| Он - из тех героев, которые, чтоб приобресть славу, принижаются до среднего уровня понимания, стараются дать людям то, что им по вкусу и себе требуют за это знаков высшего почета. Брут хотел поднять римлян до своей высоты и ничего за это себе не требовал, все свое отдал. Цезарь получил бы корону, вероятно, если бы не преждевременная смерть - да корона ведь и досталась его преемнику. Брута же дом сожгли и самого бы его растерзали, если бы он не спасся бегством. Цезарь служил минутным нуждам толпы, Брут искал вечных идеалов. Антоний знал, чем можно погубить Брута: он прочел народу завещание Цезаря. После смерти, как и при жизни, Цезарь делал одно дело: награбленным силой граждан добром и покупал их же расположение. Недаром у Шекспира Цезарь не любит наблюдательных людей, которые " проникают дела других насквозь пытливым взором " . Для Цезаря такие люди - вечное напоминание о той роли, которую он играет. Цезарь не выносит проницательности, ибо чувствует, что она увидит под его славой. Антоний и все римляне ему нужны, ибо они, вместо того, чтобы разрушать иллюзию, своими восторгами питают ее и доводят, быть может, самого артиста до убеждения, что он не играет, а живет. Поэтому-то, как уже было указано, фигура Цезаря в трагедии Шекспира проигрывает много. Автор заставляет его говорить именно то, чего он никогда бы не сказал. Такой прием сразу обнажает пред нами его душу, но слова звучат коварной насмешкой над ним самим. Плутарх передает, что однажды Цезарь, вопреки обычаю и правилам приличий, не встал, когда к ораторской трибуне, на которой он сидел, подошли консулы и преторы в сопровождении всех сенаторов, и что сделал он это лишь потому, что один из его льстецов, Корнелий Бальбус, шепнул ему следующие слова: " Не забывай, что ты Цезарь; ты должен заставить считать себя высшим существом " . Когда читаешь " Юлия Цезаря " , кажется, будто Корнелий непрерывно стоит за спиною Цезаря и, подсказывая ему соблазнительные слова, заставляет его забывать, что от него требуется, и говорить от имени своих действительных вкусов и желаний. |
| Те, кто надеялся на компромисс между триумвирами, приходили в отчаяние. Что будет с государством, которое честолюбцы снова толкают в пропасть? Не написано ли в Сивиллиных книгах, что за походом Рима на Египет последует катастрофа? Тяжкие предчувствия обуревали в эти дни Горация (65-8) — второго великого поэта эпохи. Еще в то время, когда цезарианцы свирепствовали по всей стране и сенаторы прятались в водостоках, Гораций вступил в армию республиканцев. После ее поражения и гибели Брута он получил амнистию, но был разорен и зарабатывал на жизнь в должности секретаря. Меценат, в кружке которого вынашивались панегирики в честь Октавиана, привлек поэта к себе. Но и став признанным писателем, Гораций, этот «республиканец с подрезанными крыльями», не мог легко проникнуться оптимизмом Вергилия. Предвидя новые страдания родины, он говорил, что Рим идет на самоубийство, что его ожидает нашествие варваров: Рим, что сумел устоять пред германцев ордой синеокой, Пред Ганнибалом, в дедах ужас вызвавшим, Ныне загубит наш род, заклятый братскою кровью, Отдаст он землю снова зверю дикому. Варвар, увы, победит нас и, звоном копыт огласивши Наш Рим, над прахом предков надругается. [ 11 ] Честным людям нет места в обезумевшей стране, проклятой богами. Им остается лишь бежать в надежде, что где-то за морем есть «счастливые острова» — приют тишины и мира. Осенью 32 года Италия и западные провинции принесли присягу Октавиану как верховному главнокомандующему. Сам он хотел, чтобы война не выглядела гражданской, и поэтому объявил ее не Антонию, а египтянке Клеопатре. В знак того, что не римляне идут против своих, а империя — против варваров, объявление кампании провели по всем правилам древнего латинского ритуала. Антоний имел немало шансов успешно обороняться в Африке, но предпочел направить свои боевые корабли к европейским берегам. 2 сентября 31 года флотилии встретились при мысе Акций [греч.: Актион]. Началось морское сражение, Антоний и Клеопатра были разбиты и едва вырвались из окружения. |
