| профессор, обещавший объяснить Евангельский текст так, как можно и должно объяснять», – вместо того взялся за невероятное сочинение неслыханной доселе истории этого текста, чего совсем не можно и не должно было ему делать. Решившись однако на такой печальный подвиг, он ссылается на невиданный им „первоначальный подлинник Евангелия от Матфея, и утверждает своим собственным авторитетом („утверждаем мы»), что в настоящем Евангелии от Матфея, том самом, которое признают за подлинное христиане всех вероисповеданий, с первых веков и до ныне, „сделан в спорном месте, по ошибке, каким-то воображаемым переписчиком, пропуск, и такой пропуск, что, „вследствие» его „текст не давал смысла», и затем „сделали» (уже какие-то дерзкие святотатцы) „очень простую, но неверную поправку текста» (стало быть – простую только на вид, чтоб лучше обмануть, потому-что без этого намерения они могли справиться с другими списками, и восстановить пропущенное против подлинника), „и вследствие этого» (искажения текста) „произошла и путаница» ( – не в понятиях автора, а будто бы в св. Евангелии) „и все упомянутые противоречия»; словом, что у нас теперь в руках текст испорченный, или подложный. И на чем же основывается такое неимоверно отважное, и в высшей степени возмутительное для всех сознающих себя христианами, „утверждение» г. профессора Хвольсона? – На том, что „случай» пропуска какого либо слова „очень часто случается в рукописях, в таких местах, где следуют одинаковые слова». Безспорно, очень часто случается, что переписчики делают в рукописях пропуски и одинаковых и неодинаковых слов, притом не только по 4 буквы, но и по десяти букв в слове, и даже по нескольку слов и по нескольку строчек. Но неужели вероятно, чтобы сам автор рукописи, особенно если она очень важного содержания, пуская ее во всеобщее обращение, не счел для себя непременным долгом перечитать ее, и допущенные каким нибудь переписчиком погрешности исправить? Вероятно и сам г. Хвольсон, написав свою статью, хотя он может быть не осмелится поставить ее наравне с Евангелием, тщательно перечитал ее и неверно переписанное поправил. |
| То частное мнение Евсевия кесарийского , что иудеи в Пасху страданий Христовых ели пасхального агнца, и Христос пострадал уже в 15-й день луны, а не в 14-й день лунного месяца нисана, – хотя оно и разделяется некоторыми из древних и новейших толкователей, – не подтверждается общим церковным приданием. Однакожь и в этом мнении есть своя совершенно справедливая сторона, которой отвечает уже известный нам результат новейших историко-критических исследований ученых раввинов. Если достоверно то, что во времена Иисуса Христа у иудеев, и в самом их синедрионе, существовали две партии, фарисейская и саддукейская, из коих одна – фарисейская, позволяла закалать пасхального агнца и при наступлении субботы, а другая – саддукейская, держась издревле сохранявшегося законного уважения к покою субботнего дня, требовала перенесения начала пасхального праздника на будень: то, очевидно, что соглашение между собою этих двух враждебных партий, в одновременном праздновании, тою и другою, Пасхи – всего вернее объясняется общею их ненавистию к Христу Спасителю, по которой сам председатель синедриона, первосвященник Каиафа, саддукей, охотно отступил и от древнего понимания закона о субботе, только бы успешно привести в исполнение приговор над Иисусом Христом. И это в Евангельской истории далеко не единственный пример, – что ненависть к Христу Спасителю заставляла самые враждебные партии у иудеев сходиться вместе и действовать против Него сообща. Так и во время земной жизни Иисуса Христа, например, по случаю исцеления сухорукого в субботу, фарисеи сделали против Божественного Исцелителя совет с иродианами, как бы погубить Его ( Мф. 12:14 ; Мк. 3:6 ), и особенно в последние дни – пред самыми страданиями Христовыми, с полным единомыслием, достойным лучшего дела, приступили к Иисусу Христу, чтобы уловить Его в словах ( Мф. 22:15–16 ; Мк. 12:13 ). Здесь ли, когда решились, во что бы то ни стало, увенчать свой христоненавистный замысл совершенным успехом, здесь ли было время для саддукействовавших властей – настаивать на древнем понимании закона об охранении святости субботы при ее совпадении с Пасхою? – Они охотно решились не переносить Пасхи на предыдущий день, так как Христос Спаситель еще не был пригвожден ко кресту. |
