| 40. Кто хочет быть славным в сем мире, тот не терпит бесчестия; но кто держится веры, тот любит не быть в славе, помышляя о сказанном от Господа: как может веровати славу от человек приемлющий, славы же от Единородного не ищущий? 41. Люби алчбу и жажду Христа ради. Поколику усмиряешь тело, потолику благодетельствуешь душе. Ибо воздающий суд по делам, словам и помышлениям, воздаст добром и за малое, что для Него претерпим с радостью. 42. Если хочешь ликовать вместе с умученными за Христа: то предай тело твое посту, волю отдай на попрание пред волею Божиею, утробу на алчбу, сердце на крепость, кровь на пролитие, если не на внешнее, то на внутреннее, то есть иссуши ее сухоядением, да приимешь обещанные блага. 43. Ты знаешь, что кто зовет к себе царя, тот очищает свою палату. Так и ты, если хочешь принять в дом свой Царя небесного, ради просвещения души твоей: очисти тело постом, истощи жаждою, укрась душу смирением и наполни благоуханною молитвою. 44. Нс оставляй молитвы, как духовной пищи. Ибо как тело, лишаемое пищи, ослабевает, так и душа, лишаемая молитвенной пищи, приближается к расслаблению и мысленной смерти. 45. В храмине светло бывает от свечи: так во внутреннем чувстве бывает свет от молитвенного размышления. Как ясен бывает свет свечи, когда нет никакой примеси: так светла бывает молитва , когда не примешиваются к ней земные помыслы. 46. Береги свечу от ветра, а молитву от лености. Укрась ее, как невесту, бдением, трудом и терпением, дабы она угодна была Царю небесному. 47. Предай хотение свое Богу, Который знает все, прежде нежели человек родился. И не проси, чтобы все было по твоей воле; ибо ни один человек не знает, что ему полезно; но говори Богу: да будет воля Твоя! Ибо Он все творит на пользу нам, чего мы, плотские люди, не ведаем. 48. Возстенай, как мытарь; прибегни, как блудный сын; умилися, как Ахаав; прослезися, как блудница; вопий, как Хананея; предстой, как вдовица; молись, как Езекия; смирись, как Манассия: если таким образом будешь молиться, то всеблагий Господь приимет молитву твою, как мать младенца. |
| В общем и целом томизм также начинается с признания того, что между Откровением и разумом существует принципиальная гармония; они не только сосуществуют, но и дополняют друг друга. В конечном счете благодать не уничтожает и не оттесняет природу, но делает ее совершеннее. После Альберта Великого и его талантливого ученика Фомы действительно можно было говорить о завершении «христианизации Аристотеля». Надо отметить, что в то же время появились и другие создатели систем, далеко не во всем согласные с Фомой. В любом случае схоластическое богословие не следует отождествлять с томизмом. Существовали и другие подходы, и другие школы, о чем свидетельствуют сочинения Альберта Великого, Александра Гэльского и других схоластов. Кроме того, помимо аристотелевской традиции, процветала и традиция платоновская. Последняя восходит к Августину, который в IV столетии пытался христианизировать Платона и неоплатоников; одним из наиболее ярких представителей этого направления был глава францисканского ордена Бонавентура, современник Фомы. Эти школы мысли участвовали в главном философском диспуте Средневековья о природе «универсалий», или платоновских архетипов. Однако томизм часто ставился под сомнение даже в XIV веке. С ним постоянно соперничали, хотя и не смогли опровергнуть, учения Дунса Скотта и Уильяма Оккама. В западном богословии томизм явно не играл роли самодержца. Там превалировало многообразие. Но среди западных богословских школ томизм, пожалуй, сохранил большую верность восточной традиции, нежели некоторые из его оппонентов. К примеру, номиналистский подход францисканца Оккама с неявно выраженным отрицанием действительной возможности очищения от грехов весьма далек от святоотеческого учения. И потому при серьезном анализе нас не должно удивлять то, что живший в XV столетии византиец Геннадий Схоларий восхищался Фомой. Помимо особого упора на логику, другой существеннейшей особенностью схоластического метода было использование в качестве основы доказательства авторитетных источников, то есть библейских и патриотических свидетельств. |