| Но и у Цезаря было одно уязвимое место. Образованный, умный, одаренный человек, он слишком часто поддавался искушение делать широкие жесты, слишком претила ему кровожадность в стиле Суллы. Он прощал своих политических врагов, даже делал их (в частности Брута) приближенными и тем подписал себе приговор. Мягкий диктатор обречен. Если он хочет сохранить власть, он не должен знать колебаний, ему необходимо карать и казнить, без конца умножать ложь и насилие, помня, что недовольные будут всегда. «Пожизненный диктатор» забыл об этом, забыл о сенате, который ненавидел его; он был слишком человечен для настоящего деспота, что и привело к роковой развязке 15 марта 44 года. И все-таки, хоть и поздно, Цезарю удалось стать «божественным царем». Народное собрание встретило весть о его гибели безмолвием: люди растерялись, они слишком привыкли к вождю. Антоний и другие друзья убитого окружили его имя ореолом почитания. Говорили, что комета, появившаяся через неделю после смерти Цезаря, — это его душа, вознесенная на Олимп. Прошло еще немного времени, и в том самом сенате, где кинжалы заговорщиков пронзили диктатора, совершилось его причисление к небожителям. Отныне «Цезарь во Граде своем есть бог» [ 2 ]. Как отмечает Светоний, произошло это «не столько словами указов, но и убеждением толпы» [ 3 ]. Судьба Юлия — его стремительный успех и внезапный конец — потрясла римлян. Она рождала мысль о вмешательстве неведомых сил. И как бы в подтверждение этого после мартовских ид на Город обрушились стихийные бедствия. Небывалое наводнение, затопившее столицу, казалось прелюдией к новому всемирному потопу; в империи свирепствовали неурожай и эпидемии. Вергилий писал: В час, когда Цезарь угас, пожалело и солнце о Риме, Лик лучезарный оно темнотою багровой сокрыло, Ночи навечной тогда устрашился мир нечестивый [ 4 ]. По словам Диона Кассия, римляне снова стали «готовиться ко всеобщей гибели» [ 5 ]. Но наступила не мировая катастрофа, а новая гражданская война. Цезарианцы-триумвиры Октавиан, Антоний и Лепид обрушились на поборников республики. Племянник и приемный сын Цезаря Октавиан сумел уберечься от его ошибок. Он твердо знал, как поступать с действительными и возможными противниками. Зимой 43 года при поддержке Антония и Лепида он пошел в наступление против врагов диктатуры. «Тотчас же, — пишет Аппиан, — как по всей стране, так и в Риме, смотря по тому, где каждый был захвачен, начались многочисленные аресты и разнообразные способы умерщвления» [ 6 ]. |
| Вот почему и подвижнику по словам восточных отцов в начале его жизни прилично имя Иакова, как запинаемого пороками, а потом уже имя Израиля-зрящего Бога 1158 . Борьба подвижника сосредоточивается главным образом в области внутренней его жизни и имеет предметом те порочные наклонности, которые мешают человеку быть членом царства Божия. Восточная аскетик в лице своих представителей и главным образом в лице монаха Евагрия и Нила Синайского предупредила И. Кассиана в учении об осьми главных пороках, с которыми подвижнику приходится бороться в период трудничества. Те самые восемь пороков, около которых по Кассиану группируются все страстные движения человека, указываются уже Евагрием и Нилом Синайским с тем только различием, что у Евагрия четвертым по счету пороком указывается не гнев, как у преп. Кассиана и Нила Син., а печаль 1159 . Таким образом преп. Кассиан имел уже много готовых мыслей и готового материала для раскрытия