| сост. О.А. Борзова IV. В.Ф. Войно-Ясенецкий – ученый и хирург Вклад В.Ф. Войно-Ясенецкого в науку и медицину Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий – хирург, доктор медицинских наук, профессор, лауреат Сталинской премии I степени 1946 г. за книги «Очерки гнойной хирургии» (2-е издание 1946 г.) и «Поздние резекции при инфицированных огнестрельных ранениях суставов» (1944 г.). Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий, сделав свой выбор между живописью и медициной в пользу медицины, в 1903 г. с отличием окончил медицинский факультет Киевского университета имени Святого князя Владимира. Во время учёбы в университете он успешно применял свои художественные способности в изучении анатомии, серьёзно изучал на трупах различные виды оперативных вмешательств, в совершенстве осваивал правила и особенности наложения на рану повязок любого вида. Ему пророчили блестящее научное будущее в хирургической анатомии, но после выпускных экзаменов он заявил о намерении стать земским врачом: «Я изучал медицину с исключительной целью: быть всю жизнь земским, мужицким врачом». Во время русско-японской войны 1904–1905 гг. заведовал хирургическим отделением в эвакуационном госпитале в Чите и получил большую практику, делая крупные операции на костях, суставах и черепе. Некоторые операции были чрезвычайно сложными, но проходили безупречно. Хирургическая практика Валентина Феликсовича была неразрывно связана с его научной деятельностью. Занимаясь научной работой, В.Ф. Войно-Ясенецкий всегда руководствовался желанием облегчить страдания больных и труд врачей. Многие раны на третий-пятый день покрывались гноем, а на медицинском факультете отсутствовало само понятие гнойной хирургии. Кроме того, в тогдашней России не было понятий обезболивания и анестезиологии. Этими проблемами и заинтересовался Валентин Феликсович. Оперативный опыт, полученный В.Ф. Войно-Ясенецким в ходе военных действий, привёл его к выводу, что лучший способ борьбы с нагноением – это проведение больших и глубоких разрезов. Такие операции стали первым шагом к накоплению собственного материала для будущих «Очерков гнойной хирургии». |
| Вопрос же о «тени» заинтересовал меня потому только, что очень уж медленно приближался Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий к своему «историческому часу». Первую половину жизни прожил он без особых событий. Были, конечно, и в той первой половине его бытия и любовь, и научные открытия, и сильные переживания. Но в конечном счете все это оказалось важным только для него самого и самых близких ему людей. Исторический рубеж наступил ровно на половине жизненного пути. И глас народа – легенды безошибочно отметил эту точку. Первый миф, относящийся к Войно-Ясенецкому, рассказывает о смерти его жены. Анна Ланская погибла в 1919 году. С этого времени и стал он личностью исторической. Валентину Феликсовичу было сорок два. Поступки, высказывания и труды его начали оказывать влияние на поступки и высказывания многих других, даже лично его и не знавших людей. И влияние это продолжается доныне. Попробуем же без предвзятости оглядеть первую, так сказать, «доисторическую» часть жизни нашего героя. Не станем искать то, что так хотелось бы в ней найти – пророчества. Взглянем на факты. Может быть, они сами по себе расскажут нам, как между 1877 и 1919 годом сложился этот незаурядный характер. В Энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона говорится: «Войно-Ясенецкие – польские дворяне, герба Трубы, ныне состоящие в русском подданстве. Род этот русского происхождения, известен с шестнадцатого века…» Книга «Гербник Польский» поясняет, что Войно-Ясенецкие (Wojna Jasieniecki) происходят из русских князей, из Руси, а не из России. Как князья эти попали на службу к польским королям – неизвестно. Возможно, что они оказались в плену во время бесконечных стычек на спорных землях Украины и Белоруссии, а