| Но все сие человек имеет от первой причины и содетеля Бога, так что, по сказанному сначала, Бог имеет это самое от вечности и необходимо вместе с бытием непостижимым образом, как уже и сказано, и еще более показано будет. И потому можно называть человека созданным по образу Божию и по подобию; можно сказать, что Бог уподобил его Себе самою троичностью; и для того благоприлично следует переносить сказанное об образе к Первообразу, богословствуя возвышеннейшим образом и в преимущественном смысле, как говорят учители Церкви. 9 Бог, единый и простейший по естеству, единственный Творец всего существующего, по указанию священного учения есть Троица особенных лиц и ипостасей; и мысленная троичность, приличная первому Уму и причине всякого ума сотворенного, состоит в том, что есть Ум Божественный, и мысленное Его Слово, безначальный (μφυτος) плод мышления Ума нерожденного, и мысленная Любовь , плод мыслящего и внутреннейшего хотения (θελσεως) первого Ума. Потому что Бог, как Ум мудрейший и благостнейший (не по подобию только Его в нас, но по совершенной необходимости) мыслит Себя вечно, – ибо Сам есть истина, чт составляет цель и ума, и мышления, – и любит Себя вечно, ибо Сам есть благо, к которому стремится ум, и которое есть цель мыслящей воли. И сознавая (νον) Себя вечным, вместе сознает в Себе и Слово; а желая Себя, производит вечную Любовь. Таким образом, мысля, производит Слово, и Себя мыслит в Слове, и, желая, изводит Любовь, и любит, посему и желает. И сии соестественные порождения (βλαςο κα τκοι) мыслящей в Боге производительности, различаются не от Него только, как истинно происходящего, но и друг от друга, – различаются образом происхождения, а по естеству они едино, как друг с другом, так и с изводящим Умом. И Божественное Слово Ума есть Виновник и всего разумного в мире существ, и всякой вообще сущности и естества, потому что Он есть (πφυκεν – по естеству) подобие не только производящего Ума ( Евр. 1:3 , Кол. 1:13 ), но и через Него мыслимых дел вне Его, почему Он и называется естественным Образом (μφυτος εκν) родившего Ума и всегда рождающего, а в отношении к тварям – идеею 10 . |
| Не меньше других погрешили против истины и те, которые придали видимым телам сущности бестелесные, извнутри движущие ими, – люди, более других пытливые, называющие те сущности богами и различающие их не по достоинству только и порядку, но и по происхождению и стремлениям, добрым или худым. Если б они были богами, то не различались бы так: боги не могут так сортироваться; а если они так назвали их вообще (μωνμως), то это значит сваливать в одну кучу разнородные вещи. А что обоготворили и людей, одних за добродетель и важные изобретения на пользу людскую, а других за обиды и пороки; притом многие обоготворяли сами себя, а другие воздавали им неразумное почтение и при жизни их, и по смерти: то это превосходит всякую меру нечестия, и один только Бог , по своей силе, избавил нас от этого зла. Теперь весь мир верует во единого Бога, нисколько не терпя смущений от бесчувствия безбожников или неблагоговения многобожников, прикрывающихся маскою благоговения. Потому что если недавно и явился некто, желавший возобновить 3 еллинское многобожие, то он сам дошел до того по тупости своего разумения; и бессмысленнейшими еще следовало бы назвать тех, которые бы, прилепившись к нему, держались этого, нигде нетерпимого, заблуждения вместо истинной и общей веры людей. И мы много писали против такого извращения смысла, не тем встревоженные, что он говорил против божественной истины, а беспокоясь от невежества многих в отношении к этому издавна прославленному мудрецу, так что кто-нибудь из более простых, увлекшись молвою о его мудрости, мог бы пристать ко лжи. Сам-то он знаком только с верхушками наук; ничего другого, достойного внимания, не приобрел он, как и украшающей все мудрости. Хорошо он успел в древнем красноречии (εφραδιας τς ρχαας), но заявил это в самом нечестивом и безумном сочинении; такой успех прилично клеймит латинская пословица 4 в заботящихся только о чистоте и блеске речей; вот за это, пожалуй, кто-нибудь и станет хвалить его. Но в способности судить об истине и лжи он так слаб и так ничем почти не отличается от людей невежественных, что и мальчик его обличил бы, – и мальчику, если бы вздумалось обмануть его, он не в силах бы противоречить. Посему-то и затеял он такое заблуждение, и мы открыто обличали «наилучшее законодательство» его, потому что так озаглавил он книгу, написанную им собственноручно, и огнем истребили заразу. 5 А побуждены мы были к такому поступку страхом и уважением к воплотившемуся ради нас Сыну Божию и наилучшему Его законоположению; руководствуясь такими побуждениями, мы не могли иначе поступить. |
