| В системе академического курса семестровым сочинениям придавалось большое значение. Наряду с серьезным и глубоким изучением темы студенты учились методике научно-исследовательской работы, поэтому и балл по сочинению при общем годовом зачете экзаменационных оценок принимался в удвоенном значении. Студенты в большинстве случаев относились к работе над семестровыми сочинениями серьезно. Из нескольких предложенных тем выбирали наиболее для себя интересные, подбирали по ним необходимый материал, много читали, делая выписки, советовались друг с другом, проверяя свои взгляды и выводы 51 . Впрочем, упадок интереса студентов к лекциям и сосредоточение их внимания главным образом на семестровых сочинениях заставляли преподавателей прибегать к разного рода мерам. Например, при выведении общего годового балла старались определить «удельный вес» баллов по устным экзаменам и по сочинениям так, чтобы не уронить значения первых и не слишком повысить вес последних. Ввиду этого, при выводе общего балла была принята система, выработанная профессором В.В. Болотовым , «обладавшим большими математическими способностями». Обыкновенно, по окончании экзаменов, он вместе с профессором Т.А. Налимовым занимался сводом или, лучше сказать, проверкой свода (сделанного канцелярией) баллов экзаменационных и по сочинениям. «Но как ни ухищрялись они, – писал в своих воспоминаниях профессор А.Л. Катанский , – сделать так, чтобы и овцы были целы и волки сыты, сила вещей, однако брала свое и было очень заметно, что дело клонится к восстановлению дореформенного (до 1869 г.) склада академической учебной жизни: лекции и их слушание, а вместе с тем отчасти и экзаменские испытания отходили на второй план» 52 . Надо отметить, что студенты старших курсов с заботой и вниманием относились к вновь поступившим, помогали конкретными делами и моральной поддержкой, столь необходимой на первых порах 53 . Ректором академии в это время был Преосвященный Антоний (Вадковский) , человек замечательных внутренних качеств и культуры. В 1885 году, будучи еще архимандритом, он был переведен из Казанской духовной академии в Петербургскую на должность инспектора. Очень скоро он снискал к себе уважение и любовь как преподавательской корпорации и студентов, к которым поставил себя в чисто отеческие отношения, так и в духовном и светском обществе. 15 апреля 1887 года архимандрит Антоний был назначен ректором академии, а 3 мая состоялась его хиротония в епископа Выборгского, викария Санкт-Петербургской епархии. Академия радостно приветствовала своего нового ректора в полной уверенности, что он своей опытной рукой установит те научно-воспитательные идеалы, к которым должны были быть направляемы питомцы духовной академии как будущие руководители юношества в духовно-учебных заведениях и пастыри Церкви. Один из профессоров академии впоследствии вспоминал, что владыка Антоний отличался «преданностью научным интересам, в высшей степени благородным, симпатичным характером и немалым административным тактом» 54 . |
| Первыми по времени были представлены митрополитом Антонием (Вадковским) «Вопросы о желательных преобразованиях в постановке у нас Православной Церкви». Согласно «Исторической записке», 20 февраля Витте приехал к митрополиту Антонию и попросил «заготовить вопросные пункты для Комитета министров для могущего быть в заседании его рассуждения о церковной реформе» 1437 . По поручению митрополита «Вопросы о желательных преобразованиях в постановке у нас Православной церкви» были составлены иеромонахом Михаилом (Семеновым) и «окончательно редактированы» ректором СПбДА епископом Сергием (Страгородским) ; 26 февраля митрополит Антоний лично передал текст С. Ю. Витте 1438 . В «Исторической записке» и в приложенных документах, в частности во Всеподданнейшем адресе, всячески подчеркивалось, что митрополит Антоний принял участие в обсуждении реформы по приглашению С. Ю. Витте, который не раз заявлял в заседаниях Особого совещания Комитета министров о данных ему на то Высочайших полномочиях. Такая трактовка встретила возражение со стороны К. П. Победоносцева , в одном из писем