| И опять нет, – это не пустое, лишенное всякой опоры, утверждение: оно опирается на ясное свидетельство св. Евангелий, в которых день, когда закалали пасхального агнца, прямо называется днем опресноков ( Мк. 14:12 ; Лк. 22:7 ). Ведь сам же г. Хвольсон, пред этим только, ссылался на свидетельство тех же Евангелистов относительно названия праздника опресноков Пасхою, и представлял, что с их свидетельством совершенно согласно и то, что говорит Иосиф Флавий, и не делал даже намека на противоречие сему „всей после-библейской еврейской литературы». Здесь же, порицая согласное с Евангельскими сказаниями объяснение Рота, он в подстрочном примечании 60 рекомендует сравнить с ним такое же объяснение другого ученого исследователя Евангельской истории Эбрарда, „где» также „находится», по его, г. Хвольсона, отзыву, „ни на чем неоснованное утверждение, что выражение «πρτη τν ζμων» (первый опресноков) – „техническое выражение для кануна пасхального праздника.» Но невероятно и, как мы ниже увидим, совершенно неверно, что будто бы сказанное утверждение ни на чем не основано; напротив оно имеет глубокое основание в согласии между собою Евангельских сказаний и уважаемом всеми православными разумении древних св. отцев Церкви, которым, без сомнения, были известны, как вообще древние обычаи евреев (ведь и некоторые св. отцы были также из евреев), так и в особенности, словоупотребление, в настоящем случае, выражения πρτη τν ζμων, – выражения, которое иные из отцев тем лучше понимали, что сами были греки, и притом греки ученые. Если бы наш автор захотел это сообразить, и поменьше увлекался важностию своего собственного авторитета, то наверное не позволил бы себе, вслед за своим голословным порицанием приведенного мнения, сказать следующее: „Мне остается непонятным, как осмеливаются делать такие совершенно ложные утверждения с такою самонадеянностию.» Для всякого очевидно, что такие сколько голословные, столько же дерзкие суждения не свойственны беспристрастному исследователю истины, который обо всем должен рассуждать спокойно, sine ira et studio («без гнева и пристрастия»). |
| Они также утверждают, что и образ понимания ими того или другого предписания Моисея также основан на преданиях, доходящих до Моисея... Однако несомненно то, что многие раввинския,положения, основанные на известных толкованиях Моисеевых законов, относятся к относительно позднему, времени и что эти Моисеевы законы понимались, толковались и исполнялись в прежнее время совершенно иначе, нежели в позднейшее время. В более древних составах раввинской литературы действительно находятся многочисленные следы этих древнейших пониманий и толкований, и вышеупомянутый ученый раввин и отчасти также доктор Гольдгейм (бывший берлинский раввин) также доказали, что многие из этих древних толкований сохранились у саддукеев, самаритян и караимов. После всего сказанного ясно, что для верного понимания того или другого места Евангелия, в котором идет речь об известном религиозном положении, вовсе недостаточно осведомиться в Мишне и Талмуде или даже в собрании законов вполне зависимого от Талмуда Маймонида и узнать, что говорится в этих книгах относительно того или другого упомянутого в Евангелиях религиозного закона; но необходимо узнать – понимали ли в древнее время этот закон и места в Моисеевых книгах, на которых последний основывается, так, как в более позднее время.» Мы не находим основания не соглашаться с г. профессором Хвольсоном, „что для верного понимания того или другого в Евангелии,» где упоминается о том или другом религиозном законе евреев, – вовсе недостаточно осведомиться о нем – в Мишне и Талмуде, или у Маймонида; но не можем не заметить, что и прежде и после этого заявления о недостаточности их свидетельства, наш автор постоянно ссылается на них же, 71 и не указывает на какие либо другие, неизвестные „для христианских ученых» источники, когда у него „речь идет об известном религиозном положении» у евреев, прямо ли, или непрямо относящемся к данному вопросу. Мы охотно также признаем, вместе с автором, что „Моисеевы законы понимались, толковались и исполнялись» евреями „в прежнее время совершенно иначе, нежели в позднейшее время,» и согласны признать основательность доказательств берлинских раввинов-докторов Гейгера и Гольдгейма на счет того, что многие из древних толкований означенных Моисеевых законов сохранились не у раввинистов – фарисеев, а у саддукеев, самаритан и караимов. |