| Но и возможность изучить одно или два искусства откуда имеешь? – от себя ли? Но в таком случае тебе довольно б было захотеть выучиться, и в непродолжительное время ты мог бы узнать все, – а между тем для успеха в каждом требуется много времени. Значит: возможность (τ δνασϑαι) научиться вложена в твою природу, подобно искорке, отъинуда. И как не потому родился ты, что пожелал существовать, потому что и не существовал до зачатия своего; так и искорку эту получил не от своего желания, и получил возможность успевать в некоторых, а не во всех искусствах, и не равно ко всем ты не имеешь силы понимания. Да и не бесцельно ты (ατομτως) получил эту возможность, (потому что имел бы ее ты один, или еще немного других), подобно как и из бываемого в природе ничто не бывает без цели. А теперь все люди имеют способность учиться, способность сначала неопределенно стремящуюся ко всякому знанию прежде начатия учиться, и после сего определяемую к одной науке какой-нибудь, а если кто даровит, то к двум, и трем, иные ко многим, но никогда ко всем вместе. И таковую способность природы учиться многому ты имеешь отъинуда, равно как и просто возможность учиться: так что и признаки некоторые такой способности (как равно и тупости ко многому), показывающие внутреннее расположение, усматриваются в строении тела, что хорошо изведано людьми, опытными в этом деле. И вещества самыя почему не одни и теже служат материалом для всех художеств, – но для иного искусства требуется и иное вещество? Не из одного и того же материала пошьешь сапоги и состроишь дом, хотя бы умел ты не только строить, но и сапоги шить; а между тем ты по доброй воле не переменил бы материала, если б только мог из одного и того же вещества устроить и дом и обувь. От чего ж так различают вещества люди, занимающиеся художествами? Оттого что не по своей воле делают это; и если б ты захотел воспользоваться всяким без различия веществом для твоей постройки, то не мог бы этого сделать, как я выше сказал. Вот видишь чинный порядок и в художествах и в художниках, открывающийся подчинением природы искусству, и этот порядок явно объемлет все существующее в природе, и в тебя вложена сила и способность обсудить, какое вещество к какому художеству идет? – Эта сила есть мысль, при содействии опыта. |
| Могут ли быть случайными или бесцельными такие особенности для каждого рода существ, простирающияся и на неделимыя в роде, так что невозможно, чтобы какое-нибудь из них имело более или менее определенного каждому блага? – Если только случайное и бесцельное противоположно стройному и предопределенному, то противоположности исключают друг друга. А происходящее в порядке естества и по человеческому избранию может ли быть без распорядителя, и, если не устрояется и не упорядочивается само собою, может ли обойтись без распорядка отъинуда? Если же допустить, что это происходит в некотором порядке по вмешательству причин высших и более общих, то вот уже и уничтожаешь случайность и бесцельность; а затем уместен вопрос и о сих высших причинах, которые различаются между собою и природою и порядком (степенью), подобно тем низшим. Потому что и высшие причины сами по себе не имеют силы делать что-нибудь и устроять относительно низших, или в отношении друг друга установлять превосходство и умаление. Луна, напр., если б ей можно было, избрала бы лучше быть солнцем, и захотела бы лучше в низших областях делать то, что делает солнце, т. е., лучшее и большее того, что она в силах теперь делать; равно и солнце поступило бы так в отношении к высшим его телам, и вот произошла бы борьба против порядка. Значит, и высшие оные причины подчинены обязательному распорядку; отсюда, при неизменности и постоянстве сего в них порядка и природы, они без сомнения должны иметь причину такой именно своей природы и такого взаимного отношения и действования на то, что ниже их. Но вот еще спрошу тебя: теперь ты, положим, плотник; от чего ж не вместе и кораблестроитель? А если ты и в этом знаток, отчего и не сапожник? И, сказать вообще, от чего ты не владеешь так же всеми художествами, как одним? Ясно, что не можешь узнать всего вместе. Много нужно учиться каждому искусству, а еще более работать и таким образом опытностью приобретать уменье; но много потребовалось бы на это времени: жизни человеческой не достало бы для изучения не всех, а только многих искусств, и, прежде чем кто-нибудь приобрел бы хорошие сведения во всех, смерть не дала бы ему ни из одного извлечь пользу, а между тем люди именно для пользы своей стараются изучать их. |
