| Как и обычно, страницы его дневников наряду с экскурсами в мифологию и критическими замечаниями археологического характера оживляются непринужденным повествованием и описанием интересных встреч. Путешествие совершалось в обществе нашего консула в Битоле Н. Ф. Якубовского, консула в Янине и македонца Терпко, – все это верхом на конях – (способ далеко о. Антонином не излюбленный, но тогда, увы, неизбежный), нагруженных чемоданами с книгами, картами и неизбежным самоваром. Кому приходилось проделывать этот путь от Салоник до Битоля и далее до Охрида и вообще по Македонии и Фессалии, тот знает о красотах тех мест. Высокие, снежные даже до середины лета вершины, огромные, горные озера: Островское, Преспанское, Охридское, Янинское, древние монастыри и церкви – памятники Палеологов и Неманичей... На своем пути он долго любовался известным Воденским водопадом. Многое напомнил он о. архимандриту – и Тивольские «Cascatelli» близ Рима, и еще больше столь некогда милый Уманский водопад 124 . Многое вспомнилось тут образов молодости и незабываемого лета 1844 г. в Умани у Подгурских и всего того дорогого прошлого: Академия, Киев, Серафимов, Наденька... Прожив неделю в Битоле, древней Ираклее Линковой и наблюдая багряные восходы солнца над Каймакчаланом, не думал он, конечно, что эта вершина, как и соперник ее, Перистери, через полвека обильно будут орошены русской кровью для счастья и свободы молодого южнославянского государства. Не думал, он, конечно, и о том, что в том же Битоле много лет спустя найдется его соотечественник, собрат и благоговейный почитатель, задумавший увековечить память его. Для характеристики о. Антонина может прекрасно послужить такой эпизод из этого его путешествия. На о. Корфу он немало удивляет местного священника-грека, прося его отслужить «параклис» (молебен) у мощей св. Феодоры, знаменитой восстановительницы иконопо-читания, которая этим именно своим историческим шагом «навевала всегда на сердце чувство чего-то теплого, близкого и ублажающего». «В отместку иноноборцам», молитвенно просит о. Антонин св. угодницу сберечь, имиже весть судьбами кое-где еще уцелевшие в бывшей столице и во всей империи ее мозаичные иконы 125 . Многие ли археологи и иконографы поступили бы так? А в этом молебне весь о.Антонин с его детской искренностью. |
| Леонида – и привели к волнениям и печальному исходу всего дела. Это побудило митрополита Филарета решительно отозваться о действиях консула: «Если такой образ действования г. консула продолжится, то никакая духовная Миссия в Иерусалиме в порядке существовать не может. Стоит только представить незаконный и несправедливый донос г. консулу, и законный начальник будет низринут, и незаконные доносители сделаются властителями» 204 . О. Антонин сразу же попытался завязать отношения с Святогробским братством и очень быстро покорил их себе своей обаятельностью и умом. Так он сблизился с «великим простецом о Христе Иисусе, нелестнейшим рабом Божиим», патриархом Кириллом и нашел в нем помощника и даже друга, вопреки создавшемуся у нас о нем мнению, основанному на, может быть, поспешном и одностороннем суждении после неудачи епископа Кирилла и о. Леонида. Не будем, впрочем, забывать, что и епископ Кирилл нашел в нем также и покровителя, и защитника в трудные минуты своей жизни. О. Антонин показал ясный и убедительный пример того, что сама Патриархия будет иначе смотреть и относиться к нам, русским, когда мы покажем в отношении ее больше такта и воспитанности. Несмотря на все прискорбные расхождения и охлаждения между о. Антонином и Патриархией в будущем, следует все же помнить, что в наших взаимоотношениях в то время наблюдался максимум искренности и достоинства, хотя о. архимандрит и не поддерживал наш престиж ничем, кроме честного отношения и