| 8 „А того же года (1581 г.) Папин посол Антоний к Москве приехал, а стоял в Китае городе, на Иванове дворе Серкова. А встречали его по наказу, за посадом, по Тферской дороге, за Ямскою слободою“. („Известие историческое о Антонии Поссевине, после от Римского Папы Григория XIII, присланном к царю Иоанну Васильевичу в 7088 (1580) году, в бытность его в России сочиненное“. (Древняя Российск. Вивлиофика. Изд. 2-е, часть VI, 1788 г., 71 стр.). 9 Пам. Диплом. Снош. Т. I. стр. 24. В Новгороде и Пскове ямские слободы упоминаются, как устроенные уже в 1560 году. Неужели позднее их устроена слобода под Москвою? Переяславская слобода была основана царем Иоанном Васильевичем (1533–1584г.), что видно из судного дела 1621 года ямщиков Переяславской слободы с ямщиками села Напрудного, записанного в писцовых книгах XVII века, – где переяславские ямщики говорят: „блаженные памяти при государе царе и великом князе Иване Васильевиче всея Руссии поставлена им Переяславская ямская слобода на Поклонной горе, а ямщиков было пятьдесятъ человек“... Но Переяславская слобода позднейшего происхождения. 12 И.Я. Гурлянд. Ямская гоньба в Московском государстве до конца XVII в.– Яросл. 1900 г. стр. 45. 14 происхождении слова „ям“ существует много мнений. По словам ориенталистов, оно занесено к нам татарами. У татар этим словом обозначалась налагавшаяся на подвластные народы дань, собиравшаяся для поддержания почтовой организации в орде (дзям по монгольски – дорога, дзямчи – гонец, проводник, ДЗ – при переходе монгольских слов на татарский язык, меняется на я – ЯМ», (см. Гурлянд, ямск. гоньба). По объяснению археолога Мартынова, слово „ямы“ имеет двоякое значение: это 1) места вырытые, углубления на поверхности земли и 2) станы на большой дороге, где жили ямщики и где едущие переменяли почтовых лошадей. (Русск. Стар. А. Мартынова , стр. 102). 15 Прикащик был заведующим гоньбою и главным распорядителем, а вместе и судьею своего округа, кроме дел важных, уголовных. А староста под наблюдением приказчика наряжал охотников, вел гоньбу и хозяйственную часть дела. |
| 1871 Рыбинский Вл. Из академической жизни... С. 171. Осенью 1906 г. Д. И. Богдашевский сообщал Глубоковскому о «нелепой» и «странной» идее избрать Оболенского в почетные члены КДА в качестве «демонстрации» протеста против его увольнения и признания заслуг перед духовными академиями. Богдашевский намерен был категорически воспротивиться и сорвать эти планы, но, по собственному признанию, в этом ему мешала «бесхарактерность» (ОР РНБ. Ф. 194. Оп. 1. 337. Л. 24 об., 26 об. Письма от 28 сент. и 29 окт. 1906 г.). 1882 Там же. С. 40, 42. В числе таковых Глубоковский называл имя профессора И. Г. Троицкого (нередко исполнявшего обязанности ректора и инспектора), ссылаясь на его слова о том, что «студенты – великая сила» и «с ними нужно ладить» (Там же. С. 41). По словам Глубоковского, студенты это хорошо знали, так как были «точно осведомляемы сейчас же после каждого профессорского заседания даже о всех частных речах и случайных замечаниях...» (Там же. С. 41). 1883 «Третья докладная записка. Духовная школа. Святейшему Правительствующему Синоду епископа Волынского и Житомирского». «В третьей записке я раскатываю автономистов и мажу их навозным пометом по физиономии», – замечал сам епископ Антоний в письме митрополиту Флавиану (Городецкому) от 17 ноября 1905 г. (В церковных кругах перед революцией (Из писем архиепископа Антония волынского к митрополиту киевскому Флавиану)//Красный архив. 1928. Т. 31. С. 208). На записке стоял гриф: «не для продажи», но она широко распространялась самим автором и читалась им в различных собраниях. Подробный ее разбор сделал В. П. Рыбинский в своей статье «Из академической жизни», признав, что столь резкого отзыва академии «не получали доселе от злейших своих врагов» (ТКДА. 1906. 