своего учения о страстях. Отличие его в этом отношении от восточных аскетов можно видеть только разве в той полноте и подробности, с какой он исследует причины их, описывает свойства и указывает врачество их 1160 . У восточных отцов обращается более внимания на психологию страстей с целью дать общую психологическую теорию их возникновения, но частного и подробного описания самого действия и проявления страстей в них нет. «Возбуждаемая восприятием похоть есть корень страстей, родственных тем», говорит Антоний В. 1161 . Благодаря этой похоти человек начинает услаждаться нечистым воспоминанием и в конце концов дает согласие на грех . Поэтому-то семенем греха, из которого (семени) на почве похоти вырастают все пороки, является собственно дурной помысл. «Когда восприимешь мечтание о каком-либо чувственном удовольствии, поберегись, чтобы не быть тотчас увлечену им 1162 », советует Антоний В. тот же взгляд на помысл, как семя греха, можно находить: у Макария В., Григория Нисского и особенно Нила Синайского 1163 . У преп. Нила Синайского есть уже попытка психологического анализа постепенного развития страсти. «Беспорядочное стремление чувства, говорит он, обыкновенно производит страстный помысл, а помысл-постыдное вожделение, вожделение же-наслаждение и еще одобрение, а за ним следует на деле совершаемый грех, который, как скоро начинается, должно и прекращать в первой причине, отвращать взор, возбуждающий по порядку все, что выше сказано, прежде нежели будет устремлен он и сделает отступление трудным 1164 ». Вот почему и Нил Синайский и другие восточные отцы-аскеты средством к борьбе со страстями считают такую бдительность со стороны подвижника, чтобы не дать уму увлечься дурными помыслами 1165 . |
| – Это что? тихо спросил Антоша. – Это картина страшного суда. – Морда точно такая же, какую я видел. А… может причудилось? – Сам же знаешь, что не причудилось, да и не может средь бела дня нормальному человеку причудиться то, чего нет. -Так неужто есть, живой? – Сам видел и спрашиваешь? – А что это за утолщения с надписями? – А это грехи наши. Все до единого, какие существуют. Тот, куда ты смотришь, это – скверноприбытчество. По созвучию догадываешься, что это такое? – Догадываюсь. – И вот сейчас эта змеюка с нанизанными на нее грехами в тебе сидит. И вот Он, Спаситель, и только Он, может выволочь эту гадюку из тебя. А то ведь… ты знаешь, что такое- “Безнадёжен? Без-надё-жен!” Что может быть страшнее? Это когда брюхо набил, злата-серебра сколько смог переныкал-накопил, дов-волен, весь балдеешь от распирающего удовольствия и вдруг – бац! – туда под машину попал. Вроде случайно. А случайностей в мире, где действует Бог, нет и быть не может! Настолько всего тутошнего тленного, руками своими шелудивыми в мошну свою бездонную накопил, настолько душу свою и опустошил, а то и вовсе до дна обчистил. А с пустой-то душою, кто ты? Ты без-на-де-жен, прости, Господи… И скажет тогда Господь покровителю твоему, молитвеннику Антонию Римлянину: – Да хватит! – Слышишь, даже молитву его о тебе хныканием назовет. – Ничего больше за него спросить, он – без-на-де-жен! И слово это Его будет последним! Ой,.. Ох, Господи, аж самому страшно стало, представить не могу всего ужаса такого Его приговора. Ну, а теперь давай. Раскалывайся. Сосредоточься и перечисляй. Все иконы на тебя смотрят и ждут. – Не могу, – прохрипел шепетом Антоша. – Смотрит Он, действительно живой. – Ну, а тогда глаза закрой. Давай, с Богом. – о. Антоний положил руку на Антошину голову, придвинул свое ухо прямо к его губам и сказал тихо – Давай шепотом. И спокойно. И первое, что вырвалось из губ Антоши и совсем не спокойно и не шепотом, это о деньгах из серванта. Вырвалось, будто некоей пружиной вдруг выкинутое, комом из десяти бессвязных