| И это совершается не только в городах, но далее гораздо более в пустынях, нежели в городах; по всей этой стране можно видеть Христово воинство и царственное стадо, и образ жизни, свойственный горным силам... Не так светло небо, испещренное сонмом звезд, как египетская пустыня, являющая повсюду иноческия кущи» 59 . Созомен указывает на подобный же контраст добродетелей сирийских подвижников сравнительно с грубыми нравами окружающих язычников, причем долговечность святых иноков объясняет предначертанием Божественного промысла, избравшего этих праведников для обращения неверующих племен к вере 60 . Чудесная сила этого воздействия особенно ярко сказалась на «отце монашества», Антонии Великом ; в житии его мы читаем: «все сбегались, чтобы видеть его; даже язычники и жрецы, приходили в храм Господень, говоря: «желаем видеть человека Божия»; ибо так называли его все... В эти немногие дни столько обратилось в христианство, сколько в иныя времена обращалось в продолжение года»... 61 . «Об этом славнейшем после апостолов муже, блаженном и великом, все доныне говорят непрестанно», добавляет Златоуст 62 . Такова была сила воздействия на временные и местные условия. Но что еще важнее, только такая напряженная, непрестанная работа духа над плотью и воли над страстями, какую мир узрел в подвижничестве IV века, только такое величайшее и увенчанное успехом усилие могло выработать нравственную дисциплину человеческого организма, способную создать реальныйоплот против не временной уже только, но и постоянной опасности, против того, что есть греховного в вечном, естественном соблазне физического бытия, ибо, если в бытии этом, как сотворенном Богом, зла не создающим, не все конечно, – зло и грех , то тем не менее некое зло, как следствие греха, несомненно есть, с христианской по крайней мере точки зрения, немыслимой без понятия греха, в противоположность языческому гуманизму, оправдывающему и узаконяющему все естественное, в силу своего, теперь уже впрочем и светскою наукою поколебленного догмата: «ничто естественное не презренно и не позорно». |
| Жизнь порочная называется также путём, но гладким (ровным, удобопроходимым), ведущим многих к погибели, потому что порок уловляет гладкостью удовольствия (τ λειω τς δονς). Под гладкостью этого пути (τ λεον τς δο) разумеется увлекательная сладость удовольствий; следовательно, τ λεον τν δονν в переносном смысле означает сладость неразумных удовольствий (Диадох, гл. 7: δτης τν λγων δονν). Бл. Диадох говорит, что демоны обольщают подвижника через телесные чувства, охотно увлекающиеся τ λε τν δονν. Об Антонии Великом св. Афанасий заключает, что «враг» представлял названному подвижнику τ λεον τς δονς (Μ. XXVI, 848 С.). В гл. 82 бл. Диадох пишет: должно соразмерно истончать тело, чтобы μ – λισϑαν νος ες τ λεον τν δονν. Григорий Нисский порицает людей δι το λεον τς δονς λισϑσαντες в бездну ада (De pauperibus amandis. M. XLVI, 485 В.). Таким образом, выражение τ λεον τν δονν и содержащаяся в нём мысль церковными писателями применялись к нравственно-подвижнической жизни и раньше бл. Диадоха. Глава 80. Κεφ. π´ τι ο λγοντες μο εναι ν μν τν τε χριν κα τν μαρταν, ς ξω τν γων (Γραφν) φρονοντες, λγχονται О том, что утверждающие, что в нас вместе пребывают и благодать и грех, обличаются, как мыслящие вне Священных Писаний Говорящие, что «в сердцах верующих вместе пребывают два лица – благодати и греха», желают основывать своё предположение на том, что сказал Евангелист и свет во тьме светит и тьма не объяла его 1629 , утверждая, что «божественная светлость никоим образом не оскверняется сопребыванием лукавого, хотя бы и каким бы то ни было образом божественный свет приблизился в душе ко тьме демона». Но они, мыслящие вне Священных Писаний, самим евангельским речением обличаются. Ибо так как Слово Божие, свет истинный 1630 , удостоило явиться своей твари во плоти, по безмерному человеколюбию возжёгши в нас свет своего святого знания, мудрование же мирское не объяло совета Божия, т. е. не познало, потому что мудрование плотское вражда на Бога 1631 : то ради сего Богослов употребил таковое речение. |
