| Тохтамыш двинулся на Русь летом 1382 г. Учитывая печальный для татар опыт двухлетней давности, когда Мамаю не удалось сохранить в тайне свои оперативные планы, новый глава Золотой Орды на этот раз предпринял все, чтобы для москвичей новый поход стал полной неожиданностью. С этой целью он велел захватить русских купцов, торговавших в пограничном Булгаре на Волге, с тем, чтобы ни один из них не передал в Москву весть о движении татар. Это вполне ему удалось – со всей своей армией он переправился через Волгу «и поиде на великаго князя Дмитрея Ивановича къ Москве и на всю Русскую землю; ведяше бо рать изневести внезаапу со умением и тацемъ злохитриемъ, не дающее вести про себя, да не услышано будетъ». Чтобы полностью использовать фактор внезапности, Тохтамыш не стал вторгаться в лежавшее первым на его пути Суздальско-Нижегородское княжество, а обошел его с юга по степной окраине. Тем не менее, утаить проход огромной массы воинов физически просто было невозможно и в пограничных русских землях появились первые сведения о движении татар. Узнав о том, что на Русь идет сам хан, князь Дмитрий Константинович Суздальский послал к Тохтамышу своих сыновей Василия и Семена, которые с трудом догнали его через несколько дней на Серначе, уже около границ Рязанского княжества. Здесь Тохтамыша встретил князь Олег Рязанский «и доби ему челом, дабы не воевалъ земли его, и обведе его около своей земли и броды ему указа на Оце». Только когда татары оказались перед Окой, известие о нашествии Тохтамыша дошло до московского князя. Дмитрий, узнав, «что идетъ на него сам Тахтамышь царь во множестве силы своея, и нача совокупляти полны ратныхъ, и собра воя многи, и выеха изъ града съ Москвы, и хотя идти противу ратныхъ». Для разработки плана кампании великий князь созвал военный совет «з братомъ своим и с прочими князи и з бояры своими». Но на нем возникли споры и разногласия: «бывшу же промежу ими неединачеству и неимоверьству». Основной причиной этого явилась скудость сил, которые могла выставить Русь после кровопролитной Куликовской битвы: «оскуде бо вся земля Русская отъ Мамаева побоища за Дономъ». В этих условиях великому князю не оставалось ничего иного, как «поиде... не во мнозе въ Переславль, а оттуду поиде мимо Ростовъ на Кострому». |
| На этот раз псковичи послушались, отпустили смердов, мертвую грамоту из ларя выкинули, имение и дворы отпечатали. Осенью отправились опять в Москву посадники и бояре вместе с князем Ярославом и повезли 150 рублей; великий князь пожаловал, объявил им, что отчину свою будет держать в старине. Это уже четвертые послы, говорит летописец, да пятых разбойники тверские убили, а все это слали псковичи по делу о смердах и много убытка потерпели, рублей 1000 издержали, да вся земля мялась два года. Но и этим дело не кончилось; спустя немного времени случилось одному священнику разбирать грамоты у наровских смердов, и нашел он ту грамоту, в которой говорилось, как смердам из веков вечных князю и Пскову дань давать и всякие работы урочные отправлять; от этой-то грамоты и произошла вся беда, потому что смерды, утаивши ее, не пошли на работу; псковичи не знали, как бывало в старину, а смерды обманули великого князя, насказали ему все не так. Смерд, увидавши грамоту в руках священника, вырвал ее у него; священник объявил об этом, и псковичи посадили смерда под стражу; с тех пор начали являться к посадникам и ко всему Пскову из города, пригородов и волостей челобитчики на самого князя Ярослава и на его наместников. Посадники и весь Псков набрали бесчисленное множество жалоб, написали грамоты и отправили летом 1486 года послов в Москву, посадников, бояр да обиженных по два человека с пригорода. Послы приехали бить челом великому князю и объявили о смерде, что грамоту утаил: «Мы теперь его под стражею держим, и как нам, господарь, укажешь?» Великий князь, взглянув