| Ариадна Гервасиевна показывает, какие удивительные судьбы бывают у произведений искусства. Один из ярких примеров - книга Юлиуса Фучика «Репортаж с петлей на шее», книга-реквием, книга-подвиг, факел вечного огня. На этих ее определениях и строится урок «Люди, я любил вас...» На примере этого урока и всей работы, проведенной о Ю. Фучике с учениками ранее, можно увидеть, сколь многообразны методические приемы и использованные материалы (исторические, фактические, литературные, жизненные, мемуарные), содержание которых нацелено на открытие детьми новой для них героической личности - чешского патриота, поэта, журналиста, критика, писателя. Главное в этом уроке - его нравственный, гуманистический пафос, он оставил глубокий след в душах детей. В одной из глав книги автор говорит: «Я пишу не методическое пособие, а делюсь своим скромным опытом». Однако то, как она это делает, характеризует ее книгу не иначе, как методическое пособие. Убедительный пример этого - урок «Люди, я любил вас...». Подобных примеров в книге более 25, и все они отражают стиль, почерк учителя на уроках и во внеклассной работе, где всегда царствует слово, а рядом с ним - искусство. Книга А.Г. Ютландовой убеждает: литература - это всегда открытие. Ученик-читатель открывает в ней содержательное богатство океана простирающейся вокруг него жизни. Этим открытиям автор книги посвятила 40 лет, снискав расположение детей и их благодарность. Высокое словесное искусство способно и призвано облагораживать человека, пробуждать в нем добрые чувства; оно формирует его представления о прекрасном, стимулирует и организует творческую деятельность. Лев Толстой, как и Платон, считал музыку видом искусства, делающим человека духовно совершенным, способным адекватно оценивать красоту. На таких примерах как «Попытка эксперимента», «Песня о соколе», «Здравствуй, Пушкин», «Под покровом радости», «Юбилей Чайковского», «Люблю тебя, Бетховен» и др. автор книги показывает, насколько был прав Лев Николаевич. Завершая краткий обзор книги А.Г. Ютландовой, следует отметить, что она написана не только со знанием дела, но и с любовью к литературе, искусству, русскому слову, к детям, их обучению и воспитанию, главную суть которых автор видит в разносторонней образованности, духовной культуре, в нравственности, являющихся вечными этическими и эстетическими ценностями человеческого бытия. |
| «Да, – ответил он, – и то- правда!.. Ну, идите же, отдохните!» Я поправил ему постель и его самого, почти уже недвижимого, и отправился отдыхать. Отец Гервасий пришел за мной в 7 часов, чтобы я его приготовил к причащению Св. Тайн. Он его уже исповедовал в последний раз. Когда я стал его поднимать, он уже был почти недвижим; но когда я его поднял, он на своих ногах перешел в другую комнату и в первый раз мог сидя причаститься. После причастия он прилег и около часа пролежал покойно, даже как будто уснул. С этого часа дыхание его начало быть все более и более затруднительным; но он все же говорил, хотя и с трудом. В это время к нему заходил отец наместник. Надо было видеть, с каким сердечным сокрушением он прощался с умирающим! Со слезами на глазах он изъявил готовность умереть вместо него… Потом я ходил просить митрополита, чтобы он посетил умирающего, к которому он всегда относился с уважением. Не прошло и пяти минут после этого, как митрополит уже прибыл к изголовью больного, который, при его входе, хотел сделать попытку приподняться на постели, но не мог. «Ах, как мне стыдно, владыко, – сказал он в изнеможении, – что я лежу пред вами! Вот ведь какой я невежа!» Архипастырь преподал ему свое благословение. В продолжении дня многие из старших и младших приходили с ним проститься и принять его благословение, а мы старались, чтобы он своими руками дал каждому какую-либо вещь на память. Умирающему это, видимо, доставляло удовольствие, и он всякого встречал приветливой улыбкой, называя по имени. Заходило много и мирских; и тех он встречал с такой же приветливостью, а мы помогали ему раздавать своими руками, что было каждому назначено… Начался благовест к вечерне; он перекрестился. Я говорю: «Батюшка! Что вам, трудно?» «Нет, ничего-с!» «А как память у вас?» «Слава Богу, ничего-с!.. А что приходящих теперь никого нету?» «Нет, все к вечерне пошли… Хороша лаврская вечерня!» «Ох, как хороша, – сказал он со вздохом, – вам бы пойти!» «Нет, я не пойду: у меня есть к вам прошение». |