| Это является примером для нас, дабы шествовали мы путем Божиим в [спокойном] состоянии [духа]. Однажды авва Аммон отправился, чтобы посетить авву Антония, и сбился с пути; присев, он соснул немного. А проснувшись, стал молиться Богу, говоря: «Молю Тебя, Господи Боже мой, не погуби создания Твоего!» И он увидел словно руку человеческую, свисающую с неба, которая показывала ему дорогу до тех пор, пока он не дошел и не стал у пещеры аввы Антония. Авва Аммон достиг такого преспеяния, что в силу преизобилия доброты не ведал никакого зла. Когда он стал епископом, то привели к нему девицу, носившую во чреве, и сказали: «Такой-то сделал это; наложи на них епитимию». Аммон, перекрестив ее чрево, повелел дать ей шесть пар полотна и изрек: «Боюсь, что когда придет ей время родить, не умерла бы она или ее дитя; тогда не в чем будет их хоронить». А бывшие с ним настаивали: «Зачем ты это делаешь? Наложи на них епитимию». Он же ответил: «Посмотрите, братия, – она уже близка к смерти; что другое могу я сделать?» И отпустил ее. Так старец никогда не осмеливался осудить кого-нибудь. Рассказывали о нем: какие-то люди пришли к нему, чтобы он рассудил их. Но старец прикинулся глупым, и тогда женщина, стоявшая близ него, сказала: «Старец этот – юродивый». Старец, услышав ее слова, подозвал женщину и сказал: «Сколько трудов совершил я в пустынях, чтобы стяжать это юродство, и неужели сегодня через тебя я должен потерять его?» Однажды авва Аммон пошел в одно место на трапезу. Там был один [брат], о котором ходила дурная молва; и случилось так, что в келлию этого брата зашла одна женщина. Жители того селения, прослышав про это, возмутились и собрались вместе, чтобы изгнать его из келлии. Узнав, что епископ Аммон находится тут, пришли и просили его пойти с ними. Проведав про это, брат спрятал женщину в большой пифос 31 . Придя вместе с толпой, авва Аммон узнал о случившемся, но ради Бога скрыл дело. Войдя, он сел на пифос и повелел обыскать келлию. Когда ее обыскали и не нашли женщину, авва Аммон сказал: «Что это значит? Бог простит вас». |
| 73 . Когда еще встретились с ним на «внешней горе» иные, подобные сим философам, и думали осмеять его в том, что не учился он грамоте, тогда Антоний спрашивает их: «Как скажете: что первоначальнее – ум или письмена? И что чему причиною: ум ли письменам, или письмена уму?» Поскольку же ответили они: ум первоначальнее и он изобретатель письмен, – то Антоний сказал: «Поэтому в ком здравый ум, тому не нужны письмена». Этот ответ поразил и философов, и всех бывших при сем; и они ушли, дивясь, что в неученом нашли такую проницательность, ибо Антоний не грубый имел нрав, как возросший и состарившийся на горе, а, напротив того, был приятен и обходителен. Слово его растворено было божественною солью, а потому никто не имел к нему ненависти, все же приходившие к нему много о нем радовались. 74 . И действительно, когда после сего пришло к нему еще несколько человек язычников, почитавшихся мудрецами, и потребовали у него слова о вере нашей во Христа, имели же намерение войти в рассуждение о проповеди Божественного Креста, чтобы посмеяться, тогда Антоний, помолчав немного и сперва пожалев об их невежестве, сказал им через переводчика, верно передававшего слова его: «Что лучше – исповедовать ли Крест или так называемым у вас богам приписывать блудодеяния и деторастление? Проповедуемое у нас есть доказательство мужества и знак презрения смерти; а чему учите вы, то заражено непотребством. Притом что лучше: сказать ли, что Слово Божие не изменилось и, пребывая одним и Тем же, к облагодетельствованию человеков и для спасения их восприяло на Себя человеческое тело, чтобы, приобщившись к бытию человеческому, соделать людей причастниками Божественного и духовного естества, или – Божество уподоблять бессловесным и потому чествовать животных четвероногих, пресмыкающихся и человеческие изображения? А таковы чтилища ваших мудрецов! Как же осмеливаетесь вы посмеваться над нами, которые говорим, что Христос явился Человеком, когда сами, сводя душу с неба, утверждаете, что она блуждает и с небесного свода ниспадает в тело? И пусть бы еще ниспадала только в тело человеческое, а не переходила и не переселялась в четвероногих и пресмыкающихся! |