1. С. 189). Впервые «Третья записка» опубликована в первом издании «Собрания сочинений» архиепископа Антония в 1908 г. 1886 Там же. С. 498. В письме митрополиту Флавиану (Городецкому) от 8 октября 1905 г. епископ Антоний признавал, что нужно «все академии закрыть, а затем собрать в одну или две академии профессоров, не сочувствующих автономии, и студентов, а прочих профессоров выгнать по 3-му пункту и студентов исключить навсегда. Оставшиеся академии обставить строгими правилами, а профессоров обязать новою вероисповедною присягой. Момент теперь благоприятный: плохо, если его упустим» (В церковных кругах перед революцией (Из писем архиепископа Антония волынского...). С. 207). Тот же рецепт предлагал он и спустя два года. «Конечно, наилучше бы закрыть 2 академии; а консервативные силы сосредоточить в двух, изгнав всех нигилистов, но этого при великом святителе [митрополите Антонии (Вадковском) . – Т. Б.] сделать невозможно», – замечал архиепископ Антоний в письме митрополиту Флавиану 28 ноября 1907 г. (Там же. С. 210). |
| Таков был отец иночествующих; но уже не в одном Египте, и в Палестине восстали великие отшельники, движимые тою же жаждою уединения. Иларион, получивший образование в школе Александрийской, с отроческих лет возненавидел суету мира и, услышав о Великом Антонии, поселился при нем на краткое время, научаясь образу его строгой жизни. Потом, утомленный множеством приходящих, Иларион укрылся в дикую пустыню на рубеже Сирии и Египта, по которой скитались хищные Сарацины. Тщетно предостерегали его ближние о неминуемой опасности, мужественный юноша страшился только вечной смерти. «Когда ничего нет, нечего бояться, – говорил он, – смерти же не боюсь, потому что готов умереть». Облаченный в кожаную ризу, какую дал ему Антоний, подвижник лишал себя пищи по несколько дней, хотя она состояла только из пятнадцати смокв, вкушаемых по захождении солнца, и, трудясь непрестанно над плетением кошниц, в тесной келий, более похожей на могилу, чем на хижину, провел более шестидесяти лет в пустыне. Переменяя иногда место своего жительства от насилия разбойников, Иларион не ими однако же был вытеснен из пустыни, но славою своих чудес. Еще прежде него другой отшельник, Харитон, пострадавший в гонение кесаря Аврелиана, посетил в преклонных летах Палестину и, странствуя по ее пустыням, схвачен был разбойниками около берегов Мертвого моря. Заключенный ими в дикий вертеп, он ожидал гибели; но чудное наказание постигло хищников. Гнездившийся в пещере змей, тайно утолив жажду из наполненного вином их сосуда, отравил напиток, и все они вкусили смерть. Тронутый нечаянным избавлением, Харитон решился в том самом приюте посвятить себя Богу и тем положил основание знаменитой впоследствии лавре Фарранской. Спустя многие годы молва о святой его жизни привлекла к нему бесчисленных учеников, которые все стремились к нему в ущелья, искать в них приюта от последних гонений на Христианство, доверяясь молитве старца более, нежели стенам и замкам. Утомленный бременем их многолюдства, он скрылся в новую пустыню Фекуа, но и там просияла слава его имени обширною обителью. Суккум, в окрестностях того же моря, был его третьим пристанищем, только на краткое время безлюдным; ученики его стояли уже на страже, около одинокой и неприступной келий, иссеченной на вершине горы. Но когда в глубокой старости почувствовал он близкую кончину, признательное его сердце не захотело себе другой могилы, кроме того места, где так чудно был спасен Провидением, благоволившим дать ему время усовершенствоваться на земле. Едва дышащий, он был отведен учениками в первую обитель Фарранскую, и там упокоил ветхие свои кости в пещере. |
