| Итак, мы, люди, изменяем и преобразуем творение. Мир не только дар, но и задание. По словам известного румынского богослова Думитру Станилоэ (1903–93), «человек оставляет на творении отпечаток своей мысли и своей разумной деятельности, тем самым очеловечивая его и очеловеченным возвращая Богу; он проявляет сокрытые возможности мира» 32 . Созданные по образу Бога-Творца, мы все же, как выразился однажды Толкиен, «подмастерья Творца», и наше призвание не только в том, чтобы хранить, но и в том, чтобы участвовать в преображении мироздания. Обладая самосознанием и способностью изменять и переустраивать мир, мы, люди, способны наделить творение речью, дать ему возможность красноречиво возносить хвалу Богу. Как сказал Далай-лама на встрече в Ассизи: «У мироздания нет голоса, но есть потребность говорить. Мы – голос мироздания». Через нас, людей, небеса проповедуют славу Божию ( Пс. 19:1 ), через нас луна и звезды, скалы, деревья, цветы и животные воздают ему хвалу и почитание 33 . В своей прекрасной книге «Византийская эстетика» отец Гервасий Мутью развивает эту мысль применительно к литургическому почитанию и иконографии, однако его слова можно применить шире ко всем видам человеческой деятельности: «Будучи телом, человек является частью окружающего его мира, входящего в него через чувственное восприятие. Будучи Умом, человек принадлежит к миру высшей реальности и чистого духа. Будучи тем и другим вместе, он, как сказано у Кирилла Александрийского , «царственный образ Божий», он способен придавать материи форму и наделять ее даром речи. Звук в византийском гимне, жест в литургии» камень в храме, кубик смальты в мозаике – это материя, обретшая дар речи, чтобы славить Бога» 34 . Вселенское покаяние Поскольку человеческая личность, таким образом, одновременно микрокосм и посредник, объединяющий сотворенный мир и возвращающий его Богу в акте благодарения – и, в частности, поскольку мы, люди, способны сознательно и произвольно изменять и преображать мир – на нас лежит тяжкая и неотменимая ответственность. В том, что мы созданы по образу Божию и потому наделены свободной волей, заключен пугающий риск. Мы можем использовать свою творческую способность не только на благо, но и во зло. Мы можем озарять и преображать, но можем осквернять и разрушать. Плоды злоупотребления слишком очевидны, чтобы о них стоило долго распространяться, ибо мы со всех сторон окружены трагическими доказательствами того» что стали сегодня называть «экологическим кризисом». |
| Да прославится Господь всей земли тем, что ты прилежно занимающийся делами истинного благочестия и любимейший Богом император пребыл могущественным и процветающим всеми прекрасными делами, о чем все святые просят Его молениями и прощениями» (Mansi, III, 557). Григорий Богослов жалуется префекту Каппадокии Олимпию, что проезжавшие низложенные епископы «вопреки царским постановлениям и его (Олимпия) приказаниям» поставили одного человека епископом и просит принять необходимые меры (Migne gr. s., t. 37, p. 217). В письме к Нектарию он же горячо восстает против свободы собраний, предоставленной аполлинаристам: «дать им право иметь свои собрания значит не иное что, как признать, что их учение истиннее нашего» (! – вот новая характерная мерка истинности учения. Migne, gr. s., t. 37, p. 333). Македонианских епископов, рукоположенных Елевсием, он также не признает епископами (ibid.). 1995 Открытие мощей Гервасия и Протасия, случившегося во время борьбы Амвросия с императрицей Иустиной, в особой речи, произнесенной по этому поводу, рассматривалось медиоланским епископом, как небесная помощь в борьбе с еретиками (См. проф. Самуилов, цит. соч., стр. 111, 112). 2002 Завершительное значение каппадокийской теологии (учения о Боге едином по существу и трех Ипостасях Его) в области тринитарных споров особенно ярко проглядывает в том, что она не только упрочилась в восточном богословии, но и проникла на Запад и здесь достигла окончательного господства, положившего конец прежним недоразумениям. Уже Иларий своими разъяснениями положительного смысла восточного консервативного богословия, всегда казавшегося Западу подозрительным, очистил здесь почву для постепенного усвоения его западным богословием. Переводная деятельность Руфина и Иронима, коснувшегося главным образом Оригена и частью каппадокийцев, ознакомили Запад с той основой, на какой развивались догматические споры Востока, и окончательным результатом их. Но еще ранее переводнической деятельности Руфина и Иронима, уже на Амвросии медиоланском наблюдаются сильные следы влияния каппадокийской теологии. |
