| Итак, верите ли вы, что потоп был, или вам кажется это баснею? Но и горы, на которых остановился ковчег, я разумею горы Армении, свидетельствуют о нем. 3. Впрочем из великого множества (свидетельств) я приведу и другое, которое будет яснее указанного. Путешествовал ли кто-нибудь из вас когда по Палестине? Я уже не буду больше доказывать посредством слов, а посредством событий, хотя первые и достовернее последних, так как то, что говорит Писание, достовернее того, что мы видим. Итак, путешествовал ли кто-нибудь из вас когда по Палестине? Думаю, что путешествовал. Что же? Пусть те из вас, которые видели те места, будут мне свидетелями пред теми, которые там не были. Выше Аскалона и Газы, при самом устье реки Иордана, есть некоторая обширная и плодоносная страна, или лучше сказать – была, потому что теперь она не такова. Эта страна действительно была похожа на рай. «Лот возвел очи свои, – сказано, – и увидел всю окрестность Иорданскую, что она… вся до Сигора орошалась водою, как сад Господень» ( Быт.13:10 ). Эта-то страна, цветущая, не уступающая никаким странам, равняющаяся плодородием раю Божию, теперь пустыннее всех пустынь. Правда, растут там деревья и приносят плод; но этот плод – памятник гнева Божия. Там растут гранатовые яблоки – разумею и дерево и плод, которые имеют прекрасную наружность, и незнающему подают многие надежды; но когда возьмет кто-либо их в руки, то разломив не найдет никакого плода, а прах и пепел, обильно в них накопившийся. Такова там и вся земля; даже если возьмешь камни, то и те, найдешь, превращены в пепел. Но что я говорю о камне, о деревьях и земле? Там и самый воздух и вода подверглись такой же бедственной участи. Подобно тому как тело, которое подверглось действию огня и сгорело, хотя и сохраняет среди огня прежний вид, и образ, и величину, и соразмерность частей, но жизни вовсе не имеет, – так точно и там видишь землю, но в ней нет ничего свойственного земле, а все – прах; видишь деревья и плоды, но они ничего не имеют свойственного деревьям и плодам; видишь воздух и воду, но они не имеют ничего свойственного ни воздуху, ни воде, потому что и они превратились в пепел. |
| Мы вернулись к Мининому дому. Уселись на крыльцо и стали наблюдать за птенцами. — Может, он исчез навсегда? Помнишь, он грозился? — сказал я. Я положил руку на ребра, на сердце. Мы ждали папу. Глава 40 Минина мама положила себе на колени деревянную разделочную доску. Потом, улыбнувшись, торжественно водрузила в центр красный гранат. — Гр-р-р-ранат, — произнесла она раскатисто. — Удивительное слово, правда? Она взрезала фрукт кухонным ножом. Потек густо-красный сок. На разломе засверкали сотни сочных зернышек. — Его-то и ела Персефона, пока ждала освобождения в подземном царстве. — С этими словами она дала четвертушку мне, четвертушку Мине. Себе она тоже взяла одну из двух оставшихся частей граната. Еще она выдала нам булавки, чтобы удобнее было выковыривать зернышки, и мы сидели, мирно высасывая из мякоти сок и выплевывая горькие косточки. — Как много жизни у нас в руках, — размышляла вслух Минина мама. — Каждое из этих зерен могло стать деревом, каждое дерево могло принести потом сотни других плодов, а из плодов могли вырасти сотни деревьев. И так бесконечно. Я залез пальцем в рот, снял с языка прилипшую косточку. — Только представьте, — продолжала она. — Если б каждое зернышко нашего граната проросло, на земле не осталось бы ничего, кроме гранатовых деревьев. Я облизнул губы. Мы с Миной сидели рядышком, почти вплотную. И смотрели, как дрозды то и дело слетают в сад покормить птенцов. А потом я взглянул в небо и представил, как улетает Скеллиг, постепенно превращаясь в черную точку, скользящую над неровными складками и изгибами земли. Тут зазвонил телефон, и сердце мое забилось и сорвалось в бешеном тике. Минина мама сняла трубку. Папа. Я выковыривал гранатинки. — Как? Бьется? — спросила Мина шепотом. Я замер, пытаясь различить за испуганным загнанным буханьем своего сердца тихое биение другого, маленького. И покачал головой. — Ее уже нет. Солнце поднималось все выше, делалось все жарче. Тут на улице появилась миссис Дандо на своем велосипеде. Увидела нас и въехала прямо в сад. |
