| А. (из рода Киреевских) и о. К. (из князей Вяземских). О. А. еще совсем молодой и очень симпатичный инок. Он несколько лет тому назад кончил Московский Университет, один год слушал лекции в нашей Академии, затем постригся на Афоне в монахи по призванию, которое он чувствовал, по его словам, с ранней юности. Сейчас он простым иноком и по его усталому, изможденному лицу, на котором играет болезненный румянец, видно, что монашеские подвиги даются ему нелегко, хотя сам он не соглашается с этим. Он говорит, что очень доволен монастырем и жизнью здесь, и ничего больше не хочет. На Афон он пошел, по его признанию, потому, что там осуществляется настоящий идеал монашества, как он его понимает: нет заботы о мирском, монахи большую часть времени посвящают молитве и духовному созерцанию, а главное, в Афонском монастыре, есть великое утешение для инока – это обычай причащаться каждую субботу (а кто может – и чаще) Св. Христовых Тайн, делающий инока постоянным общником со Христом. – о. К. принадлежит к другому типу. Это – образованный человек (специальность – астрономия и естественные науки, которые он слушал в Париже, говорит на новых языках), много поживший, как видно по его лицу, носящему следы житейских треволнений, все потерявший в мире и ищущий в монастыре среди чудной природы горы тихого пристанища под старость. Он – схимонах, но связей с миром не порвал. Он интересуется богословской наукой и состоянием духовного просвещения в России; знает труды некоторых из наших профессоров. О. К. мало доволен положением богословского образования в России, хотя, надо сознаться, у него довольно смутные понятия и познания в этой области.... Считая в числе причин неудовлетворительного состояния духовного образования, между прочим, отсутствие надлежащих учебников по предметам семинарского курса, он занят в настоящее время составлением учебника по психологии для духовных семинарий. Из существующих учебников – одни, по его мнению, не научны; другие недостаточно проникнуты христианскими воззрениями и стоят под влиянием таких безбожных западных психологов, как Карпентер (о. |
| Неужели и митрополита Макария, как разрешившего священнослужение вождям « ереси Булатовича » , автор статьи « Приходского Листка » тоже склонен заподозрить, как и нас, « на службе лжеучению » ? В упомянутой статье «Приходского Листка» делается нам упрёк в противоречии, в котором находится эта моя статья с прежними статьями «Колокола» и вообще в перемене отношений нашей газеты в Афонской смуте, которая в «Колоколе» раньше изобличалась, как «злокозненная ересь» и душепагубное лжеучение. Да, это утверждение официального листка справедливо. «Действительно, отошёл от занятой им ранее в афонском деле позиции, которая была, в сущности, позицией нашего бывшего в течение многих лет достопочтенного сотрудника архиепископа Никона и его сподвижника С. Троицкого . Но начал отходить я лично, а за мною и редакция « Колокола » с прежней нашей позиции не сегодня и не вчера, а уже летом 1914 года после моей случайной беседы по данному вопросу с Полтавским епископом Феофаном, в доме ялтинского градоначальника Думбадзе, которому в то время писал с Афона в защиту имяславцев известный бывший синодальный миссионер игумен Арсений. Старик-миссионер от волнений афонских, споров и слёг в постель во время пребывания на Афоне архиепископа Никона, и, увы – умер, и погребён, лишённый последнего христианского напутствия! А ведь он всю свою жизнь посвятил на борьбу с ересями и на защиту св. Православия! Мог ли ожидать всероссийский миссионер такого печального конца своего земного странствования?! Из беседы с учёным епископом – аскетом и мистиком я впервые понял, что к постижению вопроса о почитании Имени Божия и соприсущей этому Имени Божественной силы надо подходить не одним путём богословского рационализма, а непременно и главным образом путём мистического проникновения верою сердца. Стоящие в споре об Имени Божием на разных путях будут говорить разными языками и друг друга не поймут. Тогда же я дал телеграмму редактору – воздержаться от защиты позиции владыки Никона в Афонском деле. Осенью того же года, будучи в Киеве, я встретил близ лавры ветхих стариков-афонцев в жалком положении, – в рубище, дрожащими от холода, не имевшими крова и хлеба, ибо в монастыри их никуда не дозволено было принимать, а от мира они отвыкли... |