| «Да, – ответил он, – и то- правда!.. Ну, идите же, отдохните!» Я поправил ему постель и его самого, почти уже недвижимого, и отправился отдыхать. Отец Гервасий пришел за мной в 7 часов, чтобы я его приготовил к причащению Св. Тайн. Он его уже исповедовал в последний раз. Когда я стал его поднимать, он уже был почти недвижим; но когда я его поднял, он на своих ногах перешел в другую комнату и в первый раз мог сидя причаститься. После причастия он прилег и около часа пролежал покойно, даже как будто уснул. С этого часа дыхание его начало быть все более и более затруднительным; но он все же говорил, хотя и с трудом. В это время к нему заходил отец наместник. Надо было видеть, с каким сердечным сокрушением он прощался с умирающим! Со слезами на глазах он изъявил готовность умереть вместо него… Потом я ходил просить митрополита, чтобы он посетил умирающего, к которому он всегда относился с уважением. Не прошло и пяти минут после этого, как митрополит уже прибыл к изголовью больного, который, при его входе, хотел сделать попытку приподняться на постели, но не мог. «Ах, как мне стыдно, владыко, – сказал он в изнеможении, – что я лежу пред вами! Вот ведь какой я невежа!» Архипастырь преподал ему свое благословение. В продолжении дня многие из старших и младших приходили с ним проститься и принять его благословение, а мы старались, чтобы он своими руками дал каждому какую-либо вещь на память. Умирающему это, видимо, доставляло удовольствие, и он всякого встречал приветливой улыбкой, называя по имени. Заходило много и мирских; и тех он встречал с такой же приветливостью, а мы помогали ему раздавать своими руками, что было каждому назначено… Начался благовест к вечерне; он перекрестился. Я говорю: «Батюшка! Что вам, трудно?» «Нет, ничего-с!» «А как память у вас?» «Слава Богу, ничего-с!.. А что приходящих теперь никого нету?» «Нет, все к вечерне пошли… Хороша лаврская вечерня!» «Ох, как хороша, – сказал он со вздохом, – вам бы пойти!» «Нет, я не пойду: у меня есть к вам прошение». |
| Можно предположить, что монахи Сен-Дени уже при жизни Сугерия знали 2 версии происхождения О. Утверждение, что О. появилось во времена правления кор. Дагоберта I было более выгодно для аббатства, но менее престижно; связь с Карлом Великим, а через него - с ап. Петром и Римом придавала О. больше значимости, но снижала авторитет мон-ря Сен-Дени, к-рый тогда становился всего лишь хранителем знамени ( Contamine. 1973. P. 192, 228). Гийом Гиар в рифмованной хронике соединил обе версии. Он именует О. «знаменем св. Дионисия» и повторяет рассказ о сне императора и видении Карла Великого. Но хронист возводит О. ко времени кор. Дагоберта I, основателя аббатства Сен-Дени, к-рый якобы изготовил это знамя и всегда брал его с собой на войны с неверными, в мирное время поручая его охрану монахам; впосл., подчеркивал хронист, по его примеру действовали также Карломан и Карл Великий в войнах с язычниками, турками и сарацинами. Оба названия - «знамя св. Дионисия» и «орифламма» - долгое время сосуществовали. Во мн. хрониках, которые велись в аббатстве Сен-Дени в XII-XIII вв. («Жизнь Людовика VII», «Хроника» Ригора, «Житие Людовика Святого» Гийома из Нанжи), королевское знамя именовалось по-прежнему хоругвью св. Дионисия ( Du Cange du Fresne. 1938. P. 59). Однако в ряде хроник XIII в. использовалось слово «орифламма»: «орифламма короля» («королевский знак») или даже «орифламма Франции». В «Деяниях Людовика VII» из свода хроник аббатства Сен-Дени, а также в позднем лат. переводе «Хроники» Примата (после 1274) появилось упоминание «хоругви блаженного Дионисия, на французском именуемой орифламмой (oriflambe)». В кон. XIV в. Жан Фруассар в своих «Хрониках» уже писал об О. как о «суверенном знамени короля». Англ. хронист Гервасий Кентерберийский (рубеж XII и XIII вв.) назвал знамя, поднятое в 1184 г. кор. Филиппом II Августом, «знаком короля Карла (Великого)» (signum regis Karoli). В «Хронике» архиеп. Рихера Сансского (40-60-е гг. XIII в.) говорилось, что «король развернул хоругвь Карла Великого, в просторечии именуемую орифламмой». В поэме Гийома Ле Бретона «Филиппида», прославлявшей деяния кор. Филиппа II Августа, особенно победу при Бувине, упоминалось победное королевское знамя, к-рое «в просторечии именуется золотым пламенем» (flamma habeat vulgariter aurea nomen). Аббатство Сен-Дени с этого времени стало восприниматься только как место хранения О. и королевских регалий. Так, после битвы при Монс-ан-Певеле (18 авг. 1304), когда, несмотря на победу французов, О., как утверждали хронисты, была потеряна, захвачена противником и разорвана на куски, а ее хранитель рыцарь Ансо де Шеврёз погиб, монахи Сен-Дени стали утверждать, что король взял в поход новое знамя - копию «настоящей» О., а сама реликвия все время оставалась в сокровищнице аббатства. |