может быть, и сами предложили свои услуги одному из монархов Речи Посполитой. Так нередко бывало и до князя Курбского, и после него. Во всяком случае, род этот находился в большой чести. Константин Войно-Ясенецкий был воеводой на Луках, его сын Иван – воеводой Смоленским, сын Ивана – Александр – войсковым Витебским подвоеводой Виленским. В течение почти двух столетий мы находим имена Войно-Ясенецких среди придворных польских и литовских властителей, на высоких военных и административных должностях. Все эти местники, стольники, каштеляны, чашие, скарбники и подскарбники владели изрядными имениями в нынешней Белоруссии и Западной Украине. С конца семнадцатого века, однако, должности, которые занимают Войно-Ясенецкие, начинают мельчать, род бледнеет. Похоже, что какой-то незримый червь изгрызает корни мощного генеалогического древа. В начале восемнадцатого столетия потомки воевод и вельмож становятся прапорщиками Королевской гвардии, священниками, судьями. |
| А вот строки, которые, кажется, специально написаны, чтобы объяснить душевное состояние Войно-Ясенецкого в студенческие годы: «По характеру своему я принадлежу к людям, которые отрицательно реагируют на окружающую среду и склонны протестовать. Я всегда разрывал со всякой средой, всегда уходил. У меня очень слаба способность к приспособлению, для меня невозможен никакой конформизм». «Но при этом: у меня отвращение к «политике», которая есть самая зловещая форма объективизации человеческого существа, выбрасывания его вовне. Она всегда основана на лжи. Но мое отношение к политике приводило не к уходу из мира, а к желанию изменить его». И наконец о роли совести в жизни: «Я антиколлективист, потому что не допускаю экстерроризацию личной совести, перенесения ее на коллектив. Совесть есть глубина личности, где человек соприкасается с Богом. Коллективная совесть есть метафорическое выражение. Человеческое сознание перерождается, когда им овладевает идолопоклонство… Идол коллектива столь же отвратителен, как идол государства, расы, нации, класса, с которыми он связан». Мне было бы трудно найти более точные слова о внутреннем мире моего героя в пору его студенчества, чем те, что нашел Николай Бердяев . Должен оговориться. Вкусы и принципы молодого Войно-Ясенецкого далеко не во всем соответствовали бердяевским. И все же, накладывая строки «Самопознания» на известные нам поступки Валентина Войио-Ясенецкого, поражаешься, насколько точно жизненная линия будущего философа сливалась в те далекие годы с линией жизни будущего хирурга. Университет Валентин Феликсович окончил осенью 1903 года. Разлука с alma mater не была слишком грустной. Друзей на курсе он не завел. В памяти остался лишь один эпизод из прощальной беседы: «Когда я расставался с товарищами, они спрашивали, какую дорогу изберу я в медицине, и единодушно протестовали, когда я сказал, что намерен всю жизнь быть участковым земским врачом. Они говорили, что я предназначен не для этого, а, несомненно, для научной работы. Я протестовал, потому что никогда не помышлял об этой работе, а хотел лишь лечить крестьян, хотя бы в самой убогой обстановке». Позднее этот эпизод был повторен в «Мемуарах» архиепископа Луки, и автор еще раз подчеркнул: «Я изучал медицину с исключительной целью быть всю жизнь деревенским, мужицким врачом, помогать бедным людям». В этих словах не было ни позы, ни желания покрасоваться перед сверстниками. Дав на двадцать первом году жизни зарок служить мужику, Войно-Ясенецкий не отрекся от него до конца своей медицинской карьеры. |
