| – Батюшка! Батюшка! Вот нас 8 человек... Пожалуйста, комнатку. – Батюшка! Нельзя ли комнатку вот на нас, на четверых? Отец Николай как будто не слышит этих обращений и молча идет по коридору – Вас сколько?.. Девятеро: вот вам комната... Получайте ключ. Отец Николай проницательно поглядывает на приезжих. По костюму и по манере говорить он определяет людей: «попроще» направляются на нижний и верхний этажи, почище – на средний. Получить комнату на одного можно только по сильной протекции. Обыкновенно комнаты даются купцам в 4–12 человек. Эти группы составляются самими приезжими по их вдохновению. – Идите в нашу компанию!.. – Благодарю вас: я уже приглашен (или приглашена) вон теми. Приглашают незнакомых – просто по виду: посмотришь и решаешь – желательно ли с этими людьми прожить бок о бок 3–4 дня. Судьба соединила меня в комнате с тремя лицами женского пола. – Хотя я вас и не знаю, – сказала мне одна госпожа, – но все же я решаюсь предложить вам проситься в общий номер с нами. Нам отвели комнату на четверых, и здесь, размещая наш багаж, мы стали знакомиться. В номере по стенам – 4 деревянных старых дивана с очень грязными матрацами. По осмотру – и в диванах, и в матрацах оказалось изобилие клопов. Чтобы спастись от них, я спал на полу, а мои, так сказать, товарки по несчастью, истомленные дорогой, легли на диваны и матрацы, фаталистически решив: – Ну, пусть будет, что будет. Умывальников в комнатах нет. Умывальники примитивного устройства находятся в местах, над дверью которых красуется крупная надпись «Сортир». Это место тоже примитивного устройства. Стены грязны, измазаны и покрыты массою грубейших надписей. «В 1887 году здесь был купеческий сын Николай Губанов». Другим почерком к фамилии купеческого сына прибавлено: «дурак и свинья». И т. д. и т. д. Есть надписи 1880 года... Давненько эти стены не видали ремонта. Нужно раздобыть самовар, но это нелегко. На весь коридор всего лишь один служитель – парень лет 18-ти и еще мальчишка. Они сбиваются с ног, и вовсе неудивительно, что на просьбы о самоваре огрызаются: |
| «Потому что вас двое...» Со своей будущей супругой отец Владимир познакомился на пляже. Было это в Калининграде, будущий священник работал тогда на судостроительном заводе, впереди у него была долгая армейская карьера на флоте. Лишь восемь лет назад, в двухтысячном году отец Владимир принял сан. Благочинный Удомельского района игумен Аркадий (Губанов) пригласил к себе бывшего военного, который больше двенадцати лет в свободное время служил у него в храме пономарем. В отличие от своего сына, тоже священника, отец Владимир не имел тогда специального семинарского образования, но многолетний опыт участия в церковных службах помог быстро освоить все необходимое. Сложности возникли не с новым служением, а с бытом. Первые месяцы пришлось жить в сторожке на церковном кладбище, а первой же зимой столкнуться с настоящим голодом. - Я сперва обрадовался, когда люди начали на храм жертвовать: купил облачение для службы и бензопилу, чтобы территорию благо-устроить, - вспоминает отец Владимир. - Благочинный меня тогда отругал, когда услышал. Эх, говорит, что же ты наделал! У нас ведь что приезжие тебе летом пожертвуют, на то всю зиму и живешь. С голоду ведь умрете! Но не умерли, хотя пришлось очень трудно. Денег почти не было, в округе жилыми на зиму, как всегда, осталась лишь пара домов, жители которых - сплошь старушки. Если бы не помощь от благочинного да городских, буквально чудом заезжавших в деревню, - отцу Владимиру и его супруге просто бы нечего было есть. На второй год стало проще: как и большинство семей сельского духовенства, они перешли на натуральное хозяйство, засеяли огород. Оба при этом признаются, что сумели все это пережить лишь благодаря поддержке друг друга. - Мы всегда были как одно целое, - говорит матушка Алевтина. - Я без него никуда, жизни себе не представляю. Сперва по гарнизонам ездили, потом вместе поехали сюда. Тяжело было, но привыкли. А сейчас просто замечательно: прижились уже, да и надо нам было немного. Иногда, конечно, скучно, домой в Калининград хочется, но это быстро проходит. Батюшка меня землю любить научил: он ведь у нас такой огородник - где бы мы ни жили, всюду деревья сажал! У него даже прозвище было: «Мичурин». Вот и тут огород свой завели - теперь он нас кормит. |