на них ярым оком, сказал: «Давно ли я вам простил за дело о смердах, а теперь вы опять начинаете?» – и не принял ни одной жалобы на Ярослава. Это было последнее занесенное в летопись посольство из Пскова в Москву по делам внутреннего управления. И Рязань сохранила свою самостоятельность по имени только, потому что на самом деле беспрекословно подчинялась распоряжениям великого князя московского. Мы видели, что это подчинение началось еще при Василии Темном, который взял к себе на воспитание малолетнего рязанского князя Василия, а для управления Рязанью назначил своих наместников. |
| 335. Андрей Мстиславич, князь безудельный, младший из четырех сыновей Мстислава-Бориса Романовича Старого, велпкато князя киевского ), от брака с неизвестной (не с дочерью ли Василька Рогволодовича, князя полоцкого, 512?). – Летописи именуют его однажды, сообщая, что «царь Батый уби князя Андрея Мстиславича», в 1245 г. Потомства не оставил. – Примечание. Вдова этого князя, в родословных не означаемая, по свидетельству современника, францисканского монаха Плано-Карпини, была принуждена тем же Батыем к насильственному совокуплению с одним из её деверей (братьев мужа). 336. Андрей Романович 336. Андрей Романович, князь козельский, караневской ветви князей черниговских, старший из двух сыновей Романа Ивановича, князя козельско-перемышльского ), от брака с неизвестной. – Именуется только в родословных, из которых видно, что он жил в половине XIV в. и, вынужденный силой оружия сделаться подручником Литвы, оставил литовскими подручниками своих сыновей; Владимира 526), Мокея ) и Евстафия 727), князей козельских. 337. Андрей Романович 337. Андрей Романович, князь ярославский, младший из шести сыновей Романа Васильевича, князя ярославского, основателя города Романова ). – Именуется только в родословных, из которых видно, что он жил в конце XIV в., и потомства не оставил. 338. Андрей Ростиславичь 338. Андрей Ростиславичь, первый князь елецкий, старший из трех сыновей Ростислава Ярославича, князя рязанского ), от брака с неизвестной. – По свидетельству летописи Никоновской, приезжал «из Рязани с Ельца» в Чернигов, помогать Давидовичам, коварствовавшим против Изяслава II Мстиславича, великого князя киевского 106), в 1147 г. – Никаких других сведений о нем нет. 339. Андрей Семенович 339. Андрей Семенович, удельный князь чернятинский, племени князей тверских, средний из трех сыновей Семена Ивановича, князя чернятинского ), от брака с неизвестной. – Именуется только в родословных, из которых видно, что он жил во второй половине XV в., быть может, видел окончательное присоединение Твери к Москве, в 1482 г., и оставил единственного сына Василия, князя Чернятинского, уже не удельного, но служившего в боярах у князя Андрея Ивановича старицкого 326). 340. Андрей Юрьевич (Георгиевич) |
| Мы видели, что уже при Василии Иоанновиче рязанские козаки хорошо знали места по Дону; при сыне Василия они здесь утверждаются, принимают от места название донских и становятся страшны ногаям, крымцам, азовцам. На жалобы одного ногайского мурзы, что русские козаки грабят его людей, московское правительство отвечало: «Вам гораздо ведомо: лихих людей где нет? На поле ходят козаки многие, казанцы, азовцы, крымцы и иные баловни козаки; и из наших украйн, с ними же смешавшись, ходят; и те люди как вам тати, так и нам тати и разбойники; на лихо никто их не учит; а учинив какое-нибудь лихо, они разъезжаются по своим землям». Не из одних, впрочем, жителей Рязанской области составлялись толпы донских казаков: на Дон шли и севруки – жители Северной Украйны, подобно рязанцам, издавна славившиеся своею отвагою. Ногайский князь Юсуф писал в Москву в 1549 году: «Наши люди ходили в Москву с торгом, и, как шли назад, ваши козаки и севруки, которые на Дону стоят, их побили». Видим, что козаки городовые, находившиеся под ближайшим