сбивчивых предложений. Не далее, как вчера Антоша твердо себе положил, что никакими пытками никто и никогда не вырвет у него признания об этих деньгах. И вот – мячиком выскочило. Для него самого это было так неожиданно, что он остолбенел на мгновенье, глаза открыл и уставился растерянно на о. Антония. Но тут же осмыслились глаза Антоши и он отшатнулся слегка от взгляда о. Антония. Скорбные, строгие, взыскующие глаза нарисованных ликов, которые он сегодня впервые увидел и которые разбередили неожиданно его душу, не шли ни в какое сравнение с тем, как сейчас смотрел на него о. Антоний. |
| Либерализм и христианство – несовместимы. Это «униатство» создает новую религию, где – другой Христос, который принес на землю не меч, а мир с грехом и страстями. Что касается кумиров, то я человек, и по человеческой ограниченности не застрахован от каких-либо невольных ошибок, и с радостью готов исправить их. Но могу сказать, что для меня Православие – это единственная духовная реалия и жизнь в мире призраков и теней, единственный немеркнущий свет среди мерцающих огоньков. Вы спрашиваете, что надо читать. Думаю, что вы правы: это зависит от цели, с какой читаешь. Однако надо стараться не омрачать свое сердце духовной ложью, если только мы не имеем целью бороться с ней. В Библии написано: «Пей воду из твоего водоема и текущую из твоего колодезя» ( Прит.5,15 ), а наш единственный водоем, который может утолить жажду души, – Православие. О митрополите Антонии Сурожском Если Вы просматривали книгу митрополита Антония Сурожского «Школа молитвы», не могли бы поделиться своим мнением о ней? Это экуменическая книга, где все смешано и перетасовано: фрагменты из наставлений православных подвижников, медитации, ссылки на католическую традицию молитвы с прибавлением своего собственного, либерально-экуменического опыта, – и все преподносится внешне в красивой оболочке, с сентенциями, рассчитанными на эффект. Надо сказать, что митрополит Антоний прошел путь духовной инволюции до той ступени и такого либерально-материалистического мироощущения, что неоднократно высказывал мысль, что если медицина диагностирует подозрение на болезнь плода, то его лучше убить, чем оставить жить калекой. Это – жуткое абсолютизирование земной жизни и игнорирование самого главного – вечной жизни; это языческий культ «здорового тела» с забвением о душе, который заставлял древних спартанцев и римлян убивать больных младенцев. Когда родители решались по-христиански терпеть болезни своего ребенка, то митрополит Антоний вместо приветствия и пастырского благословения на такое дело назвал это «родительским эгоизмом» и обвинил их в том, что они хотят иметь ребенка во чтобы-то ни стало, даже обрекая его на болезнь. |
| Выражение «осуетишася помышлении своими» (διαλογισμο) указывает на неупорядоченную, ложную деятельность ума 352 , когда человек, отвратившись от Бога, все свои способности подчиняет заботам о земных благах и стремится устроить земное счастье 353 . В таком состоянии на религию смотрят только как на обычай, не требующий участия ни сердца, ни мысли, и как следствие, является «омрачение внутреннего человека» 354 – третья степень падения. На таком этапе у человека заглушается совесть и отходит страх Божий 355 , и в конце концов «умирает духовная жизнь» 356 . Внутри водворяется полный мрак, в который человеку некогда и неприятно заглядывать 357 . Но в противоречии с совестью жить долго нельзя, и человек подводит превратный порядок жизни под начала разума, устанавливает его как норму жизни, свойственную человеку, т. е., говоря словами Апостола, люди «глаголющеся быти мудри, объюродеша» ( Рим.1:22 ), дошли до «крайнего оглупления» 358 (четвёртая степень). Мрак они назвали светом. Характерными чертами такой «мудрости» являются