| А затем Тайная вечеря и Христово распятие. Крест, на котором умирает Жизнь. Нас ради умирает нашей смертью Тот, Который бессмертен, Который убит моей смертностью; а моя смертность вся укоренена в моей греховности. Неважно, что вокруг могут быть тысячи одинаково грешных людей. Если был бы только один грешник, его греховность – моя греховность, – порождающая смерть, убила бы воплощенного Сына Божия... И Крест. Распятый Христос говорил: «Прости им, Отче, они не знают, что творят!» ( Лк. 23:34 ). А знаем ли мы, что творим, понимаем ли, что делаем? Когда мы думаем о Христе, мы этого не понимаем, не можем себе представить. Но разве мы не понимаем, что делаем над другим человеком, если перенесемся мыслью к людям вокруг нас, которые несут разрушительные, губительные, мучительные последствия того, что мы собой представляем? Разве мы не можем понять хотя бы относительно, по сравнению, то, что мы творим над Христом?.. И толпа вокруг этого Креста. Молчание умирающего Христа прерывается только несколькими возгласами. Рядом – Божия Матерь, Которая ни словом не перечит воле Божией о смерти Ее Сына, и безмолвствующий ученик, который любовью так связан со Христом, что может принять Его мученическую смерть, не защищая Его, предаваясь своей волей в Его волю. А вокруг фарисеи, книжники, засудившие Христа, насмехающиеся над Ним: «Ты говорил, что Ты Сын Божий – докажи! Если Ты Сын Божий, сойди теперь с креста!.. Ты говорил, что Бог о Тебе заботится, что Ты для Него что-то значишь – докажи!..» И пестрая восточная толпа. Люди, которые пришли просто посмотреть, как умирает человек. Такие и теперь бывают, для кого это зрелище, от которого содрогнется каким-то волнением их сердце, но не больше... Люди, которые с надеждой ждут: а вдруг Он сойдет с креста, и тогда безопасно быть Его учениками: Он уже победитель, Его враги расточены... А другие думают: как бы Он не сошел с креста; потому что если Он сойдет, то мне неизбежно надо последовать Его учению, принять эту страшную заповедь о любви до конца, о крестной любви... «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» ( Ин. 15:13 ). Целое море переживаний и, может быть, такое же страшное море безразличия. Воины, разделяющие Его одежду, просто исполняют приказание о распятии осужденного: кто он – это не их дело... |
| И таково положение каждого человека на земле. Каждый из нас стоит перед выбором: или перерасти себя, – но для этого надо отказаться от того, что у тебя сейчас, вот теперь уже есть; или сказать: нет, я все это сохраню, я буду держаться всего этого... Но кончается это тем, что ты распадаешься, смерть тебя настигает, и ничего от тебя не остается, кроме праха, мертвых костей. Каждый человек может узнать себя в Адаме, и каждый человек стоит перед именно этим выбором: героически перерасти себя самого ради такого приобщения Богу, чтобы Божественная жизнь в нем ликовала, действовала, его преображала, или отказаться от этого, но зато рано или поздно распасться в прах. Что же случилось с Адамом ? Если вчитаться в Ветхий Завет, в первые главы книги Бытия, там образно изложена его судьба. Адам живет в саду, который являет собой все мироздание, и в нем два дерева, представляющие собой две параллельные возможности: древо жизни и древо познания добра и зла. Адаму сказано: не прикасайся к плодам древа, которое даст тебе познание добра и зла, потому что зло – это уничтожение, зло – это то, чего нет , это зияющая бездна. Можно познать добро и вырасти свыше своей меры, но нельзя познать зло и не разрушиться. Ветхий Завет нам говорит, что Адама стал звать к этому дереву змей. С точки зрения примитивных народов змей, конечно, является опасностью; это существо ползает, никогда прямо не ходит; оно до конца приземлено и вдобавок его жало смертоносно для всякого, кого оно ужалит. Змей представляет собою смерть; но кроме того в целом ряде древних религий змей представляет собой изначальную бездну небытия. И поэтому вопрос перед Адамом стоит так: если ты прикоснешься к этому познанию зла, которое есть посильное возвращение в небытие, ты будешь погружен – да, в какое-то изначальное существование земного бытия, но ты в нем погрязнешь и уже не будешь человеком, не будешь живой силой, ты должен будешь в этом погибнуть. Приобщение к древу жизни – это приобщение к Богу. Есть место у апостола Павла, где он говорит: «Приобретайте ум Христов» ( 1Кор 2:16 ). То есть мы должны так быть едиными с Богом, чтобы наши мысли, наше восприятие, наше понимание, наше знание вещей было Божие знание, Божие восприятие. Тогда можно, как бы привившись к Богу, соединившись с Ним, сроднившись с Ним, уже начинать понимать то, что вне Бога и вне тебя, но понимать уже изнутри как бы Божией мудрости, Божией реальности. Понимать, что значит небытие, можно только по контрасту, постигая, какая полнота бытия в Боге, как можно вырастать, вечно расти, питаться торжествующей жизнью и знать, что вчера или раньше этой полноты не было; значит, в какой-то другой момент этого не было вовсе, – была или смерть или небытие. И только изнутри приобщенности к Богу можно понимать, что такое добро и что такое зло. |
| Тут нам надо помнить, что Царство Божие, о котором мы молимся, – не просто человеческое общество, ставшее гармоничным, общество, где нет вражды, войн, нужды. Царство Божие – нечто гораздо большее. Строительство общества, где все могли бы уживаться, можно себе представить; но тот Град Божий, который должен вырасти из града человеческого, имеет совсем другое измерение. Град человеческий, который мог бы раскрыться так, чтобы стать Градом Божиим, должен быть таков, чтобы Первым его Гражданином мог быть Сын Божий, ставший Сыном человеческим – Иисус Христос. Никакой человеческий град, никакое человеческое общество, где Богу тесно, не может быть Градом Божиим. И когда мы молимся, чтобы пришло Божие Царство, мы имеем в виду именно это; не то, чтобы водворилась какая-то человеческая гармония, а чтобы в мир вошла Божественная гармония, такая же широкая, бездонная, как Сам Бог, чтобы в этой гармонии было место Богу. И еще – мы берем на себя ответственность за это строительство. Христос говорит, что Царство Божие начинается внутри нас. Оно начинается тогда, когда мы Бога водворяем в своей жизни как Царя, когда Он правит всей нашей жизнью, когда наши мысли, наши чувства, наша воля, наше действие – все делается Божиим, будто Бог живет в нас, и мы действуем Его силой. Как это выражает апостол Павел: «Уже не я живу, но живет во мне Христос» ( Гал. 2:20 ); и в другом месте передает сказанное ему Христом: «Довольно тебе Моей благодати... Сила Моя в немощи совершается» ( 2Кор. 12:9 ). А «совершается» по-славянски не значит просто «действует», но «доходит до совершенства», «раскрывается в полноте». Но о какой немощи идет речь? На какую немощь можем мы рассчитывать, какой немощи надо искать? Я повторяю то, что говорил много раз, но может быть, это и не вредно. Конечно, речь не о немощи нашей слабости, нашей лени, нашей беспечности, нашего нежелания совершить подвиг. Это другая немощь: немощь прозрачности, немощь утонченности, через которую, в которой может действовать Бог. Я как-то детям старался это объяснить и говорил, что это немощь перчатки, которую хирург надевает на руку; перчатка потому только позволяет этой опытной, мудрой руке совершать чудо исцеления, что она такая тонкая, такая хрупкая, что не чувствуется на руке. Но она такая хрупкая, что может разорваться в одно мгновение. То же можно сказать о парусе на лодке: это самая хрупкая часть лодки, а вместе с тем только парус, направленный, как следует, может позволить ветру пронести корабль через море и довести до пристани. |