надзором государства, сделавши что-нибудь противное его интересам, уходили на Дон; так, путивльские козаки, замешанные в деле о грабеже крымского гонца, Левон Бут с товарищами, сказывали: было их на поле шесть человек и весновали на Донце, потом пошли было в Путивль, но на Муравском шляху встретились с ними черкасские (малороссийские) козаки, 90 человек, взяли их с собою и крымского гонца пограбили; после грабежа Левон Бут сам-четверт пришел в Путивль, а двое товарищей его отстали, пошли на Дон. Русский гонец доносил: «Шли мы Волгою из Казани в Астрахань, и, как поравнялись с Иргызским устьем, пришел на нас в стругах князь Василий Мещерский да козак Личюга Хромой, путивлец, и взяли у нас судно царя Ямгурчея; я у них просил его назад, но они мне его не отдали и меня позорили». На жалобы Юсуфа ногайского царь отвечал опять: «Эти разбойники живут на Дону без нашего ведома, от нас бегают. Мы и прежде посылали не один раз, чтоб их переловить, по люди паши добыть их не могут. |
| Таким образом, московские князья распространяют свои владения на счет слабых, раздробленных владений потомков Константина, Ивана Всеволодовичей, Константина Ярославича; Калитою куплены были Белоозеро, Галич, Углич; летописцы не говорят, как приобретен Дмитров; они говорят об изгнании из волости князей галицкого и стародубского при Донском; но волости стародубских князей не упоминаются среди волостей Донского и наследников его; следовательно, они оставались за князьями-отчичами, вошедшими в служебные отношения к московским князьям. Княжества Нижегородско-Суздальское и Муромское были заняты не силою оружия, только после нужно было в продолжение известного времени защищать этот примысл от притязаний прежних его князей; на юге московские князья распространяют свои владения на счет слабых, раздробленных областей Черниговско-Северских, на юго-востоке – на счет князей мещерских. Но в то время, когда волости присоединяются путем мирным, куплею или хотя насильственным, но без походов и завоеваний, продолжительные войны московских князей с соседними княжествами, хотя и оканчивавшиеся благополучно, не имели следствием земельных приобретений: так, ничего не было приобретено от Твери после счастливых войн с нею при Донском, ничего не было приобретено от Рязани после определения границ при Иоанне II; попытка приобресть волости Новгородские за Двиною при Василии Дмитриевиче не удалась. Кроме приобретения целых княжеств московские князья обогатились приобретением многих сел и мест. Мы знаем, что князья постоянно вносили в свои договоры условие – не приобретать волостей в чужих владениях, вследствие чего московские князья, несмотря на свои денежные средства, не могли купить волостей ни в Тверской, ни в Рязанской области; но им открыта была для прикупов великокняжеская область Владимирская, которою они постоянно владели, и мы видели из их завещаний, как они воспользовались этим, как преимущественно наполнили своими куплями уезд Юрьева Польского; вот также одна из причин усиления московских князей. |
| Цифры показывают, что более частым нападениям внешних врагов подвергались пограничные области на юго-востоке и северо-западе – Рязанская, Новгородская и Псковская; Рязанская – от татар, Новгородская и Псковская – от шведов, немцев и Литвы – и числовое большинство остается на стороне северо-западных границ. Но мы заметили, что нашествий шведских и немецких нельзя сравнить с татарскими; с другой стороны, не должно преувеличивать и вреда, который Россия претерпевала от татар; не должно забывать, что иго тяготело особенно только в продолжение первых 25 лет, что уже в 1266 году летописец извещает об его ослаблении, что уже в конце XIII века исчезают баскаки и князья сами распоряжаются относительно выхода; что после татарских опустошений, которые были следствием усобицы между сыновьями Невского, до опустошения Тверской