| Вообще из рассмотрения деяний вселенских соборов с очевидностью следует, что о.о. соборов отдавали дань уважения папам; они превозносили их послания и оказывали внимание их легатам. Иначе, впрочем, и быть не могло. Папа был епископом одной из самых уважаемых апостольских кафедр; он являлся к тому же естественным представителем западного христианства, со стороны которого на вселенских соборах, бывало, вообще мало уполномоченных. Но внимание и уважение о.о. вселенских соборов к папам нисколько не шло в ущерб соборной свободе. Когда папы неправильно учили о вере, или хотели поступать произвольно, они вызывали против себя законные меры со стороны вселенских соборов. Это ясно показывают отношения V вселенского собора к Вигилию и VI к Гонорию. Словом, непосредственное знакомство с деяниями вселенских соборов приводит нас к тому заключению, что на этих соборах свобода в исследовании вопросов и постановлении решений считалось необходимым условием их законности и твёрдо соблюдалась. Мыслью о ней проникнуты все отзывы соборных отцов относительно своих постановлений. «Мы всё сделали со всевозможной осмотрительностью, отнюдь не уступая ни приязни, ни неприязни», – отзываются о своих решениях о.о. VI собора 180 . «Мы ничего не сделали по угождению или вражде», говорят о.о. IV вселенского собора в послании к папе Льву 181 . «Все мы так веруем», восклицают о.о. VII вселенского собора, по прочтении постановленных на нём решений, «все так думаем, все мы в этом согласны и подписались» 182 . Мы видели, что решения вселенских соборов – это решения присутствовавших на них епископов и принадлежали они именно соборам епископов, так как принцип свободы на вселенских соборах строго соблюдался. Но, как известно, с постановлением определённых решений дело ещё не оканчивалось. При заключении своих дел соборы представляют свои решения на утверждение императорской власти. Отцы вселенских соборов держались того взгляда, который ясно был высказан в послании III собора к императору Феодосию младшему. |
| Обыкновенно это записывание производилось кем-либо из лиц низшего ранга или же наемными лицами. Но в важнейших случаях по распоряжению председателя это дело принимали на себя и собственно члены сената для того, чтобы запись приобрела наибольшую достоверность». Происходило ли что-либо подобное на Вселенских Соборах IV века, точно не знаем. Но без сомнения, когда определения подвергались записи, кто-нибудь же да делал это — или протоколист-нотарий, или какой-либо епископ. Во всяком случае о поместных соборах IV века известно, что если на них велись записи, то это делали или протоколисты (οξυγραφοι), или даже кто-нибудь из членов собора, епископов. Так, один историк IV века говорит об арианском епископе — Акакии, что он, отличаясь быстротой соображения и уменьем схватывать речи налету, на Константинопольском соборе (360 г.) единолично записывал ход прений, нимало этим не стесняясь. На Вселенских Соборах этого же времени, очень вероятно, для удовлетворения собственной любознательности записывали для памяти некоторые моменты прений такие знатоки деяний I и П Вселенских соборов, как Евсевий, св. Евстафий (Антиохийский), св. Афанасий и св. Григорий Богослов; но они не соблаговолили издать своих записей или затеряли их. Затем Моммзен сообщает еще следующее по интересующему нас вопросу: «на основании этих записей (о которых речь была у нас сейчас, согласно с тем, как об этом он сам говорит), нельзя воспроизводить прений сената, так как на этих записях не лежит печати официальности и им недостает непрерывности и полноты». Тоже самое можно было бы сказать, если бы кто-либо из только что упомянутых участников первых Вселенских Соборов оставил нам свои записи каких-либо речей или докладов, поскольку они находили место на этих соборах. Затем немецкий историк говорит еще: «сначала (во времена республики) в протоколы вносились лишь определения сената (значит, протоколирования прений не существовало). Опубликование этих определений имело место в исключительных случаях». «Не то ли же самое встречаем и в истории Вселенских Соборов IV века? Разве опубликовано было, например, определение Никейского собора по вопросу о браке и безбрачии духовенства? Когда и как стали протоколироваться прения и решения сената, об этом сообщает известия наш знаток римских древностей. |