уважения к законной канонической власти, почитания прав Патриархии и ее первенства, а когда нужно было, то отчетливо и прямо говорил грекам неприятную для них правду и обличал их неканонические действия. Авторитет и память его остались и тогда и теперь еще стоят на той завидной высоте, которой уже вряд ли когда сможет достигнуть там русское имя. Он пользовался не только уважением и любовью греков, но и доверием их. В нем видели человека принципов и неподкупной честности. Патриарх Кирилл (3 августа 1868 г.) наградил о. Антонина крестом с частицей Животворящего Древа «за горячее благочестие и пламенную ревность о Гробе Господнем» и возвел его в рыцари этого ордена. |
| Несмотря, однако, на давно назревшую необходимость заговорить об о. Антонине, ряд крупных затруднений встает при попытке написать его биографию. Самый интересный источник сведений о нем остался неиспользованным и, кажется, не сможет уже быть использован. Дело в том, что о. Антонин в течение полувека (с 1841 г. до самой смерти) изо дня в день аккуратно вел свой дневник, поверяя ему мысли и чувства и записывая все происшедшее, все встречи и разговоры. По завещанию 19 больших тетрадей этого дневника были отданы в Синод на хранение, чтобы только через 40 лет (т. е. как раз в настоящем году) их можно было бы использовать для печати. По слухам, увы, достаточно достоверным, этот ценнейший документ погиб в годы революции. Окажется ли этот слух несостоятельным, и поведают ли нам когда-нибудь отечественные архивы что-нибудь новое об о. архимандрите, загадывать не стоит. Ждать этого автору не хотелось, и он отважился приступить к работе вооруженный только наполовину и потому с ясным сознанием неполноты своего описания. Тем не менее все, что можно было в наших зарубежных условиях достать и прочесть, было подвергнуто возможно полному исследованию, хотя и тут не мало препон возникало пред любознательностью бытописателя. Ведь кроме краткой биографии Дмитриевского в Трудах Киевской Духовной Академии и в изданиях Палестинского Общества, да двух-трех некрологов мы не имеем ничего. Бесспорно неоценимую услугу автору оказала возможность в течение свыше двух лет непосредственно на месте, в самом Иерусалиме, познакомиться с плодами деятельности о. Антонина и с немногими оставшимися в живых его современниками. Архив Русской Духовной Миссии, до 1914 г. плохо содержавшийся и в годы войны значительно опустошенный, благодаря упорной и самоотверженной работе ныне уже покойного, долголетнего сотрудника Палестинского Общества И. Спасского был приведен в образцовый порядок и тем сохранен им как для нужд самой Миссии, так и для будущего историка. Благодаря этому автору удавалось без особых трудностей и всегда при самой обязательной помощи и ценнейших советах Ивана Ивановича использовать многое из хранящегося в делах архива. Особливый интерес представили письма родных (отца, брата и дяди – еп. Ионы) к о.Антонину в афинский период его жизни, давшие массу дорогих черточек и подробностей. Ведь привлекала всякая яркая и характерная мелочь из жизни о. архимандрита, с любовью собиралось все, что могло сказать о нем, об его детстве и юности, его душе и запросах, его родных, о всем вообще историческом и культурном фоне. Интересовали не только внешние факты и хронологические даты из послужного списка, интересовал и дорог был о. Антонин как культурное явление русской жизни, как сын славного века, носитель великих заветов. Потому-то вот не к составлению подробного и официальнаго «curriculum vitae” начальника Миссии стремился автор, а к живому рассказу о живом человеке. |