| Самыми знаменитыми из них почитались: Макарий, который управлял пятью тысячами иноков на внешней горе Писпер, и Амаф, устроивший обитель в самой горе, где уединялся авва; преемником Амафа был Питирим, прославленный даром исцелений и чрезвычайными подвигами. Сармафа, скоро по смерти Антония, убили Сарацины, вторгшиеся в его обитель; но там достиг глубокой старости другой ученик Хрон, служивший переводчиком авве в греческих беседах с приходящими, Иосиф, отличавшийся смирением, и Павел, за чрезвычайную простоту сердца названный Препростым, славились также между его приближенными. Последний достиг такого совершенства отчуждением своей воли в послушание авве и несомненною верой, что к нему посылал великий Антоний тех болящих и беснуемых, которых, по смирению, сам не хотел исцелить, и Павел изгонял бесов, будучи твердо уверен, что все, что только прикажет его учитель, должно исполниться. Однажды, когда упорствовал демон оставить болящего, Павел с детскою простотою стал на молитву и воззвал: «Господи Иисусе, распятый ради нас, уверяю Тебя, что я не сойду с утеса и не вкушу ни пищи, ни пития, пока не исцелится страждущий!» И он исцелился. Другой ученик Пиор, прожив многие годы при великом Антонии, с разрешения самого старца уединился в пустыню Нитрийскую, ибо не имел уже нужды в руководителе. До такой степени чуждался он уз мирских, что одно только повеление аввы могло заставить его, по смерти родителей, идти посетить безутешную сестру; он предстал ей, но с закрытыми глазами, и сказал: «Сестра, я Пиор, брат твой, гляди на меня сколько хочешь», и потом, несмотря на все ее убеждения, удалился опять в пустыню. Он же, когда однажды отшельники Скитские судили между собой о проступках некоторых из братии, положил себе за спину тяжелый мешок песка, а на грудь повесил малую корзину с песком, и сказал старцам: «Позади меня мои тяжкие грехи, чтобы я их не видел и не оплакивал; спереди же легкие грехи брата моего, чтобы я их судил, будто бы оплакивал». Прочие ученики Антониевы, Памва, Исидор, Нестер, два великих Макария, удалились подобно Пиору из родственной для них обители Писпер, чтобы впоследствии прославиться в пустынях Скитской и Нитрийской. |
| Все присутствующие поняли при этом, что ему открыто нечто таинственное, чего он не хотел сказать, но тем не менее стерегли, чтобы он не уехал. Тогда он решился, объявив об этом во всеуслышание, не принимать ни пищи, ни пития, пока его не отпустят. Спустя после этого семь дней, изнуренный постом и простившись с очень многими, он отправился наконец в Бетилий, сопровождаемый бесчисленным множеством людей; там, убедив толпы возвратиться, он выбрал сорок монахов, которые имели дорожные припасы и могли выступить в путь, соблюдая пост, то есть по захождении солнца. Посетив потом братьев, живших в соседней пустыне, и остановившись несколько времени на месте, называемом Лихнос, он через три дня достиг крепости Теубатской, чтобы увидеть епископа и исповедника Драконтия, который был сослан туда в ссылку. Тот был неимоверно утешен прибытием такого мужа; а через три дня потом он со многим трудом дошел до Вавилона, чтобы посетить епископа и тоже исповедника – Филона. Потому что император Констанций, покровительствуя ереси арианской, сослал обоих в те места. Отправившись оттуда, он через три дня пришел в город Афродитон. Там, условившись с диаконом Байзаном (который, по причине недостатка воды в пустыне, перевозил путешественников к Антонию наемными двугорбыми верблюдами), он объявил братиям, что наступает день успения Антония и что он должен провести ночь в бдении на самом месте погребения его 57 . Итак, они достигли, наконец, через три дня пути по обширной и страшной пустыне до весьма высокой горы, где нашли двух монахов, Исаака и Пелузиана, из коих Исаак был переводчиком у Антония. Так как представился случай, и притом кстати, то мы считаем приличным описать коротко жилище такого мужа. Каменная и высокая гора, около тысячи шагов в окружности, выдавливает у подошвы своей воду, часть которой поглощается песками, а другая, проникая далее, образует поток, над которым растущие по обоим берегам бесчисленные пальмы придают месту много прелести и удобства. «Ты увидал бы старца, расхаживающего туда и сюда с учениками, блаженного Антония. Здесь, – говорят они, – он обыкновенно пел псалмы, здесь молился, здесь работал, здесь отдыхал. Эти виноградные лозы, эти деревца он сам насадил; эту грядочку он устроил собственными руками. Этот водоем для орошения садика он сделал с большим трудом. А вот тою мотыгою он много лет возделывал землю». |
