| —819— имена патриархальной эпохи – Иаков, Иосиф, Симеон, Иуда, Мариам, Иисус... Такая любовь к прошедшему и стремление его перенести в настоящее, без сомнения, всеми силами охраняя его, сами по себе прекрасны, и нам следовало бы вообще поучиться у сынов Израиля их уважению к старине, пока мы не научены, подобно им, горьким опытом. А мы к тому же вправе считать себя наследственными хранителями Еврейских имён. «Ибо не все те Израильтяне, которые от Израиля и не все дети Авраама, которые от семени его... Не плотские дети суть дети Божии, но дети Обетования признаются за семя» ( Рим.9:6–8 )! Иеромонах Николай Журналы собраний Совета Московской Духовной Академии за 1911 год//Богословский вестник 1912. Т. 2. 4. С. 369–432 (4-я пагин.) —369— 49) О сочинении студента священника Четверухина Ильи на тему: «Аскетическое мировоззрение преп. Исаака Сирина ». а) Ректора Академии Епископа Феодора: «Сочинение производит весьма хорошее впечатление удачным сочетанием научности с простотой, качества обычно весьма редкого в студенческих работах. Под первым мы разумеем весьма основательное изучение автором творений преп. Исаака Сирина как по русскому переводу его в разных изданиях (т. е. Московской Академии и Петербургской), так и по славянскому и по имеющимся иностранным изданиям. Под последними мы главным образом разумеем книжку французского ученого сириолога аббата Chabot, под заглавием „De s. Jsaaci Ninivitae vita, scriptis et doctrina“ которая дала, вместе с другим изданием этого ученого француза (издание творения сирского историка VIII в. Иезудены, еп. Басры), автору богатый материал как для биографии преподобного, так и для изучения текста его творений. Достаточно упомянуть или вернее отметить в сочинении автора хотя то весьма ценное качество, что многие места творений преп. Исаака в русском переводе сравнены и исправлены по Chabot, таковы на стр.: 112, 142, 144, 147, 150, 151, 158, 170, 185, 188, 194, 199. К крупным научным достоинствам работы свящ. Четверухина нужно особенно отнести прекрасно составленную биографию преп. Исаака. У нас в русской богословской литературе почти совсем нет трудов об Исааке Сирине , за исключением небольшой книжки Еп. Иустина под заглавием: „Нравственное учение св. отца нашего Исаака Сирина “; а биографии этого преп. отца, более или менее полно и научно составленной, и совсем нет; его даже смешивают с другим Исааком. Автор прекрасно восполнил этот пробел и дает биографию, основанную на серьезном изучении западной литературы об Исааке Сирине. Несомненно весьма и весьма многие даже не знают, что в отношении к личности преп. Исаака может быть поставлен вопрос даже об его православии. На Западе так и решен вопрос о православии преп. Исаака в отрицательном смысле. На основании сведений, которые дает Сирский историк Иезудена у Chabot, там окончательно решено, что преп. Исаак Сирин – несториа- |
| Припоминается, что, когда я с Ал. П. Лебедевым однажды посетили Н.А-ча в Петровско-Разумовской Академии, он в разговоре бросил фразу, показавшуюся мне непонятной, что здесь – в Академии – он стал умнее. Означало ли это, что в бытность свою доцентом Духовной Академии он не считал себя и не считался умным, – или же он хотел указать на полученные им здесь и ему прежде неизвестные сведения по естествознанию, в частности по естественной географии Палестины (он печатал о горах, реках и пр. Святой Земли) – не знаю. М. Муретов Протасов Н.Д. Плафонная лепка и печные изразцы елизаветинского времени в актовом зале Московской Духовной Академии [с рисунками]//Богословский вестник 1914. Т. 3. 10/11. С. 677–700 (1-я пагин.) —677— Актовый зал И.М.