| Мы-то привыкли думать, что Пушкин определил на 200 лет весь ход развития нашей литературы, но Ольга Седакова полагает, что это не так, что Пушкин в последующей поэзии не получил развития, а вот сильное и разнообразное влияние Некрасова просматривается на всём протяжении XIX века и в веке XX. «Самое очевидное из воздействий Некрасова — версификационное: оно проходит поверх художественных и общественных разделений русской поэзии», — пишет Ольга Седакова, тут поэту-филологу дано слышать больше, чем филологу не-поэту. Попутно отметим, что тема продолжения или непродолжения начал — одна из сквозных тем книги, возникающая в разных контекстах; так, ей специально посвящено эссе «Непродолженные начала русской поэзии» — о началах высокого модернизма и их пресечении в советской литературе. Поэзии в книге отведено значительно больше места, чем прозе. Ольга Седакова признаётся, что о прозе ей рассуждать трудно и непривычно, что, однако ж, не помешало ей написать об антропологии Достоевского и о сходстве и различии двух «христианских романов» — «Идиота» и «Доктора Живаго» — или проанализировать рассказ Солженицына «Случай на станции Кочетовка». Но всё-таки главная тема книги — поэзия, и особое место в ней занимает блок статей о «музыке глухого времени» — неподцензурной поэзии 1970–1980-х годов. Большая их часть основана на курсе лекций, прочитанных в 2007 году в Стэнфордском университете, их герои — Леонид Губанов, Леонид Аронзон, Виктор Кривулин, Александр Величанский, Сергей Стратановский, Елена Шварц, Владимир Лапин, Иван Жданов, Геннадий Айги. В этих очерках много личного — историк литературы тут оказался не просто свидетелем, но и участником того, о чём пишет, одним из тех, кто выпал в те годы из так называемого литературного процесса, ушёл во «внутреннее изгнание»: сначала вынужденное, а в дальнейшем добровольное. Сохраняя исследовательскую дистанцию, что непросто в этом случае, Ольга Седакова делится тем, что знает изнутри, — она говорит о сверхиндивидуальном духовном опыте, породившем эту новую поэзию, в корне отличную от официальной советской литературы тех лет. |
| На круглом столе в Санкт-Петербурге мы услышали, что монастыри в городах живут и развиваются, люди тянутся в эти обители, а сами монашествующие спасаются, помогая тем, кто обращается к ним за духовной помощью, и в этом самое главное. Одному человеку хочется посещать приходской храм, другому по душе особая монастырская атмосфера. Милостивый Господь для каждого сердца устраивает именно тот духовный мир, который оно может воспринять. Служение в городских монастырях я бы назвал сложным и ответственным, но Бог дает насельникам городских обителей особую благодать, чтобы они, пребывая в своем служении, помогали жителям мегаполисов. Монастыри, которые были представлены на форуме, не просто свидетельствуют о Христе своим существованием, но и несут социальное и просветительское служение, духовно окормляют своих прихожан. Не теряя самобытности, стремятся сохранять ту внутреннюю пустыню, в которой мы все должны пребывать в соответствии с духовной традицией монашеской жизни. Что, на Ваш взгляд, дают монашествующим подобные собрания? Очень радостно, что мы смогли увидеть тех, кто являет миру личный пример подвижнической жизни, которой всем нам стоит поучиться. Два дня мы находились в необычной атмосфере, которая напоминала встречу бойцов, вернувшихся с военных действий. Они рассказывали о победах и поражениях, о каких-то особых событиях, происходивших с ними, делились личными переживаниями, и именно это, мне кажется, может принести духовную пользу тем, кто слушал, сопереживал, и, соответственно, получал необходимые для себя наставления. О себе могу сказать, что очень удовлетворен встречей, и дай Бог, чтобы подобные мероприятия продолжались в дальнейшем. С каждой такой встречей мы, монашествующие, все больше чувствуем себя не просто близкими людьми, а единым народом Божиим. Мы вместе молимся, соборно обсуждаем проблемы, после официальной части неформально общаемся в кулуарах, говорим о жизни, вместе проживаем это время и, несомненно, укрепляемся этим общением. Оно становится для нас потребностью, и мы уже ждем следующей встречи, ведь нам есть чему учиться друг у друга. |