| Я попытался осторожно обратить на это внимание моего собеседника, но он, опять-таки не проявляя никакого раздражения, сказал, что те, в голубых фуражках, явились лишь орудием, исполнителем Высшей Воли. В его устах эта сентенция звучала так же естественно, как рассказ о хирургических операциях и читанных им университетских лекциях. За первым мистическим эпизодом последовали второй, третий. Архиепископ Лука не актерствовал, не стремился в чем-то убеждать меня. Мистические эпизоды из его автобиографии не служили какому бы то ни было возвеличению его личности в моих глазах. Скорей даже наоборот: Божество в рассказах архиепископа Луки являло себя лишь для того, чтобы наказать или предостеречь его. Явив свою безапелляционную волю, Оно бесследно исчезало до следующего решающего момента в земной биографии епископа-хирурга. Впрочем, таких эпизодов в рассказе Войно-Ясенецкого было немного. Большая часть автобиографии носила совершенно земной, реалистический характер. Поражало другое: эпизоды, будто взятые из Жития святых, вплетались рассказчиком в реалистическую ткань без всякого насилия, как нечто самой собой разумеющееся. Бог, оказывается, числил земского врача Войно-Ясенецкого своим епископом еще в то время, когда медик работал в больнице и не помышлял о церковной деятельности. Позднее, прогневавшись на Луку, изображенный на иконе Иисус Христос резко отвернул от него свой лик. То же самое произошло тогда, когда невеста Валентина Феликсовича дала согласие на брак с ним: Христос, перед образом которого она молилась, исчез из киота. Рассказчик был абсолютно убежден в реальности потусторонних сил. Они вмешивались с единственной целью внести в его жизнь подлинный, высший смысл, придать ей более высокое значение. Через много лет после беседы под Алуштой сестра В. Ф. Войно-Ясенецкого Виктория Феликсовна Дзенкевич передала мне три тетради его мемуаров. В тетрадях (они были записаны под диктовку секретарем архиепископа Луки Е. П. Лейнкфельд примерно года за два до его смерти) я снова нашел те же мистические моменты. |
| Заслуженный работник культуры РФ, к.и.н., заместитель главного редактора журнала «Вестник архивиста», старший научный сотрудник ВНИИДАД (Всероссийский научно-исследовательский институт документоведения и архивного дела) Иноземцева Зинаида Петровна раскрыла образ Святителя Луки (Войно-Ясенецкого) как человека эпохи. Она отметила, что деятельность архиепископа Луки долгие десятилетия рассматривалась односторонне: или как врача, или как пастыря Церкви, в одном из своих писем сам Владимир Феликсович заметил: «Не пробуйте разделить хирурга и епископа. Образ, разделенный надвое, неизбежно окажется ложным». Пожалуй, только сегодня на проходящей конференции его личность предстает в законченном цельном образе человека эпохи. Вторая часть докладов на конференции отобразила современные достижения в хирургии, увязав их с развитием научных идей медицинской деятельность профессора Войно-Ясенецкого. Член православного общества врачей Симферопольской Епархии протоиерей Валерий Бояринцев, к.м.н., врач-хирург (г. Алупка, Украина) совместно с к.м.н. Цыбиным А.А. (г.Серпухов) в докладе «Развитие идей Войно-Ясенецкого при лечении остеомиелита» охарактеризовали свой многолетний уникальный способ длительного проточно-промывного дренирования при лечении запущенный стадий остеомиелита. Главный травматолог ВМФ д.м.н., полковник м/с Грицюк А.А. представил красочный доклад посвященный современные метода хирургического лечения остеомиелита, в частности вопросам микрохирургического пластического закрытия обширных дефектов огнестрельных ран конечностей с повреждением костной ткани, осложненным остеомиелитом (инфекционным воспалением костной ткани). Главный хирург ВМФ, заслуженный врач РФ к.м.н., полковник м/с Панченко И.П., начальник отделения гнойной хирурги, к.м.н., полковник м/с Пучков С.Н. показали современные подходы, новые методы в лечении гнойно-воспалительных заболеваний, а также тяжелых форм анаэробной инфекции у раненых в период военных действий в Чечне. Ведущий хирург 32 ЦВМКГ заслуженный врач РФ, к.м.н., полковник м/с Задикян Альберт Мисакович совместно с начальником кафедры военно-полевой (военно-морской) хирургии ГИУВ МО РФ, д.м.н., профессором, полковником м/с Зубрицким В.Ф. освятили современные технологии в лечении осложнений острого панкреатита, в частности тяжелых деструктивных форм с развитием инфекционного процесса, которые существенно позволяют снизить смертность от этих заболеваний. |