| Преосвященный и здесь назидал братию и богомольцев своим словом. Преосвященный вместе с нами остановился в подворье Пантелеймоновского монастыря, профессора с лаврскими монахами – в Андреевском подворье. Нам отвели прекрасные, чистые комнаты с чудным видом на Золотой Рог и Стамбул. – Не успели мы переодеться, как любезнейший и услужливейший гостиник отец Евгений уже бегал по номерам, приглашая в общую столовую кушать. В столовой мы были только одни, пропели молитву, Владыка благословил трапезу и уселись пред возвышающимися пирамидой тарелками. Обед был сытный и разнообразный. Прославленное афонское гостеприимство оправдало себя. От. Евгений изо всех сил старался услужить и, не уставая, угощал, приправляя приглашение невинными прибаутками. Казалось, что мы не в далекой чужой стране, а в родной Руси, в гостеприимном доме хлебосольного хозяина. «Грех вам, о. Евгений, говорил Преосвященный, так закармливать гостей», но о. Евгений был неумолим, приглашая отведать нового блюда. Пообедав и напившись чаю, мы отправились знакомиться с городом, а Преосвященный отправился в экипаже с визитом к послу, который к вечеру должен был приехать из Буюк-дере в город. О. Евгений любезно предложил нам в провожатые монаха о. Галактиона. Но чтобы познакомиться с физиономией города, не надо далеко ходить: стоит лишь повернуть направо от подворья и переулком выйти на узкую, грязную и темную от нависших с двух сторон домов улицу. Улица кишмя кишит народом различных племен, национальностей и общественных положений. Все торопятся и бегут в разные стороны, не обращая друг на друга внимания. Только женщин почти не видно в этой толпе. Изредка тенью мелькнет закутанная, как мумия, в свое шелковое фередже (покрывало) турчанка, сопровождаемая служанкой, и не успеешь за черным тонким яшмаком (вуалью) рассмотреть ее одутловатое, бледное, правильное лицо с потупленными вниз глазами, как она уже скрылась в волнующейся и шумящей толпе. Вообще шум на улице невообразимый. Шум конки, неистовый крик бегущего впереди неё и расталкивающего толпу негра, галдение разносчиков, рев ослов, мулов, лошадей и волов, хлопанье бичей, визг придавленных собак, странные и разнообразные выкрикивания разносчиков фрукт и овощей, звон денег многочисленных меновщиков, расположившихся прямо на тротуаре, побрякивание стаканами встречающихся на каждом шагу продавцов лимонаду – все это сливается в такой невообразимый концерт, от которого становится жутко непривычному человеку. |
| —92— слово Евфимию“, написанное митрополитом Григорием Цамблаком. Следуя Григорию Цамблаку, г. Пампулов рассматривает в жизни Евфимия четыре периода: 1) жизнь в Килифаревском монастыре (части первой глава первая, стр. 1140); 2) – в Константинополе (глава вторая, 4172); 3) на Афоне (глава третья, 7394) и 4) – в Тернове (глава четвертая, 95116). Во второй части, поставив своей ближайшей задачей отметить наиболее выдающиеся стороны деятельности патр. Евфимия, автор говорит о его литературных трудах – переводных и оригинальных (глава первая, 117202) и о церковно-общественной его деятельности (глава вторая, 202219). Так как сочинение г. Пампулова должно представлять собой не только популярно-назидательное чтение, а – исследование с научным характером или оттенком, то наряду с похвальным словом Григория Цамблака, произведением агиографическим, он должен был дать подобающее место и другим источникам для жизнеописания патр. Евфимия, каковые источники и указаны в известном труде проф. П.А. Сырку „Время и жизнь патр. Евфимия Терновского (С.-Пб. 1898)“, и хотя бы на основании этого сочинения предложить предварительный критико-библиографический обзор источников и вообще литературы по данному вопросу. Это избавило бы автора от многих уклонений в сторону, как во второй, так особенно в первой части сочинения. Таковы более или менее пространные отступления – в первой части – о преп. Феодосии терновском и Григории Синаите (1427), о патриархах Каллисте и Германе и их отношениях к болгарской патриархии (4267), опять о Феодосии (6970), о подвижниках Св. горы Афонской и опять о Григории Синаите (7585), – во второй части довольно обширное извлечение из статьи Константина Костепченом о правописании (124140), – об учениках Евфимия – Кириаке, Григории Цамблаке, Константине Костепченом и Владиславе Грамматике (192201). Необходимо выделить эти отступления, чтобы получить в сочинении автора связный последовательный рассказ о жизни и деятельности патр. Евфимия. Именно, в первой части автор говорит о времени и месте, рождения Евфимия, родственных отношениях его к Киприану митрополиту и Григорию Цам- |