| лира – 19. VIII, 23, 9 – греческий струнный музыкальный инструмент, резонатор которого первоначально делался из панциря черепахи, затем и из дерева или бронзы, покрытой пластинками из панциря черепахи (другое название лиры – χλυς, «черепаха», изобретателем которой был бог Гермес). Лисимах – 17а. VII, 3, 4 – македонянин, один из телохранителей и военачальников Александра Македонского и один из так называемых диадохов («наследников, преемников» Александра), впоследствии ставший царем Фракии и Македонии, погиб в междоусобных войнах в 281 г. до н. э. Он был учеником греческого историка Каллисфена, одним из почитателей Калана. лисицы – 2б. р. 46Ь. Лифорта – 11. VI, 94 (Lyphorta; по другим рукописям – liphorta или lipphorta) – город к западу от Инда, названный после города Певколис (предположительно в окрестностях нын. города Пешавар, 34°01», 71°40», в северном Пакистане, к югу от реки Кабул); упоминается только здесь, не идентифицируется. лихнида – 11. XXXVII, 103 (lychnis=греч. λυχνς, от λχνος – светильник) – по Плинию, относится к огненносверкающим геммам (каменьям). Полагают, что лихнидой из Индии могли быть рубины. Некоторые считают, что «лихнида» – это общее обозначение красных гранатов (пироп, альмандин и др.). Лихниду из Ортосии (в Карии) идентифицируют как красный гранат. «Цветок Юпитера» – предположительно разновидность гвоздики непахнущей (см. карбункулы). Две разновидности лихниды, которые сверкают пурпуром и червецом, идентифицируют как фиолетово-красный и розово-красный турмалин (типичный пироэлектрик; электризуется при нагревании, трении, давлении). «Бумага» здесь – папирусная бумага, изготовлявшаяся из волокон папируса. Ложе нимф – см. Солнца, остров, 2. Лонибары – 23. VII, 1, 2; 28 (Р: Λωνιβραι; Η: Λωνβαρε – Лонибаре) – седьмое, самое восточное устье Инда; не идентифицируется (см. Инд). Название возводят к санскритским – «соль» и – «вода». лотос – 11. XII, 30 ((in) Indica loto – конъектура; в рукописях искаженные чтения: indica toto; indico loco; indicato). 14б. 19 (λωτς) – здесь в обоих местах говорится о лотосе в Индии. Сейчас лотосом называется цветок, особенно в Индии (род многолетних водных растений семейства кувшинковых, водяная лилия, с розовым цветком), где он играет огромную роль в мифологии. В Греции и Риме лотосом называли (помимо цветка в Египте и Индии) многие другие растения и деревья. Здесь Плиний 11) говорит, что «передают», что кариофилл (который идентифицируется как гвоздика) рождается на индийском лотосе. Поскольку гвоздика – бутоны гвоздичного дерева, потому, по-видимому, считают, что здесь имеется в виду дерево лотос, но, какое именно, не определяется. Другие известные деревья лотосы так или иначе идентифицируются (унаби=ююба, каркас, хурма). |
| Зах.14:9–11 . В день тот будет Господь един, и, будет имя Его едино, и возвратится вся земля даже до пустыни, от холма Реммона до юга Иерусалима, и возвеличится, и будет населяема в месте своем от ворот Вениамина до места ворот первых, до ворот угловых, и от башни Ананиила до точила царского, и будут обитать в нем, и проклятия более уже не будет, но будет жить Иерусалим в безопасности. LXX: В день тот будет Господь един, и Его имя едино, обходящее всю землю и пустыню от Гаваи до Реммона к югу от Иерусалма. Рама же останется на месте, от ворот Вениамина до ворот первых, до ворот угловых и до башни Анамаила, до точила царского (будут обитать, и проклятия уже больше не будет, и будет жить Иерусалим с уверенностию [в безопасности]. – Иудеи