| Для чего, еще, начинаешь строить дом с основания, потом слагаешь стены, затем простираешь потолки, прикрепляя их к стенам, далее устрояешь кровлю и наконец делишь строение внутри и украшаешь его, а никогда не поступаешь наоборот? Ясно, что иначе не мог бы ты сделать, хотя бы и хотел! Ходил бы ты, если б мог, когда-нибудь и на голове, поднявши ноги, что некоторые делают в шутку; но и эти никогда не употребляют головы вместо ног (потому что это невозможно), а поддерживая голову руками, ходят по земле, употребляя руки вместо ног. Почему не строишь зданий в море, ни пловец не плавает по земле? – Не потому ли, что искусство плавания неприложимо к суше, равно как и строительное неприложимо к морю? И нужно сказать: ты, вот, искусен в постройках, но строишь применяясь к природе и ее произведениям. И если б ты был врачом, то употреблял бы в своей практике растения и камни; но иное растение по природе имеет не одно свойство, и не прогоняет только болезнь, а и производит ее, если принимать его одно (без примесей), или без надлежащего уменья; иные ж совершенно убивают вместо ободрения или восстановления здоровья. Тоже нужно сказать и о камнях. И никто никаким искусством не в состоянии преобразовать природы растений и камней; их губительные свойства умеряются только другими, противными им по природе, сильнейшими, и при посредстве разных приемов науки. Наконец из находящихся в высоте творений Божиих, из стройного различия их природ и сил, ясного и поражающего удивлением порядка в них, чинности, и многого другого, что необходимо приводило всех к мысли о Божественном мироправлении, мог бы и ты сам, если б захотел, убедиться, что ни одна вещь, существующая и бывающая, не существует и не происходит без порядка, и что все существующее связано между собою и распределено как бы некоторою пречудною цепью, которая устроена не самими предметами существующими; притом столь многие и столь разнообразные природы и не могли б совокупиться в состав единого мира без некоего Существа, соединившего их в начале и вложившего в них силу держаться взаимной связи, которую тот один только мог бы и разрушить, если б захотел. |
| А к животным ты еще ближе подходишь, так как, кроме всего вышесказанного, ты и чувствуешь, – чем животные превосходят все прочее существующее. Но только тебе одному свойственно мыслить, чем по превосходству ты возвышаешься над всеми другими животными. Откуда ж это благоустроенное различение (ετακτος διακρισις) тебя с другими существами, и этих между собою, – различие, проникающее в бесчисленное множество неделимых каждого рода? Не от них ли самих? И вот камень, могший быть растением, избрал для себя степень пониже? – Не более, как ты захотел бы быть привратником царского дворца, вместо того, чтобы восседать на царском престоле, если бы от тебя зависел выбор! И растение, вот, по своей воле стало ниже животного? И лошадь, если бы могла, ужели не захотела бы иметь естество человеческое? Не от них это бывает (говоришь), а без всякого вмешательства свыше и случайно произошло такое распределение. Но если нечто подобное изредка только можно допустить в мире стройном и определенном, и есть различие между естественными и разумными явлениями: то, если не по требованиям естества и разума что бывает, случается оно как болезнь при здравии, хотя и это (болезнь) не имеет постоянной причины бывать, подобно всему прочему. А без достаточной причины ея и не было бы; что-нибудь необычайное, происходящее однажды в длинные промежутки времени, есть порча естественного порядка, случающаяся по причине какого-нибудь страдания вещества. Кроме того: не ты ли сам, как существо мыслящее, делаешь все, выбирая наперед, что делать? Для чего ж не захочешь когда-нибудь полетать? хотя не раз говоришь, может быть, – о, если б я теперь мог полететь! Ясно, что природа твоя не устроена для летания, да и невозможно тебе быть вместе и человеком, и пернатым. Для чего ты не плаваешь по глубинам морским, чтоб не доставать пищу с толикими трудами и заботами, ловя рыб с поверхности вод? Ясно, что твоя природа не может жить в водах, подобно как и рыба на земле. Так-то, хотя ты и больше других имеешь возможность определять свою жизнь, возможность у тебя во многом ограничена природою, и приходится тебе не все делать по своему изволению, а ко многому и приспособляться. |
| 24 . Итак, поскольку не было никого в сущих, кто отвечал бы этой задаче, которая заключалась в том, чтобы выступить в защиту всех и привести к концу вражды, и примирить всех людей с Богом, и не оставить места общему падению, а также – исправить человеческую жизнь и упорядочить нравы людей и убедить их не весьма ценить все сущее здесь, и повести их к восхождению на небеса, и Свою собственную жизнь оставить в пример лучшего образа жизни, непосредственно же уготовать спасение людей, то Тот, Который единый мог совершить это, должен был Сам единый отвечать сему, потому что никто другой в той или иной степени не подходил для сего дела, хотя кто-нибудь смело мог бы сказать, что если бы и нашлись многие, которыми Он мог бы воспользоваться как