| 121 – Во дни Спасителя это является уже делом обычным и установившимся. Рыбаки и другие рабочие в Тивериаде, Сепфоре и Акко праздновали дни, предшествующие праздникам, и оставляли работы. 122 В Иудее, хотя в день, предшествующий Пасхе, работали до полудня, но в Галилее не производили никаких работ в продолжение целого дня пред Пасхою 123 Иерусалимский Талмуд безусловно утверждает, что день, предшествующий Пасхе, так же свят, как», и самый день Пасхи. 124 Вследствие такого обычая и мнения произошла перемена и в отношении к удалению из домов кислого хлеба: его не должно было быть в доме в день, считавшийся святым наравне с самым пасхальным днем. Поэтому еще вечером накануне этого дня осматривали те места, где мог находиться кислый хлеб. 125 Так было и в Иудее, хотя там праздновали и не целый день, предшествовавший дню Пасхи. Но в Галилее, где строже соблюдалось это, и целый день считался священным, так что никакой работы в продолжение его не производилось, удаляли из домов кислый хлеб еще 13-го нисана«. (Стало быть уже и поэтому 13-й нисана мог быть назван, в известном смысле, первым днем опресноков). „Что касается до агнца пасхального продолжает г. Гуг, – „мог ли он быть приготовлен и вкушаем в этот день, то надобно полагать, что иудеи, не препятствуя обычаю галилеян праздновать и день, предшествующий Пасхе, как день самой Пасхи, тогда когда они праздновали его и в Иерусалиме, дозволяли им вкушать, и днем ранее пасхального вечера, и агнца, чему благоприятствовало и то обстоятельство, что в краткий срок, назначенный законом для закалания агнцев пасхальных, затруднительно было при храме приготовить то количество их, какое нужно было для всех, стекавшихся в то время в Иерусалим праздновать Пасху. Во избежание этого затруднения, нужно полагать, и разрешено было особенно галилеянам, соответственно их обычаю, вкушать пасхальную вечерю днем ранее назначенного законом времени, именно ввечеру 13-го нисана, 126 хотя общее празднование и совершаемо было вечером следующего 14-го дня. |
| – „Какая же ошибка может быть в этом тексте?» спрашивает сам автор. „Нужно ли его, текст, уничтожить и поставить вместо него другой текст с другим определением времени? Нет», говорит он, – может быть, по внутреннему сознанию ( Рим. 2:15 ) незаконности придуманного им самим „опыта разрешить противоречие», – „нет, этого также не следует, да и ненужно делать, ибо» ( – вы ожидаете, что г. Хвольсон скажет: „ибо этого не позволяет уважение к неприкосновенной святости Евангельского текста»; вероятно это и подсказывает ему внутренний голос; но, увы! – он говорит совсем не то), – „ибо можно», говорит, „предположить лишь такую погрешность» (в святом-то Евангелии), „которая легко может произойти и часто встречается в рукописях», – и которая, между тем, для того-то, как увидим, и предполагается автором, чтобы лишь только под несколько более благовидным предлогом, „вместо» Евангельского текста „поставить другой текст, с другим определением времени». Итак вот сущность того решения спорного вопроса, которого, по мнению г. Хвольсона, столько веков ожидала богословская литература, и которое, наконец, изобретено им, г. профессором-гебраистом, и предложено, для сведения всему ученому миру, в Христианском чтении, издаваемом при с. петербургской духовной академии! Посмотрим же, на какой именно строго исторической основе это решение утверждается, и как оно раскрывается и доказывается. „В первоначальном подлиннике Евангелия Матфея», говорит наш автор, „утверждаем мы» ( – вот где собственно опора ученого решения, предшествующая всякой строго-исторической основе), – утверждаем мы, находились два слова, состоявшие каждое из одних и тех же 4 букв, и переписчик, по ошибке, пропустил одно слово из 4 букв, случай, который очень часто случается в рукописях в таких местах, где следуют одинаковые слова. Вследствие пропуска первой группы букв текст не давал смысла, и сделали очень простую, но неверную поправку текста, и вследствие этого произошла путаница и все упомянутые противоречия». С изумлением, и крайним прискорбием видим, что г. |
| Умолчав об этом на сей раз, автор переходит к следующему уступительному периоду: „Правда«, говорит он, „в после-библейское время праздник опресноков просто называется пасха, как уже назывался во время Иисуса, и до ныне еще называется; однако никогда 14-е, – названное прежде просто пасха, – позднее тоже обыкновенно «кануном пасхи», – не причислялось собственно к празнику опресноков». Что г. Хвольсон, по неволе признавая историческую правду, самопроизвольно примешивает к ней свою неправду, – это можно видеть из сейчас приведенного нами, но умолчанного им, свидетельства Иосифа Флавия, который именно причисляет день Пасхи к семи дням опресноков, так-что у него выходит восьмидневный праздник опресноков. Да и почему бы он не мог сделать такого причисления, когда и г. Хвольсон сознается, что весь семидневный