| Обыкновенно это записывание производилось кем-либо из лиц низшего ранга или же наёмными лицами. Но в важнейших случаях по распоряжению председателя это дело принимали на себя и собственно члены сената для того, чтобы запись приобрела наибольшую достоверность“ 975 . Происходило ли что-либо подобное на вселенских соборах IV века, точно не знаем. Но без сомнения, когда определения подвергались записи кто-нибудь же да делал это – или протоколист нотарий или какой-либо епископ. Во всяком случае о поместных соборах IV века известно, что если на них велись записи, то это делали или протоколисты (ξυγρφοι) 976 или даже кто-нибудь из членов собора – епископов. Так один историк IV века говорит об одном арианском епископе – Акакии, что он, отличаясь быстротой соображения и уменьем хватать речи налёту, на Константинопольском соборе (360 г.) единолично записывал ход прений, нимало этим не стесняясь 977 . На вселенских соборах этого же времени, очень вероятно, —73— для удовлетворения собственной любознательности записывали для памяти некоторые моменты прений такие знатоки деяний I и II вселенских соборов, как Евсевий, св. Евстафий (Антиохийский), св. Афанасий и Григорий Богослов ; но они не соблаговолили издать своих записей или затеряли их. Затем Моммзен сообщает ещё следующее к интересующему его вопросу: „на основании этих записей (о которых речь была у нас сейчас, согласно с тем, как об этом он сам говорит), нельзя воспроизводить прений сената, так как в этих записях нет печати официальности и недостаёт им непрерывности и полноты“ 978 . Тоже самое можно было бы сказать, если бы кто-либо из только-что упомянутых участников первых вселенских соборов оставил нам свои записи каких-либо речей или докладов, поскольку они находили место на этих соборах. Затем немецкий историк говорит ещё: „сначала (во времена республики) в протоколы вносились лишь определения сената (значит, протоколирования прений не существовало). Опубликование этих определений имело место в исключительных случаях“ 979 . |
| _____________________ 129 S. Maximi, „Confessoris opera” (ed. Migne), tom II, coll. 137, 140. 635 выражение чистейшей истины и голос высшего церковного авторитета, — на этом соборе папство не осуждено, а возвеличено. А с тех пор голоса вселенской церкви мы не слыхали. При всем должном уважении к представителям греческого и нашего отечественного духовенства отождествлять их с вселенскою церковью я не смею, принимать мнение наших духовных за приговор вселенской церкви я, по совести, не могу. Кроме упомянутого основного недоразумения (постоянного смешения папства с злоупотреблениями папизма), в примечания к моей статье попали, вероятно по недосмотру, некоторые ошибочные утверждения. О двух из них считаю необходимым упомянуть. В примечании 20 говорится обо мне следующее: «Например, в одной из его статей с голоса католических писателей (да и то не самых осторожных) представляется несомненным фактом председательство пап на вселенских соборах: а между тем известно, что личного присутствия пап не было ни на одном вселенском соборе, а на некоторых не было и никакого представительства от пап». Между тем о личном председательстве пап на вселенских соборах нигде, ни в какой статье я не говорил. Да и никто, сколько-нибудь знакомый с предметом, не мог бы допустить такого невежественного утверждения. Другое дело председательство папских легатов на вселенских соборах: это есть факт действительно несомненный и общеизвестный. О нем упомянул я и в той единственной фразе, которая могла подать повод моему почтенному цензору к его нечаянной ошибке. Вот эта фраза: «Практический Рим давал убежище религиозным мыслителям Греции, и восточные богословы опирались на авторитет латинских первосвященников; римские легаты председательствовали на греческих соборах и восточные монахи выступали союзниками западных иерархов» («Русь», 14, стр. 34). О председательстве папских легатов на всех вселенских соборах у меня нигде не говорится. Иначе как недосмотром не могу я объяснить себе и следующего места в примечании 13. Здесь о католической церкви говорится между прочим, что она делает существенные изменения в совершении таинств (разве отнятие евхаристической чаши у мирян, вопреки прямому (?) смыслу слов Спасителя, отнятие причащения у младенцев — не существенные изменения?») — Без сомнения, внимательно перечтя эти строки, автор их почувствует крайнюю не- |