| Так подвизаясь, провел он долгое время, два раза только в год принимая хлебы через ограду. 13 . Приходящие к нему знакомые, поскольку не позволил он им входить внутрь ограды, нередко дни и ночи проводили вне ее; и услышали они, что в ограде как бы целые толпы – мятутся, стучат, жалобно вопят и взывают: «Удались из наших мест; что тебе в этой пустыне? Не перенесешь наших козней». Стоящие вне подумали сначала, что с Антонием препираются какие-то люди, вошедшие к нему по лестницам; когда же, приникнув в одну скважину, не увидели никого, тогда, заключив, что это демоны, объятые страхом, сами начали звать Антония. И он скорее услышал слова последних, нежели позаботился о демонских воплях. Подойдя к двери, он умоляет пришедших удалиться и не бояться. «Демоны, – говорит он, – производят мечтания для устрашения боязливых. Посему запечатлейте себя крестным знамением и идите назад смело, демонам же предоставьте делать из себя посмешище». И пришедшие, оградившись знамением креста, удаляются; а Антоний остается и не терпит ни малого вреда от демонов, даже не утомляется в подвиге, потому что учащение бывших ему горних видений и немощь врагов доставляют ему великое облегчение в трудах и возбуждают усердие к большим трудам. Знакомые часто заходили к нему, думая найти его уже мертвым, но заставали поющим: да воскреснет Бог , и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящий Его. Яко исчезает дым, да исчезнут: яко тает воск от лица огня, тако да погибнут грешницы от лица Божия ( Пс. 67:2–3 ); и еще: вси языцы обыдоша мя, и именем Господним противляхся им ( Пс. 117:10 ). 14 . Около двадцати лет провел так Антоний, подвизаясь в уединении, никуда не выходя и во все это время никем не видимый 5 . После же того, поскольку многие домогались и желали подражать его подвижнической жизни, некоторые же из знакомых пришли и силою разломали и отворили дверь, – исходит Антоний, как таинник и богоносец из некоего святилища, и приходящим к нему в первый раз показывается из своей ограды. И они, увидев Антония, исполняются удивления, что тело его сохранило прежний вид, не утучнело от недостатка движения, не иссохло от постов и борьбы с демонами. |
| Узнав об этом, благоразумнейший юноша убежал в горные пустыни; и хотя ожидался конец гонения, но Павел, превратив дело необходимости в дело охоты, то мало-помалу шел далее, то останавливался, – и после нескольких перерывов нашел наконец скалистую гору, при подошве которой была огромная пещера, заваленная камнем; отвалив камень и, по общечеловеческому стремлению знать сокровенное, тщательно осматривая внутренность пещеры, Павел нашел большое помещение, которое, при открытом сверху небе, прикрывалось широкими ветвями старой пальмы и из которого виднелся самый чистый ключ воды, чей поток, только что прорвавшись наружу, тотчас же снова скрывался в небольшую скважину породившей его земли. Кроме того, в горных углублениях было немало опустелых жилищ, где встречались ржавые уже наковальни и молотки для чеканки монет. Здесь, по сказанию египетских книг, была мастерская фальшивой монеты в то время, когда Антоний был в связях с Клеопатрою. Полюбив это место 51 , как бы нарочно приготовленное для него Богом, Павел провел там всю жизнь в молитвах и уединении; пищу и одежду доставляла