| Другой латиноязычный церковный автор IV в., которого, как мы полагаем, мог читать Сульпиций, - это Амвросий Медиоланский. Как и Иларий, Амвросий был активным сторонником монашества и занимал резкую антиарианскую позицию. Он тоже не заискивал перед императорами и поддержал мнение Мартина о неуместности суда над Присциллианом. Даже если Амвросий и не встретился с Мартином в Туре во время этого судебного процесса, дружеское общение между двумя епископами можно усмотреть в том факте, что Мартин получил мощи медиоланских мучеников Гервасия и Протасия, чьи останки были чудесным образом открыты Амвросием незадолго до этого . Однако прямого свидетельства того, что Сульпиций читал какие-либо произведения Амвросия у нас нет, хотя есть два момента, которые могут подразумевать это. Один указывает на то, что Сульпиций мог знать произведение Амвросия “О вдовах” и возможно, что видение святой Агнессы, Феклы и Марии связано с присутствием всех в трех в сочинении Амвросия “О девах” . Вдобавок, есть некое определенное сходство между вторым письмом Сульпиция и амвросиевым “На смерть своего брата Сатира”; но, впрочем, это может быть объяснено и просто тем, что оба произведения принадлежат к жанру утешительной литературы . Таким образом, если попытаться более определенно ответить на вопрос о том знал ли Сульпиций работы Амвросия, то можно сказать так:: похоже, но не доказано. Однако был и еще один современник Сульпиция, который несомненно повлиял на его сочинения: речь идет об Иерониме. Весьма интересно наблюдать многочисленные сходства между Мартином, в описании Сульпиция, и Иеронимом. Оба, например, негативно относились к браку, в то время, как Амвросий открыто рассматривал его как благо . Оба учили, что епископы должны придерживаться строгого аскетизма; оба использовали одну и ту же метафору, согласно которой женщина не должна сопровождать солдата на поле боя; оба были против приглашения клириками светской знати, хотя в этом они вновь отличаются от поведения Амвросия . Оба, Сульпиций и Иероним, хвалили героев своих произведений за то, что они отвергали мирскую славу , оба соглашались, что подарки должны немедленно распределяться среди бедных и что монахи не должны иметь своей собственности , оба осуждали тех монахов и клириков, которые не придерживались таких суровых правил. |
| Размышляя так, Алиса пошла к выходу. Вскоре она оказалась у люка и выглянула наружу. В джунглях наступал вечер. Тени стали длинными, воздух замер и был похож на теплый кисель. Пели птицы, видно, готовились к ужину, далеко-далеко раздался пронзительный крик гиббона, захрюкал карликовый кабан… Лес готовился к ночи, которая в джунглях бывает куда более бурной и опасной, чем день. «Что ж, — сказала себе Алиса, — придется идти к Омиру и вместе с ним искать мотылька, а то Пашке грозит опасность из-за влюбленного двойника». Алиса направилась к тропинке. Но не прошла и трех шагов, как что-то маленькое и серебристое опустилось ей на рукав. Мотылек! И очень похожий на жемчужного. Но она не была уверена в собственном везении. Хоть бы Омира найти! И орангутаны исчезли, спать, что ли, забрались? Алиса побежала к станции заповедника. Рой мотыльков спустился с вершины дерева, они порхали вокруг Алисы, и от этого воздух наполнился сказочным мерцанием. Алиса достала специальную коробочку, которую всегда носила с собой, когда отправлялась на экскурсию за бабочками. Она поймала десяток мотыльков. Теперь надо бежать обратно и выводить Пашку. И в этот момент она услышала голос: — Ты что здесь делаешь? Она обернулась. Нет, такого быть не может! Перед Алисой стояла Алиса собственной персоной. — Алиса? — спросила она. — Меня зовут Алеина, — ответила девочка, так похожая на нее. — А тебя? — Я — Алиса. — Ты собираешь жемчужных мотыльков? — спросила Алеина. — Все так странно! — сказала Алиса. — Когда я уходила отсюда, жемчужные мотыльки были редчайшими бабочками. А здесь их миллионы. — Они так расплодились, что я пишу классную работу о том, как их сократить, — согласилась Алеина. — А я — как их найти… И только тут Алиса догадалась, что попала не в свой мир, а в какой-то из соседних. И чтобы проверить свою догадку, она спросила: — Алеина, а как твоя фамилия? — Селезенкина, — ответила Алеина. — Этого и следовало ожидать, — сказала Алиса. — А где наш с тобой Пашка Гераскин? — Ты имеешь в виду Сашку Гервасиева? Так он же полетел на остров Комодо изучать своих любимых драконов. |