| А Валентин? Его имени нет ни среди исключенных, ни среди курсовых ораторов, ни среди тех, кто подписывал петиции протеста. Нет нигде. Трус? Но мы знаем: вся долгая жизнь профессора Войно-Ясенецкого, епископа Луки, есть нескончаемая цепь поступков большого мужества. Может ли в зрелом возрасте стать героем тот, кто годами оставался трусом? Наоборот случается, и довольно часто, а так- что-то я не слыхал… Не страх перед полицейскими шашками и не принадлежность к классу угнетателей удерживали Войно-Ясенецкого в стороне от общественной и политической жизни университета. Да и был ли он в стороне? На третьем курсе, в том самом «горячем» 1903 году, студенты медицинского факультета избрали Валентина Войно-Ясенецкого старостой. По некоторым свидетельствам, товарищи называли его «совестью курса». Это немалая честь быть курсовым свободно избранным старостой. Молодежь, особенно в ту накаленную пору, далеко не каждому готова была выразить таким образом свое доверие. Чем же вызвал Валентин расположение соучеников? Сам он об этом эпизоде рассказывает так: «Перед одной лекцией я узнал, что товарищ по курсу, поляк, ударил по щеке другого товарища – еврея. По окончании лекции я встал и попросил внимания. Все притихли. Я произнес страстную речь, обличавшую безобразный поступок студента-поляка. Я говорил о высших нормах нравственности, о перенесении обид, вспомнил великого Сократа, спокойно отнесшегося к тому, что его сварливая жена вылила ему на голову горшок грязной воды». Надо полагать, этико-исторический экспромт студента-медика был довольно наивен. Да еще со ссылкой на зловредную Ксантиппу, обдавшую нечистотами своего великого мужа. Но молодые люди почувствовали в речи обычно молчаливого товарища нечто большее, чем желание одернуть драчуна. В аудитории вдруг прозвучала искренняя боль за оскорбленного человека, торжествующую несправедливость. Валентин выступал как моралист, привлекая внимание товарищей не к частностям, а к принципиальной стороне дела. И достиг своего. Его духовное, этическое первенство на курсе признали. |
| Кассирский работал в Ташкенте в 1920-е годы и, насколько можно судить по его воспоминаниям, читал автобиографические записи Войно-Ясенецкого. Понадобилось, однако, двадцать лет для того, чтобы в разгар горбачевской оттепели журнал «Наука и жизнь» решился, наконец, опубликовать вполне советские, по своей интонации и взглядам, записки Кассирского («Наука и жизнь», 5, 1989). Нет, автор не искажал факты и не приписывал своему герою того, чего тот не делал. Но всякий раз, касаясь религиозных убеждений Войно-Ясенецкого, Иосиф Абрамович, верный сын своей эпохи, как бы удивленно пожимал плечами: «Ну, как же это возможно, – профессор – и верует в Бога». Кстати, слово Бог академик Кассирский писал с маленькой буквы, как и полагалось законопослушному советскому автору. «Горбачевская весна» открыла, наконец, почитателям владыки Луки возможность выразить свои чувства, не таясь. В начале 1999-го года, через одиннадцать лет после парижского издания, журнал «Октябрь» повторил полный текст моего сочинения. Вскоре после того на экран вышел документальный фильм на ту же тему: «Я вас избрал» (режиссер Алла Торгало). И дальше, как прорвало: о Луке стали писать в «Комсомольской правде», «Медицинской газете», в журнале «Врач» и еще в полдюжине самых различных по своему направлению газет и журналов. Сотрудники государственных архивов принялись разыскивать и публиковать недавно еще засекреченные документы о профессоре-епископе. Московская газета с несколько необычным названием «Открытое образование» посвятила целую полосу автобиографическим записям, которые владыка продиктовал незадолго до своей смерти. Сегодня известность имени Войно-Ясенецкого продолжает стремительно нарастать. Собирать материалы к биографии владыки Луки я начал в 1957 г. Следующие тринадцать лет ушли на опрос более чем ста пятидесяти его современников, родственников, коллег. За эти годы удалось объехать двенадцать городов и сел, куда судьба заносила моего героя (от Ташкента и Симферополя до Красноярска и Туруханска). К работе над первой главой приступил в 1970-м. Надо заметить: сбор такого рода материалов требовал большой осторожности. |