| И этим объясняется то, что многие места читаются очень различно, причем не то чтобы «приблизительно не так», а категорически по-иному. Я вам дам один пример из пророчества Исаиина, которое читается в рождественскую ночь. В теперешнем еврейском тексте и в западных переводах это место читается так: «родится от Девы сын, который будет Сыном Божиим, и он не будет пить вина и сикера»... Если вы возьмете этот же текст в греческом переводе, который был сделан в Александрии задолго до того, как были введены эти значки, приблизительно за сто лет до воплощения Христова, – значит, это не подделка под христианское учение, – этот текст говорит, что «раньше, чем Он сумеет различить добро и зло, Он выберет добро» ( Ис. 7:14–15 ). Те же самые согласные звуки, только определенные другими гласными... И вот с этим надо считаться. Читая, в частности, Ветхий Завет, недостаточно довольствоваться тем текстом, который у нас перед глазами, будь он русский, будь он иной – все равно. Порой для того, чтобы понять более глубоко или чтобы поставить перед собой вопросы и искать на них ответы, которые насущны, которые важны, приходится сравнивать с переводами на другие языки. Есть целый ряд английских, французских, немецких переводов; и что интересно – на каждом из этих языков, в общем, нам наиболее доступных, существует не только христианский перевод Ветхого Завета, но и перевод, сделанный раввинами. И вот тут иногда выпукло выступают различия, которые очень значительны по смыслу и что-то нам раскрывают, потому что каждое сочетание, сопоставление переводов может открыть нам глаза на очень многое. Есть места, над которыми задумываешься: что же это значит?.. Например, в рассказе о сотворении Евы мы читаем, что Бог навел глубокий сон на Адама, и из его ребра была сотворена Ева . Тут, можно сказать, два промаха, на которые надо обращать внимание, чего никогда не делают. Первое: слово, которое на русский переведено как «сон», в греческом переводе и в оригинале не говорит о сне. Греческий текст говорит ekstasiz , то есть по-русски «экстаз», по-славянски «исступление», – состояние, когда человек выходит из себя самого, когда он уже не замкнутая личность, а вдруг раскрывается, расширяется и делается восприимчивым к тому, чего не мог воспринять иначе. |
| Есть место в одной рукописи Евангелия, не вошедшей в состав канонических книг, где говорится: спросили Христа: Когда придет Царство Божие? И Он ответил: Царство Божие уже пришло тогда, когда двое перестали быть двумя и стали едины... И в Ветхом, и в Новом Завете говорится, что в браке два человека делаются одной плотью, то есть одним живым существом, одной личностью в двух лицах; и разумеется, в этом не может быть греха по существу. Грех, конечно, может вкрасться. Вкрадывается он постоянно; грех постоянно как бы ждет случая появиться: властвованием одного над другим, физическим голодом, который заменяет собой любовь и ласку, эгоизмом, бесчувствием. Конечно, нет никакого брака в христианском или в ветхозаветном смысле, если соединение двух, мужчины и женщины, начинается с плоти, а не с душевной любви или взаимного единства. Но не в браке грех , не в соединении двух грех, а в том именно, что в таких случаях нет соединения, в том, что когда нет любви, делающей из двух одно, единое существо, тогда это просто общение двух отдельных, друг друга исключающих, друг друга не признающих до конца особей. Это – грех , это прелюбодеяние, это нечистота. Что же касается до греха Адама и Евы, или просто – греха человека, всечеловека , мне кажется, что из Библии абсолютно ясно, что он совершается в момент, когда человек решает самостоятельно познать все тварное, всю тварность, все существующее не изнутри Бога, Который все знает до самых глубин, а изысканием своего собственного ума и опыта. В этот момент человек как бы спиной поворачивается к Богу ради того, чтобы лицом обернуться к окружающему миру. Как сказал один протестантский пастор во Франции еще до войны, у человека, который отвернулся от Бога и стоит к Нему спиной, Бога нет; а единственный источник жизни – Бог; такому человеку остается только умереть. Вот в этом и грех, и последствие греха, – не как наказание, а как неизбежное последствие: нельзя оторваться от Жизни и остаться живым. По библейскому рассказу, Каин – первый сын Адама и Евы; Авель – его брат. Рассказ о них как будто очень простой, а вместе с тем в значительной мере непонятный. Говорится нам о том, что Каин был земледельцем, Авель – пастухом. Авель принес Богу жертву, которую Бог принял; Каин принес жертву, которая была отвергнута Богом. И разгневавшись, охваченный завистью, Каин убил своего брата ( Быт. 4:3–8 ). Казалось бы, совершенно непонятный рассказ. Почему земледельчество Богу не угодно было, почему пастушество было Богу более по нраву?.. |