| „Если же материал этот будете ценить не по количеству, а по качеству – замечает тот же автор, – то итог будет еще меньше“ 543 . И такому состоянию нашей науки по части палестиноведения и вообще востоковедения нечего много удивляться. Охотников вглядываться в положение церковных дел, наприм. в Палестине было очень мало. А ознакомиться с восточною церковью на основании местных источников, сведений было не возможно. В 40-х годах ХІХ-го века, некто А.С. Стурдза (русский Грек), как его рекомендуют, „знаток тогдашнего состояния православного Востока, тамошних дел и лиц“, писал в одной официальной записке: „разъединение патриарших престолов между собою доходит до невероятной степени. У св. Гроба, на Синайской горе слышать даже не хотят о том, что делается на Афонской горе, Дамаске, Бейруте и Александрии. О Греции, Европейской Турции и помину нет“. Сообразно такому положению дел, русские люди, являвшиеся на Востоке, заражались, так сказать, тем же индифферентизмом. По словам того же Стурдзы, „наши (т.е. русские) поклонники, даже самые образованные, были ничуть не зорче и не заботливее тамошних жителей. Осяжут, обойдут св. места, но о живом храме и не спрашивают“ 544 , а этим-то больше всего и интересуется церковная история. Да и много тяжкого труда нужно было полагать на изучение Палестины тем из русских просвещенных людей, которым желалось пролить свет на положение тамошних дел. Известно, что „пред приездом архим. Порфирия в Иерусалим, члены Иерусалимского синода положили друг на друга проклятие, если кто из них вздумает изменить тайнам —636— их управления и жизни и объявит их Порфирию“ 545 . Всё было шито-крыто, и непосвященному в тайну, постороннему человеку, не легко было ориентироваться. И нужно отдать честь иерусалимлянам, они умели быть солидарными и настойчивыми в достижении вышеозначенной цели. В прошении, поданном православными палестинскими Арабами, в русский св. Синод, в 1850 г. встречаем такие сведения: „смотрите, когда явится (в Палестину) кто-нибудь из России, как наприм., князь Андрей (т.е. |
| Херувимскую песнь пели 4 (c-dur) Бортнянского: исполнение было очень неудовлетворительное: без всяких оттенков forte и piano, а главное таким быстрым темпом, что диакон во время пения херувимской не успел совершить обычного при этом каждения, певчие должны были повторить ее, но при повторении, к моему удивлению, они начали уже другой херувимской песни и другого композитора. «Милость мира» пели сочинения свящ. Виноградова и притом очень хорошо. Впрочем, говоря, что здесь нет особенных напевов, я должен оговориться: они есть, должно быть, но сегодня ради большого праздника или почему-либо другому захотелось спеть повычурнее что-нибудь, партесное; а с другой стороны особенные напевы скорее можно услышать на всенощном бдении в особенном пении гласов и стихир осмогласника. Я имею основание так думать, потому что напев стихир «на блаженных», петых на 4-й глас, был какой-то особенный, не слыханный мною доселе нигде. Напев этот очень мелодичный и производит особенное впечатление мольным ниспаданием голосов на третьем колене. Особенным напевом, полагаю, отличаются и все гласы. В общем пение хорошее, – в особенности, если сравнить его с греческим. Нужно при этом принять во внимание, что хор почти никогда не поет в своем полном составе, так как за раз идет богослужение в нескольких церквах, и хор разделяется, а с другой стороны, нужно принять во внимание и то, что голоса здесь никогда не имеют отдыха, а постоянно и почти целый день в действии. Неудивительно, поэтому, если замечается усталость голосов, в особенности первых. Афонский монах. Фото конца XIX в. По окончании литургии, почетные гости – богомольцы, в том числе и мы, были приглашены в главный архондарик (гостиную), где о. Макарий благословил нас просфорою и нам предложено было по чашке чаю и кофе. Затем, чтобы ознакомиться с некоторыми порядками монастырской жизни, мы приглашены были откушать в общую трапезу. Нам указано было место на первом месте, и мы сели. Отца игумена еще не было; все монахи, числом около 400, безмолвно сидели, со сложенными на груди крестообразно руками, каждый на своем месте, ожидая прибытия игумена. |