митрополиту Антонию (от 18 апреля 1905 г.) высказавшего сожаление, что он не получил заранее «редакции всеподданнейшего адреса», где встречаются неточности в изложении дела, ибо председатель Комитета министров внес на рассмотрение Особого совещания Комитета министров вопрос о церковной реформе, «не имея полномочий от Его Величества и без ведома Св. Синода, по частному соглашению с Первоприсутствующим членом» 1439 . Согласно же «Исторической записке», в Комитете министров не предполагалось «вести самые преобразования, а только ставился вопрос о желательности или нежелательности пересмотра положения Церкви по известным пунктам, и по утвердительном решении рассуждение о самом преобразовании должно перейти в особое совещание из представителей церковной иерархии с участием сведущих лиц из духовенства и мирян» 1440 . 9 марта митрополит Антоний получил приглашение на заседание Комитета министров, которое должно было состояться 16 марта. |
| 1871 Рыбинский Вл. Из академической жизни... С. 171. Осенью 1906 г. Д. И. Богдашевский сообщал Глубоковскому о «нелепой» и «странной» идее избрать Оболенского в почетные члены КДА в качестве «демонстрации» протеста против его увольнения и признания заслуг перед духовными академиями. Богдашевский намерен был категорически воспротивиться и сорвать эти планы, но, по собственному признанию, в этом ему мешала «бесхарактерность» (ОР РНБ. Ф. 194. Оп. 1. 337. Л. 24 об., 26 об. Письма от 28 сент. и 29 окт. 1906 г.). 1882 Там же. С. 40, 42. В числе таковых Глубоковский называл имя профессора И. Г. Троицкого (нередко исполнявшего обязанности ректора и инспектора), ссылаясь на его слова о том, что «студенты – великая сила» и «с ними нужно ладить» (Там же. С. 41). По словам Глубоковского, студенты это хорошо знали, так как были «точно осведомляемы сейчас же после каждого профессорского заседания даже о всех частных речах и случайных замечаниях...» (Там же. С. 41). 1883 «Третья докладная записка. Духовная школа. Святейшему Правительствующему Синоду епископа Волынского и Житомирского». «В третьей записке я раскатываю автономистов и мажу их навозным пометом по физиономии», – замечал сам епископ Антоний в письме митрополиту Флавиану (Городецкому) от 17 ноября 1905 г. (В церковных кругах перед революцией (Из писем архиепископа Антония волынского к митрополиту киевскому Флавиану)//Красный архив. 1928. Т. 31. С. 208). На записке стоял гриф: «не для продажи», но она широко распространялась самим автором и читалась им в различных собраниях. Подробный ее разбор сделал В. П. Рыбинский в своей статье «Из академической жизни», признав, что столь резкого отзыва академии «не получали доселе от злейших своих врагов» (ТКДА. 1906. 1. С. 189). Впервые «Третья записка» опубликована в первом издании «Собрания сочинений» архиепископа Антония в 1908 г. 1886 Там же. С. 498. В письме митрополиту Флавиану (Городецкому) от 8 октября 1905 г. епископ Антоний признавал, что нужно «все академии закрыть, а затем собрать в одну или две академии профессоров, не сочувствующих автономии, и студентов, а прочих профессоров выгнать по 3-му пункту и студентов исключить навсегда. Оставшиеся академии обставить строгими правилами, а профессоров обязать новою вероисповедною присягой. Момент теперь благоприятный: плохо, если его упустим» (В церковных кругах перед революцией (Из писем архиепископа Антония волынского...). С. 207). Тот же рецепт предлагал он и спустя два года. «Конечно, наилучше бы закрыть 2 академии; а консервативные силы сосредоточить в двух, изгнав всех нигилистов, но этого при великом святителе [митрополите Антонии (Вадковском) . – Т. Б.] сделать невозможно», – замечал архиепископ Антоний в письме митрополиту Флавиану 28 ноября 1907 г. (Там же. С. 210). |