| Вот если так приступить к чтению Евангелия сообща, то, как говорится в псалмах, брат братом укрепляемый – как гора Сион, не подвигнется вовек. Поддержка единомысленников, поддержка друзей, поддержка людей, которые на одном с тобой пути в Царство Божие, может оказать большую помощь, и от нее не надо отказываться. Значит, стоит вчитываться в Евангелие поодиночке и с любовью делиться со всеми своим пониманием, и из этого общения черпать силы жить. БЕСЕДА О ПРИТЧАХ Сегодня я скажу несколько самых общих вещей о притчах. Очень немногие притчи, будь то ветхозаветные или новозаветные, – просто иллюстрации, имеющие целью представить более живо какой-то принцип; они вовсе не подобие картинок в книжке для детей, где текст немного сложен, а благодаря иллюстрациям становится доходчив. Цель притч иная. Притчи бывают различны, и они стремятся показать вещи с разных точек зрения. Я приведу вам несколько примеров. Есть притчи, назначение которых – быть прямым вызовом; таким вызовом, который с силой поразит человека, слушающего притчу, потому что он не защищается от содержащегося в ней обвинения. Притча такого рода – история о том, как пророк Нафан пришел к царю Давиду, который пленился женой одного из своих военачальников, поставил его в такое место битвы, где бы он был убит, и взял его жену себе в наложницы. Если бы пророк пришел и бросил ему обвинение прямо в лицо, скорее всего, Давид бы сказал: «Я – царь!» – и словно замкнулся бы в броню, чтобы защититься от этого вызова. Вместо того Нафан рассказал ему случай; он сказал: было два человека, два соседа. Один – богач, владевший большим количеством скота и добра. Другой был беден; всего-то и была у него одна овечка, которую он лелеял, словно собственного ребенка. Однажды к богачу пришли гости; он хотел устроить им угощение, но ему стало жаль собственного скота. И он послал слуг отнять овечку у соседа, заколоть ее, и тот лишился единственного , чем обладал, но не только в материальном отношении: он потерял что-то, что было для него крайне ценно. Библия говорит, что эта овечка была для него, словно дочь. И царь Давид вскипел возмущением: «Скажи мне, кто этот человек, и он будет наказан!». И когда он так резко и недвусмысленно отозвался на ситуацию, которая в точности была его ситуацией, но иначе выраженной, пророк сказал ему: « Ты – этот человек; именно это ты сделал!». И тогда царя Давида ударило в сердце, ему некуда было уйти, потому что, осудив богача, он не мог никаким образом оправдаться. В результате этого события появился псалом, который мы снова и снова повторяем за богослужением, 50-й псалом, «Помилуй мя, Боже..». |
| Если служат несколько священников, должен ли тот же священник, который совершает проскомидию, совершать освящение Даров? Нет. Совершает проскомидию один из священников, представляя собой остальных, но Литургия совершается всеми священниками как одним человеком, то есть как священство. По Уставу (который никогда не соблюдается, потому что практически неудобно), слова: Примите, ядите…Пиите от нея вси… должны произноситься в один голос всеми служащими, не только старшим, который служит. VII Я хочу начать сегодняшнюю беседу с замечания или вопроса, который мне был поставлен, о том, какое место личным заботам, какое место человеческому отношению отводится в богослужении, в частности – в Божественной литургии. Это можно проследить в самой структуре службы. После того как была совершена проскомидия, то есть приготовление хлеба, вина, служащих, народа к совершению этой тайны, таинственной встречи с Богом, и после того как дьякон, как бы на рубеже таинства, произнес столь многозначительные слова: «Теперь время Богу действовать», первое слово, произносимое священником, – это провозглашение Царства: Благословенно Царство Отца и Сына и Святого Духа… Здесь провозглашаются две вещи. С одной стороны, мы признаем, что