| — Нет, не благословляю, нет тебе пути в геологическую партию. Она чуть не плакала. Денег достать было неоткуда. — Нет, нет, — повторял батюшка. — Тебе это не поможет. Пожалуй, и лотерейные деньги тебе не помогут, — сказал он, задумчиво глядя вдаль. — Бог поможет, иди домой. “И зачем это он мне про деньги лотерейные говорил”, — думала она, возвращаясь домой. — “Ах, да, у меня же есть лотерейные билеты! На сдачу дали”, — вспомнила она. Самое удивительное, что уже был розыгрыш лотереи, нашлась газета с выпавшими счастливыми номерами, она проверила и ахнула: выигрыш! Вот так батюшка Наум! Но… лотерейных денег не хватало для покрытия долга! Радость омрачилась. Но не надолго. Неожиданно раздался звонок: пришел гость и достал деньги — отдать старый долг. Это уже было чудо. Она и забыла об этом долге. И вот теперь все вместе сошлось. Мы застали отца Наума в окружении многих посетителей, его духовных чад. Он не со всеми разговаривал, а выборочно, по вдохновению. Нам же батюшка Наум смог уделить больше времени, чем другим. Ведь решалась судьба моих друзей, они приехали просить благословение на брак. Мои друзья на прощание спросили у него, когда еще можно приехать. — А вот, приезжайте, когда Россия будет, как при Иване Грозном. Без Прибалтики, Азии, Кавказа. Да и Крыма. Безо всего. Мы недоумевали: как это понять? Батюшка руками показал ограниченное пространство и пояснил: — Вот, когда будет Россия в таких границах, как при Иване Грозном, маленькая, вот такая… тогда и приезжайте. Никто из нас не поверил тогда его предсказанию. СССР был крепок, преуспел в космических делах, рубль считался твердой валютой. Никому и в голову не приходило, что власть эта может кончиться. Изменения быть могли, но никто не ожидал, что начнется “перестройка”, восстанут антирусские силы и СССР распадется на республики, “княжества” и свободные зоны. Да, повторяю, никто не поверил, хотя отец Наум говорил убежденно, с вдохновением, глаза его светились. Через несколько лет, когда “перестройка” начала превращаться в перестрелку и спекуляцию, Александр спросил меня: — Не это ли предсказывал отец Наум? |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 111 голосов: 4.5 из 5) По молитвам к Николаю Чудотворцу (С Хочу написать о чуде, которое произошло по молитвам к Угоднику Божию Николаю Чудотворцу. Мамина знакомая Вера – женщина пожилых лет; получая минимальную пенсию, она вынуждена была собирать милостыню, чтобы прокормить своего парализованного супруга, дочь, четверых внуков и отбывающего заключение сына. Невоцерковленная, почти ничего не знающая о Боге, Вера единственная непьющая из взрослых в семье. И супруг, и дочь, и даже старшие (несовершеннолетние!) внучка и внук пили все, вплоть до денатурата, и измывались над бабушкой, а дочь, случалось, била свою родную мать. Обо всем этом говорю не для осуждения, но чтобы показать, до какой степени падения дошла жизнь в этой семье. Младшие внучки росли слабыми и худенькими, у отроковицы Агаты был врожденный порок сердца, а младшенькую Софию, когда она родилась, мать вместо грудного молока нередко поила пивом, чтобы та не кричала и не просила есть… Вера стала заходить к нам попить чаю и поговорить о жизни. Она жаловалась, что устала от такого прозябания, что ей надоело жить. Мы с мамой рассказывали ей о том, что есть святые угодники Божии, которые по нашим молитвам помогают нам, немощным, в тяжких обстояниях и скорбях. Предложили почитать акафист Николаю Чудотворцу, а когда пьяная дочь станет кричать и намахиваться, то ее нужно крестить. Прочитали акафист, дочь хотя и ругалась, перестала бить – не пускал крест. Еще два раза прочитали акафист – и наступили удивительные перемены! Марину (дочь Веры – моя тезка) лишили родительских прав, детей, кроме старшей (ей уже было пятнадцать лет), забрали в интернат, и вскоре Соню и Агату взяли в одну хорошую семью, в деревню. От хорошего питания и свежего воздуха они быстро поправились, и срочная операция на сердце Агате не понадобилась, так как дырочка в сердце закрылась! Слава Богу, врожденного порока сердца у нее как не бывало. Сейчас девочки учатся в младших классах на «отлично», пишут письма – сначала бабушке, а теперь и маме. Внук Сережа был большой хулиган, воровал, сбегал из интерната, но теперь очень переменился. Он хорошо закончил школу, поступил в училище, живет дома. У мальчика золотые руки – и рисует, и все мастерит… Старшая внучка Леночка тоже успешно закончила школу, работает. А самое главное – то, что произошло с Мариной. Господь вразумил ее спасительными скорбями. |