Д. Академии представляет несомненный интерес и научное значение для истории декоративного искусства в России XVIII века не только со стороны идеологической, но и чисто технической. Необходимо предварить, что это последнее, вообще и, в частности, елизаветинской эпохи, когда искусство приняло особое, совершенно необычное направление, смешавшись с ремеслом в собственном смысле, не только не разработано, не показано постепенное превращение одних форм в другие, но и остается неразрешенным вопрос о степени самобытности творчества работавших тогда художественных сил русских. Между тем, эта эпоха, когда наши художники начинают интересоваться красотой , перестают рабски копировать не только идеи, но и формы западные, создашь образцы, говорящие об утонченном, глубоком понимании прекрасного, несомненно, должна представлять большой интерес. Конечно, мы должны учитывать влияние, если не прямое, то все-же сильное, стиля «рококо», этого родного детища капризного легкомыслия эпохи французских королей Людовика XIV и XV, однако не можем не констатировать, что в это время русские художественные силы достаточно окрепли в своем самосознании и могли делать выбор. —678— В то время на западе, в художественной среде, появилось течете, которое вполне сознательно заявляло недовольство тяжелыми, серьезными формами предшествовавшего периода, требовало переоценки и стремилось к формам легким, нежным. Прямая линия сменяется волнистой, причудливые, почти бесформенные завитки (волюты), обломы в виде раковин, неопределенные картуши, все это сменяло расчетливую, строго планомерную декорацию. Полная асимметрия становилась как бы законом, определявшим творчество. Сильные тона и глубокая тени избегаются при внутренних декорировках, их место занимают светлые, розоватые или голубые краски с золотом. Искусство в собственном смысле, по-видимому, перестает существовать, его место занимает искусство прикладное, декоративное. Нарцисс из Неаполитанского музея немыслим без декоративного панно, которое, однако, само имеет отнюдь неслужебное значение. |
| В «Москвитянине», где Погодин печатал или перепечатывал лучшие из проповедей Иннокентия, первый русский мыслитель-публицист той эпохи, И.В. Киреевский писал рецензии его проповедей 18 , а также С.П. Шевырев 19 . Тоже делали журналы: «Маяк» 20 , «Современник» 21 , «Молва» 22 , «Финский Вестник» 23 , газеты: «С.-Петербургские Ведомости» 24 , «Отечеств. Записки» 25 , «Северная Пчела» 26 , «Справочный энциклопедический словарь» Крайя. После 1857 г. (год его смерти) оценкой его проповедей занимались, кроме исчисленных изданий, а также духовных журналов – «Христ. Чтения», «Странника», «Духовного Вестника» и др., и епархиальных ведомостей (Херсонских, Киевских, Полтавских, Вологодских и др.), «Отечественные Записки», «Херсонские Ведомости», «Чтения в москов. обществе истории», «Вестник Западной России», «Одесский Вестник», «Русский Дневник», «Русский Мир», «Гражданин», «Русский Архив», «Русская Правда», «Утро», «Рассвет», «Русский», «Памятная книжка киевск. губернии», «Биржевые Ведомости» и др., так что вся печать наша, вообще мало расположенная к произведениям духовной литературы, отдала должную дань хвалы нашему великому оратору (нам неизвестно ни одной критической статьи, которая в проповедях Иннокентия указывала бы какие-либо слабые стороны, тем более недостатки). Стурдза, один из лучших дипломатов-стилистов своего времени, превосходно перевел проповеди Иннокентия на французский язык 27 , и в иностранной литературе талант русского проповедника, вопреки обычному в то время в ней игнорированию самых замечательных явлений русской жизни или неприязненному к ним отношению 28 , находил себе беспристрастную оценку и восторженные похвалы (в журналах: Semeur и Revue critique, изд. Cherbuliez) таких знаменитостей, как Vinet 29 . Таким образом проповеди Иннокентия сделались известными западу едва – ли не раньше, чем главнейшие произведения наших великих поэтов. Затем еще при его жизни проповеди его были переведены (не все, а по частям, конечно) на языки: польский, сербский, немецкий, греческий и армянский 30 . |