| Видели мы и другого отца монахов, именем Кроний 20 , дожившего до прекрасной старости. Он прожил сто десять лет, был одним из тех первых отшельников, которые подвизались вместе с Антонием. Он увещевал и вразумлял нас, сам вменяя себя ни во что, – столь высокого смиренномудрия достиг он в старости. Видели мы и трех добрых братьев 21 . Когда их за добродетельную жизнь принуждали стать епископами, из-за большого смирения они отсекли себе уши. Хотя и дерзновенно они это совершили, однако имели в виду благую цель, что в будущем никто им не будет досаждать. Мы видели и Евагрия, мужа ученого и красноречивого, который стяжал дар распознавания помыслов, опытным путем приобретя этот дар. Он часто приезжал в Александрию и заставлял умолкнуть еллинских философов. Евагрий советовал бывшим с нами братиям не упиваться водой: «Ибо бесы обычно приходят в места, где много воды». Много других слов о подвижнической жизни сказал он нам, укрепляя наши души. Многие из них ни хлеба не ели, ни плодов, только горькие травы. Некоторые из них не спали всю ночь, но бодрствовали, молясь – сидя или стоя – до рассвета. 2 Посетив многих святых и прожив года три в монастырях около Александрии, где видел до двух тысяч великих, весьма ревностных и доблестных мужей, украшенных всякою добродетелью, я оттуда пошел в Нитрийскую гору. Между этой горою и Александрией находится озеро, называемое Мариа. Оно простирается миль на семьдесят. Переплыв его, через полтора дня пришел я к горе со стороны полуденной: к сей горе прилежит большая пустыня, простирающаяся даже до Эфиопии, мазиков и Мавритании. На горе живут до пяти тысяч мужей, которые ведут различный образ жизни, кто как может и хочет; так что можно там жить по одному, и по двое, и многим вместе. У них семь пекарней, в которых готовят хлебы и для себя, и для отшельников, удалившихся в большую пустыню, числом до шестисот. Прожив в сей горе целый год и получив великую пользу от блаженных и преподобных отцов, каковы Орсисий Великий, Путуваст, Агион, Кроний и Серапион 22 , я, возбужденный многими их рассказами о древнейших духовных отцах, пошел в самую глубину пустыни. |
| 88 . Великим плодом Антониева подвижничества было и то, что Антоний, как говорил я и выше, имея дар различения духов, узнавал их движения, и не оставалось для него неизвестным, к чему было рвение и стремление какого-либо духа. Не только сам он не бывал поруган бесами, но и смущаемых помыслами, утешая, учил, как нужно низлагать наветы врагов, рассказывая о немощи и коварстве их. Посему каждый отходил от него, укрепившись в силах, чтобы небоязненно противостоять умышлениям диавола и демонов его. Сколько дев, имевших уже у себя женихов, когда издали только увидели Антония, пребыли Христовыми девами! Приходили к нему и из чужих земель, и вместе со всеми получив пользу, возвращались, как бы расставаясь с отцом. И теперь, по его успении, все, став, как сироты после отца, утешаются одним воспоминанием о нем, храня в сердце наставления и увещания его. 89 . А каков был конец жизни его – это достойно того, чтобы и мне напомнить, и вам выслушать с любовию, потому что и в этом должно соревновать ему. Посещал он по обычаю монахов, живущих на «внешней горе», и, предуведомленный Промыслом о кончине своей, сказал братии так: «Последнее это мое посещение вам, и удивительно будет, если увидимся еще в жизни сей. И мне время уже разрешиться, потому что близ ста пяти лет имею себе от роду». Братия, слыша это, плакали, обнимали и лобызали старца. А он, как бы из чужого города возвращаясь в свой, беседовал с ними весело и заповедал им трудиться неленостно и не унывать в подвиге, но жить, как бы ежедневно умирая, и, по сказанному выше, стараться охранять душу свою от нечистых помыслов, соревновать святым, не сближаться с отщепенцами мелетиа- нами, зная лукавое и мерзкое их произведение, не иметь никакого общения с арианами, потому что их нечестие всякому явно. «И если видите, что им покровительствуют судьи, не смущайтесь, потому что лжемудрие их прекратится, оно временно и непродолжительно. Посему храните себя паче чистыми от него, соблюдайте предание отцов, предпочтительно же всему благочестную веру в Господа нашего Иисуса Христа, какой научились вы из Писания и о какой часто напоминал я вам». |