| Долго я ломал себя, – все не удавалось. Ну, наконец, сломил... – говаривал он впоследствии. К сожалению, осталось неизвестным: что же именно он «сломил» внутри своего сердца, после чего как бы пала, сдалась вся крепость душевной самости и исчезли все внутренние препятствия к любви Божией? Пути духовного преуспеяния, в живительных лучах этой творческой любви, сделались для него как бы гладкими, спокойными и вполне ясными. Для духовного взора батюшки и вообще вся жизнь стала простой – о Господе; не было никаких сомнений, колебаний, запутанности. Окрепла вера в Бога, до полной несомненности; надежда ободряла предвкушением будущих благ, особенно блаженного бессмертия в Господе и с Господом, неизреченная любовь Которого всесовершенно восхищала сердце и мысли батюшки от мира видимого к горнему. Этому сопутствовали и разные дивные проявления Божией благости. О Боге и мире. Изречения из писем отца Гавриила Только чистые сердцем могут зреть Бога, – то есть, не одну только идею, или образ Бога, а иметь жизнь Божию, всю Его мудрость, любовь и благость, – и все это как бы осязательно. Душа чрез молитвенное тяготение к Богу соединяется с Ним таинственно, а, соединяясь, вселяет в себя силу Божию, и отображает в себе совершенство Божие, становится образом Божиим, носителем Божества. Душа становится всезрящим оком многоочитым, как будто спереди и сзади, и с боков у нее очи. Упование наше на Бога состоит не в одном только созерцании (не мысли только созерцать), не в том, чтобы положиться во всем на Бога, а самим сидеть опустив руки, со всяким расслаблением. Нет, это значило бы искушать Бога. И как бы нашему расслаблению и лености мог бы Он помощником быть? Душевный мир наипаче в том состоит, чтобы общую пользу наблюдать и хранить, как свою собственную. Где такого мира нет, там уже разделение, там все приходит в скудость, там лучшие дома разоряются, и города падают. Где же есть согласие и мир, там все процветает. Ибо мир есть основание и источник всякого блага. [Сия главка добавлена составителем В. Г.]. Благоухание Христовых тайн |
| – Ну, теперь за тобой очередь: быть тебе наместником! Испугался и взволновался батюшка. На коленах стал отказываться от этой чести, указывал на свою схиму, на болезнь, вообще старался убедить владыку избавить от этого ига. Архиепископ тоже начал волноваться и в довольно сильных выражениях стал упрекать батюшку, что «ты-де себя только спасаешь, а других не желаешь спасать...», да как крикнет: – Я тебе приказываю! – и при этом даже рукой ударил по столу. Страшно стало батюшке, да и владыку жалко, – нечего делать, – согласился. – Благословите и простите!.. Но прошу вас помогать мне управлять братией... – Бог тебя благословит! – ответил владыка и, уже совершенно успокоившись, прибавил: – Давай, помолимся! – и оба стали молиться Богу о помощи и благословении на новое дело настоятельства. Затем владыка тут же по телефону велел консистории приготовить указ о назначении иеросхимонаха Гавриила наместником, с возведением в сан архимандрита, о сдаче и приемке монастырского имущества и т. п. Присутствовать при сдаче был назначен благочинный монастырей архимандрит Н.; он почему-то недружелюбно отнесся к назначению батюшки, не объявил седмиезерской братии даже указа о новом наместнике, и вообще старался внушить братии, что отец Гавриил сам втерся в начальническую должность. И нужно сказать, что семена таких внушений пали, к сожалению, не на «бесплодную» почву. Это было осенью 1901 года; в феврале 1902 года последовало утверждение Синода, и 9 июня батюшка был возведен в сан схиархимандрита [схимо-архимандрита, как писал отец Гавриил]. Старец Гавриил – настоятель Со страхом и благоговением принял батюшка настоятельство в пустыни. Сознавая всю ответственность за спасение братии и за благоустройство обители, он всегда старался иметь пред глазами святые примеры оптинских настоятелей: отца Моисея и отца Исаакия, и подражал им в мудром сочетании духовного преуспеяния братии с внешним порядком и благополучием. Благодаря опытному прохождению почти всех основных монастырских послушаний, батюшка и хозяйство хорошо понимал, мог и духовной жизнью братии мудро руководить, а в общем, имел дар от Бога – найти гармоничное сочетание внутреннего со внешним. |