и иудействующие Христиане представляют себе, что восстановление Иерусалима и исхождение вод из средины его, стекающих к двум морям, будет в последнее время, когда снова будет совершаться обрезание и будут приносимы жертвы, и соблюдаемы все заповеди закона, так что не Иудеи будут Христианами, а Христиане Иудеями. В день тот, говорят они, когда Христос имеет сесть на царство в Иерусалиме, украшенном золотом и драгоценными камнями, не будет идолов и различных служений божествам, но будет Бог один, и вся земля обратится даже до пустыни, т. о. [обратится] в прежнее (antiquum) состояние. И назначит названия местам, от какого места и до какого места должен быть отстроен Иерусалим: от холма Реммон (ибо это и значит Гавая, где находится гранатовое дерево) до южной стороны Иерусалима. Следующие же слова: А Рама пребудет на месте своем, более правильно перевел Акила и другие, которые употребили слово: возвысится, ибо Рама значит возвышение согласно с оным пророческим и евангельским словом: Глас слышен был в Раме, т. е. зазвучал на возвышенностях ( Мф.2:18 ). Итак, возвысится Иерусалим и будет отстроен на месте прежнем, от ворот Вениамина, до ворот, называемых угловыми, и от башни Ананиила (не Анамаила, как неправильно читают Греки и Латиняне) до точила царского, – что на еврейском языке выражено словом ammelech [или: amalech] ( ). |
| Особенным доказательством существования действительной закрытой двери во святом святых служит то, что она своим видом и бывшими на ней изображениями представляла норму для распределения всех внутренних стенных украшений храма. На основании 3Цар.6:15–22; 29–30 об украшении стен храма нужно сказать следующее. Прежде всего, вся внутренность храма была выложена деревом или деревянными досками, стены и потолок кедровыми, а пол кипарисовыми, так что камня внутри храма не было видно. Стенные доски были украшены стенною резьбою, состоявшею у древних из вырезанных вглубь рельефов, en creux, греч. κοιλνγλυφα (а не выступавших из стены, caelaturae eminentes, как Вульгата), т. е. из глубоко углубленных главных очерков картины, отдельные изображения которой, конечно, представляли известные выпуклости, но никогда не выдавались выше плоскости стены. Сюжетами картин были фигуры херувимов, известные нам из описания скинии, с прибавлением пальм, колокинтов (род диких огурцов) и распустившихся цветов. Выбор пальмы объясняется не только тем, что это было самое красивое и полезное дерево, символ красоты, величия и нравственных совершенств ( Пс.91:13 ), но и тем, что, по признанию древних, пальма имела своим отечеством Палестину, откуда она распространилась по всему древнему востоку. Известно, что и на римских монетах побежденная Иудея изображалась под образом пальмы. Таким образом пальма в иерусалимском храме была символом утвердившегося царства Божия в земле обетованной 99 . Этим объясняется отсутствие этого образа в скинии, как святилище пустыни, устроенном только еще на пути в Палестину. Колокинты же и распустившиеся цветы имели только второстепенное значение, окружая поле херувимов и пальм, подобно гранатовым яблокам, окружавшим колонны. Что касается колокинтов, то это могли быть даже независимые от стены шарообразные украшения, висевшие на особенных цепочках. В пользу такого предположения мы можем указать: а) аналогию тех же гранатовых яблок, висевших вокруг медных колонн, и виноградных кистей, висевших на золотых цепях в храме Ирода; б) ясное указание 2Пар.3:5 , что при стенных картинах храма спускались по стене цепочки, назначение которых не указано и не может быть указано, если не считать таковым назначением держать висевшие вокруг картин золотые шары в виде колокинтов; в) сохранившийся от древности и ныне весьма распространенный на востоке обычай употребления таких висячих шаров, спускающихся с потолка и стен. Нынешние иерусалимские мечети, находящиеся на самой площади Соломонова храма, наполнены подобными шаровидными украшениями, спускающимися с куполов и боковых нефов. Нечто подобное находят и на памятниках древнего Египта (Chipiez Histoire des ordres Grecs, 21). |