| Хотя граф Левашов уведомил меня, от 2 мая, что об удовлетворении моего требования предложено им Каменец-Подольскому военному губернатору; хотя консистория просила и после того в 5 день июля самого Подольского губернатора о высылке в Жировицы означенных двух священников: за всем тем однако же, таковое требование и до сих пор не исполнено. Между тем, по случаю сих вероятно своевольно скитающихся священников, последовало к вашему высокопревосходительству неосновательное донесение, будто Греко-униатское духовное начальство рукополагает в Подольскую губернию новых священников; и я вынужденным нахожусь обнаружить невнимательность гражданского начальства Подольской губернии к удовлетворению законных требований епархиального Греко-униатского начальства и покорнейше вас просит о предписании кому следует, чтобы упомянутые выше священники Андрей Криницкий и Мартин Гречина доставлены были без замедления в Жировицы. С сим вместе долгом считаю присовокупить, что не только для Подольской, но и для Волынской губернии, в которой считается около ста Греко-униатских приходов не рукоположено мною ни одного священника в течение более двух лет моего управления Литовскою епархиею, и напротив, некоторые священники, прежде рукоположенные, переведены мною оттуда в Гродненскую и Минскую губернии. Викарному епископу Антонию Зубко, от 25 сентября за 640, о поручении ему посвятить 7 воспитанников дьячковского училища в певцы, а 3 в чтецы, определяющихся к причётническим местам На основании представления консистории, от 3 сего сентября за 8321, и приложенной при оном ведомости воспитанникам дьячковского училища, подписанной членами консистории и правления епархиальной семинарии, я поручаю вашему преосвященству посвятить по чину нашей Греко-восточной Церкви определённых по моему предложению консисторией к разным церквам причётников, а именно, в певцы: 1) священнического сына Антона Котовича к Вистыцкой церкви в Брестском деканате; 2) священнического сына Гервасия Харламповича к Лидской церкви Лидского деканата; 3) церковнослужителя Степана Керкевича к Тевельской церкви Кобринского деканата; 4) церковнослужителя Давида Желязовского к Дмитровичской церкви Каменецкого деканата; 5) церковнослужителя Степана Славинского к Збероговской церкви Брестского деканата; 6) церковнослужителя Якова Головчинского к Сухопольской церкви Пружанского деканата, и 7) священнического сына Илью Смороцкого к кафедральному собору; |
| “Я скорее сгнию в тюрьме, а своему направлению не изменю”,– говорил он в свое время епископу Гервасию. Такой позиции в отношении григорианцев он держался до конца своей жизни. В смутное время, когда после обновленческого раскола проникли разногласия и в среду ссыльных архиереев на Соловках, архиепископ Иларион явился настоящим миротворцем среди них. Он сумел на основе Православия объединить их между собой. Архиепископ Иларион был в числе епископов, выработавших в 1926 году церковную декларацию, определяющую положение Православной Церкви в новых исторических условиях. Она сыграла огромную роль в борьбе с возникшими тогда разделениями. В ноябре 1927 года некоторые из соловецких епископов начали было колебаться в связи с иосифлянским расколом. Архиепископ Иларион сумел собрать до пятнадцати епископов в келии архимандрита Феофана, где все единодушно постановили сохранять верность Православной Церкви, возглавляемой митрополитом Сергием. “Никакого раскола!– возгласил архиепископ Иларион.– Что бы нам ни стали говорить, будем смотреть на это, как на провокацию!” 