болезненный по виду, производил своим лицом и особенно глазами впечатление очень умного человека. Мне пришлось отвечать о драматической поэзии. Я передал то, что было у нас в записках, но о. ревизор не нашел удовлетворительным наше определение драмы, а дал свое, поразившее меня своей глубиной и резко выделившее ее из ряда других поэтических произведений. Вот подумал я тогда, какая громадная разница между академическим и семинарским преподаванием. Большой симпатией и уважением пользовался у нас преподаватель всеобщей гражданской истории, профессор Николай Васильевич Охотин (Преосв. Гурий, скончавшийся потом в сане Новгородского архиепископа), магистр С.-Петербургской академии 46 , благороднейшая по характеру личность и очень хороший преподаватель 47 . Трудно было преподавать такой предмет, который имел своим учебником жалкую историю Кайданова. Мы старались восполнять недостатки этого несчастного учебника чтением истории Лоренца. В памяти остался у меня урок из истории французской революции. Н. В. Ох-н, сидя на учительском кресле, держал перед собой какую-то книжку и довольно медленно, но складно передавал ее содержание. |
| Особенно недружелюбно относились к Русским Татары, которые среди остальных инородцев были самыми многочисленными и культурными и которые не могли забыть, что в течение почти двух веков держали Россию под своим игом. Антагонизм политический и отчасти религиозный, тем более сильный, что его постоянно приходилось таить в себе, не мог не парализовать в инородческой среде задач как русской политики, так й русской миссии. Инородцы, что называется, ушли в себя и в течение долгого времени оставались для русских величиною темною, загадочною и непостижимою. Проповедникам Христианства было очень трудно проникнуть в их затаенный внутренний мир, и они долгое время скользили по его внешности. Из трех форм религиозных верований шаманство, более примитивное и менее развитое по своему характеру, легче других поддавалось борьбе. Большую стойкость обнаруживало ламайство, с течением времени сильно развившееся и окрепшее в племенах монгольских. Всего же более противилось христианской проповеди фанатическое по своему характеру магометанство, постепенно подчинившее себе почти все татарские народности. Оно до такой степени сроднилось с этою народностью, что слова татарин и магометанин скоро стали для русских синонимами. Просвещение новых стран верою Христовою начиналось тотчас по их завоевании. Передовыми деятелями на миссионерском поприще были епископы. В каждой стране явились свои епископы – просветители, которые, быв причислены Церковью к лику святых, почитаются ныне религиозными покровителями сих стран. В Казани в течение девяти лет (с 1555 по 1564 г.) подвизался архиепископ Гурий, обративший в христианство многие тысячи Татар. История свидетельствует, что миссионерская ревность его не знала пределов. Он непрестанно, в церкви и на дому, поучал народ, строил храмы и монастыри, заводил школы и брал угнетаемых под свою защиту. Ближайшими сотрудниками его были два архимандрита: Варсонофий и Герман, из которых первый, быв в плену у крымских Татар, прекрасно изучил их веру и язык и потому в Казани успешно состязался с татарскими мудрецами, а последний был главным руководителем православного духовенства в инородческой миссии всего Казанского края. |
| П. «поведения хорошего», отлучившегося с товарищем, который сказал, что в 8 вечера тот от Казанского Собора скрылся от него и пропал (П 1828г. 5 март.); розыски не привели ни к чему (там же 25 сент.); но вот в П 1851г. 4 июл. заслушивается бумага городничего г. Ельца: взят с фальшивым свидетельством на имя крепостного г. Энгельгарда В. Коваленко, а на допросе показал себя Мих. Иудивым Л., сыном А. губ. Борецкого прихода диакона, теперь иерея, учившимся сначала в семинарии, потом в Петерб. акад., откуда он отлучился и странствует по разным местам; по справке: действительно был такой, 3 февр. 1828 г. пропал, сообщали в Каретную часть, там ничего; приметы такие-то. Уведомление городничему сделано, конец, однако, неизвестен. Считаю неизлишним добавить, что в общем смертность была средним числом никак не больше двух на курс: особенных случаев не заметил, был, кажется, один случай смерти от цынги (П 1817г. 28 янв.), да один пошел без позволения купаться и утонул (П 1838г. 23 июл.). Во время холеры очень береглись (П 1830г. 27 окт.; 1848г. 13 март.); в 1-ю холеру заболел, но чрез месяц выздоровел Мысин (П 1831г. 4 июл.); во 2-ю заболел и чрез сутки скончался Ф. Крыловский (П 1849г. 26 июн.), да в 1871 г. в каникулы скончался от холеры А. Г. Каратыгин, который только что кончил и был предназначен на русскую церковную историю. К даровитым профессорам смерть была безжалостнее. 65 Промах (положились на опрометчивую справку) был исправлен самой семинарией, и поэтому все-таки в Петербургской академии учился теперешний Высокопреосвященный Новгородский Гурий (П 1849г. 13 мая). Но был очень даровитый Гусев, который настойчиво рвался именно к нам; родная семинария Московск. Округа никак его не найдет, чтобы послать к нам по нашему вызову чрез КДУ. Моск. акад. советует (sic) ЕДУ задержать его для поступления к ней: а он все просится – готов ехать на свой счет, и кончилось тем, что вынужден был учиться не у нас и конечно магистром (Смирнов, Ист. Моск. акад. 541); не справились: будучи еще семинаристом, преподавал в качестве лектора греческий в философск. |