| И вот однажды, наконец, я поехал туда. Со мною был мой пятилетний сынишка Арам, названный так по имени мальчика из книги рассказов «Меня зовут Арам». Мы не решали заранее, куда поедем. Было лето, и мы просто катались вокруг Фресно, по дорогам, вдоль которых тянулись виноградники и сады. То и дело я останавливал машину, чтобы мальчонка мог выйти и оглядеться вокруг и сорвать собственноручно кисть винограда или спелый персик, или еще что-нибудь. Но с какого-то момента я поехал без остановок и вскоре оказался возле того места, где от Вентура-авеню идет правый поворот к Санджеру. Младший брат моего отца Левон и четыре его сына жили около Санджера, на своих виноградниках, и, видимо, мне пришло в голову прокатиться к ним, однако я свернул не к Санджеру, а налево и через несколько миль, съехав с дороги, повел машину по сухой пустынной земле. — Куда это мы едем? — сказал Арам. — Много лет назад я посадил где-то здесь несколько гранатовых деревьев. Я остановил машину, и мы с Арамом вылезли и пошли по серой сухой земле, как ходил я по ней четверть века тому назад. — А где деревья? — Тогда мы посадили их где-то вот здесь, но сейчас, как видишь, их больше нет. — Ну а где же они? — Нигде. Они умерли. По всей этой пустоши снова хозяйничали грызуны, рогатые жабы, зайцы, вообще всевозможная мелкая живность. И я подумал, что это тоже, пожалуй, правильно. Я надеялся, что найду тут хотя бы одно выжившее деревце, но не нашел. Мы вернулись в машину и поехали дальше. — А что это было такое? — сказал Драм. — Маленькие зверюшки? — Нет. То, что ты посадил. — Деревья, на которых растут гранаты. — Хочу увидеть гранат. Я повез его к брату моего отца в Санджер и там показал ему в большом саду гранатовое дерево и чудные плоды на его ветвях. Гранаты были еще недозрелые, но я все-таки сорвал один и протянул сыну. Из дому появился мой дядя Левон и повел нас к себе. Мы посидели у него часа полтора. Когда мы вернулись во Фресно, в свою комнату в отеле, я увидел, как мой сын вытащил из кармана гранат, посмотрел на него и положил на письменный стол. |
| – Что это такое, – спросила меня спутница. – Похороны чалмоносца, – отвечал я. Мы не заезжали в Акру, в которой нет ничего любопытного, и вдоль водопровода пошагали к подгородному саду Абдаллы паши, решившись провести жаркие часы дня под тению дерев. Ибо до ночлега, назначенного в приморской деревне Ахзиб, было не далеко. близ сада и распаханного поля развевались тряпицы над могилою какого-то правоверного. Достойная почесть мусульманину, ходившему в Мекку. Одно огромное смоковничное дерево в саду бросало крутом длинные тени. Под ним мы расположились просторно и вкусили хлеба и соли, печеной рыбы и сладких гранатов, теша очи стройными рядами прекрасных дерев лимонных, апельсинных, гранатовых, увешанных зреющими плодами, и вдыхая в себя чистейший воздух с живительною теплотою света. С вершины ближнего водопровода холодная влага падала брызгами и текла ручейком, куда направлял ее садовник, знающий час жажды дерев своих. Я прилег на отлогий корень смоковницы и вперил взор свой в синее небо. Оно было чисто и велелепно. Никакая мысль не занимала меня. Лишь одна младенческая наглядность на ризу Божию веселила мою душу. Помню это чистейшее веселие и понимаю лучше, каково будет радование души, когда она станет вечно созерцать Бога, Который есть красота и всех совершенств полнота. В настоящем бытии свыше положен в нас зародышь силы, способной предвкушать блаженство жизни будущей. Мы должны давать простор этому живчику, расчищая мысленные терния и волчцы. Бог дал нам в усладу неизмеримое небо, тьмы тем солнцев и звезд, необозримые нивы, неисчислимые радуги цветов, великолепные и недосягаемые горы, неисходимые леса, обширные моря. Сколько предметов для нашего соглядатайства! Сколько поводов душе меряться с ними, и чувствовать свою собственную неизмеримость! Минули два с половиною часа пополудни. Мы поехали в Ахзиб. Дорога пролегала по равнине весьма плодородной, но редко где возделанной. Наилучшее украшение ее составляет огромный сад матери Абдаллы паши. В нем кроме разных плодовитых дерев, воспитывается сахарный тростник. |