28 июня 1928 года владыка Иларион писал своим близким, что до крайней степени не сочувствует всем отделившимся и считает их дело неосновательным, вздорным и крайне вредным. Такое отделение он считал “церковным преступлением”, по условиям текущего момента весьма тяжким. “Я ровно ничего не вижу в действиях митрополита Сергия и его Синода, что бы превосходило меру снисхождения и терпения”,– заявляет он. А в письме от 12 августа 1928 года развивает свою мысль: “Везде писаны пустяки, кто напротив пишет. Какую штуку выдумали. Он, мол, отступник. И как пишут, будто без ума они. Сами в яму попадают и за собой других тащат”. При этом он делает заключение, что митрополиту Иосифу ничего не докажешь, “хоть лбом об стенку бейся”, что он, как допустивший грех отделения по злобе, останется до конца жизни при своих взглядах. Много трудов положил архиепископ Иларион и для того, чтобы переубедить епископа Виктора (Островидова) Глазовского, близкого по направлению к иосифлянам. “Говорить с ним не приведи Бог,– писал владыка в письме от 28 июня 1928 года.– Ничего слушать не хочет и себя одного за правого почитает”. |
| В ранней молодости Гервасий Псальмов лишается одного за другим своих родителей. С ним под одной крышей остается жить родная сестра, с которой у него нет взаимопонимания. Но Гервасий Псальмов, как истинный христианин, до конца своих дней заботился о ней. Кажется, что в жизни, наполненной трудом и безысходностью, нет места поэзии, нет места любви. Но... Однажды в смоленское село из Москвы приезжает госпожа знатного рода, дочь полковника. Звали ее Надежда Вячеславовна. Она приехала погостить к знакомой помещице и осталась здесь навсегда. Осталась, чтобы стать той надеждой, которой жил поэт всю оставшуюся жизнь. Как произошла встреча Гервасия Псальмова с будущей супругой неизвестно. Известно лишь, что она окончательно порвала со своей средой и вышла замуж за нищего, но благородного учителя. Столичной барышне променять огни Москвы на грязное захолустье - что это? Может быть, просто любовь и человечность, о которой мы уже почти забыли. Нам не известны ни ее портрет, ни описание ее внешности. Более того, ее девичья фамилия тоже неизвестна. И пусть о внешности Надежды Вячеславовны мы ничего не знаем, но нам известны ее благородные поступки, ее любовь к супругу и людям, потому и «портрет» ее души для нас важнее фотографии. Псальмов посвятил любимой жене много стихотворений. В них она неизменная «подруга», «помощница», «страдалица». Под руководством образованной жены Гервасий Псальмов продолжает свое самообразование. Задавленные нищетой, однажды супруги все же решают поехать с повинной к матери Надежды Вячеславовны. Мать простила их и дала денег, больше половины которых бессеребренники Псальмовы истратили на приобретение книг. Гервасий Псальмов Надежда Вячеславовна заботливо переписывала в тетрадь его стихи и бережно их хранила. Благодаря ей поэзия Псальмова увидела свет. После его смерти Надежда Вячеславовна какое-то время работает учительницей в сельской школе, а затем уходит в монастырь. Что потом? Неизвестно. Следы ее затеряны, а наследников после себя Псальмовы не оставили. «Жизнь обоих Псальмовых - это ряд христианских доблестей великого терпения», - напишет в своем некрологе литературный критик тех лет Николай Бантыш. Наверное, не случайно утеряны их родовые фамилии: их призвание было в славословии Бога; был ли это непрестанный труд, учительство, поэзия - всюду было псальмопение, потому и остались они для потомков Псальмовыми. И как я рвался на свободу и все ж остался за сохой |
| Закрыть Гервасий Ефремович Псальмов К 170-летию со дня рождения смоленского поэта. Очерк жизни и творчества 05.10.2018 782 Время на чтение 9 минут «Псальмов - это самородок, драгоценный камень чистой славянской воды... и не грешно русской литературе принять его в лоно своих народных поэтов». Н. Бантыш Имя поэта Гервасия Псальмова не известно широкому кругу читателей. Удивительно, но имея лишь начальное образование, он смог стать образованнейшим человеком своего времени. Крестьянин и поэт, регент церковного хора и учитель - тот, чья жизнь и чье творчество похожи на большое Божие Чудо, которое могла заслужить только праведная душа. Глухая смоленская деревня середины XIX века. Здесь, в деревне Андроновка, в октябре 1848 г. в крестьянской семье родился мальчик - Гервасий. Грязная избенка, духота, нищета, холод... Однако убогость существования освещает свет Христов: церковь поражает своим благолепием детское сердце мальчика. Ребенку нет еще и семи лет, а у него уже рождается желание учиться, постичь грамоту лишь для того, чтобы «славить по " печатной книге " Бога»! Откуда этот свет в душе нищего крестьянского мальчишки? Откуда в облеченном в рубище теле, тонко