ему пальма. Чтобы это не показалось кому-нибудь невозможным, свидетельствуюсь Иисусом и Его святыми Ангелами, что в той части пустыни, которая возле Сирии примыкает к сарацинам, видел я монахов, из которых один в течение тридцати лет, пребывая безысходно в пустыне, поддерживал свое существование ячменным хлебом и грязною водою; другой, заключившись в старом водоеме (какой сирийцы на своем народном языке называют кубба), питался ежедневно пятью стеблями тростника. Это покажется невероятным для тех, которые не веруют, что все возможно верующим. Но возвращусь к тому, о чем я начал говорить. Когда блаженный Павел уже 113 лет проводил на земле небесную жизнь, а в другой пустыне подвизался девяностолетний Антоний, пришла сему последнему, по его собственному сознанию, в голову мысль, что нет в пустыне монаха, который был бы совершеннее его. Но во время ночного отдохновения было открыто Антонию, что есть другой монах, гораздо лучше его, и что он должен отправиться в путь, чтобы видеть этого подвижника. |
| В следующую ночь зовет его некто свыше, говоря: «Встань, Антоний, выйди и посмотри». Антоний выходит (ибо знал, Кому должно повиноваться) и, возведя взор, видит, что стоит кто-то высокий, безобразный и страшный и касается главою облаков и что восходят еще некие, как бы окрыленные, и первый простирает к последним руки и одним преграждает путь, другие же перелетают через него и, миновав его, безбедно уже возносятся вверх; на последних великан этот скрежещет зубами, о тех же, которые падают вниз, радуется. Вдруг Антонию говорит голос: «Уразумей видимое». Тогда отверзся ум его, и уразумел он, что это есть прехождение душ, что стоящий великан есть – враг, завидующий верным, и он подпадших власти его удерживает и возбраняет им идти далее, но не может задержать непокорившихся ему, потому что они проходят выше его. Увидев это и такое видение приняв как бы за напоминание себе, Антоний стал прилагать еще вящее старание, чтобы ежедневно преуспевать в прежних подвигах. Объявлял же он о таких видениях неохотно, но поскольку бывшие с ним, когда видели, что он долее обыкновенного молится и представляется удивленным, спрашивали его и докучали ему своими вопросами, то принужден бывал рассказывать им, как отец, который ничего не может скрыть от детей; притом рассуждал он, что совесть его останется чиста, а им рассказ его послужит на пользу, когда узнают, что подвижничество имеет благие плоды и видения нередко бывают утешением в трудах. 67 . Антоний был терпеливого нрава и имел смиренномудрое сердце. При всей духовной высоте своей, чрезвычайно уважал церковное правило и всякому церковнослужителю готов был отдавать пред собою предпочтение. Не стыдился преклонять главу пред епископами и пресвитерами. Если когда приходил к нему какой диакон ради пользы своей, – он предлагал ему слово на пользу, но совершение молитв предоставлял диакону, не стыдясь учиться и сам. Нередко предлагал вопросы и желал слушать пребывающих с ним; сознавался, что и сам получает пользу, если кто скажет что-либо полезное. |
| 11 . В следующий день, выйдя из гробницы и исполнясь еще большей ревности к благочестию, приходит он к упомянутому выше древнему старцу и просит его жить с ним в пустыне. Поскольку же старец отказался и по летам и по непривычке к пустынной жизни, то Антоний немедля уходит один в гору 4 . Но враг, видя опять его ревностное намерение и желая воспрепятствовать этому, в мечтании представляет ему лежащее на пути большое серебряное блюдо. Антоний, уразумев хитрость ненавистника добра, останавливается и, смотря на блюдо, обличает кроющегося в призраке диавола, говоря: «Откуда быть блюду в пустыне? Не большая это дорога; нет даже и следов проходившего здесь. Если бы блюдо упало, не могло бы оно утаиться, потому что велико; потерявший воротился бы и, поискав, непременно нашел бы его, ибо место здесь пустынное. Диавольская это хитрость. Но не воспрепятствует этим твердому моему намерению диавол: блюдо сие с тобою да будет в погибель ( Деян. 8:20 )». И когда Антоний сказал это, оно исчезло, как дым от лица огня ( Пс. 67:2 ). 