| Русская сторона приготовилась решить этот вопрос мученичеством, спасая силу своего народного духа, польская готовилась стяжать легкую, материальную победу и опозорить себя во веки. Поляки не решились на такое крупное дело. Они предпочли приобретать меньшие победы и меньший позор отдельными, небольшими наездами и мучением не такого большего числа людей и притом столь решительных. Польский вождь погрозил лишь жаботинцам приходом большего войска и прогнал их со двора. 223 Этим постепенным движением с войском к Чигиринскому углу Украины, этой усердной ловлей священников и запугиванием народа униаты открыли себе еще более широкое поприще деятельности и в сентябре того же 1766 года наезды их появлялись в самом дальнем углу Чигиринщины, даже в самом Чигирине. 224 Никакой уже приход не был безопасен от униатского наезда. Мокрицкий, вероятно, не имевший полного списка украинских церквей и желавший иметь точные сведения, где и когда восстановлено было православие, и кто его поддерживал, решился потребовать у Гервасия епископа украинских приходов, выставляя предлог, что ему нужны бумаги, показывающие, какие были с Гервасием сношения украинских губернаторов, нерасположенных к унии. Требование это, конечно, не было исполнено. 225 Так как не доставало униатских священников для замещения всех приходов, отнятых у православных священников, то многие церкви оставались закрытыми с лета и до зимы 1766 года. 226 Православные прихожане лишены были возможности исполнять христианские требы. Особенно благочестивые или крайне нуждавшиеся в требах уходили в глухие леса, ущелья гор, отыскивали своих бежавших пастырей и там, как во времена гонений первых веков, приносилась Богу молитва и совершались таинства. Многие тайно успевали пробираться к православным придпепровским монастырям и там удовлетворяли своим духовным потребностям. Иные отправлялись для этого даже в Киев. Униаты следовали за православными и по этим путям. Их шайки разъезжали по окрестностям и подстерегали священников, прихожан. «Наше духовенство, уходя от преследований, скрывается в лесах и пещерах, но и там мы поможем принимать самые необходимые требы без того, чтобы не подвергать своего здоровья и жизни опасности, потому что официал Мокрицкий сам и через светские команды злоумышляет на нас» говорится в универсале 1767 года от всей Украины. |
| Заявление это составлено в духовном правлении (Чигиринском) в Медведевке 24 апреля 1766 года и подписано членом его Лозинским. 146 Обнародованием этих документов униаты ставились в крайне затруднительное положение, тем особенно, что в числе обнародованных бумаг были и письма короля к униатским властям. Нарушая спокойствие, униаты явно становились против короля. Подобный же вызов делался и польским панам. В числе королевских писем были и письма к Яблоновскому, Любомирскому, Сангушке, Моравскому. В показании Мельхиседека, данном униатам, говорится, что он разослал из духовного (Чигиринского) правления копии всех привезенных им бумаг в замки помещичьи, смилянский, черкасский, мошенский и ольшанский. 147 Вышеприведенное заявление Чигиринского духовного правления, доставленное униатам из смилянского замка, очевидно, было одним из числа многих таких заявлений, посланных в другие замки, и кроме того по церквам, в которых они читались народу. 148 Униатский историк уманской смуты говорит, что Мельхиседек, возвратившись из Варшавы, «поразбрасывал по селам и местечкам конституции королевства о греческой вере с присоединением своего пагубного толкования, и этим еще больше возбудил в хлопстве волнение и поощрил его к дерзости и бунту. От этого пожар этот стал распространяться в староства Корсунское, звенигородское, лисянское и другие места.» 149 «Не успел только отец игумен наш Мельхиседек привилегий к нам привести, многие, и почитать все места с священством двигнулись о бытии, по-прежнему, в своем природном православно-восточном исповедании и к здешним православным местам надлежати», писал Гервасий к Георгию Конисскому . 150 По словам того же Гервасия (в письме к Георгию Конисскому от 14 июня 1766 года) православие в эти времена восстановилось до Белой Церкви, т. е. обняло половицу (южную) нынешней киевской губернии. 151 И это новое движение, при всей кажущейся нестройности и незаконности, в действительности направлялось силой в высшей степени разумной и сдерживавшей народ в пределах закона. |