праздник опресноков во времена Иисуса Христа, в которые жил и названный иудейский историк, бывший иудейским священником, уже назывался просто Пасхою, как и доселе называется у евреев, на что наш автор, в подстрочном примечании, приводит даже очень ясные свидетельства, как св. Евангелистов, так и того же Иосифа Флавия? Эти свидетельства следующие: Ев. Марка 14:1 : „Чрез два дня» – (считая с вечера вторника страстной седмицы, 12 нисана, когда произнесены были сии слова Христом Спасителем, как это очевидно из дальнейшего хода Евангельской истории), – „чрез два дня надлежало быть празднику Пасхи и опресноков»; Ев. Луки 22:1 : „приближался праздник опресноков, называемый Пасхою«; Деяний св. Апостолов: 12:3–4: „тогда были дни опресноков. И задержав его (царь Ирод – апостола Петра), посадил в темницу, – намереваясь после Пасхи вывести его к народу.» – Иосифа Флавия: „и с наступлением праздники опресноков, который у иудеев называется Пасхою " 57 . Но для полноты и пояснения этих свидетельств, к разрешению данного вопроса, необходимо нужно иметь в виду параллельное приведенным местам Евангелий св. Марка и св. Луки, следующее место Ев. Матфея 26:2 .: „Вы знаете, что чрез два дня будет Пасха, и Сын человеческий предан будет на распятие.» Принимая в сем изречении Иисуса Христа слово Пасха в строгом смысле, нельзя не видеть здесь прямого указания на то, что Он был распят в самый день пасхального праздника, т. е., 14-го нисана. А отсюда естественно вытекает, что выражение того же Евангелиста о предшествовавшем распятию дне приготовления для Христа Спасителя пасхи, ст. 17: ,.в первый день опресночный«, нужно понимать не в смысле 15-го нисана, следовавшего за 14-м, а в смысле 13-го, бывшего кануном дня Пасхи, которую ели с опресноками, и следовательно, в смысле дня „предопресночного.» |
| С такими убеждениями приступил я и на этот раз к совершению таинства елеосвящения, внутренно моля Бога, чтобы хотя раз пришлось помазать болящего елеем во имя Господне, – так как очевидно было, что жизнь у него, так сказать, висит на волоске, и только особенная милость Божия может удержать душу его в теле, пока совершится довольно продолжительное священнодействие, тем более, что у меня нет обычая позволять себе торопливость или пропуски в положенных по чину молитвах. Между тем известно, что и однократное помазание св. елеем болящего, в случае внезапной его кончины, заключает в себе всю силу таинства и подает душе его спасительную благодать. Поэтому, легко и отрадно стало у меня на душе, когда Господь милосердый помог мне и однажды совершить над умирающим елеопомазание. Но, совершив его в первый раз, молюсь внутренно – даровать нам эту милость и во второй раз, потом – в третий, и так до седмого. С каждым разом у меня становилось на душе все легче и отраднее, так что я уже совершенно спокойно стал смотреть на этого человека-христианина, какбы стоящего на рубеже времени и вечности, с горящим светильником в руке, поддерживаемой рукою приближенных. Наконец, помазав болящего в седмой и последний раз, я, по чинопоследованию, возложил на главу его письменами святое евангелие, и велегласно произнес: „Царю святый, благоутробне, и многомилостиве, Господи Иисусе Христе, Сыне и Слово Бога живаго!.. не полагаю руку мою грешную на главу пришедшаго к Тебе; но Твою руку крепкую и сильную, яже во святом евангелии сем, и молюся, и прошу милостивое, и непамятозлобивое человеколюбие Твое, Боже, Спасителю наш! Сам и раба Твоего сего, кающагося о своих согрешениях, приими обычным Твоим человеколюбием, презираяй вся его прегрешения... При этих словах я почувствовал, что от сильного движения головы больного вверх, раскрытое над нею евангелие в моих руках приподнялось, и когда я окончил молитву, и снял священную книгу, то на письменах ее увидел отпечаток начертанного на челе больного елеем креста: это совершилось при последнем вздохе умирающего, которого Христос Спаситель благоволил в мире приять, обычным своим человеколюбием, в то самое мгновение, как произнесена об этом над ним молитва св. Церкви. 14 |