| С тех пор популярность его за границей и особенно в Англии возросла до степени, никогда еще не достигавшейся русскими епископами (за исключением разве митрополита Филарета). Архиепископ Антоний возвратился в Россию с докторскими степенями от знаменитейших очагов английской учености – университетов Оксфордского и Кембриджского и с выражением горячих симпатий от многочисленных его английских почитателей, которые выразили чувства своего уважения к дорогому гостю Англии ценным подарком в виде коллекции церковных сосудов высоко – художественной работы (стр. 121). Чертами высокого нравственного характера обрисовывается служение Высокопреосвященного Антония в сане митрополита С. – Петербургского и первоприсутствующего члена св. Синода. К тому же здесь – в этом служении все оригинально, не отделимо от личности Владыки и ново. Широкая популярность, высота положения, по естественному порядку вещей порождали должного рода искушение: поработить себя страсти высокомерия и отдаться в покое эгоистическому использованию занятого прочного положения. Но совсем не то встречаем мы в служении митрополита Антония: глубокое искреннее смирение и поразительно энергическую деятельность, без сомнения, сократившую жизнь Владыки быть может на много лет. «Он отличался бесконечно добрым, золотым сердцем. Его широкая благотворительность не знала границ. О ней никто не говорил, мало кто и знал. Даже у самого владыки левая рука не знала, что делала правая. Он помогал своим многочисленным родным, помогал учащейся молодежи, помогал всем, кто к нему обращался, и делание добра было для него наслаждением. Сам же отличался редким бессребренничеством. Скромность его была безгранична. Он ей никогда не изменил. Как трогательно и просто он относился, например, к своим бывшим школьным товарищам по академии и семинарии, не смотря на то, что некоторые не занимали видного положения и были бедны; требовал, чтобы они говорили ему «ты», как и прежде, помогал им, хлопотал за них. В письмах к ним подписывался: «твой школьный товарищ Антоний» (стр. |
| Мы изучали доселе публичные речи святых апостолов, говоренные ими пред обществом людей неверующих, не принадлежащих к Церкви Христовой, – иудеев и язычников. Речи эти, следовательно, миссионерского характера. Что касается до проповедей, говоренных святыми апостолами пред верующими во Христа в богослужебных собраниях первенствующей Церкви, до нас не сохранилось ни одного памятника подобного рода бесед. Тем не менее, на основании сказаний книги Деяний апостольских и собственных Посланий святых апостолов мы можем составить приблизительно верное понятие об этих беседах, как со стороны их содержания, так и со стороны внешних проповеднических приемов. I О существовании богослужебных собраний первенствующих христиан и о проповеди как существенном элементе этих собраний мы имеем несомненные исторические свидетельства. В книге Деяний апостольских о первенствующих христианах рассказывается, что «они постоянно пребывали в учении апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитве» (11:42), и об апостолах, что «они всякий день в храме и по домам не переставали учить и благовествовать об Иисусе Христе» (5:42). Таким образом, в апостольский век учение и проповедь об Иисусе Христе на первых же порах соединялись с богослужением и слышались там, где были собрания верующих для удовлетворения своих религиозных потребностей. Такие собрания на первых порах были в местах, имевших священное значение для иудеев, – в храме Иерусалимском и в иудейских синагогах. В эти-то собрания апостолы и являлись сначала со своею проповедью о Христе. Но с самого же начала возникновения христианских обществ христиане должны были составлять свои особые богослужебные собрания, отличные от иудейских. Это требовалось самым порядком вещей. Иудеи, от которых не отделялись сначала верующие во Христа, недолго терпели в своей среде исповедников новой веры, видевших истинного Мессию в Том, Кого иудеи неправедно осудили и пригвоздили ко кресту. Увидев всю разницу между своею верою и проповедью о Мессии Христе, они скоро воздвигли гонения на последователей Христовых и не давали им свободного доступа в места своих богослужебных собраний. |