| Говоря же: „что называешь Меня благим“ (этим) своим ответом отверг помышление спрашивавшего, так как он думал, что Христос от сей земли и есть как бы один из учителей израильских. Итак, поскольку богатый считал Христа (простым) человеком, и назвал Его благим, как Бога, посему говорит: „что называешь Меня благим?“, – то есть, если бы действительно тебе так думалось, что Я пришёл свыше и есть Сын благого, то правильно называешь благим; если же Я от этой земли, как ты думаешь, то худо называешь Меня благим. Ведь, если бы он назвал Христа —224— благим Богом и Христос отверг бы это имя, то тогда слово Его 587 могло бы быть уместно. Но он назвал Его учителем, а не Богом. Каким же образом отверг это имя Тот, Кто Сам сказал о Себе: „пастырь добрый полагает душу свою за овец своих ( Ин.10:11 )“? И все учители, передавшие святое учение, и все праведные и честные называются благими. „Благотворит Господь благим ( Пс.124:4 )“ – говорит (Писание). Ещё: „сеющий семя святого хлеба есть Сын человеческий, а семя добра суть сыны царства ( Мф.13:37:38 )“. Каким же образом семя может быть добрым, а тот, кто сеет, худым? Или: каким образом (здесь) отверг наименование благого, а в других местах сделал Себя причастником Божественного владычества и поклонения? Всякое зло дерзко входит в род человеческий через господство страсти; посему Господь объявил гордость нечистой пред Богом, так как она делает человека нечистым пред Богом. Смирение же всем людям дал, как бы некоторую узду, так как (и Сам) в смирении повиновался воле и закону предков Своих 588 . Смерть богатого и Лазаря ( Лк.16:19 ) была одинакова, но различно оказалось воздаяние по смерти Лазаря. Тот, к которому некогда не желали подойти даже слуги, был прославлен мышцами ангелов. Поскольку богатый не дал ему места в доме своём, то лоно Авраамово сделалось местом его упо- (Продолжение следует). Папков А.А. Древнерусский приход: Краткий очерк церковноприходской жизни в Восточной России до XVIII века и в Западной России до XVII века//Богословский вестник 1897. |
| —228— ним. Убедительный пример в этом случае представляют 17 и 18 главы 1 кн. Царств. Главы эти особенно сильно разнятся в обоих кодексах. В кодексе ватиканском против александрийского не достает 12–31 (двадцати стихов), 41, 50, 55–57 ст. в главе 17-ой, и 1–5, 9–12, 17–19, 30 ст. в главе 18-ой. Все эти стихи, опущенные в ватиканской рукописи, александрийская имеет одинаково с еврейским. Но все они во многих позднейших манускриптах значатся под астерисками и, следовательно, представляют собою добавления, сделанные в тексте LXX Оригеном на основании позднейших греческих переводов 329 . В виду всего сказанного мы должны признать ватиканский кодекс более близким к первоначальному тексту LXX, чем кодекс александрийский, положенный в основу московского издания греческой библии. Чтением ватиканского кодекса мы и будем пользоваться при следующих за сим критических сравнениях мазоретского текста с переводом LXX 330 . (Окончание следует) В. Мышцын Голубинский E.E. K вопросу о начале книгопечатания в Москве 331 //Богословский вестник 1895. Т. 1. 2. С. 229–238 (3-я пагин.) —229— Первую мысль царя Ивана Васильевича Грозного о заведении в Москве типографии относят к 1547-му году. Существуют известия, что в этом году послан был государем в западную Европу для приглашения в Россию разных ученых, художников и ремесленников один живший в Москве немец, по имени Ганс Шлитте или Шлиттен, и что в числе набранных было Шлитте или Шлиттеном, но не приведенных в Россию, ученых, художников и ремесленников был типографщик. Целая история неудачной попытки Шлиттена есть следующая. Прибыв в Россию и выучившись русскому языку, он получил как-то доступ к царю Ивану Васильевичу. Повествуя государю о превосходстве жизни западноевропейской перед русской (на подобие того, как Лефорт повествовал Петру), он возбудил в государе желание перенести эту жизнь в Россию, вследствие чего Иван Васильевич, принявший намерение преобразовать свое государство, и отправил его в западную Европу с тем, чтобы он навербовал, для этого дела преобразования России, тамошних ученых, художников и ремесленников. Отправившись на Запад, Шлиттен явился в Аугсбург к немецкому императору Карлу V, с целью испросить у него дозволение набрать в империи потребных русскому государю людей. После совещания с сеймом император дал просимое дозволение, с тем только условием, чтобы ученые, художники и ремесленники не были выпускаемы из России в Турцию и, вообще, чтобы не было |