самомнение и самонадеянность 359 . Экумений пишет: «Мудрыми они считали себя, полагая, что их самих достаёт на всё» 360 . Перед нами чисто материалистическое мировоззрение, которое, как наглядно доказывает ход мировой истории, всегда приводит к идолопоклонству, к язычеству. Процесс ниспадения от Бога всегда один и тот же 361 . Поистине настоящее безумие заменить всесовершенного, вечного Бога вещественными истуканами 362 . «Изменить только славу Божию само по себе чрезвычайно смешно», а «изменить в такие вещи совершенно неизвинительно» 363 . Особая роль в таком человеческом безумии принадлежит и «мудрому назло деятелю» – диаволу, который врождённую религиозную потребность направил на ложный путь 364 . Подпадение язычества власти и влиянию демонов и их превратная, безнравственная жизнь ( Рим.1:24–32 ) есть неизбежное следствие отпадения от Бога 365 . 2.1.3. Рим.1:18–32 в западной библеистике Отрывок о греховности язычников (1:18–32) западные исследователи рассматривают в составе первой из больших четырёх частей Послания к Римлянам (1:18–4:25; три другие части: 5:1–8:39, 9:1–11:36 и 12:1–15:13), а в этой первой части – как первый шаг в раскрытии Апостолом смысла слов 1:17: «Ибо праведность Божия в нём [Евангелии] открывается от веры в веру, как написано: праведный верою жив будет» (КП). |
| После этого обещания он немедленно двинулся в глубь страны и тем самым лишил Силона всякого повода к отступлению; при этом ему удалось добыть такое множество припасов, на какое никто не мог рассчитывать, и послал своим друзьям в Самарии просьбу доставить к нему в Иерихон хлеба, вина, оливкового масла, скота и всего прочего, дабы его войско не терпело ни малейшего недостатка. Об этом узнал также Антигон, и потому он немедленно распорядился разослать по окрестностям отряды, которые должны были перехватить обозы [Ирода]. Сообразно приказанию Антигона, около Иерихона собралось значительное войско, которое засело в горах и стало ожидать прохода транспортов. Впрочем, и Ирод, в свою очередь, не дремал. С десятью когортами, пятью римскими и пятью иудейскими, равно как с отрядом наемников, к которым было присоединено еще несколько кавалерии, он двинулся к Иерихону. Город этот он нашел покинутым жителями; лишь пятьсот человек заняли с женами и детьми крепость, но Ирод взял ее и отпустил их; римляне тем временем рассыпались по городу и стали грабить его, причем нашли в жилищах множество всевозможных драгоценностей. Затем царь оставил в Иерихоне гарнизон, сам вернулся назад и отпустил римское войско на зимовье в преданные ему области: Идумею, Галилею и Самарию. Вместе с тем и Антигон путем подкупа добился от Силона согласия на оставление части войска в Лидде; этим он думал снискать себе расположение Антония. Таким образом, римляне, освободясь от военной службы, устроились отлично. 5. Около того же времени Антоний находился в Афинах. Вентидий между тем, послав Силона против парфян в Сирию, поручил ему сперва поддержать в этой войне Ирода, а затем уже собрать союзников для римского похода. Ирод, однако, отправил Силона обратно к Вентидию, а сам собрался лично покончить с разбойничьими шайками в пещерах и с этой целью двинулся против них. Пещеры находились в крайне недоступных горах, и вход в них был среди почти отвесных скал, защищенных остроконечными утесами. В этих пещерах разбойники укрывались со своими семействами. |