области татарами с Калитою и после этого вплоть до Тохтамышева нашествия, в продолжение, следовательно, с лишком 50 лет, за исключением пограничных княжеств Рязанского и Нижегородского, Северо-Восточная Россия не слыхала о татарских нашествиях, а потом, кроме Тохтамышева, Едигеева и Улу-Махметова нашествия, набеги касались только границ, и по-прежнему терпело от них преимущественно княжество Рязанское. Вообще с цифрами в истории надобно обходиться очень осторожно. Обратимся к физическим бедствиям. Под 1230 годом летописец говорит о голоде, свирепствовавшем во всей России, кроме Киева: в половине сентября мороз побил весь хлеб в Новгородской области, и отсюда началось горе большое, говорит летописец: начали покупать хлеб по 8 кун, кадь ржи – по 20 гривен, пшеницы – по 40 гривен, пшена – по 50, овса – по 13; разошелся весь город наш и вся волость, и наполнились чужие города и страны братьями нашими и сестрами; оставшиеся начали мереть: трупы лежали по улицам, младенцев грызли псы; ели мох, сосну, кору липовую, лист разный; некоторые из черни резали живых людей и ели, другие обрезывали мясо с трупов, иные ели лошадей, собак, кошек; преступников казнили, вешали, жгли, но встало другое зло: начали зажигать домы людей добрых, у которых чуяли рожь, и грабили имение их; между родными не было жалости, сосед соседу не хотел отломить куска хлеба; отцы и матери отдавали детей своих из хлеба в рабство купцам иноземным; по улицам скорбь при виде трупов, лежащих без погребения, дома тоска при виде детей, плачущих по хлебе или умирающих с голоду; цены возвысились, наконец, до того, что четвертую часть кади ржи начали покупать по гривне серебра. |
| К числу общих, но необязательныХ предметов принадлежала еще, так называвшаяся, естественно-научная апологетика Д. Ф. Голубинского . Она, по особому ходатайству Совета Академии, при усиленных хлопотах А. В. Горского и благодаря горячему содействию Митрополита Иннокентия, была образована из упраздненной уставом 1869 года математики и существовала только в Московской Академии, на средства митрополии. Старшие студенты нам внушали, что записываться в слушатели Д. Ф-ча надо всем, чтобы угодить «Папаше», коего возлюбленным детищем была эта кафедра и коего любимцем был сын знаменитого Голубинского Д. Ф-ч. Так и было. Записались все, – тем более, что хождение на лекции считалось не обязательным и экзаменов не полагалось. Свой курс естественно-научной апологетики Д. Ф. начинал историей своей кафедры, хлопотами А. В-ча, содействием Митрополита и благодарностью виновникам кафедры: одна-две лекции. Затем едва ли более лекций посвящалось раскрытию Премудрости и Благости Божией в устройстве мира, на примерах целесообразного распределения влаги на земле, и еще что-то в этом роде, напоминавшее мне чтение и перевод в 6-м классе семинарии под руководством свящ. Ф. А. Орлова, из Василия Великого . После такого возвышенно-богословского вступления Д. Ф. переходил к самому прозаичному преподаванию правил арифметической и геометрической пропорций, алгебраических уравнений, элементарной физики. Для предшественников наших, учившихся в семинариях по старому уставу и у академических математиков, – что новый устав счел необходимым прекратить, – уроки Д. Ф-ча может быть и были интересны и полезны. Но для большинства из нас, прошедших полные семинарские курсы математики и физики по новому уставу у университетских преподавателей, курс Д. Ф. казался менее полным, чем в семинариях. Особенно посчастливилось нашей Рязанской Семинарии, где с 1-го и до 4-го класса были превосходные и умелые преподаватели, коих уроки понимались большинством класса – Павлов (алгебра), Альбрехт (геометрия и тригонометрия), Урусов (физика). Особенно – последний. Он до того увлекал нас, что большинство сидело в классе буквально разинув рты и ловя каждое слово преподавателя. К несчастью нашему, он ушел из семинарии перед Рождеством. Второе полугодие преподавал физику Сидоров, из Горегорецкого Института. Он начал с того, что пропустил самые интересные отделы о свете и звуке, перешел прямо к электричеству, и здесь, выбросив все формулы и пр., занимаясь только опытами, приправляя их пошлыми прибаутками и деревянными остротами. А по пасхалии, при вычислениях с неопределенными уравнениями, у него никогда пасха не пришлась в воскресенье. |