| Тогда, напротив, страдали православные, частью от язычников, частью от еретиков. He говоря о временах гонений христиан со стороны языческих императоров Рима, припомним эпоху арианскую, или время иконоборческой смуты, когда столпы православия были не только свергаемы с епископских кафедр и ссылаемы в заточение, но и подвергались истязаниям. Правда, и в средние века жизнь отличалась церковностью, так что недавно папа Лев в этом отношении отдал им решительное предпочтение пред на- —57— шим временем, но тогдашняя церковность имела важные недостатки. Богословие сделалось безжизненным от крайнего буквализма; отсутствие истинного просвещения обнаруживалось в суевериях и предрассудках; иссяк дух христианской снисходительности к заблуждающимся и любви к иноверцам; узкое доктринёрство, огрубение нравов, постоянные войны, благоприятствовали развитию религиозного фанатизма. Всё это в средние века существовало на Западе и было возведено там, так сказать, в систему. Но в России эти уродства церковной жизни проявлялись спорадически и притом без влияния со стороны Запада. И мы подписались бы под рефератом г. Соловьева, если бы он болезни средневекового миросозерцания приписывал исключительно Западу, а к России, общее к Востоку, где жизнь издавна сложилась и текла особо и не одинаково с Западом, применил бы особливую оценку, которая соответствовала бы действительности, а не произвольно взятым рамкам. Муретов М. Д. [Очерки из новейшей истории экзегеса и критики Нового Завета:] Герменевтическая теория Канта//Богословский вестник 1892. Т. 2. 7. С. 58–76 (2-я пагин.). (Продолжение.) —58— В отличие от историко-психологического рационализма Эйхгорна и Павлюса, способ толкования Нового Завета, предлагаемый Кантом в его «Die Religion innerhalb der Grenzen der blossen Vernuft» 1987 можно назвать рационализмом нравственно-аллегорическим. Так как экзегетическая метода Канта стоит в неразрывной связи с его философско-богословскими воззрениями и непосредственно определяется ими, то для ближайшего уразумения её мы должны кратко коснуться этих последних. |
| Общий и окончательный вывод из всего сказанного таков: сравнительные особенности канонических евангелий —190— по их главным мыслям, содержанию и изложению могут служить веским научно-психологическим доказательством подлинности происхождения и достоверности содержания всего Четвероевангелия и вполне согласуются с древне-церковным преданием о происхождении наших четырех канонических евангелий. М. Муретов Папков А.А. Положение православия и русской народности в Литве до XVII века//Богословский вестник 1899. Т. 1. 2. С. 191–220 (2-я пагин.). (Начало) —191— Одно из наиболее характерных явлений русской церковной жизни составляют православные церковные братства; чтобы уяснить то громадное значение, которое эти братства приобрели в XVI и XVII веках, необходимо бросить взгляд на их историческое происхождение. Церковные православные братства размножились и укрепились в западнорусском крае в ту эпоху, когда край этот, находясь под владычеством Польши, сделался с конца XVI века ареной борьбы между православием и католичеством. Которое из этих вероисповеданий было в крае издревле господствующим, как завязалась борьба между ними, и каким путем этот край перешел во власть Польши, – все эти вопросы, существенные для всестороннего выяснения причин укрепления и размножения на западе России церковных православных братств, разработаны в настоящее время в исторической литературе весьма подробно, и весь труд при изложении на них ответа состоит в удачном выборе и в правильной группировке материала, который в изобилии заключается в многочисленных исторических сочинениях, памятниках и сборниках. Распространение православия на Руси Широкое распространение христианства во всей древней Руси история относит ко временами св. Владимира, крестившего русский народ в исходе X века. 217 Вместе со св. Влади- —192— миром, как известно, приняли св. крещение и его сыновья, которым он роздал тогдашнюю Русь в уделы, послав вместе с князьями священников, и заповедав им крестить и учить народ по всем городам и селам, и строить храмы; «еже и бысть», прибавляет летопись. Вслед за крещением были тотчас же приняты меры к водворению на Руси, в городах и селах, народного просвещения в христианском духе. Владимир повелел собрать детей знатных, средних и убогих, раздавая их, по церквам, священникам со причетниками в научение книжное. «И тако Владимир просвещен сам, и сынове его, и земля его». 