| – Касатик! ты идешь на крест: там тебе тяжело будет... – Отцу Гавриилу тоже трудно было сдержать слезы, но он кое-как скрепился и твердо ответил: – Что же? – ведь и из мира я шел на крест! Пусть эта крестная сила будет со мною до смерти. Отец Никандр, однако, не успокоился, – опять приходит и сообщает, что отец игумен переводит отца Гавриила на клиросное послушание, петь и читать, и дает новую хорошую келлию, – и опять уговаривает: – Только ты останься! Все мы просим тебя... «Монашество есть не награда, а покаяние» Но отец Гавриил, хотя и перешел в новую прекрасную келлию, которая была, как рай, в сравнении с прежней, холодной и промерзлой башней, однако сердцем не успокоился, и поток новых милостей только сильнее подчеркивал и оттенял для него прежнюю несправедливость обхода его монашеством. Поэтому, когда у него произошел прощальный разговор с отцом Исаакием, – он со всею искренностью открыл всю тяжесть своего чувства – от сознания, что, получив отказ в пострижении, он почувствовал себя как бы лишним в оптинском братстве, ибо по его убеждению «монашество есть не награда, а покаяние». И в этом ему отказывают!.. Но он не стесняется объявить себя пламенным искателем монашества, и ради этого идет даже в Москву, где с радостью дают ему пострижение. Ибо «наружный вид монаха необходим и для внутреннего монаха», то есть, для души, сердца, разума и воли. Отец игумен, видимо, был тронут и настроением и словами отца Гавриила и потому обещал постричь даже чрез неделю, если отец Гавриил пожелает остаться. Но последний, кланяясь в ноги отцу игумену, просил не оставить этой милостью на будущее время, если не оправдаются его надежды на Москву, а остаться в Оптиной не согласился, – «иначе-де и вы станете считать меня нетвердым монахом, колеблющимся туда и сюда...». Простившись и поблагодарив отца игумена, отец Гавриил быстро собрался к отъезду, и покинул Оптину пустынь, о которой и до последнего времени вспоминал со слезами умиления и благодарности. Гавриил в Москве. Белуга для трапезы братии. Новые искушения. Гавриилу поют «Многая лета» |
| Бог ведает, верил ли отец игумен объяснениям отца Тихона, но только последний не переставал чувствовать, что отношения к нему отца игумена делаются ненадежными. И, вот, неожиданно приходит из консистории указ: отец Тихон вызывается в Казань и назначается казначеем архиерейского дома. Как громом это поразило отца Тихона. Не хотелось ему покидать уединения пустыни и снова жить в городском шуме. Он поехал в Казань, но с твердым намерением – не позднее двух месяцев вернуться в Раифу. Так и отцу игумену сказал; и, передавая ему ключи от своей келлии, просил сохранить ее за ним. Взяв с собой лишь самое необходимое, отец Тихон отправился в казанский архиерейский дом. Прожив там несколько дней, он встречает раифского казначея отца Д. и просит передать отцу игумену на словах, что не теряет надежды освободиться от нового назначения, но пока нуждается в теплом подряснике, каковой и просит переслать ему в Казань. Отец казначей, страшно боявшийся, как бы отец Тихон не перехватил у него настоятельство в Раифе, увидев отца игумена, передал ему просьбу отца Тихона в таком виде, что он просит прислать ему все вещи, так как житье ему в Казани нравится, и говорит: «слава Богу, что так случилось, – я-де теперь понасолю отцу игумену...». Тем временем отец Тихон, ничего не знающий об этой лжи, сидит у окна своей келлии в архиерейском доме. Идет дождь. На двор въезжает какой-то мужик с возом, и, немного погодя, в келлию отца Тихона входит промокший возница, подает записку отца игумена и говорит: – А я тебе вещи привез! Только промокли они, – дождь был, покрыть нечем было, да и грязью забрызгались... – Как огнем опалило отца Тихона это неожиданное известие. Стал читать записку отца игумена: «Летай – летай, но знай – куда сесть!..». Значит, ни за что, ни про что – выгонка из пустыни?.. Больно стало отцу Тихону. Он написал отцу игумену ответ и высказал ему эту боль от незаслуженной обиды. Но делать было нечего, – пришлось оставаться пока в архиерейском доме. Однако не надолго: отец игумен в свою очередь обиделся на письмо отца Тихона и, опасаясь, как бы отец Тихон не стал ему вредить, пользуясь близостью ко владыке, – добился нового перевода отца Тихона, в Седмиезерную пустынь. |
|
|