| Начал нарож-латься класс интеллигенции, и во времена о. Антонина были уже из-зестны имена афинских ученых: филолога Асопия 72 , археолога и богослова Ромботи 73 , Фармакида 74 , Иконома 75 и др. Тяжелое турецкое иго, борьба за национальную самостоятельность и свободу своего духа:оздали целые поколения меценатов, уходивших нарочито из Загорья ч Россию, откуда после трудовой жизни они возвращались и жертвовали весь свой капитал (иногда весьма немалый) на дело народного образования и пробуждения эллинского самосознания. Таковы известные: Панаиот Зосима, Зой Каплани, братья Манф и Георгий Ризари (основатели известной афинской духовной семинарии). Афины быстро стали умственным центром. Кто бывал в Греции, живал в Афинах и знает греческое общество, тот не может не признать за ним особой и редкой культурности, большого духовного наследия и истинного просвещения. О. Антонин со свойственной ему чуткостью сразу осознал, в какую интеллектуальную среду он попал, отчетливо почувствовал теперь .же воочию, и не только теоретически, что русские и эллины – самые близкие по истории, вере и духу народности 76 , что эллинство – ближайшая к нам вершина древнего мира, и очень быстро ориентировался в сложной культурной обстановке. А разобраться было в чем, и не мало на то нужно было и умения, и чутья. Нужно учесть следующее. О.Антонин попадает из стихии славянской в греческую, из сильной и национально (если не политически) свободной и богатой России в маленькую, игрушечную Элладу. Не забудем и его с детства раннего увлечения всем греческим, богатого знанием и любовью к эллинскому народу и его истории. Он приезжает туда не скучающим туристом, любопытствующим посмотреть на эту среду как на какую-то экзотику, а как готовый почерпнуть из нее все ее духовные богатства и отдать ей взамен всю свою безграничную любовь ко всему, что запечатлено именем эллинизма. Он научился и сумел «ставить себя в положение грека, чтобы живей и, так сказать, первобытнее были те впечатления, кои неслись на сердце от той или другой исторической местности, совсем иначе, конечно, говорящей в родной слух греческий, чем в слух туриста, даже исследователя-историка, даже отъявленного византиста, но чужеплеменника 77 ». |
| Когда-то в 1859 г. о. Антонин писал на Афоне о предстоящей борьбе новых «богов и гигантов, чудовищных вымыслов новой мифологии, не существующих, но действующих, отрицаемых, но веруемых: панэллинизма и панславизма» 211 . Предчувствия его не обманули: эллинизм и православность стали синонимами в сердцах и умах многих непримиримых крайних фанатиков греков. Вражда, которою умело воспользовалась латинская пропаганда в болгарской среде, усиленно разжигалась и грозила отозваться настоящим расколом по всему телу Православной Церкви. Из патриархов эллинской национальности единственно Кирилл II Иерусалимский не подписал соборного определения о болгарской схизме, чем, разумеется, вызвал раздражение в среде ярых националистов греков, раздражение настолько сильное, что 7 ноября 1872 года он был вынужден оставить патриарший престол. Факт низложения сопровождался, конечно, осложнениями, трениями и неизбежными в подобных случаях эксцессами. Особенно прискорбно, что этим вдохновлялась и падкая на эффекты и легко возбуждаемая молодежь. Грустно то, что в семинарии Св. Креста, основанной патриархом Кириллом, нередко случались резкие выступления в виде разрывания портретов патриарха, поругания их и плевания. С момента низложения патриарха портятся и отношения нашей Миссии с патриархией так, что впоследствии доходило до почти открытого разрыва, и имя о. Антонина становится одиозным в среде святогробцев. События шли таким чередом. Патриархия известила 15/27 января 1873 года о. Антонина о состоявшемся «законном» избрании архиепископа Газского Прокопия на патриарший престол и просила о. архимандрита принять участие в молебствии по этому поводу. Приглашение подписал начальник канцелярии Синода (архиграмматевс), архидиакон Фотий 212 . На приглашении печать с любопытной и громкой надписью, по-видимому, долженствовавшей придать больше веса этому документу: Σφραγιςτς ιερς διοικοσης Συνδου του κοινο του» Παναγου Τφου. 1872. Ha что о. Антонин не удержался приписать сбоку карандашом: «Каково! Печать Священного Правительствующего Синода Общины Св. |