чувствующее сердце? Откуда парящая над суетой душа? Отец опускает его на землю: нет валенок и шубы, чтобы ходить в школу. Но Бог помогает в благих делах. Мальчика берется учить гонщик дегтя, знавший грамоту. Современные школьники вряд ли ценят то, что имеют возможность учиться в светлых классах, сидеть за партой. Это слишком прозаично для них, скучно. Псальмов постигал «азы» в дегтярном сарае. Там не было парты. Там крепко пахло дегтем, там было смрадно и грязно, но мальчик шел туда за знаниями. Знания были нужны. Без них он не смог бы славить Того, Кто даровал ему жизнь. Без них он не смог бы зарабатывать на хлеб, ведь уже в 12 лет он сам стал сельским учителем. Полное собрание сочинений Г. Псальмова 1914 года Местный священник, Константин Солнцев, заметил успехи маленького Гервасия и подарил ему... фамилию! Разумеется, родовая фамилия у мальчика была, но никаких сведений о ней время не сохранило. А вот фамилия, подаренная священником, так и осталась с поэтом на всю жизнь. Ведь кто такой Псальмов? Тот, кто читает псальмы. Фамилия не случайно дана боголюбивому отроку: она отражала всю его душевную и духовную сущность. Хочется отметить еще один интересный факт. Как уже упоминалось, настоящая фамилия Псальмова не известна. Но Гервасий Псальмов придумал себе необычный псевдоним: Платон Лютнев, которым подписывал некоторые свои стихи. Под звуки лютни царь Давид пел свои псальмы. Таким образом, в обеих фамилиях прослеживается двойная связь: музыки, которую любил поэт, и веры в Бога, без Которого он не мог жить. С моей ли вечной нищетою мечтать о счастии таком? |
| Он, выслушав сие, возревновал по истине и сказал Гервасию: «Разве вы хотите, чтобы и я умножил число фарисеев? Ешьте жирно, пейте сладко, одевайтесь мягко и монашествуйте, а Сковорода полагает монашество в жизни нестяжательной, малодовольстве, воздержанности, в лишении всего ненужного, дабы приобрести всенужнейшее в отвержении всех прихотей, дабы сохранить себя самого в целости, в обуздании самолюбия, дабы удобнее выполнить заповедь любви к ближнему, в искании славы Божией, а не славы человеческой». Гервасий убеждал его милостию архиерея, дружбою своею, пользою церкви, но Сковорода, тверд духом и правилами, возразил ему в ответ: « Благодарствуй за милость, за дружбу, за похвалу; я не заслуживаю ничего из сего за непослушание мое к вам при сем случае». Гервасий, зная недостатки его и думая, что он, нуждаясь содержанием и знакомством в чужой стороне, должен будет согласиться на предложение его, оказал ему остуду. Григорий, приметя сие, решился скоро. На третий же день, дождавшись в передней выхода его, подошел сказать ему всесмиреннейше: « Прошу вашего высокопреподобия на путь мне благословения». Гервасий, не глядя на него, благословил его с досадою, а Сковорода с миром отошел и тотчас отправился к новому приятелю своему в деревню Старицу, в окрестности Белгорода. Старица было место, изобильное лесами, водотеча — ми, удолиями, благоприятствующими глубокому уединению. Сковорода, поселясь там, паче всего прилежал, к познанию себя и упражнялся в сочинениях, относительных к сему. В лишениях своих призывая в помощь веру, не полагал оной в наружных обрядах одних, но в умерщвлении самопроизволения духа, т. е. побуждений от себя исходящих, в заключении всех желаний своих в волю всеблагого и всемогущего Творца по всем предприятиям, намерениям и делам. Отец Гервасий донес епископу об отзыве Сковороды на предложение его и об отбытии его. Добродушный Иоасаф не подосадовал, но только пожалел об нем». И вот Сковорода, добровольно уйдя от лестных и искушающих предложений Гервасия, начинает пустынножительство в Старице. |
| Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца; а вы знаете, что никакой человекоубийца не имеет жизни вечной, в нем пребывающей. 1 Ин. 3,15 ГЕРВАСИЙ (ПАРАСКЕВОПУЛОС) Статья из энциклопедии " Древо " : drevo-info.ru Архимандрит Гервасий (Параскевопулос) Прп. Гервасий Патрский. Греческая икона (2023 г.). Редакция текста от: 17.12.2023 17:30:00 Дорогой читатель, если ты видишь, что эта статья недостаточна или плохо написана, значит ты знаешь хоть немного больше, - помоги нам, поделись своим знанием. Или же, если ты не удовлетворишься представленной здесь информацией и пойдешь искать дальше, пожалуйста, вернись потом сюда и поделись найденным, и пришедшие после тебя будут тебе благодарны. |
|
|