принадлежим Богу как Царю нашему, что Он есть наш Царь, Господь, что у Него над нами всякая власть, что мы добровольно, свободно, сознательно, любовно в эту власть отдаемся. В этом отношении эти слова нам напоминают первую заповедь блаженства: Блаженны нищие духом яко тех есть Царство Небесное ( Мф.5:3 ): тех, которые духом своим, своим опытом вечного и Божественного познали Бога как своего Господа, тех, которые познали свое нищенство, то есть осознали, что у них ничего нет, что принадлежало бы им, но вместе с тем – что они так богаты Божией любовью, действительно блаженны нищенством своим и тем, что через это нищенство Бог делается их Господом безраздельно. Но кроме того, что здесь провозглашается безусловное, неограниченное признание наше Господа как Царя, провозглашается и другое: в момент, когда совершается Литургия, мы находимся уже в Царстве Божием, в Царстве Божием уже наставшем, в Царстве Божием, которое уже невидимо, незримо, но ощутимо уже пришло, уже нас охватило, и мы вошли уже в вечность. |
| Не это поможет выправить сначала в сознании людей, а затем и в практике Церкви ужасные результаты неправильного понимания 3-го правила Константинопольского собора относительно двух «первенствующих» кафедр, результаты, которые постепенно, как сорняки, распространились на другие области жизни Церкви. Я хотел бы сказать в заключение, что ради того, чтобы достичь этого, мы должны стать более христианами, чем мы есть, должны быть более во Христе и в Духе. И мы должны вернуться к подлинному, истинному богословию первенства, потому что невозможно построить видение истинной Церкви на ложных предпосылках. Собеседование о Церкви и священниках в современном мире В какой мере верующему человеку нужна конкретная организация для того, чтобы удовлетворить свою потребность общения с Богом? Если дело было бы только в общении с Богом, не нужна была бы никакая организация, потому что Бог ближе человеку, чем даже его собственное сознание, человек коренится в Боге. Поэтому для общения с Ним нужна живая душа, способная предстоять Живому Богу и с Ним общаться – будь то в молитве, будь то в созерцании. Но есть другая сторона: Бог не есть мой Бог только, Он – Бог всех. Это одно из самых потрясающих открытий, которые я сделал, когда впервые прочел Евангелие. В тот момент люди мне казались враждебными, чуждыми. И вдруг из Евангелия я обнаружил, что всех их создал, привел к бытию Бог, что все люди для Него – дети, свои, родные, даже те, которые казались мне самыми чудовищными и неприемлемыми. Вдруг оказалось, что я не живу в одиночку, даже в одиночку с Богом, Которого только-только открыл. Оказалось: потому что я открыл Бога – открывается передо мной и целый мир людей. И тут, не говоря сразу об организации, начинается нечто другое. Жизнь с Богом, общение с Ним предполагает и определенное отношение к людям вокруг нас. Один западный nponobeдhuk XIX beka говорит: христианин – это человек, которому Бог поручил других людей… Обнаруживаешь, что другие люди существуют не только как неприятная необходимость или предмет страха или отвращения, а существуют как объект любви, живого интереса. |
| Глубины Евангельские бездонны, и из года в год, в течение лет священник находит в них новые, разверзающиеся перед ним смыслы. Но егоглубина ограничена, хотя Евангельская глубина бездонна. И приходит момент, когда нового он сказать ничего не может. И тогда – как делается больно и грустно, что Христос вновь говорит слова, которые зажигают душу, но на которые я не умею отозваться. И, с другой стороны, охватывает сознание, что и слушающий слышит эти слова и говорит, как мне часто говорили: «Зачем повторять все одно и то же?». Нам не нужна вся глубина Евангельская для того, чтобы спастись, но нам нужно до глубины своей души довести хотя бы то, что нам стало понятно. Вспоминается один из пустынников Фиваиды, который от Антония Великого услышал первые слова первого псалма: Блажен человек, который никогда не идет на совет нечестивых ( Пс.1:1 ). Он другого не захотел даже слышать, ушел. И когда через много лет Антоний его