| В афинские годы им были собраны и изучены более 200 христианских надписей Афин VII–XII веков, найденных на стенах храмов (более всего на храме Пресвятой Богородицы — древнем Парфеноне) и на отдельных, преимущественно надгробных, плитах. Надписи сообщают данные о перестройках, возобновлениях и освящениях церквей и приделов (самая ранняя — 630 года), а также о времени кончины архиепископов и митрополитов афинских. Все они тщательно скопированы, и прориси помещены в приложении. Опубликован греческий текст с русским переводом и комментарием. «Если афинскими средневековыми надписями занимались англичане, немцы и французы, то архимандрит Антонин был первый и единственный русский, составивший полный их сборник, в который вошло не только прежде изданное, но и вновь найденное»13. Крупными событиями в отечественной византинистике стали «Письма из Вифинии»14 с описанием древностей Никеи, города Первого и Седьмого Вселенских Соборов, а также книги, содержащие материалы путешествия отца Антонина 1865 года, изданные много лет спустя, уже в период его пребывания в Иерусалиме15. В 1860-е годы архимандрит Антонин складывается как исследователь-археограф. Он одним из первых исследовал греческие и славянские рукописи Иерусалима, Афона и Синая. Собранная им коллекция древних манускриптов (ныне в Библиотеке РАН в Петербурге) включает в себя греческие, славянские и арабские рукописи16. Материалы поездки на Афон 1859 года, посвященной не только церковно-архитектурным памятникам, но и более всего рукописным сокровищам монастырей17, включают в себя издание «Завещания» и «Диатипосиса» (Устава) преподобного Афанасия Афонского. В библиотеке богословского училища на острове Халки, близ Константинополя, архимандриту Антонину в 1861 году показали рукописный греческий синаксарь XII века, на полях которого содержались разновременные исторические записи, касающиеся истории города Сугдеи (нынешний Судак, в Крыму). Он их разобрал, опубликовал в русском переводе и прокомментировал. 193 заметки, представляющие большой интерес для истории Крыма с 1186 по 1400 год, содержали данные о постройке новых церквей (восьми храмов), местных церковных праздниках и важнейших исторических событиях. |
| 239 Толстой Дмитрий Андреевич (1823–1889), граф – государственный деятель. Окончил Александровский лицей (1842). На службе в департаменте духовных дел иностранных исповеданий МВД (1847), вице-директор департамента (1851). Директор канцелярии Морского министерства (1853). Сенатор (1861). Обер-прокурор Св. Синода (1865–1880). Одновременно – министр народного просвещения (1866–1880). Президент Академии наук (с 1882). Министр внутренних дел (1882–1889). 240 Имеется в виду паломничество Антонина в Иерусалим в сентябре 1857 г. (Дневник путешествия опубликован: Антонин (Капустин) , архимандрит. Из Иерусалима. Статьи, очерки, корреспонденции. М., 2010). Напомним, что Антонин в период планов и прикидок 1856–1857 гг. упоминается в «четверке первачей», негласно привлеченных МИДовским и синодальным начальством к состязанию за пост начальника РДМ в Иерусалиме. По рекомендации А.Н. Муравьева в Петербург вызвали было на «смотрины» и даже скоропостижно назначили синодским указом епископа Поликарпа (Радкевича), но он не приглянулся князю А. М. Горчакову . МИД остановил свой выбор на епископе Кирилле (Наумове) . Обер-прокурор Св. Синода граф А.