| Согласно с таким взглядом на дело, мы видим, что императоры и их представители на вселенских соборах вообще не вмешиваются в соборные дела на правах, имеющих голос в их решении. Деятельность их на соборах была дисциплинарная и формальная. Они охраняют тишину, руководят соборными рассуждениями, направляя их к решению тех вопросов, которые вызывали созвание того или другого собора, и отстраняя те заявления, которые не относились к делу. В такой именно роли выступают, например, император Константин Великий на I вселенском соборе 153 и комиссия государственных сановников на соборе Халкидонском 154 . Правда, императоры и их уполномоченные иногда не ограничивались такой ролью в соборных делах. Они иногда выступали с предложениями, касавшимися внутренней церковной жизни. Так, на Халкидонском соборе император Маркиан предлагает отцам собора три правила относительно церковного благочиния и выражает, желание, чтобы Халкидон в память данного собора был возведён в звание митрополии. Императорские уполномоченные на том же соборе, после исследования дела Диоскора и его единомышленников, первые высказывают мысль о лишении их сана. Но все эти и им подобные предложения и заявления нисколько не говорят за то, чтобы императоры и их уполномоченные на соборах были облечены правом голоса в решении вопросов, рассматривавшихся на вселенских соборах. Между предложением и решением огромная разница. Предложения со стороны государственной власти сделались решениями лишь в силу принятия их о.о. соборов. Правда, далее, под решениями некоторых соборов наряду с епископами подписались и императоры. Коронованными лицами были подписаны решения первого 155 , шестого 156 и VII 157 вселенских соборов. Но эти подписи императоров под соборными актами имеют другой смысл и значение и также не говорят о том, чтобы императоры усвояли себе право голоса в соборных решениях. Этих подписей мы коснёмся ниже. Таким образом, полноправными членами соборов были лишь епископы, и соборные решения – это решения епископов. |
| Допуская теорию прогрессивного изобретения, или лучше, измышления и умножения числа догматов, латинство, очевидно, стало на ложный путь по отношению к божественному Откровению. Римские богословы приравнивают эту теорию к историческому раскрытию и утверждению христианских догматов на вселенских соборах, и отождествляют одно с другим. Но это приравнивание – и тем более отождествление – неосновательно: христианские догматы, определенные и утвержденные на вселенских соборах, имеют ясные указания в Священном Писании и свидетельствуются непрерывным учением вселенской церкви, тогда как о новоизмышленных римских догматах нельзя сказать ни того, ни другого, т. е. они не имеют указаний в Слове Божьем и никогда не были принимаемы и содержимы во вселенской церкви. Происхождение этих римско-католических догматов противоречит самому понятию православных догматов: последние вовсе не суть новые и неизвестные истины, как это утверждается в римско-католической системе, а суть истины, данные в Откровении. История вселенских догматов есть история не явления, или происхождения, а история одного только определения, или формулирования догматов. Это церковное определение догматов нельзя понимать в том смысле, что определяемый догмат только теперь получает свое начало, и что он не был известен до этого времени. Христиански-православные догматы все даны нам сразу Христом Спасителем и заключаются в Слове Божьем. Но так как эти догматы со стороны разных еретиков были искажаемы и превратно понимаемы, то на вселенских соборах и утверждалось определение, или внешнее формулирование их в точных словах и выражениях. Таким образом, на вселенских соборах утверждались не догматы, как неправильно думают и выражаются римско-католические богословы, а утверждалось одно только точное определение этих догматов. Вся ложь римско-католической системы, допускающей теорию развития догматов, в смысле происхождения новых, неизвестных вселенской церкви догматов, заключается в произвольном толковании ею Священного Писания . При правильном отношении нашего разума к последнему, оно должно быть объясняемо и понимаемо без всяких предвзятых мыслей, так как указывает прямой смысл его; а в местах неясных, неудобных и имеющих аллегорический смысл, оно должно быть понимаемо согласно с толкованиями древних отцов и учителей церкви, – следовательно, без всяких произвольных измышлений и без навязывания известному месту священного текста такого смысла, какого оно совсем не имеет. |