| Так напр. говорится в Евангелии Марка ( Мк. 15:21 ) и в Евангелии Луки ( Лк. 23:26 ), что когда вели Иисуса к распятию, Симона киринеянина, идущего с поля, ρχμενος π’ γρο, принудили нести крест. Выражение ρχμενος π’ γρο,» без сомнения „значит: шедшего с работы в поле. В праздник же, понятно, запрещено было работать на поле, и если оное находилось на расстоянии более 2000 шагов от города, то запрещалось даже ходить туда», б) „По Евангелию Марка ( Мк. 15:46 ), Иосиф из Аримафеи купил себе после распятия плащаницу, чтобы обвить тело Иисуса, а по Евангелию Луки ( Лк. 23:56 ) женщины, которые пришли с Иисусом из Галилеи, приготовили благовония и масти. Если же день распятия был праздник, то нельзя было бы в этот день ни купить чего нибудь, ни приготовить благовония и масти; ибо в праздник позволялось приготовить пищу только к тому же дню: даже пищу нельзя было приготовить к следующему дню». Несовместность всего этого с великим днем праздника автор подверждает свидетельствами Мишны, Талмуда и проч., и мы не находим справедливого основания не соглашаться с ним в этом. Мы согласны также, (и это оказывается последним пределом нашего согласия с ним), что „из всего этого ясно следует, что в день распятия не было праздника», в смысле первого из семи опресночных дней, в который не дозволялось никакой работы. – „Но», спрашивает далее наш автор, – „как этот результат соглашается с только что упомянутыми местами из Евангелий Матфея ( Мф. 26:17 ), Марка ( Мк. 14:12 ) и Луки ( Лк. 22:7 ), по которым Иисус дал поручение приготовить пасхального агнца в первый день праздника опресноков». – „В этом определении времени», говорит г. Хвольсон, „находится очевидное противоречие синоптиков» (первых трех Евангелистов) „не только с Евангелием Иоанна, но и с их собственными указаниями в следующих главах, если даже предположить, что под выражением: „первый день праздника опресноков» можно было разуметь 14-е. Каким же образом „решить эти противоречия?» Как ни странным представляется этот, еще раз повторяемый, вопрос, после того, как автор решительно утверждал, что известия первых трех Евангелистов сообщают нам точь в точь тоже самое, что гласит известие в Евангелии Иоанна, – перебрал затем целый ряд свидетельств, и пришел к заключению, вовсе несогласному с своим утверждением, а совершенно противному; но эта странность оказывается еще слишком ничтожною в сравнении с нижеследующим решением вопроса, – занимавшего в продолжении нескольких столетий величайших богословов, но „остававшегося окончательно нерешенным до настоящего времени», – решением тем более странным, что автор обещал его утвердить „на строго исторической основе«, и „объяснить известия Евангелий так, как их можно и должно объяснят, т. |
| „Впрочем», уступает г. Хвольсон, „так как Иосиф писал в Риме, он действительно мог говорить об 8-ми дневном празднике опресноков, так как этот праздник справлялся вне Палестины восемь дней, т. е., с 15 – 22, и теперь продолжается 8 дней; но Иосиф никогда не мог обозначить 14-е первым днем этого праздника». Но, где бы ни писал Иосиф Флавий, он, как ученый еврей, да еще священник иудейский, не мог вести счета пасхальных дней по своему произволу, или по случайному местному соображению, – чего хотелось бы доискаться у него г. Хвольсону, а считал их, без сомнения, так, как они считаются в законе Моисеевом, – не с 15-го, а с 14-го нисана: „с 14-го дня первого месяца», сказано в книге Исход ( Исх. 12:18 ), „с вечера ешьте пресный хлеб до вечера 21-го дня того же месяца». Стало быт, не с 15 по 22, а именно с 14 по 21; и значит, ничто не препятствует 14-е считать, по Иосифу Флавию, первым днем 8-ми дневного пасхального или опресночного праздника; и следовательно, нет никакой необходимости под первым днем опресноков – у Ев. Матфея разуметь непременно 15-й день, следовавший за Пасхою, и называвшийся так в строгом смысле этого слова, а по соображению с прочими местами того же Евангелиста и им параллельными – других Евангелистов, именно надобно принимать в смысле дня предопресночного. „Если же», продолжает напи автор, „под словами: „в первый день опресночный» разуметь не что иное, как 15-е, т. е., первый день пасхального праздника, то такое понимание определения времени у синоптиков» (т. е. первых трех Евангелистов) „вообще не имеет никакого смысла; ибо Иисус в этот день никак не мог дать поручение Апостолам приготовить пасхального агнца, которого следовало принести в предыдущий день.» Что же опять из этого следует? – По естественному умозаключению здравой логики, из двух возможных объяснений данного места надлежит признать правильным не то, которое „не имеет никакого смысла», а другое, вполне согласное со смыслом. Значит, из всего предыдущего должно следовать тоже самое, что мы сейчас сказали, то есть, что под именем первого дня опресночного у первых трех Евангелистов разумеется не тот день, который следовал за днем заклания пасхи, а предшествовавший ему – день предопресночный: тогда в определении времени Евангельских сказаний о последней пасхальной вечери – будет полный и совершенно ясный смысл. |
|
|