П. Толстой прочил на это место то молодого оптинского «старца» Ювеналия (Половцева) , то архимандрита Антонина (Капустина) . О последнем предположении узнаем из дневника архимандрита Порфирия (Успенского) : «В 1857 г. 13 января бывший посланник Титов и знаменитая госпожа Потемкина в доме министра Норова объявили мне, что архимандрита Антонина хотят послать в Иерусалим на место мое, а меня в Афины на его место». Речь шла не просто о салонной сплетне, вариант продолжал прорабатываться, о чем свидетельствует и вполне неожиданное предложение архимандриту Антонину в конце лета 1857 г. посетить Святую Землю, да еще на военном судне – находившемся в распоряжении русского посла в Греции винтовом фрегате «Палкан». Официальный повод и ознакомительный характер поездки, видимо, тоже оставались «секретными», опубликовать книгу с описанием своего паломничества Антонин сумел только в 1866 г., когда был уже начальником Русской Духовной Миссии, и даже в дневнике указанного времени нет ни намека на подоплеку событий. Тогда, в 1857, его назначение не состоялось – и, может быть, промыслительно. Ему нужно было до конца пройти свою церковно-дипломатическую школу в Афинах и Константинополе, чтобы позже, и уже до конца жизни, быть на своем, ему одному предуказанном месте в Иерусалиме. |
| Шапира Моше Вильям (1830–09.03.1884) – иерусалимский антиквар, уроженец Каменец-Подольска, приехавший в Иерусалим в 1856 г. и принявший в 1861 г. лютеранство. Владелец книжной и антикварной лавки на улице Христианского квартала, которую часто посещал Антонин. (См., напр., запись в дневнике от 24 [февраля] 1870: «Заходил к Шабире, librcure et antiquaire, забрал у него 20 книг старых и 5 новых. Дома разбирал книги. Купить их во что бы то ни стало. Повечерие с каноном. То же занятие книгами. Бог меня занес в лавочку г. Шабиры. Книги как раз по мне».) После находки в 1868 г. Моавитского камня («Стелы царя Меши») в Иерусалиме стала появляться глиняная посуда с древнееврейскими надписями, сделанными тем же шрифтом. Продавцом являлся антиквар Шапира. Прусское правительство решило купить всю посуду с надписями. Однако Ш. Клермон-Ганно обнаружил орфографические ошибки в надписях на посуде, а затем нашел в Иерусалиме и гончарную мастерскую, в которой делались подделки. Сделка не состоялась. В дневнике от 7 февраля 1874 г. Антонин сообщает о своем разговоре с Ганно: «Просит верить безусловно, что все Шабирины антики подделка или Селима, или самого Шабиры». В 1877 г. Шапира обратился к берлинскому профессору Шольтману за экспертизой приобретенных им якобы за бесценок пятнадцати пергаменных свитков, запечатанных в глиняном сосуде, обнаруженном бедуинами в одной из пещер Заиорданья. Речь шла о книге «Второзаконие». Несмотря на неблагоприятный отзыв Шольтмана, в июне 1883 г. Шапира повез свитки в Германию для новой экспертизы в имперской библиотеке Берлина. Получив отказ, Шапира предложил рукописи Британскому музею за миллион фунтов стерлингов. Свитки были рекомендованы для покупки музеем и даже выставлены 13 августа на обозрение широкой публики. Приглашенные музеем лингвисты высказывали сомнения в подлинности рукописей, Ш. Клермон-Ганно, изучив небольшой фрагмент, с полной уверенностью заявил о подделке. Музей отказался от покупки. Шапира, не вернувшись в Иерусалим, покончил с собой в Роттердаме. См.: Allegro J. M. The Shapira Affair. N.-Y., 1965. |