| Буянила нечисть и в России. Сергей Максимов, знаменитый фольклорист и этнограф XIX века описывает подобное явление, имевшее место в деревенском доме в Вятской губернии. Хозяева дома “как ни сядут за стол… начнет некто швырять с печи шубами или с полатей бросаться подушками. Так и выжила кикимора хозяев из дома”. Комментируя эти события, С. Максимов пишет: “Точно так же нельзя было жить в одной избе в Скопинском уезде Рязанской губернии по той причине, что как только сядет семья за стол, так и летят чашки с печи или с полатей лапти… В Петербурге на нашей памяти на Фонтанке, близ Калинина моста, существовал беспокойный дом… Лет десять-пятнадцать назад на такой же дом на Литейном (в том же городе) указывали все газеты, и толпы любопытных собирались к нему в таком множестве, что вмешалась полиция”. По словам священника П. Н. Цветкова, в 1873 году в селе Барашеве, Ардатовского уезда Симбирской губернии, в доме священника с 23 декабря по 28 декабря наблюдалось “разнообразное самодвижение и самолетание предметов”. “Самовар с кипятком поднялся с пола и отлетел аршина на два; из русской кухонной печи вырывало и разбивало вдребезги кирпичи; домашняя посуда и утварь летали в разные стороны и разбивались. Момент поднятия какой бы то вещи с известного места и перелета ее при внимательном наблюдении моем ни разу не был замечен, а только ее падение”. А корреспондент газеты “Сибирский вестник” поведал о таком случае: “В 1887 году в Сибири, в Томской губернии, возле города Марийского, на кожевенном заводе купца Савельева в ночь на 1 сентября случился полный погром: почти во всех окнах двухэтажного флигеля, где жили хозяева, перебиты стекла и множество всякой посуды. Прибыли следователь, товарищ прокурора, воинский начальник; хозяева и 40 заводских рабочих показали, что видели, как вещи, лежавшие спокойно, внезапно поднимались с места и стремительно летели в окна и разбивали их. Никто не мог уловить момента поднятия, но все ясно видели полет вещи”. О двух приведенных выше случаях упоминает А. Горбовский (“Полтергейст против всех и вся, или История полтергейста в России”), известный исследователь аномальных явлений. В этой статье он прямо отмечает “несоотносимость полтергейста с реальностью и логикой нашего мира”. В качестве одного из примеров такой несоотносимости Горбовский приводит рассказ помещика Василия Шапова, чья семья имела несчастье познакомиться с полтергейстом лично: |
| Разделы портала «Азбука веры» Православные молитвы глас 8 Песнь 1 Ирмос: Воду прошед, яко сушу, и египетскаго зла избежав, израильтянин вопияше: Избавителю и Богу нашему поим. Приидите, благочестия рачителие, согласно воспоим вси священнаго иерарха Василия и похвальными песньми почтим память его, яко молитвенника о душах наших и хранителя граду Рязани. Ангельски на земли пожив, Богомудре Василие, ликом избранных рабов Божих вчинился еси, темже молим тя: моли Христа Бога избавитися нам от бед и огня вечнующаго. Молитвами твоими, святителю Василие, сохрани стадо твое духовное от напастей чувственных и мысленных и даже до конца невреждены нас соблюди. Богородичен: Яко стену и прибежище стяжахом Тя, Богомати: спаси нас от бед и скорбей и от мук будущих избави молитвами Твоими. Песнь 3 Ирмос: Ты еси утверждение притекающих к Тебе, Господи, Ты еси Свет омраченных, и поет Тя дух мой. Треволнения житейскаго пучину преплавая и не имея управителя помышлений, к