| Они, открыто нарушая предписания Моисеева закона, хвастались своим благополучием и издевались над теми, которые еще не утратили веры в возможность и обязательность религиозно-национальной самобытности на почве строгого исполнения закона. Последние образовали другую партию, противоположную первой; они с настойчивостью отчаяния держались закона и Моисея и упорно твердили себе, что придет «день Господень», что Иегова вспомнит и наградит «боящихся имени Его»; и кажется, чем хуже им жилось, тем крепче становилась их вера. Третью партию образовало, по-видимому, большинство народа, которое было слишком трусливо (или, может быть, слишком бедно), чтобы открыто присоединиться к партии «зедим (гордых)», и в то же время слишком эгоистично и материалистически настроено, чтобы терпеливо ждать лучшего будущего в надежде на помощь Иеговы; им казалось, что Иегова не исполнил Своих обещаний и, освободив их от плена Вавилонского, бросил на произвол их собственной горькой судьбины, едва ли лучшей, нежели плен; где же обетования прежних пророков и даже позднейших (Аггея и Захарии), – что после построения нового храма Иегове в Иерусалиме Он благословит у них «виноградную лозу, смоковницу, гранатовое дерево и маслину ( Агг.2:19 )», «будет владеть Иудеей, как Своим уделом и снова благоволить к Иерусалиму», а они, наслаждаясь благополучием, будут только ходить друг к другу в гости, «звать друг друга под виноград и под смоковницу» ( Зах.2:16, 3:10 )? – горькая действительность являлась как бы насмешкой над этими радужными мечтами; и Иегова совсем не живет среди своего народа, – святое святых Его храма пусто (в нем уже не было ковчега завета), Он не судит грешникам и законопреступникам; напротив, презрителям Его имени («гордым») живется несравненно лучше; – стоить ли, в таком случае, и служить то Богу (3:13 сл.)? Последний кощунственный вопрос находил для себя еще и особенный повод в поведении священников и левитов – служителей алтаря. К какой партии народной примыкали эти священники, сказать трудно, только во всяком случае, – не к партии «боящихся имени Иеговы»: об этом свидетельствовало их крайне нерадивое отношение к совершению богослужения и откровенное «презрение» к трапезе Господней (1:7 сл.); но они не примыкали и к парии «зедим», потому что хотя и нерадиво, а все-таки совершали богослужение; и нельзя сказать, чтобы в этом случае ими руководил один расчет, потому что, строго говоря, от служения при тогдашнем Иерусалимском храме и выгоды то никакой быть не могло: мы имеем достоверное известие, что в то время десятины, назначенные на содержание храма, священников и левитов, или совсем не взносились, или взносились крайне неисправно и в урезанном виде, а жертвенные животные, части которых поступали в пищу священникам, приводились в храм самые плохие – слепые, хромые, больные 5 ... |