| Понятно, что такое беспорядочное явление не могло долго оставаться без вреда для назидательной цели богослужебных собраний. Апостолы ясно сознавали это и потому должны были ограничить некоторыми правилами безграничную свободу пользовавшихся дарами духовными. Правда, разнообразие дарований, говоря вообще, было одним из лучших явлений христианского одушевления и горячности любви к вере Христовой, и во многих случаях было причиной обращения ко Христу язычников; но апостолы обращали внимание на религиозные потребности не язычников только неверующих, но и тех, которые уверовали уже во Христа. Предписания апостола Павла, касающиеся этого предмета, ясно показывают, что он живо чувствовал многие неудобства существовавшего тогда порядка вещей, но не скоро еще можно было изменить утвердившееся; вместе с злоупотреблениями и беспорядками легко можно было убить в верующих живое и горячее сочувствие к вере Христовой. Посему-то апостол Павел, когда предстоятели коринфского общества спрашивали его, как устранить вкравшиеся злоупотребления, особенно в отношении к глоссолалии, не уничтожает всего совершенно, но только делает некоторые ограничения. Более всего и прежде всего требовалось наставлений относительно значения и употребления дара языков, потому что от неблагоразумного употребления этого дара всего более было беспорядков в христианских собраниях. Апостол совершенно далек от того, чтобы отрицать всякое достоинство у этого дарования Духа; он признает достоинство его как одной из форм религиозной жизни, видит пользу, какую принесло это дарование в деле обращения неверующих, и он даже благодарит Бога за то, что удостоился дара языков, но, принимая во внимание пользу богослужебных собраний, апостол дает дару языков второстепенное значение, потому что дар этот не имел в себе ничего существенно полезного для этих собраний. Не имея ни существенной нужды, ни даже возможности запретить употребление сего дара вовсе, апостол ограничивается только наставлением, чтобы в одно и то же время не говорили двое или трое глоссолалов вдруг, и при том, чтобы каждый языковещатель был непременно толкуем другим, в противном же случае должен был молчать и беседовать себе и Богу ( 1Кор.14:27–28 ). |
| Апостол Павел был ученый и образованный еврей. Следы же иудейской учености заметны в его речах и обнаруживаются преимущественно в большем красноречии, чем какое мы встречали в речах Петра. Впрочем, ученость эта не увлекала его к бесплодным фарисейским умствованиям и к безразборчивости по отношению к выбору материи и доказательств. Он питал отвращение к той методе религиозного учения, которая стремилась основываться «на убедительных словах человеческой мудрости», и в своей проповеднической деятельности хотел быть простым и безыскусственным и называл себя в этом отношении даже невеждою в слове ( 2Кор.11:6 ), так, чтобы вера людей основывалась не на мудрости человеческой, но на силе Божией ( 1Кор.2:1,4:5 ). Доказательства, употребляемые апостолом Павлом, всегда отличаются величайшей целесообразностью. Они имеют ту особенность, что апостол, смотря по тому, говорил ли он пред иудеями или язычниками, пред верными или младенцами по вере, умел всегда сообразно свойствам своих слушателей давать своей речи то или иное направление, и употреблять те или иные доказательства. Большею частью он держался исторического метода доказательств. Для иудеев доказательства истинности учения Иисуса он почерпал из истории иудейского народа и из пророчеств о Мессии, связывал их с историей жизни Иисуса и путем такой исторической дедукции старался уяснить для своих слушателей истины, которые он хотел доказать. Наилучшим примером в этом отношении служит уже названная нами речь апостола, сказанная в иудейской синагоге в Антиохии Писидийской ( Деян.13:15 и далее). Другим характером отличаются доказательства, употребляемые апостолом в речах, сказанных перед слушателями язычниками. Здесь он старается стать на почву философскую. С большим тактом и знанием дела направляет он в этом случае мысль своих слушателей от рассмотрения явлений природы к познанию и почитанию одного истинного Бога и затем отсюда к необходимости принять учение Иисуса. При этом для придания большего веса своим доказательствам он иногда по требованию обстоятельств приводил некоторые места из греческих поэтов и философов. Образцом подобного рода речей служит также известная