218 При Киевском митрополите Леонтии, в 992 году, Русь была уже разделена на епархии, и в областях, вошедших затем в состав «северо-западной и юго-западной России» были учреждены епископские кафедры, кроме Киева и Белгорода, еще во Владимире на Волыни, в Чернигове, а также, по всеми вероятиям, в Полоцке и Турове. 219 Вместе |
| Как же нашел Острожский и его доблестные помощники в народе русском, столь сильно тогда пригнетенном и приниженном, эти здоровые элементы, эти надежные устои, на которых было бы возможно опереться? В чем выразилась, в каких общественных формах проявилась, духовная и политическая крепость русского народа, принужденного уже несколько веков вести свое существование под главенством чуждого ему правительства, которое относилось в лице своих светских и духовных представителей часто и не в меру враждебно к его священнейшим правам? В братствах. – Что же представляли из себя эти братства? Медовые братства Появление в древней Руси общественных союзов при —350— храмах с целями религиозно-церковными, надо отнести к самым первым векам распространения у нас христианства, как в этом убеждает известие Ипатьевской летописи о существовании в XII веке в г. Полоцке, при «старой» церкви Пресвятой Богородицы «братчины», в состав которой входили местные горожане-прихожане. Это указание о существовании в древней Руси братчины занесено в летопись, судя по редакции этого известия, конечно мимоходом, как о совершенно обыденном явлении. В статье о «древнерусском приходе» мы указали на широкое распространение в древнейшую эпоху таких братчин во всей восточной России, на преследование ими религиозно-церковных целей, на самобытность их происхождения и на их крепкую организацию, обусловленную самодеятельностью и самостоятельностью древней церковно-приходской жизни. 469 В этом же историческом очерке мы также постарались выяснить связь между этими восточными братчинами и вполне с ними родственными учреждениями в западной России, именно с «медовыми» братствами существовавшими издавна при православных храмах. Широкое и деятельное участие православных мipяh в делах своей церкви и сплоченность их при отстаивании неприкосновенности ее пред иноверными властями и недругами – слишком известные факты, хорошо обследованные многими историками, касавшимися судеб западнорусской церкви, и в особенности митрополитом Макарием в его замечательной «Истории русской церкви». Мы здесь только напомним, что в описываемую эпоху (XV–XVI вв.) мipяhe западной России пользовались правом выбора епископов, священников и прочих членов причта, вступали в договорные отношения с избранными священниками, снабжали свои церкви, а равно и причт, недвижимым и движимыми имуществом, принимали сами, и чрез посредство избранного ими церковного староста, живейшее участие в церковно-хозяйственных делах своего приходского храма и занимались сообща делами благотворения и просвещения. 470 Такая деятельность мipяh-npuxoжah, развивав- |
| —67— ваются в руках нескольких старинных ремесленных родов, и таким образом появляется наследственная цеховая аристократия, которая потом долгое время с успехом выдерживает борьбу с низшими сословиями, а также и с верховной властью. Об экономическом равенстве членов цеха не могло быть и речи, и вся их солидарность ограничивалась соблюдением общих формальностей, да регламентацией качества работы и вознаграждения за неё. Цеховая форма выросла на почве монополии, принуждений и привилегий; принадлежность к цеху составляла частное право корпорантов, занятие ремёслами – их монопольное право. Какая разница по началам с