орудиями для оказания благодеяния человеческому роду, однако Он, быв выше всех оных, не счел бы недостойным Себя Самого – взять на Себя это служение, если бы только, возможно, не было бы нужно, чтобы для Его нисшествия были заранее сделаны со стороны других приготовления и не казалось бы, что нарушаются законы причинности (последовательности причин?), установленные Им в естестве в начале; до такой степени благ к нам Владыка и до такой степени простирается Его человеколюбие в том, что Он сделал для нас! Он же, хотя и мог многими иными способами, если бы пожелал, удобнейшим образом спасти человека, тем самым отступил бы от величайших вещей, желая облагодетельствовать его; не имея же никого, кем бы Он мог воспользоваться для этого, 56 Он Сам Себе для этого годился. Итак, Он не отступил от сего и – выше всякого слова и лучше всякого заветного желания – Сам пришел к нам, чтобы спасти нас, и прибавил благодать к благодати и к человеколюбию человеколюбие, так что это превосходит наше сознание и скорее должны воздавать за это благодарностью: и за то великое и достойное благости Божией дело как проявление такого великого человеколюбия к неблагодарным и внимание к скорбному воплю грешных людей, и когда не было ничего большего, чем это дело, и не было никого, кто был бы пригоден для этого, принятие на Себя положения слуги, и Самого Себя употребление в качестве орудия или средства, и не только от Себя, но и чрез Себя источение благодати всякому; и за то, что не только сочувствовать спасению, но и успешно совершить это, является показанием крайнего человеколюбия. Меньшим ли сего, при оценке благости Божией, было и то, чтобы с самого начала щадить неблагодарных и грешных и желать их спасти? Может быть, кто-нибудь укажет и на истощание, 57 и на восприятие на Себя образа раба, и на крайнее смирение, и на предельное послушание, простирающееся вплоть до креста и смерти, дабы не упоминать все сущее между ними? Но это все позднее: слово же наше пусть возвратится к началу нашего спасения и да воспоет второе, бывшее после первого, явление любви Божией к человеку. 58 |
| Вот это есть то, что мы возымели от Владыки; потом ополчилась против нас зависть, первый и злейший зародыш гордости, надела на себя маску беспристрастного совета, и сразу же нас захватила в плен; и, предав оружие и силу, которыми нас Владыка снабдил для всякой борьбы, мы изменили Истине и предоставили себя отцу лжи, отступили от должного порядка, стали влекомыми по всех отношениях бесчинными вожделениями; ищем завладеть тем, чем владеть не должно, или следует искать так, как это подобает, самыми делами и соблюдением заповеди. Как только же закон стал нарушен, тотчас же обрушивалось возмездие на нарушителей его и последовало лишение столь великого богатства благ, и земля исполнилась беззакония, и Владыка представился враждебным (к человеческому роду), а (действительный) враг пожинал для себя, увы, плоды там, где были Божии посевы; затем от Бога последовали законы, и угрозы и бичи, и кары и наказания, средства для обращения людей от зла к добру, но зло побеждало эти лечебные средства. Но, о, безграничная и превышающая естество Благость! – При преизбытке зла умножились дела Его сострадания, и Владыка снисходит на землю, дабы найти погибшую драхму и взять на руки заблудившуюся овцу, и ужасы, пришедшие по причине зависти (или: недоброжелательства), заместить прекрасностями вследствие любви, и Своим смирением привлечь к Себе возгордившегося, и Своею смертью и кровью искупить захваченных в плен и сделать их участниками жизни, которая – в Нем, и исполнить, поистине, теми благами, которые Он желал (с самого начала), чтобы мы имели, стоявшие же на этом пути препятствия устранить, Самому приняв на Себя величайшее возмездие за наши грехи; а для того, чтобы все это – такое неслыханное до сих пор – сбылось, Он, будучи возвещен Ей посредством ангела, вселяется во чрево непорочнейшей Девы и зачинается по закону человеческой природы, зачинается же без семени, когда все животворящий Дух явил Ее чрево плодоносным; – такое начало приемлет великая тайна Домостроительства. 56 . И этот день не только превосходит оный день, но и вместе со всеми сопряженными с ним и равными с ним по чести доблестно состязается и соперничает в том, чтобы быть наилучшими из всех; потому что он не только воссоздает человека, но и всю тварь переделывает и единый возмогает сделать то, что принадлежит деяниям всех их; потому что для создания человека соответственно долженствовало принять в расчет деяния прежних дней (Творения), а для воссоздания всего естества – чтобы довлел успех только сего единого Дня. |
|
|