| Отклики на парижское издание «Луки» в русскоязычной эмигрантской прессе были весьма положительными, как в Европе, так и в Америке. Но радостнее всего для меня была та реакция, которая возникла у читателей. Многие из них говорили, что они буквально влюбились в моего героя. Другие, в благодарность за книгу, принимались искать и присылать автору еще неизвестные документы, относящиеся к герою, в частности, письма владыки Луки, воспоминания о нем и т. д… Из Кишинева (Молдавия) незнакомый мне переводчик Василий Чебану написал, что готов перевести биографию Войно-Ясенецкого на румынский, а возможно и на испанский языки. Всеобщий интерес российской публики к жизни и трудам покойного профессора-епископа нарастал год от года. В 1994 г. он с особой силой проявился в Тамбове. В этом городе, как помнит читатель, владыка Лука в 1944–1946 гг. возглавлял Тамбовскую епархию и работал в местном госпитале в качестве хирурга. И вот, полвека спустя, главный врач городской больницы Яков Фарбер добился от городского и областного начальства того, что его больница будет отныне нозить имя архиепископа Луки. Не профессора Войно-Ясенецкого, а именно архиепископа. Но этого мало. Общественность города поддержала врача, который предложил соорудить и установить на территории больницы скульптурный памятник опять-таки архиепископу. Открытие памятника, с речами местных медиков, городских руководителей и нынешнего Тамбовского епископа, было запечатлено в специально снятом фильме. Год 1995-й принес еще более волнующие известия. В Москве вышли из печати автобиографические записки Войно-Ясенецкого. Тираж в 10000 экземпляров был раскуплен буквально за считанные дни. В Симферополе местный богослов предпринял научные исследования жизни и деятельности владыки Луки. В Кишиневе (Молдавия) был завершен перевод книги «Жизнь и житие…» на румынский язык. Переводчик побывал в Бухаресте и договорился с местным религиозным издательством о скором выпуске издания. Нашлись поклонники владыки и среди наших соотечественников, живущих в Америке. Русско-венгерская семья эмигрантов-христиан прочитала «Жизнь и житие…» в первом парижском издании и поддержала второе издание книги, а то самое, что Вы, дорогой читатель, держите сейчас в руках – уже третье, вышло в Санкт-Петербурге в православном издательстве «Сатисъ». |
| Разделы портала «Азбука веры» Сайт о здоровье и медицине 28.12.2020 17.04.2023 ( 6 голосов: 5.0 из 5) Знакомимся с судьбой хирурга Валентина Войно-Ясенецкого, который стал священником после 1917 года, провел много лет в ссылках, лечил советских солдат во время Великой Отечественной войны, получил Сталинскую премию первой степени и не отступил от своих убеждений до конца жизни. Профессора Валентина Войно-Ясенецкого (он же святитель Лука) — автора научных трудов, ставших незаменимыми для многих поколений врачей, — знали по всей стране. Отбывая незаслуженное наказание, он побывал в трех ссылках, делал хирургические операции порой в невыносимых условиях, параллельно с этим много проповедовал и служил в церкви. Знакомимся с непростой судьбой святителя Луки и рассматриваем набор инструментов из Государственного исторического музея, которыми он пользовался в Тамбове. Нелегкий выбор Валентин Войно-Ясенецкий родился в 1877 году в Керчи в дворянской семье. Его мать много занималась благотворительностью, и от нее ребенок унаследовал