| Но этот великий момент западнорусской, исторической жизни мелькнул лишь, и воссоединение униатов затянулось опять на многие годы и пошло длинным путем колебаний и страданий. Когда трактат 1768 года был утвержден, русские войска, так напугавшие униатов, стали отходить назад. 340 Репнин полагал, что заботы русского правительства о спокойствии православных могут теперь быть переданы обыкновенным польским судам. Так, по крайней мере, он дал понять Мельхиседеку, когда тот уезжал из Варшавы и просил его о дальнейшей защите. 341 Восторг православных, вызванный известиями о трактате, естественно стал сменяться разочарованием. Поляки, впрочем, давно уже показывали им, что трактат о диссидентах не легко может получить силу. В некоторых местах, как например в мошенском округе, владении Моравской, урожденной Радивиловой, гонения продолжались непрерывно во весь 1767 год, 342 в начале же 1768 года, когда трактат о диссидентах ждал лишь окончательного утверждения и обнародования, и когда православные подписывались на православие, гонения усилились еще больше, и фанатикам снова помогала польская военная сила, бывшая на Украине. 343 Она сочла нужным наказывать народ за объявление себя православным, разъезжала по приходам, изгоняла священников, мучила их и народ и, когда ей указывали на трактат, она требовала печатных его списков. 344 Особенно жестоки были гонения в межиричской губернии, где губернатор Клячковский, приказчик Качинский и казацкий полковник Каменский соединились и заодно мучили священников и народ. 345 Известия эти навели ужас на жителей Украины. Жаботинцы 3 июля 1768 года послали Гервасию мольбу выпросить им русскую военную защиту: «яко дети вашего святительства, все обще, старие и малие, всесмиреннейше просим о нас не укоснительное возымети тщание, к главной поблизу находящейся российской команде о сем представить и просить нам беззащитным милостивой защиты.» 352 Гервасий написал об этом к киевскому губернатору Воейкову. Воейков предложил обратиться с этим делом в Синод или в иностранную коллегию. |
| 63 Поэтому, здесь установилось как бы неизменное правило и делалось преданием, что нужно ладить с народом. Этого правила и держался владелец этой страны, князь Яблоновский и, как видно, внушил своему управляющему Потоцкому держаться его. Уния в этой стране была лишь в нескольких приходах; 64 в остальных везде сохранялось православие, и в народе существовало предание, что он здесь никогда не подвергался гонению за веру. 65 Духовные дела этой страны носили на себе отпечаток беспорядочности и шаткости украинного, пограничного населения. Народ добывал себе священников, где мог, то в Киеве, то в Переяславе, то в Волошине. 66 Такое положение духовенства было выгодно для помещичьей власти, потому что священники, неимевшие над собою постоянной духовной власти, не были требовательны касательно своего обеспечения, их можно было наделять малым клочком земли, можно было вовсе не наделять землею и во всяком случае брать деньги за право занять приход, и это право делалось тем прибыльнее, чем чаще сменялись священники. 67 Народ, конечно, иначе смотрел на это дело. Случайно добываемые им священники, особенно из Волошины, приобрели у него очень дурное мнение, как люди, нерадевшие о церковном строении. Народ стал обращаться к комиссару Потоцкому с просьбой дозволить ему восстановить его давнюю духовную связь с переяславской кафедрою, посылать туда ставленников для рукоположения. Это было около 1758 года. Потоцкий в это время особенно был расположен исполнить желание народа: тогда в Чигиринщине только что усмирено было какое-то гайдамацкое волнение. Он согласился на просьбу народа и написал к новому переяславскому епископу Гервасию письмо, в котором просил рукоположить в Старый Крылов священника. 68 За этим письмом последовали потом другие, подобные же письма от того же Потоцкого и от других управителей, 69 и с этих то, по-видимому, маловажных и случайных событий началось то великое движение, которое известно под именем воссоединения униатов. Сохранившиеся от того времени акты и особенно свидетельства униатов открывают нам, что под этими, видимо, неважными и, видимо, случайными событиями скрывалось давно уже и твердо установившееся направление, которое оберегал и оживлял человек необыкновенного практического ума и необыкновенной энергии. |