нам уже речь его пред афинским ареопагом ( Деян.17:23 и далее). Кроме этой речи, в Деяниях апостольских записана еще одна речь его пред язычниками, сказанная в городе Листре, где народ по исцелении Павлом хромого от рождения принял его вместе с Варнавою за языческих богов и хотел принести им жертвы. Здесь апостол, с энергией указав на себя только как на проповедника истинного Бога, старается дать им понятие об этом Боге чрез рассмотрение явлений природы. «Бог свидетельствует с неба, – говорит он, – благодеяниями, подавая нам с неба дожди и времена плодоносные и исполняя пищею и веселием наши сердца» ( Деян.14:15–17 ). |
| Посмотрим теперь, по какому плану Ориген построил свои поучения. Так как каждая перикопа Священного Писания могла заключать в себе разнообразные сюжеты, то недостаток систематичности и единства становился почти неизбежным. Оратор раскрывал истины догматические или нравственные, по мере того, как священный текст представлял ему к тому случай. Возьмем для примера первую его беседу на книгу Царств, имеющую своим предметом рождение Самуила. Беседа эта была произнесена в Иерусалиме, потому что она заключает ясный намек на епископа этого города. Нельзя представить себе ничего более прекрасного и благородного, как приступ, где Ориген как бы извиняется в том, что не владеет такими же качествами, какие верующие христиане иерусалимские привыкли видеть в своем первом пастыре. Затем сравнение Церкви с полем, на котором растет множество самых разнокачественных деревьев, из которых одни производят плоды сладкие и приятные, а другие плоды горькие и невкусные, хотя каждое из них имеет свою удобоприменимость и приносит свою пользу, он этим, так сказать, ораторским маневром завоевывает себе внимание слушателей. «Итак, не ищите в нас, – говорит он, – того, что вы привыкли находить в вашем епископе Александре. Мы признаем, что он превосходит всех нас своею кротостью и своею любовью. И не я один только прославляю и превозношу эти качества в нем; вы все знаете их по собственному опыту, – и сами представляете в этом неопровержимое свидетельство. Мы можем также быть растениями того же поля, и таково наше желание, но это тем не менее не лишает нас возможности иметь не такой же вкус. В наших плодах есть, мы сознаемся в том, некоторого рода горечь, или скорее такова она только по виду, потому что упрек и обличение кажутся горькими только в момент их принятия; но горечь эта становится сладкою по тем переменам, какие она производит». Для того, чтобы оправдать суровый тон, который он по временам принимает, Ориген ссылается на пример Самого Спасителя, Который, всегда обещая одним блаженства, не переставал говорить другим: «Горе вам, нарушающим заповеди». Святой Павел также не был одинаков по отношению ко всем; он готов был вооружиться палицею, когда видел, что кротость и снисходительность не приводили к желательному результату. После этого воодушевленный оратор проводил параллель между собою и епископом Иерусалимским, который без всякого сомнения присутствовал при произнесении беседы. «Я вам сказал об этом вначале, – продолжает Ориген , – потому что знаю, что вы привыкли к кроткому и снисходительному слову вашего отца; между тем как кустарники нашей плантации имеют некоторую долю горечи во вкусе. Но по вашим молитвам я смею надеяться, что вы превратите их для себя в спасительные врачевства. Между лекарствами одни есть приятные, другие острые и даже с горечью. И однако каждое из них доставляет свою относительную пользу, когда употребляют в меру и в приличное время». |