нашими артелями. Подробности о цехах западной Европы см. между прочим у Дитятина „Уст. и упр. гор. России, СПБ. 1875 г., гл. II. Цехи в западной Европе. Если искать сходства между русскими братчинами и братствами с западноевропейскими учреждениями, то это сходство можно найти в духовных гильдиях Западной Европы, но, по замечанию Н. Скабалановича („Западноевропейские гильдии и западнорусские братства“, Христ. Чтение, 1875 г., сент. и окт.), братства и гильдии развивались самостоятельно и нет никакой надобности объяснять замечаемое сходство „взаимодействием“. Во всяком случае нельзя доказать, чтобы православные братства возникли только в тех городах, где было введено Магдебургское право, – как справедливо заметил автор критического обзора сочинения Флерова „О православных церковных братствах“; см. Рус. Беседу 1858 г., т. I (отдел критики). Голубцов А.П. Происхождение, назначение и устройство римских катакомб//Богословский вестник 1897. Т. 2. 4. С. 68–91 (2-я пагин.) —68— Молитвенные собрания верующих первых трёх веков, происходя главным образом в частных домах и открытых общественных зданиях, имели ещё тайную, подземную историю, которая проходила неведомо для остального мира под сводами пещер и которая, говоря относительно, лишь не так давно открылась во всех своих подробностях, сделавшись предметом научного исследования. Разумеем римские катакомбы. Не смотря на огромное и в высшей степени важное значение, которым пользовались катакомбы в общественной и религиозной жизни первоначального христианского общества, о них не сохранилось сколько-нибудь обстоятельных сведений от древнейшей эпохи. |
| В. Соколов Введенский А.И. Западная действительность и русские идеалы: (Письма из-за границы)//Богословский вестник 1892. Т. 1. 2. С. 403–414 (2-я пагин.) (Начало) —403— Письмо первое Немецкий тип. – Его связь с условиями страны. – «Культура». – Берлинский Университет. – Общее впечатление от Берлина. – Сердце Европы. – «Гниёт ли Запад». – Перестановка этого вопроса. – Относительное значение западной культуры и её коренная односторонность. Никакое описание не в состоянии заменить непосредственного опыта. Много говорят у нас о немцах с их неутомимою деятельностью, с их аккуратностью до педантизма и опрятностью до щепетильности; но всё это лишь в очень неполной и отдалённой степени выражает тот рельефный немецкий тип, который слагается из массы живых впечатлений, – особенно если подвергаешься напору этих впечатлений впервые прямо в центре немецкой жизни, в Берлине, где конечно сильнее, чем в других местах фатерланда, выступает своеобразный склад немца. Немец виден во всём: и в его тяжеловесной, туманной, вдумчивой речи; и в его серьёзно-деловитой фигуре; и всего всегда приличном костюме, по которому часто не отличишь ремесленника, рабочего от интеллигента; и в присущем ему чувстве меры; и в сознании собственного достоинства, проникающем каждого без исключения – от сановника до последнего шутцмана (городового) и фурмана (извозчика), который с неизбежною газетою в руках и сигарою в зубах комически – важно сидит на козлах своего исполинского экипажа, по-видимому, весьма мало печалясь о том, подвернётся ему седок, или нет. Словом, повсюду какая-то степенность, вера в себя, в свои силы, в своё достоин- —404— ство, которое уполномочивает немца на совершенное невнимание ко всему чужому, – невнимание до того поразительное, что не совсем необразованный немец может, например, иногда спросить, не есть ли Упсала главный город России (sic!)... Известно, что народный характер стоит в постоянном соотношении с физико-географическими и климатическими условиями занимаемой им страны. Не входя в разбирательство сложного вопроса о том, почему это так, – потому ли, что внешняя природа пересоздаёт природу человека или потому, что человек, народ, уже заранее обладающий известными психофизическими свойствами, ищет соответствующих условий жизни, ограничимся простым напоминанием о вышеуказанном обобщении, которое, как нам кажется, может пролить свет на некоторые особенности немецкого характера. |
|
|