| «Генерал» – В. Н. Хитрово (см. выше примеч. 251). Речь идет о второй поездке Василия Николаевича в Палестину с женой в октябре-ноябре 1880 г., когда он, в сопровождении архимандрита Антонина, посетил многие святые места и христианские селения. 691 Имеется в виду крещение 1 мая 1880 г. в Айн-Фаре Марка Слуцкого, направленного позже учителем в русскую школу в Бейрут. 692 Как явствует из дневника о. Антонина, литургию в пещерном храме Харитона Исповедника он совершил 9 мая 1867 г., а запись на стене пещеры, очевидно, делалась позже, по памяти, чем и объясняется ошибка в показании года. 694 Ибрагим Хаммури – шейх из г. Хеврона, шериф Гробницы Авраама. С его помощью и на его имя о. Антонин купил участок Баляд-ан-Насара (‘христианские развалины’) в северной части Хеврона (см. дневник за 26 февраля 1881 г.). В письме к М. П. Степанову от 26 июня 1887 г. архимандрит Антонин ходатайствовал о награждении Ибрагима-эфенди «за его 20-летние услуги нам» каким-либо русским орденом, т. к. ему «мы обязаны всеми своими успехами в Хевроне» (Россия в Святой Земле. Т. 1. С. 435). После смерти о. Антонина († 1894) и И. Хаммури (ум. 1896) старший сын («птенец») и наследник, шейх Ахмед, отказался признать сделку, несмотря на предъявленные ему многочисленные денежные расписки отца. После смерти Ахмеда (1898) наследники (жены и внуки) продолжили тяжбу, но в конце концов решением хевронского суда собственником участка была признана Русская Духовная Миссия (1905). 695 Тоблер Титус (1806–1877) – швейцарский ученый, лингвист, врач и путешественник, исследователь Палестины. Совершил четыре поездки на Восток (1835, 1840, 1857, 1865). Автор книг «Bethlehem in Palästina» (1849); «Golgotha» (1851); «Topographie von Jerusalem und seinen Umgebungen» (1853–1854); «Bibliographia geographica Palaestinae» (1867); «Descriptiones Terrae Sanctae ex saeculo VIII, IX, XII et XV» (1874). В 1877, после кончины ученого, его библиотека была приобретена Императорской Публичной библиотекой в Санкт-Петербурге (ныне РНБ). |
| Вот на всем этом фоне, шумном, пестром, складывалась повседневная жизнь отца архимандрита Антонина. Впрочем, о жизни пусть лучше расскажут близко знавшие его друзья и сотрудники. Вот как описывает профессор Дмитриевский жизнь о. Антонина в иерусалимские годы: «И в своем изолированном положении, предоставленный сам себе, он не сидел сложа руки, но весь день и большую часть ночи посвящал неустанному, напряженному труду. Двери его келии с раннего утра до позднего вечера не закрывались: рано утром он принимал туземцев-арабов, решая их споры, давая полезные советы, оказывая им материальную помощь предметами первой необходимости и деньгами. Их сменяли члены Миссии, учители и учительницы основанных им школ, испрашивая его советов и распоряжений. Каждую минуту свободно и доверчиво шли к нему русские паломники: сановники, купцы и крестьяне, богатые и бедные, стараясь найти у него разрешение волновавших их недоуменных вопросов, и о. Антонин подолгу и охотно беседовал с каждым, чем успел многих из них привлечь на свою сторону и расположить быть активными пособниками ему в том деле, которому он отдался всей душой. Только поздним вечером он оставался один, но не одиноким: друзьями его и собеседниками были любимые книги. В это время до позднего часа ночи он сидел то над какой-либо старинной рукописью или фолиантом, то вел ученую археологическую работу, то корреспондировал в газеты или к частным лицам, то, вооружившись лупой и имея под руками капитальные нумизматические издания, напрягал все усилия своего зрения над чтением какой-либо старинной римской или греческой монеты (о. Антонин был страстный нумизмат), то удалялся на устроенную им над Миссией обсерваторию, чтобы провести несколько времени изучая дивную твердь небесную с ее неисчислимым разнообразием светил, то садился за свою “повесть временных лет” (дневник) поверяя ей думы, чувства, мысли и впечатления прожитого трудового дня и таким образом давая будущему историку нашего времени весьма ценный материал для характеристики, то, наконец, вооружившись иглой, штопал свою ветхую рясу или дырявый чулок... Шум самовара на столе и “любимое питие дальней отчизны” — чай, вот что составляло непременное дополнение в его кабинете при этой его вечерней работе... |
|
|