| КазДА являлась крупным востоковедческим, образовательным, переводческим, миссионерским и научным центром дореволюционной России, влияние к-рого распространялось на всю вост. часть Российской империи. Изучение вероучительных и нравственных основ ислама и буддизма (ламаизма), народного быта, языков и религ. верований нерус. народов России сформировало казанскую миссионерскую школу востоковедения. Ее представителями являлись воспитанники и преподаватели академии Ильминский, Бобровников, Саблуков, Остроумов, Малов, Машанов, М. Г. Иванов, П. К. Жузе , Коблов, Катанов, Н. В. Никольский, архим. Иннокентий (Ястребов), архим. Гурий (Степанов) и др. Перспектива христианизации инородческого и иноверческого населения вост. части Российской империи являлась одним из главных поводов к созданию КазДА. Однако на протяжении всего периода существования «новой» академии сталкивались интересы миссионерско-полемического и историко-этнографического направлений в изучении ислама, ламаизма и инородческих языков, при том что оба направления имели ярких представителей, в т. ч. из инородцев. В 1845 г. были открыты новые кафедры - турецкого, татарского и араб. языков и монгольского и калм. языков. Первыми преподавателями языков в КазДА (1845-1846) стали профессора Казанского ун-та Казем-Бек (турецко-татар. и араб. языки) и А. А. Попов (монголо-калм. язык). Они мало внимания уделяли полемическо-миссионерским вопросам, истории, этнографии и религии арабов, монголов и калмыков. Несмотря на небольшое число студентов, желавших изучать инородческие языки (в 1846/47 уч. г. из 60 студентов академии татар. языку обучались 14 чел., монгольско-калмыцкому - 7, в следующем учебном году - соответственно 10 и 5); из 1-го выпуска «новой» КазДА вышли 2 миссионера и востоковеда, во многом определившие будущее казанского миссионерского востоковедения - Ильминский и Бобровников. Первый по окончании КазДА поселился в татарской слободе Казани для практического изучения грамматических основ татарского языка, 2-й был командирован обер-прокурором Синода в калм. степи для изучения калм. и монг. языков. В 1849 г. Бобровников составил и издал «Грамматику монгольского языка», получившую высокую оценку АН, молодому ученому присудили 2-ю Демидовскую премию. «Грамматика...» была рекомендована Синодом к использованию во всех духовно-учебных заведениях с преподаванием калм. языка. |
| 42. Сотрудник Братства св. Гурия. 22 августа 1910 года Колебания русского правительства во взглядах на миссионерскую деятельность православной русской церкви. (Доклад Казанскому Миссион. Съезду 1910 г.). Систематическая миссионерская деятельность в Казанском крае была начата при первом Царе Московском, Иоанне IV, после покорения Казани и присоединения татарского Казанского царства к России. Первым миссионером в ново-завоёванном крае был св. Гурий, которому была дана особая инструкция, рекомендовавшая при обращении с иноверцами и ново-крещёными меры кротости и участливое отношение к их нуждам 34 . В то же время, в зависимости от века и согласно с господствовавшим настроением тогдашнего русского общества, «для поддержания успехов вновь водворяющегося религиозного учения» признавалось полезным разрушение мечетей, изгнание магометан из местностей, населённых вновь крестившимися и вообще ограничение татар, как в отношении избрания ими места жительства, так и относительно постройки мечетей поблизости русских храмов. Необходимо при этом иметь в виду, что поход Царя Uoahha IV на Казань проф. Знаменский характеризует, как крестовый поход против магометан. Поэтому и при Царе Феодоре Иоанновиче было повелено разметать мечети, которые стали было снова воздвигать татары в неузаконенных местах. Такая система в отношении татар-магометан продолжалась в течение всего XVII столетия, а в 1742 году был издан вновь запретительный указ, повелевавший разрушить незаконно построенные мечети. Это даёт право предлагать, что предыдущие запретительные указы по отношению к мечетям не всегда исполнялись и в разных местах обходились. С современной точки зрения нельзя было бы оправдать упомянутые меры, но в то время (XVI–XVII века), при тогдашнем настроении победителей и покорённых, – других, более гуманных мер нельзя было ожидать от русского правительства, тем более, что в то время никто не изучал ислама, как религиозную систему, и никто не думал о мерах чисто просветительных. Поэтому указанная, односторонне-суровая система, в отношении магометан, действовала в течение более полутораста лет и, вероятно, не содействовала сближению магометан с русскими. Кроме того, деятельность первых Казанских миссионеров не объединялась общим органом и не отличалась последовательностью. |
|
|