| Критического же отношения к делу здесь нет; во всем сочинении просвечивается сильная вера ко всему невероятному, и от читающего требуется такая же вера, в противном случае это сочинение становится тенденциозным и приторным. Таким оно мне показалось, в особенности по рассмотрении ученого сочинения преосвященного Порфирия 533 . Какими тощими и ничтожными казались мои записные тетрадки об Афоне в сравнении с таким сочинением! Я чуть было не бросил писать после этого. Но рассудил: никакого научного значения я не претендую придавать своим записям. Цель их состоит в том, чтобы вписывать сюда впечатления, возбуждаемые во мне афонскими красотами, наблюдения над монашеской жизнью, различные сведения о посещаемых местах, услышанные мною большей частью от моих провожатых. Вообще для того все это я пишу, чтобы запечатлеть свое путешествие и дать себе отчет о всем виденном и слышанном. Цель очень скромная – Полагаю, что она будет выполнена до конца. Эти записи поэтому имеют в особенности для меня лично очень важное значение, так как они отличаются главным образом субъективным характером. Да, наконец, что же делать в путешествии? Не пиша, совсем отвыкнешь писать. После этого я еще с большей энергией взялся за продолжение дневных записей. (Одесса – карантин. 4-го августа.) Суббота. 23-е июля. Почти весь день был посвящен приготовлениям к обратному отъезду. Собирался не с добром. Я не хотел бы еще так скоро отсюда уехать. Желательно бы еще побыть на празднике святого Пантелеимона 27-го июля. Притом только что теперь вошел в колею монастырской жизни. Привычный порядок рушится. Теперь так хорошо, что для человека, имеющего целью отдохнуть, – больше и не нужно: обедаешь и ужинаешь, хотя не скоромно, но достаточно; пьешь кофе, вино прекрасное; днем, по примеру монахов, спишь, ночью – само собою; купаешься, – как нельзя лучше, за тобою ухаживают… Одним словом, теперь вполне беззаботная жизнь. И вдруг – ты должен оставить эту беззаботную жизнь, должен быть в движении, не поспать, как следует, не покушать, терпеть холод и голод... |
| 439 Потемкина Татьяна Борисовна (1801–1869), урожденная княжна Голицына, статс-дама; в течение 30 лет была председательницей женского Петербургского комитета Общества попечительного о тюрьмах, известная благотворительница. 443 Портарь – привратник, в обязанности которого входит встреча гостей, сопровождение их в гостиницу (архондарик) и надзор за соблюдением ими правил посещения обители. 444 Аутодафе (португ. auto da fe – деяние веры) – казнь за преступление против веры, сожжение на костре. 445 Гурко (Ромейко-Гурко) Иосиф Владимирович (1828–1901), генерал-адъютант, участник русско-турецкой войны (1877–1878). В июле 1877 г. во главе передового отряда совершил поход в Забалканье, освободил значительную часть Южной Болгарии, удержал Шипкинский перевал, завершил окружение Плевны. В декабре 1877 г. во главе 70-тысячной русской армии перешел через Балканы, занял Софию, разбил турок под Ташкисеном и Филиппополем (январь 1878), затем занял Адрианополь. Скобелев Михаил Дмитриевич (1843–1882), генерал-лейтенант, один из командующих русской армией в русско-турецкой войне (1877–1878). Со своим отрядом отличился в двух штурмах Плевны, в сражении под Ловчей, занял Адрианополь и Сан-Стефано, командовал дивизией в сражении при Шипке – Шейново. 446 Хиландарь был восстановлен из запустения сербским царем Стефаном Неманей, в монашестве Симеоном, и его сыном Саввой (в миру Растко), впоследствии архиепископом Сербским. 449 Параклис (параклит) (греч. παρλσιου) – так называются все храмы в афонских монастырях, кроме соборного храма – кафоликона (греч, αθολιν), а также приделы кафоликона. В параклисе обычно совершается литургия в будничные дни, а также некоторые другие богослужения. См.: Афон/ПЭ. Т. 4. С. 136–137. 450 В афонском храме каждый монах имеет свою стасидию – своеобразное стоячее кресло с подлокотниками, в котором разрешается сидеть в некоторые моменты службы. 452 Милан Обренович (1854–1901), сербский князь (1868–1882, Милан IV), король (1882–1889, Милан I). По малолетству Милана (1868–1872) при нем был регент, во время правления которою Сербия стала конституционной монархией с сословным представительством (Скупщиной). В годы правления Милана Обреновича в Сербии появились политические партии: радикалы, прогрессисты и либералы, расходившиеся во мнении о методах проведения модернизации в стране и выборе внешнеполитической ориентации. В этом вопросе прогрессисты, находившиеся у власти с 1880 по 1887 гг. делали ставку на Австро-Венгрию. В 1881 г. был заключен торговый договор между Сербией и Австро-Венгрией и тайная конвенция, фактически лишавшая Сербию экономической и политической самостоятельности. |