тебе, святителю Василие, прибегаю и от тебе ожидаю скорыя помощи. В мори мя плавающа и на пути шествующа соблюди, святителю, и настави творити волю Господню, яко да обрящу в День судный содеянных мною согрешений разрешение. Аз, любострастный, яко ладия, обуреваюся от прегрешений моих, но во благоутишное пристанище покаяния настави мя молитвами твоими, пречудне святителю. Богородичен: Страсти моего сердца исцели, Мати Всеблагая, ум мой умири и просвети и направи мя ходити непреткновенно путем спасения, яко да присно Тя ублажаю. Седален, глас 2 Окрилив ум верою и любовию к Богу, мирскаго смешения возгнушался еси, святителю Василие, и, крест на рамена твоя взем, последовал еси Владыце Христу, и был еси храм Духа Святаго. Темже вопием ти: моли Христа Бога грехов оставление даровати празднующим любовию святую память твою. Песнь 4 Ирмос: Ты моя крепость, Господи, Ты моя и сила, Ты мой Бог, Ты мое радование, не оставль недра Отча и нашу нищету посетив. Тем с пророком Аввакумом зову Ти: силе Твоей слава, Человеколюбче. Иовли крепости во искушениих не стяжах, и враг спасения поглотити мя тщится, но ты, святителю, помози мне сети лукаваго сокрушити молитвами твоими ко Владыце Христу, да зову Ему: силе Твоей слава, Человеколюбче. |
| Скачать epub pdf Май Некролог. Василий Петрович Лучинин, [лектор немецкого языка в Московской Духовной Академии († 18 апреля 1911 г.)]//Богословский вестник 1911. Т. 2. 5. С. 1–4 (1-я пагин.) —1— Родился 1 янв. 1845 г. † 18 апр. 1911 г. 21 апреля Московская Духовная Академия похоронила старейшего из состоящих на службе членов своей корпорации, лектора немецкого языка Василия Петровича Лучинина, служившего Академии 40½ лет. Василий Петрович происходил из духовного звания и был младшим сыном в семье священника с. Княжова, Ряжского у. Рязанской губ. Двухлетним ребенком потеряв отца, он воспитался в доме своей старшей сестры и потом прошел обычную для детей духовного звания школу, духовное училище и семинарию, – рязанскую. Последнюю В. П. окончил в 1866 г. со званием студента, и ему было предложено ехать для завершения образования в нашу Московскую академию. Обстоятельства помешали поездке, – и с академией В. П. встретился лишь четыре года спустя, при том не в качестве студента, а уже преподавателя. Еще до предложения ехать в академию В. П., по рекомендации ректора семинарии, получил место домашнего учителя в доме князя А. Лобанова-Ростовского, сыну которого преподавал русский язык и литературу. Годом позднее, он сопровождал своего ученика за границу —2— в Швейцарию, и когда молодой князь поступил в Цюрихе в университет, В. П. записался в студенты по медицинскому факультету, а позднее перешел в политехникум на химическое отделение. Слушание лекций продолжалось только два года (1867/8 и 1868/9). Этого времени оказалось слишком мало, чтобы стать врачом или естествоведом, но вполне достаточно, чтобы в совершенстве изучить пользующиеся в Швейцарии почти одинаковыми правами гражданства языки – французский и немецкий. Объехав Швейцарию и часть Франции, В. П. весною 1870 г. вернулся в Россию. На первых порах он устроился в Московской городской думе помощником столоначальника. Но канцелярская служба не манила В. П., и уже в апреле следующего 1871 г. он покончил с канцелярией навсегда. Несколькими месяцами ранее, в окт. 1870 г., В. П. предпринял шаги к получению должности лектора немецкого языка в нашей академии. По заключению комиссии профессоров, проверявшей его познания в немецком языке и состоявшей из Е. Амфитеатрова, прот. Ф. Сергиевского и Е. Е. Голубинского , в то время молодого доцента, В. П. был признан вполне подготовленным преподавателем и, избранный единогласно Советом академии, получил утверждение в названной должности. С тех пор и до своей смерти В. П. не оставлял академии и умер, хотя и в отставке, но оставаясь на действительной службе. |
|
|