| Он прожил уже двадцать два года в пустыне, стал известен всем только по молве; и едва заговорили о нем по всем городам Палестины, как одна женщина из Елевферополя, увидев себя в презрении у мужа за бесплодие (потому что в продолжение пятнадцати уже лет не принесла никакого супружеского плода), первая отважилась нарушить уединение блаженного Илариона. Ничего подобного не подозревал он, когда, неожиданно припав к коленам его, она сказала: «Прости моей смелости, прости моей крайней нужды. Зачем отворачиваешь глаза? Зачем убегаешь от умоляющей тебя? Смотри на меня не как на женщину, а как на несчастную. Этот пол родил Спасителя. Не требуют здравии врача, но болящии ( Лк. 5:31 )». Наконец он обратился к ней и, увидев чрез такой долгий промежуток времени женщину, спросил о причине ее прихода и плача. Когда же узнал эту причину, возведя глаза к небу, велел ей иметь веру; и, проводив ее со слезами, – по истечении года увидел с сыном. Это было начало его чудес; другое чудо более прославило его. Аристинета, жена Елпидия, бывшего после преторианским префектом, весьма известная в своем кругу и еще более известная – в среде христиан, возвращаясь с мужем и тремя детьми от блаженного Антония, по причине болезни их остановилась в Газе. От испорченности ли воздуха, или ради славы раба Божия Илариона (как это объяснилось после), они заболели одновременно лихорадкою и были все объявлены медиками в безнадежном состоянии. Мать была в страшном горе и, бегая будто между тремя трупами сыновей, не знала, кого оплакивать прежде. Узнав же, что в соседней пустыне есть какой-то монах, она, забыв о обычной благородным женщинам пышности (помня себя только матерью), отправилась к нему в сопровождении служанок и евнухов; муж едва убедил ее ехать верхом на осле. Прийдя к нему, она говорила: «Умоляю тебя всемилостивейшим Иисусом, Богом нашим, заклинаю Его Крестом и Кровию – возврати мне трех сыновей; пусть прославится в языческом городе имя Господа Спасителя и пусть войдет раб Его в Газу и сокрушит идола Марну 55 ». |
| 3 . Но как скоро, войдя опять в храм, услышал, что Господь говорит в Евангелии: не пецытеся на утрей ( Мф. 6:34 ), – ни на минуту не остается в храме, идет вон и остальное отдает людям бедным; сестру, поручив известным ему и верным девственницам, отдает на воспитание в их обитель, а сам вблизи дома своего начинает, наконец, упражняться в подвижничестве, внимая себе и пребывая в терпении. В Египте немногочисленны еще были монастыри, и инок вовсе не знал великой пустыни; всякий же из намеревавшихся внимать себе подвизался, уединившись недалеко от своего селения, поэтому в одном ближнем селении был тогда старец, с молодых лет проводивший уединенную жизнь. Антоний, увидев его, поревновал ему в добром деле и прежде всего начал уединяться в местах, лежавших перед селением. И если слышал там о каком рачителе добродетели – шел, отыскивал его, как мудрая пчела, и не прежде возвращался в место свое, чем увидавшись с ним. Когда же получал от него напутствие какое для шествования стезею добродетели, уходил назад. Так проводя там первоначально жизнь, Антоний наблюдал за своими помыслами, чтобы не возвращались к воспоминанию о родительском имуществе и о сродниках. Все желание устремлял, все тщание прилагал к трудам подвижническим. Работал собственными своими руками, слыша, что праздный ниже да яст ( 2Фес 3:10 ), и иное издерживал на хлеб себе, иное же на нуждающихся. Молился он часто, зная, что должно наедине молиться непрестанно ( 1Фес. 5:17 ); и столько был внимателен к читаемому, что ни одно слово Писания не падало у него на землю, но все удерживал он в себе; посему, наконец, память заменила ему книги. 4 . Так вел себя Антоний и был любим всеми. Ревнителям же добродетели, к которым ходил он, искренно подчинялся и в каждом изучал, чем особенно преимуществовал он в тщательности и в подвиге: в одном наблюдал его приветливость, в другом – неутомимость в молитвах; в ином замечал его безгневие, в другом – человеколюбие; в одном обращал внимание на его неусыпность, в другом – на его любовь к учению; кому удивлялся за его терпение, а кому за посты и возлежания на голой земле; не оставлял без наблюдения и кротости одного, и великодушия другого; во всех же обращал внимание на благочестивую веру во Христа и на любовь друг к другу. |