встретил в пустыне и спросил – неужели он не захотел большего услышать? – тот со слезами ему ответил: вот уже сорок лет я стараюсь стать таким человеком, который никогда не ходит на совет нечестивых… Одно слово Священного Писания определило всю его жизнь, потому что это слово он воспринял всем своим существом; и поскольку мысль могла постичь, поскольку сердце могло отозваться, поскольку воля могла осуществить эти слова, он этими словами жил. И поэтому когда мы слышим вновь те же самые отрывки, хуже того – когда мы услышим вновь и вновь те же самые слова священника по поводу прочитанного, поставим перед собой вопрос: да, Христос много раз это говорил; много раз мне разъясняли в церкви то, что было сказано; но что я сам сделал? Неужели эти слова запали в мою душу так, что они переменили мою жизнь, мой образ мыслей, мои чувства, мою волю, все мое существо? И если нет, то будем вновь и вновь слушать эти слова – жалкие слова проповедника, бездонно-мудрые слова Христа, будем их слушать и ставить перед собой вопрос: живу ли я этим? А если нет – то будем к этим словам вновь и вновь возвращаться, оттого что, пока они не станут жизнью, они напрасны. Больше того, ведь Спаситель говорит: наблюдайте, как вы слышите ( Лк.8:18 ). Неужели это только звук, который проходит мимо вас? Или же это слово – как зерно, которое падает на добрую почву с тем, чтобы принести плод? |
| Что было дано – это, во-первых, его внешность: она играет большую роль. Человек производит первое впечатление своей внешностью, и священник (как всякий другой человек, но священник особенно) должен задуматься над тем, чтобы своей внешностью, как он представляет себя внешне людям, не быть соблазном, то есть чтобы его внешность не была воплощением его тщеславия, его гордыни, его духовного невежества, его природной глупости в конечном итоге. Это очень важно. Значит, первым делом священник должен следить за тем, чтобы внешностью своей не поражать окружающих; быть собой, да, но быть осторожным и не выдаваться. Второе: умственные качества. Ум можно проявлять с мудростью или с дерзостью. С мудростью можно проявлять все знания, которые человек приобрел за короткую или тем более долгую жизнь, когда это нужно другим. Но, как сказал один французский писатель восемнадцатого века, свое знание и свою мудрость следует хранить, как человек хранит в кармане часы; он их вынимает, только когда ему нужно узнать, который час. Но не ради того, чтобы все знали, что у него есть карманные часы. Это очень важный момент: чтобы человек не проявлял никакой особенной учености или мудрости, когда она никому не нужна и когда она является только демонстрацией его собственных – может быть, несуществующих – качеств и свойств. Дальше, человек может возгордиться своим знанием, то есть тем образованием, которое ему было дано. И тут он должен помнить, что все это знание ему не принадлежит, что это ему был подарок, – подарок от Бога, так же как ум, которым он оказался способным воспринять эти знания, и подарок со стороны Церкви, гражданского общества, семьи, друзей, древней и современной литературы и т. д.; все это ему не принадлежит. Если он обладает этими свойствами, то есть умом, образованностью и прочим, он должен научиться быть благодарным, но не демонстрировать их. Дальше, он должен беречься соблазна кичиться и пользоваться своим саном для того, чтобы приобретать какое-то уважение и занимать какое-то положение в обществе: я-де архимандрит, я епископ, я священник, я диакон, я то или другое. Это ничего не значит. Перед Богом, Который видит душу человеческую, эти звания могут быть не только пустым звуком, но даже предметом его осуждения, потому что если человек ходит, звеня перед собой этими званиями, то Бог может посмотреть и сказать: да, звания на тебе есть, а достоинства – никакого, ты не соответствуешь тем званиям, которыми кичишься, и чем больше твое звание, тем худшее тебе будет осуждение... Это все мысли очень важные для священника, и даже для диакона, и для всякого человека, кого хвалят за те или другие свойства, которые ему даны от Бога. |
|
|