| 14:17 и д.; 15 и д., 15:2 и д.; Мф.13:52 ). Употребление Священного Писания Священными книгами иудейского народа этот Божественный Учитель всегда умел пользоваться в Своих наставлениях весьма кстати и с мудрою осмотрительностью. Иногда Он места Писания полагал в основании Своих речей в синагоге и выводил из них поучительные рассуждения ( Лк.4:15 и д.), иногда приводил их в подтверждение Своих собственных наставлений и замечаний ( Мф.13:13 и д., 15:7 и д.), иногда же пользовался некоторыми рассказами из Писания для уяснения важных религиозных истин ( Мф.12:3 и д.). Равно далекий от поверхностного, произвольного, основанного на традиции и каббалистических бреднях бесплодного аллегорического и мистического способа изъяснения, Он предлагал правильное понимание Писания и указывал исполнение толкуемых иудеями по отношению к Мессии пророчеств с величайшею ясностью и очевидностью ( Мф.9:13; 11:10; 12:28 ; Лк.10:26 и д., 4:18–21). Некоторые же места из истории Он старался употреблять путем сильных приспособлений и удачных намеков для уяснения и утверждения важных истин ( Мф.12:7; 21:16; 42–44 , Лк. 11:29–32 ). Способ доказательств Способ доказательств, который употреблял Иисус Христос для убеждения Своих слушателей в истине Своего учения, отличается крайним разнообразием. Он старался, когда это было необходимо, представлять самое учение в необыкновенном свете и чрез меткие примеры и сравнения из священной истории и обыденной жизни объяснять его так, что после этого истинность его становилась совершенно очевидною ( Мф.6:25 и д., Ин.8; 34 и д., 10:8 и д.). Его доказательства были ясны, кратки, убедительны и неопровержимы и сообразны с пониманием Его слушателей ( Мф.11:4 и д., Ин.5:19 и д., 7:16 и д., 10:25 и д.). Употребление обыденных поговорок и пословиц придавало им особенную твердость и очевидность, а указания на опыт делали их неоспоримыми ( Мф.19:24 , Ин.4:3; 7:17 и д., 3:18–21). Предубеждения и возражения Он опровергал самым убедительным образом. Встречавшиеся противоречия Он устранял раскрытием истины и тайные помышления обнаруживал со всей поразительной ясностью ( Лк.11:7 и д., Ин.10:34 , Мф.22:23 ). Хотя некоторые доказательства Его не имеют философской верности и несомненности, но употребляемые всегда в высшей степени к месту и сообразно с целью, они для большей части народа были убедительны, и некоторые аргументы придавали доказываемыми ими положениями величайшую силу и убедительность ( Мф.22:32 , Лк.11:17 и д.). |
| В этих случаях Спаситель и Сам для Себя доставлял исполненный глубокого смысла материал для дальнейших рассуждений, и Своих слушателей подготовлял к тому, чтобы они в будущем самые эти предметы легче и скорее восприняли как истину ( Мф.11:16,17,22 и д., Лк.16:19 и д., Ин.10:1 и д., Мф.13 ). Главным же образом Он употреблял притчи при научении нравственным истинам. Вследствие этого слушатели Его сами имели возможность наглядно судить и определять свойства обязанностей, их достоинство и обязательность для себя. Этим путем Иисус Христос старался привести их в такое состояние, чтобы ум их сильнее мог воздействовать на волю и сердце ( Мф.18:23 и д., Лк.10:30 и д., 15:4 и д., 8 и д., 11 и д., 18:1 ид.). Все притчи отличаются необыкновенною простотою, ясностью и наглядностью, так что подобия и заключающиеся в них нравоучения или сами собою бросаются в глаза, или достаточно могут быть объяснены только в нескольких словах. Впрочем, они имели совершенно местный характер, сообразный с родом жизни, нравами и обычаями и гражданским устройством иудейского народа тогдашнего времени. Спаситель брал образы из путешествий, от земледелия и виноделия, от рыбной ловли, от брачного пиршества и других предметов из общественной и домашней жизни, а также из истории иудейского народа, и потому притчи Его каждый раз наисовершеннейшим образом сообразны были со своею целью. § 4. Внешняя форма речей Христа Как в отношении содержания и передачи религиозных истин речи Христа Спасителя отличаются неподражаемой общедоступностью, простотою, энергией и разнообразием, так и в отношении внешней формы все эти свойства присущи Его речам. Он не прибегал к пустому блеску красноречия и суетной декламации, но употреблял обыкновенные тогда и общепонятные слова и выражения и при том говорил всегда легко и непринужденно. Образные выражения и метафоры Он употреблял нередко, чтобы придать своим рассказам больше жизни и выразительности, но употреблял только такие, которые тогда были обычны и всем понятны. Иногда Он давал Своим речам высший полет и допускал в них некоторую неясность, когда того требовали особенные цели, – большею же частью говорил Он с величайшим снисхождением. |
|
|