| Утвержденный таким образом особенный и автономный строй священного сего места, бывший предметом обсуждения и решений различных международных договоров, был под конец огражден ст. 62 Берлинского договора 1878 года, следующего содержания: “Монахи Святой Горы Афонской, какова бы ни была страна их происхождения, сохраняют свои владения и прежние права и будут пользоваться без всякого исключения полным равенством прав и преимуществ”. Целью и назначением подвизающихся во Святой Горе монахов, независимо от места их происхождения и национальности, на всем более чем тысячелетнем протяжении жизни Святой Горы является сохранение, преуспеяние и обеспечение священных ее обителей, возделывание посредством неутомимого трудолюбия подвизающихся в ней монахов церковной и классической письменности, аскетическая жизнь и непрестанная молитва о мире сего мира. Сохранение этого строя автономного монашеского государства, совершенно удовлетворяющего всех подвизающихся во Святой Горе православных монахов независимо от национальности и соответствующего их цели и назначению, просим и молим горячо Ваше Превосходительство взять под свое высокое покровительство и попечение. Царя царствующих и Господа господствующих от всей души и сердца умоляем даровать Вашему Превосходительству здравие и долгоденствие на благо славного германского народа и подписываемся с глубоким уважением. Подписи и печати двадцати монастырей». Кроме того, мастер резьбы по дереву монах Арсений Ксилоглиптис из скита Малой Анны искусно вырезал деревянное украшение с изображением Гитлера и надписью «о Адольф о мегас василиас» («Адольф – великий царь»). Оно было подарено вместе с посланием. Вручение этого письма возымело удивительные последствия. Вскоре после инспекционной поездки последовал приказ германской военной администрации Салоник, запрещавший не только гражданским лицам, но и немецким и болгарским военным свободный проход на Святую Гору. В греческой газете «Новая Европа» от 29 апреля 1941 года было опубликовано распоряжение, подписанное генерал-майором Арензеном (начальником полевой комендатуры 808): «Область Святой Горы находится под покровительством (протекторатом) германских военных сил. Воспрещается въезд в эту область всякому без письменного разрешения военного управления». |
| е. спокойные). Так называлось в Греции в XIV в. монашествующее сословие мистиков, которые отличались самой странной мечтательностью. Они почитали пупок средоточием душевных сил и, следовательно, центром созерцания и думали, что, положив подбородок на грудь и безпрестанно смотря на пуп, можно видеть райский свет и наслаждаться лицезрением небожителей. Это спокойное сосредоточие на одном пункте, отвлекающее мысль от всего внешнего, представлялось необходимым условием восприятия несозданного света. От внутреннего спокойствия (исихиа) приверженцы этого учения и получили свое название. Они преимущественно жили на Афонской горе. На Константинопольском соборе 1341 г. исихасты, покровительствуемые императором Андроником Палеологом Младшим и ревностно защищаемые Григорием Паламою , впоследствии архиепископом Фессалоникийским, одержали верх в прении о существе этого света с Варлаамом, Калабрским монахом. Вздорное (! – С. Ф.) мнение исихастов об условиях восприятия несозданного света вскоре само собою предано было забвению» ( Булгаков С. В. Настольная книга для священно-церковно-служителей. Издательский отдел Московского Патриархата. 1993. С. 1622). Дальше, как говорится, идти некуда). «...Чрезвычайно важно, даже больше – необходимо, – писал он далее (с. 145, 146), – осознать и освоить [...] мысль об отсутствии в Церкви общеобязательного внешнего авторитета в вопросах веры и совести и о непогрешимости самой Церкви, этого «столпа и утверждения истины». Мы, православные, как паства, так и пастыри, усвоили, к сожалению, ложный взгляд католиков на значение авторитета в сфере Церкви. Наша иерархия привыкла смотреть на себя (и привила этот взгляд пастве) глазами римского католика, видящего в своем первоиерархе непогрешимого судью в области веры. Этот взгляд на себя нашей иерархии очень ярко выражен в Синодном (sic!) Послании 1913-го года, посвященном рассмотрению вопроса об Имени Божием и обращенном ко «всечестным братиям, во иночестве подвизающимся». Изрекая строгий, безапелляционный приговор афонитам-имяславцам, Синод исходил из сознания своей иерархической непогрешимости. |
|
|