| Но дело в том, что самый вышеуказанный взгляд лютеранских богословов на христианское вероучение, взгляд лежащий в основе только что рассмотренного нами возражения против достоинства выставляемого старокатоликами критерия для определения христианского вероучения, есть в сущности взгляд вполне несостоятельный и посему несостоятельно и само вышеуказанное возражение против старокатолического принципа. Христианское вероучение, как мы уже говорили, само по себе не требует никаких дополнений: оно является для христиан вполне готовым, в целости переданным верующим Спасителем и Его апостолами и затем нашедшим свое выражение и формулировку в определениях семи вселенских соборов. Как слово самого Бога, формулированное на вселенских соборах единодушным голосом всех, учение это должно быть принимаемо всяким верующим во Христа, когда бы и где бы он ни жил, именно в том виде, в каком оно изложено на этих семи вселенских соборах, должно быть принимаемо, как всегда, везде и всеми исповедуемое учение. При таком вполне истинном взгляде на христианское вероучение вышеуказанное основное начало для определения его очевидно должно быть признано вполне состоятельным и могущим иметь полное практическое приложение, ибо, руководясь им, вовсе не нужно прибегать к непосильному труду проверки того, все ли именующие себя христианами всегда понимали, понимают и будут понимать известную христианскую истину в известном смысле, все ли верующие смотрели и смотрят на известный пункт христианского вероучения, как на учение, в котором согласны все вообще верующие; руководясь им, этим критерием, нужно только обратить внимание на то, согласно ли это понимание известной христианской истины с голосом всей церкви, выраженным на семи вселенских соборах, соответствует ли этот взгляд на христианское вероучение пониманию и взглядам, высказанным церковью на этих последних, и если это согласие и это соответствие окажутся несомненными, то недоуменный вопрос можно считать вполне решенным, т. е. и понимание и взгляд должны быть признаны согласными с тем, «во что верили повсюду, во что верили всегда и во что верили все». |
| Преосв. Макарий рассматривает свой предмет не в той его среде, от исследования которой зависит разъяснение взгляда на него, правильное понятие о нем, он вовсе не касается жизненного значения литературы, а останавливается только на отвлечённой стороне её!.. В этой скудной, отвлеченной среде преосв. Макарий делает еще большее сокращение, – он видит духовную литературу только в таких произведениях поучительного характера, которые представляют чистую мысль христианства, не удостаивая никакого внимания тех из них, в которых эта мысль сходится с понятием народа, его бытовыми представлениями, суевериями и предрассудками, и представая и тот процесс, в котором, с одной стороны, выполнялась главная задача духовной литературы – постепенное преобразование народа в духе христианства, с другой – выражалась степень её успехов в этом» (См. Тр. Киев. дух. Акад. 1862 т. III стр. 526–527). 1252 «Право собираться на соборы и решать на них вопросы о предметах веры, благочестия и благочиния христианского принадлежит исключительно епископам по самому значению их в церкви и, вслед затем, по правилам св. Апостолов и св. соборов, вселенских и поместных. Вследствие этого, как в древней церкви, так и в русской бывали соборы, на которых присутствовали и делали постановления одни только епископы, без всякого участия пресвитеров и диаконов.... По примеру древних соборов, и епископы русской церкви весьма часто приглашали с собою на соборы и пресвитеров или точнее, имевших степень пресвитера, архимандритов, игуменов, протоиереев, иереев, а иногда и диаконов и даже простых монахов и старцев-пустынников, вовсе не имевших священного сана... Случалось и у нас, что лица, не имевшие епископского сана, имели на соборах весьма важное значение по своим познаниям и мнениям: так, преп. Иосиф, игумен Волоколамский, просвещеннейший муж своего времени, имел даже преобладающий голос на нескольких наших соборах начала XVI в. Но окончательные решения и на наших соборах принимались и утверждались только епископами: это видно из того, напр., что хотя на соборах 1503 и 1504 годов несомненно присутствовали и архимандриты н игумены и другие лица, не имевшие епископского сана, но решения этих соборов подписаны были только епископами». |