| который держал желтый стяг, спросил мальчика: «А кто она, твоя мать? Почему вы не вместе, а ты ищешь ее?» «Она такая же нищая, как и я. Но я ей причинил зло, я был горд и жесток с ней. Умоляю, пропустите меня. Вдруг она здесь. Лишь она может простить меня.» «Нет, нет таких в нашем городе, нет. Ступай отсюда,» — и они стали выталкивать его своими острыми пиками. Когда Звездныи Мальчик уже пошел, рыдая, от городских ворот, к стражникам подошел человек с золоченными цветами на латах и крылатым львом на шлеме. «Кто это хотел попасть к нам? — спросил он.» Да, пустяки, — сказали они. — Нищий сын нищей матери. Мы прогнали его.» «Ну-ка верните его сюда! Мы лучше продадим его. Красная цена этому чудовищу — бутылка красного вина.» Откуда ни возьмись, к ним подскочил какойто старик с дьявольским выражением лица. «Я покупаю его за эту цену,» — вмешался он, и, уплатив цену, схватил железной хваткой руку мальчика. «За мной иди,» — бросил старик и потащил мальчика в город. Они понеслись мимо уличных торговок, мимо дворца, мимо храма; спустились на тесные грязные улочки, где едва могли разойтись два человека и начали плутать по ним, пока не оказались перед низкой дверью. Дверь была прямо в стене, а со стороны улицы ее прикрывало большое гранатовое дерево. Старик прикоснулся к дверце кольцом из яшмы, и та сразу открылась. Пять медных ступенек вели в сад, где рос черный мак, и стояло несколько скудельных кувшинов. Старик вытянул из своей чалмы расписанную полоску из китайского шелка и завязал ей глаза мальчика. Теперь он встал сзади мальчика и только толчками в спину показывал ему путь. Когда Звездному Мальчику развязали глаза, они были в подземелье. Только тусклые факелы на стенах слегка освещали место. Старик швырнул на доску перед мальчиком кусок заплесневелого хлеба. «Ешь,» — сказал он. «Пей,» — буркнул он, поставив кружку тухлой воды. Когда Звездный Мальчик разгрыз |
| «Не названы, — пишет далее Мутье-Руссэ, — в Евангелиях и самые обычные для Палестины, а также для всего Средиземноморья деревья, как: оливковые, апельсиновое, лимонное, гранатовое, миндальное... Но вот, что совершенно немыслимо, так это то, что под пламенным небом Палестины можно было изготовлять вино» 107 . Конечно, в Новом Завете не перечислен каждый представитель флоры Израиля. Но разве Евангелие — это географический очерк природы Ближнего Востока? Что же касается виноградников и вина, то, пожалуй, редко в какой книге Ветхого Завета нет о них упоминания. Говорит о виноградниках и Флавий, а археологи открыли в Палестине немало древних приспособлений для виноделия 108 . Постоянным объектом нападок стала притча о «горчичном зерне». Критики считают ее несообразной, забывая о том, что мы не знаем, какое слово Христос употребил на арамейском языке. Ведь согласовать названия растений у разных народов мы можем теперь только при помощи общей латинской номенклатуры, введенной в XVIII веке Линнеем. Что же удивительного, если греческий переводчик употребил (быть может, и по ошибке) слово «синапс» вместо какого-то другого? Есть мнение, что Христос имел в виду дерево, семена которого употреблялись, как и горчица, в качестве приправы. Другие авторы считают, что в данном случае речь шла о черной дикорастущей горчице. Иногда она достигает более трех метров высоты 109 . В любом случае не следует удивляться словам Христа, назвавшего зерно «горчицы» самым малым из семян. Его речи нередко были свойственны гиперболические обороты (например, фраза о верблюде и игольном ушке или выражение: «отцеживающие комара и проглатывающие верблюда»). Эта манера говорить усваивалась иногда и апостолами. Так, Иоанн замечает, что если бы о делах Христовых было написано все, то мир не вместил бы книг о Нем. Перейдем теперь к «историческим ошибкам». Критики в один голос отрицали существование в I веке города Назарета, поскольку ни в Ветхом Завете, ни у Флавия, ни в Талмуде он не упомянут 110 . Однако, во-первых, Назарет был одним из незначительных населенных пунктов Галилеи (Флавий насчитывает их свыше 200), а, во-вторых, недавно найденная иудейская надпись называет Назарет в числе городов, где жили священники после разрушения Храма в 70 году. Благодаря раскопкам П.Багатти в Назарете было установлено, что городок этот существовал не только во дни Иисуса, но и раньше 111 . |
|
|