| 442 Сам Володкович, как мы видели, забежал 1768 года к Кречетникову и доносил ему на Шептицкого. 443 Он даже изгонял из Малороссии представителей львовского епископа. 444 Сначала, однако, гайдамацкой смуты положение Володковича и его партии изменилось. Шептицкий приобрел расположение Кречетникова; распространились даже слухи, что он готов принять православие; о Володковиче же стало известно, в начале июля 1768 года, что он изменил русским и совершил позорное преступление. 445 Вот в каком положении были дела, когда униатам Володковича, скрывшимся на восточную сторону Днепра, пришлось возвращаться назад. Их партия была поражена, посрамлена, уступала первенство другой – львовской, но кроме всего этого, и в своем падении, она не отстала от суровых мер, и часто отказывала в разрешении возвращавшимся из Переяслава священникам. 446 Все это придает другой вид делу, рассказанному приверженцами Володковича. Но кроме того необходимо допустить еще другие причины переворота в жизни этих людей, перешедших на восточную сторону Днепра униатами и возвратившихся назад ревностными православными. По всей вероятности, самый переход на восточную сторону Днепра был для многих из них не делом случая или необходимости, а следствием решения покончить с унией, или пребывание в Переяславе и беседы с Мельхиседеком, Гервасием и другими малороссами произвели в них нравственный перелом, после которого они оказались совсем другими людьми. Впрочем, от унии и, именно, от унии направления Володковича они сохранили некоторые особенности, решительность действий, суровость мер, как это сейчас увидим. Деятельность украинских духовных правителей не была разрозненная деятельность. В начале 1770 года Переровский и Зражевский заявили в летичевских городских книгах протест от имени всех украинских православных против гонений от униатов. 447 Униаты пришли в великое изумление и негодование от этого протеста. 11 апреля 1770 года они записали в житомирских книгах своё возражение, в котором объявляли, что неповинны в приписываемых им неправдах, всегда жили мирно и с горечью указывали на страдания от гайдамаков своих собратий. |
| 267 В это время были уже известия о Мельхиседеке, полученные почти одновременно (26 и 27 августа). Одно из них сообщил сопровождавший Мельхиседека слуга его Крумченко, 268 другое – шляхтич, служивший у Мокрицкого, Митинский, которого так поразили бедствия Мельхиседека, что он решился бросить службу у униатов и идти сообщить православным сведения об этом страдальце. 269 Подобный же переворот совершился и в одном из казаков, стороживших Мельхиседека в Гродке, – Лощенке, который дал Мельхиседеку возможность написать письмо (писано чернилами из пороху) и доставил его в Киев. 270 Все эти сведения способны были повергнуть в ужас и отчаяние родных, друзей и почитателей Мельхиседека. Один вестник (Митинский) слышал, что Мельхиседека в оковах увезли в Гродек, другой (Крумченко), что он там тяжко заболел и его замуровывают; письмо Мельхиседека еще усиливало тягостное впечатление от этих известий. «Бедно стражду, смертно болен, в железах жестоких», – так начиналось это письмо, заключавшее в себе мольбу стараться об его освобождении. Мольба эта, впрочем, прерывалась мыслью о смерти и естественным в таком положении желанием повидать кого-либо из родных. 271 Братья Мельхиседека, которых он звал к себе, порывались было силою вырвать его из-заключения в Гродке; 272 были у униатов также опасения подобных покушений и в то время, когда Мельхиседек находился в Дермане; 273 но Гервасий сдерживал братьев Мельхиседека, потому что он чуждался всяких незаконных действий. Он и теперь, как прежде, глубоко верил в правоту дела Мельхиседека и всех православных украинцев. Он посылал письма к Георгию Конисскому , 274 к русскому послу – Репнину, 275 в Священный Синод, 276 и неодолимо был уверен, что правда восторжествует, что Россия заступится за гонимых. Уверенность эта в настоящее время имела чрезвычайно важное значение. Около Гервасия. и до ареста Мельхиседека, и особенно после этого ареста, собралось много духовных и мирян из Украины. Чувства и мысли этих людей постоянно освежались новыми известиями, новыми рассказами прибывающих беглецов. |
|
|