любовь к православию. Какое-то время его кумиром был Лев Толстой, он подражал его образу жизни — ездил на поля работать вместе с крестьянами и спал чуть ли не на голом полу. Родителям это не нравилось. Вскоре и сам Войно-Ясенецкий разочаровался в идеях графа-пахаря. Еще одной любовью будущего выдающегося хирурга была живопись. Один шаг отделял его от учебы в Санкт-Петербургской академии художеств — в последний момент он передумал. В 1898 году Войно-Ясенецкого зачислили на медицинский факультет Киевского университета. «Умение весьма тонко рисовать и моя любовь к форме перешли в любовь к анатомии… Из неудавшегося художника я стал художником в анатомии и хирургии», — говорил он. После учебы молодой врач много работал в больницах, делал хирургические операции. Через какое-то время он стал главным врачом больницы в Переславле-Залесском. Условия в ней оставляли желать лучшего: ни канализации, ни водопровода, ни электричества. Но несмотря на это, Валентин Феликсович лечил — и успешно. Больше всего его заботил вопрос, как облегчить боль пациента. |
| Тюмень, Омск, Новосибирск, Красноярск… По ночным улицам заключенных с вокзала быстрым шагом гонят в тюрьму. Утром снова в вагоны – и дальше. Болезнь сердца у Войно-Ясенецкого прогрессирует, но на этапе никто не оказывает ему помощи. В Тюмени этап задержался, но единственную за всю дорогу склянку настойки валерианы больной получил лишь на двенадцатый день. Менялись камеры, спутники, ситуации. Новосибирск остался в памяти как место особенно тяжелое. В камеру, отведенную Войно-Ясенецкому и двум его спутникам-профессорам, тюремщики подсадили бандита, убившего восемь человек, и проститутку, которая по ночам уходила «на практику» к тюремной страже. Случалось, что бандиты проявляли к «батюшке» некоторое уважение, но чаще над ним глумились, его оскорбляли, даже били. В новосибирской тюремной бане у Владыки украли деньги, а затем в вагоне разворовали чемодан с вещами. В издевательствах недалеко от уголовных ушла и стража: в Красноярске охрана посадила политических заключенных в подвал, загаженный человеческими испражнениями. Лопат не дали. Вновь прибывшим пришлось чистить свое жилье «подручными средствами». Рядом с подвалом Войно-Ясенецкий несколько раз слышал ружейные залпы: работники ГПУ расстреливали казаков-повстанцев. Но вот наконец и последняя часть пути: в лютую январскую стужу заключенных на санях повезли из Красноярска за 400 километров на север, в Енисейск. «Об этом пути я мало помню, – пишет Лука, – не забуду только операции, которую мне пришлось произвести на одном ночлеге крестьянину лет тридцати. После тяжелого остеомиелита, никем не леченного, у него торчала из зияющей раны в дельтовидной области вся верхняя треть и головка плечевой кости. Нечем было перевязывать его, и рубаха и постель всегда были залиты гноем. Я попросил найти слесарные щипцы и ими без всяких затруднений вытащил огромный секвестр». …Почти полвека спустя, в августе 1970 года, я сел в Красноярске на дизель-электроход «Сергей Прокофьев», чтобы плыть по местам ссылки моего героя. Я в то время еще не читал «Мемуаров», и единственная возможность дознаться, как профессор-епископ провел 1924–1926 годы, состояла в том, чтобы разыскать на Енисее свидетелей его жизни и поговорить с ними. Забегая вперед, скажу: енисейская поездка (она продолжалась две недели) показала, насколько живуча все-таки историческая правда. В Красноярске, Енисейске, Туруханске, а потом и в деревне Большая Мурта нашел я не одного и не двух, а более сорока местных жителей, знавших и помнивших моего героя. Да еще десяток человек ответили на письма, отправленные по адресам, которые удалось узнать на Енисее. В результате, вернувшись в Москву, я привез не только тетради, полные записей, но и уникальные фотографии Войно-Ясенецкого, его книги, а в Туруханске получил в подарок некогда принадлежавшую епископу Луке икону. |
|
|