| Начало ее нужно отнести еще к соборам, бывшим в 363 году в Александрии и Антиохии. Затем она в особенности развилась на нескольких малоазийских соборах, собиравшихся под влиянием Василия великого в семидесятых годах 212 ), равно на Антиохийском Соборе 379 г., созванном Мелетием по смерти св. Василия и бывшим подготовлением Константинопольского Вселенского Собора 213 ). Этой тенденции, конечно, не чужд был и Григорий богослов , как ближайший союзник и единомышленник Василия великого . Прямое указание на это содержится в следующих за вышеприведенными словах того же стихотворения св. Григория, на которые г. Лебедев не обратил внимания, но которые мы считаем нужным напомнить здесь: «Не сам ли ты хвалил это прежде? И кто имел тогда силу на соборах?» В ответ на эти слова св. Григорий говорит, что он «не хотел бы теперь вспоминать, под чьим председательством были тогда соборы, – это приводит его в смущение: но независимо от председательствующих на этих соборах, имели силу все или собственно никто не имел силу, потому что многоначалие есть тоже безначалие (это, конечно, косвенное оправдание для председательствующих). Притом на эти соборы являлись люди, входившие сюда насильно, потому что у них оказывалось столько дерзновения (это, конечно, говориться о тех, которые являлись на соборы из других партий, в целях примирения с православием); а для других (т. е. для православных, принимавших желающих присоединиться) оправданием служило неведение зла. Они были уловлены двусмысленностью учений: проповедуемое им открыто казалось благочестивым, как порождение, вовсе не походившие на своих родителей (т. е. православные и благонамеренные были уловляемы тем, что приходившие от арианства представляли им исповедания, по-видимому далекие от арианских учений, но в сущности родственные им). Я же (говорит св. Григорий в свое личное оправдание) к счастью и не присутствовал на этих соборах; меня преодолевала болезнь, которая нередко подолгу держала меня дома. У меня перед глазами было переселение из этой жизни (по этой причине Григорий действительно не бывал на соборах, в которых ближайшее участие принимали его друзья). |
| Кроме продолжения «истории русской церкви», преосв. Макарий напечатал в Харькове еще несколько мелких церковно-исторических статей и исследований. Все они·, впрочем, находились в теснейшей связи с главным трудом его и представляли только результат его специального изучения некоторых, наиболее интересных вопросов по истории русской церкви. Таковы статьи его: 1) Русская духовная литература в период монгольский 1251 ; 2) Церковное право в России при монголах, 3) Записка о русской митрополии в её переходной период и 4) Краткая записка о соборах, в особенности русских. Эта последняя записка не была, кажется, напечатана нигде до сего времени. Она составлена была автором по просьбе г. синодального обер-прокурора гр. Толстаго. По крайней мере, сохранилось следующее письмо этого последнего к преосв. Макарию от 8 декабря 1868 года: «Я имею основание покорнейше просить Вас ускорить, если возможно, составлением записки о русских поместных соборах, с обращением при том преимущественного внимания: 1) на состав соборов, т.е. на то, находились ли на них, кроме епископов, и члены белого духовенства и пользовались ли они правом голоса; 2) на предмет занятий этих соборов и 3) па представительство в них от правительства и на то, подлежали ли постановления соборов утверждению верховной власти». Соответственно такому поручению, и самая «Записка о соборах, в особенности русских» состояла из трех отделений: в первом из них говорилось о лицах, участвовавших в соборах и соборных решениях 1252 ; во втором – о предметах соборных рассуждений и решений 1253 и в третьем – об отношении к соборам верховной гражданской власти 1254 . С этих трех сторон история русских соборов излагалась в «записке» параллельно с историей древних соборов вселенской церкви 1255 . Кроме продолжения «Истории русской церкви» и составления сейчас перечисленных нами оригинальных церковно-исторических статей, преосв. Макарий в Харькове употребил немало времени на переиздание прежних своих церковно-исторических сочинений по предварительном исправлении их. |
|
|