| В горах и непроходимых местах он был настигнут неприятелем. После храброго сопротивления Иосиф сам пал в этой битве и вместе с ним погиб весь римский корпус; последний состоял из новичков, недавно набранных в Сирии, к ним не был приставлен ни один из римлян, из так называемых ветеранов, которые могли бы поддержать неопытных воинов. 2. Антигон, не удовлетворяясь одной победой, так далеко зашел в своем ожесточении, что наглумился даже над трупом Иосифа: он велел собрать павших, а Иосифу отрезать голову, хотя брат убитого, Ферор, предлагал ему 50 талантов с целью выкупа. После этой победы Антигона в Галилее опять поднялось бурное восстание, которое на этот раз достигло ужасающих размеров: назначенные Иродом сановники были приволочены приверженцами Антигона к морю и там утоплены. И в Идумее, где Махер вновь укрепил замок Гитру, многое также переменилось. Обо всем этом Ирод ничего еще не знал. После взятия Самосаты Антоний назначил правителем Сирии Сосия и поручил ему поддержать Ирода в борьбе с Антигоном. Он сам возвратился опять в Египет; Сосия же выслал вперед два легиона в Иудею для Ирода и с остальной своей армией последовал за ними. 3. В Дафне, возле Антиохии, где Ирод остановился по дороге в Иудею, сновидения прямо предвещали ему смерть брата. Очнувшись однажды после такого мучительного сна, он к ужасу своему увидел перед собой зловещих гонцов. Только недолго он плакал над этим несчастьем, скорее даже, гнал от себя скорбь и поспешил против врага. Он ехал с невероятной быстротой и, прибыв в Ливан, Принял к себе на службу 800 тамошних жителей; там же с ним соединился один легион римлян. Не выждав ни одного дня, он вторгся с ними в Галилею и ставших против него врагов отбросил назад. Вслед за тем он немедля приступил к осаждению крепости; но, прежде чем успел овладеть ею, он вследствие наставшей сильной бури был вынужден перейти в соседние деревни. Через несколько дней прибыл к нему второй легион, присланный Антонием; тогда неприятель в страхе перед превосходством его сил в ночное время сам очистил крепость. |
| Как бы там ни было, около 50-го года все иудеи были изгнаны из Рима, и этому обстоятельству справедливо придаётся весьма важное значение в истории Римской Церкви. Если на первых порах большинство её членов составляли христиане из иудеев, то после эдикта Клавдия, который распространялся как на правоверных иудеев, так и на иудеев-христиан (пример Прискиллы и Акилы, Деян.18:2 ), большинство образовали, напротив, христиане из язычников, что придало, без сомнения, совершенно иной характер её церковной жизни. Кроме того, изданный строгий эдикт должен был «вообще теснее сплотить, а главное – совершенно обособить христианскую общину от иудейства» 42 . Этим, отчасти и объясняется тот непонятный с первого взгляда факт, почему позже, когда апостол Павел в узах приведён был в Рим и обратился с проповедью к тамошним иудеям, они высказали почти совершенное незнакомство с христианством и воспринимали его проповедь , как учение совершенно новое ( Деян.28:22–29 ). В западной науке дебаты о составе общины-адресата Послания к Римлянам восходят к фундаментальному труду «Paulus, der Apostel Jesu Christi» (1845:1867) основателя Тюбингенской школы Фердинанда Христиана Баура, который считал, что большинство римской общины составляли обращённые евреи, т. е. иудео-христиане, что Рим. направлено против их партикуляризма в защиту христианского универсализма и что центр тяжести его составляют главы IX–XI. Последнее мнение критиковали уже непосредственные ученики Баура, да и он сам позже фактически отошёл от него, но мнение о преимущественном иудео-христианском составе общины разделяли затем и другие исследователи 43 . В самом деле, в пользу этого мнения можно привести ряд соображений: Авраам назван «праотцом нашим по плоти» ( Рим.4:1 ); противопоставляется прежнее положение адресатов Рим. под Законом новому их положению, когда они свободны от Закона ( Рим.6:1–6 ); увещание не спорить о пище ( Рим.14 ) естественнее относить к евреям. Однако, например, и в 1Кор.10:1 ап. Павел говорит об израильтянах «отцы наши», хотя никто не считает, что коринфские христиане были евреями. |
|
|