12 . Потом идет он далее и видит уже не призрак, но действительное золото, разбросанное на дороге. Врагом ли было оно положено или иною высшею силою, которая и подвижнику давала случай испытать себя, и диаволу показывала, что он вовсе не заботится об имуществе, – этого не сказывал и Антоний, и мы не знаем; известно же одно то, что видимое им было золото. Антоний, хотя дивится его множеству, однако же, перескочив его, как через огонь, проходит мимо, не оборачиваясь назад, и до того ускоряет свое шествие, что место это потерялось и скрылось из вида. Так, более и более утверждаясь в исполнении своего намерения, стремился он на гору, и по другую сторону реки найдя пустое огражденное место, от давнего запустения наполнившееся пресмыкающимися, переселяется туда и начинает там обитать. Пресмыкающиеся, как будто гонимые кем, тотчас удаляются. Антоний же, заградив вход и запасши на шесть месяцев хлебов (так запасают фивяне, и хлеб у них нередко в продолжение целого года сохраняется невредимым), воду же имея внутри ограды, как бы укрывшись в какое недоступное место, пребывает там один, и сам не выходя, и не видя никого из приходящих. |
| 22 . Итак, во-первых, знаем, что демоны называются так не потому, что такими сотворены. Бог не творил ничего злого. Напротив того, и они созданы были добрыми; но, ниспав с высоты небесного разумения и вращаясь уже около земли, как язычников обольщали мечтаниями, так и нам, христианам, завидуя, все приводят в движение, желая воспрепятствовать нашему восхождению на небеса, чтобы нам не взойти туда, откуда ниспали они. Посему потребны нам усильная молитва и подвиги, чтобы, прияв от Духа дарование рассуждения духовом ( 1Кор. 12:10 ), можно было человеку узнать о демонах, которые из них менее худы и которые хуже других, какой цели старается достигнуть каждый из них и как можно низложить и изгнать каждого, ибо много у них ухищрений и злокозненных устремлений. Блаженному апостолу и последователям его известны были козни сии, и они говорят: не неразумеваем умышлении его ( 2Кор. 2:11 ). А мы, сколько опытом изведали о сих кознях, столько обязаны предохранять от них друг друга. Приобретя отчасти опытное о них ведение, сообщаю это вам как детям. 23 . Итак, демоны всякому христианину, наипаче же монаху, как скоро увидят, что он трудолюбив и преуспевает, прежде всего предприемлют и покушаются – положить на пути соблазны. Соблазны же их суть лукавые помыслы. Но мы не должны устрашаться таковых внушений. Молитвою, постами и верою в Господа враги немедленно низлагаются. Впрочем, и по низложении они не успокаиваются, но вскоре снова наступают коварно и с хитростью. И когда не могут обольстить сердце явным и нечистым сластолюбием, тогда снова нападают иным образом и стараются уже устранить мечтательными привидениями, претворяясь в разные виды и принимая на себя подобия женщин, зверей, пресмыкающихся, великанов, множества воинов. Но и в таком случае не должно приходить в боязнь от этих привидений, потому что они суть ничто и скоро исчезают, особенно если кто оградит себя верою и крестным знамением. Впрочем, демоны дерзки и крайне бесстыдны. Если и в этом бывают они побеждены, то нападают иным еще способом: принимают на себя вид прорицателей, предсказывают, что будет через несколько времени; представляются или высокорослыми, достающими головою до кровли, или имеющими чрезмерную толщину, чтобы тех, кого не могли обольстить помыслами, уловить такими призраками. Если же и в этом случае найдут, что душа ограждена сердечною верою и упованием, то приводят уже с собою князя своего». |
|
|