| Особенно же советовал Антоний непрестанно размышлять об апостольском изречении: солнце да не зайдет во гневе вашем ( Еф. 4:26 ) и думать, что сказано это вообще относительно ко всякой заповеди, – чтобы не заходило солнце не только в гневе, но и в другом грехе нашем. Ибо хорошо и необходимо, чтобы не осуждали нас ни солнце за дневной проступок, ни луна за ночной грех и даже за худое помышление. А чтобы соблюсти себя от этого, хорошо – выслушать и сохранять апостольское слово, ибо сказано: себя истязуйте, себе искушайте ( 2Кор. 13:5 ). Поэтому пусть каждый ежедневно дает себе отчет в дневных и ночных своих поступках и если согрешил – да перестанет грешить, если же не согрешил – да не хвалится тем, но да пребывает в добре и не предается нерадению, и ближнего не осуждает, и себя не почитает праведным, дóндеже, как сказал блаженный апостол Павел, приидет Господь ( 1Кор. 4:5 ), испытующий тайное. Нередко и от нас самих бывает сокрыто, что делаем мы, но хотя не ведаем этого мы, однако же Господь видит все, посему, суд предоставив Господу, будем сострадательны друг к другу, станем носить друг друга тяготы ( Гал. 6:2 ) и истязать самих себя, и в чем мы недостаточны, постараемся то восполнять. А к ограждению себя от греха будем соблюдать еще последующее: пусть каждый из нас замечает и записывает свои поступки и душевные движения, как бы с намерением сообщать это друг другу, – и будьте уверены, что, стыдясь известности, непременно перестанем грешить и даже содержать в мыслях что-либо худое. Ибо кто, когда грешит, желает, чтобы это видели? Или кто, согрешив, не пожелает лучше солгать, только бы утаить грех ? Как, наблюдая друг за другом, не станем творить блуда, так, если будем записывать свои помыслы с намерением сообщать их друг другу, то легче соблюдем себя от нечистых помыслов, стыдясь известности. Итак, записывание да заменит для нас очи наших сподвижников, чтобы, когда записываем, чувствуя такой же стыд, какой чувствуем, когда смотрят на нас, и в мысли даже не держали мы чего-либо худого. Если так будем образовывать себя, то придем в состояние порабощать тело свое, угождать Господу и попирать козни врага». |
| 70 . Весь народ радовался, слыша, что таким мужем анафематствуется христоборная ересь. Все жители города сбегались видеть Антония. Даже язычники и так называемые их жрецы приходили в храм Господень, говоря: «Желаем видеть человека Божия». Ибо так называли его все. И здесь Господь через него освободил многих от бесов и исцелил повредившихся в уме. Многие даже из язычников желали хотя бы только прикоснуться к старцу в той уверенности, что получат от сего пользу. И действительно, в эти немногие дни столько обратилось в христианство , сколько в иные времена обращалось в продолжение года. Иные думали, что стечение народа беспокоит его, и потому отгоняли от него всех приходящих; но невозмущаемый ничем Антоний сказал: «Число приходящих не больше числа демонов, с которыми ведем брань в горе». 71 . Когда же Антоний отходил, и мы сопровождали его, тогда, как скоро дошли до городских врат, одна женщина воскликнула позади нас: «Остановись, человек Божий! Дочь мою жестоко мучит бес. Остановись, умоляю тебя, чтобы и мне, бежав за тобою, не потерпеть беды». Старец, услышав это и упрошенный нами, охотно остановился. И как скоро женщина приблизилась, дочь ее повергнута была на землю; но Антоний помолился и призвал имя Христово; тогда отроковица восстала здоровою, потому что вышел из нее нечистый бес. Матерь благословляла Бога, и все воздавали Ему благодарение. Сам же Антоний радовался, возвращаясь в гору, как в собственный свой дом. 72 . Был же он весьма разумен и, что удивительно, не учась грамоте, отличался тонкостью и проницательностью ума. Однажды пришли к нему два языческих философа, думая, что могут искусить Антония. Был же он на «внешней горе» и, догадавшись по лицу шедших, какие это люди, вышел к ним и сказал через переводчика: «Почему столько беспокоитесь вы, философы, для человека несмысленного?» Когда же ответили они, что Антоний человек вовсе не несмысленный, а, напротив того, весьма умный, тогда продолжал он: «Если шли вы к человеку несмысленному, то напрасен труд ваш. А если почитаете меня разумным, то будьте такими же, каков я, – потому что хорошему должно подражать. Если бы и я пришел к вам, то вам стал бы подражать; если же вы ко мне пришли, то будьте такими же, каков я; а я – христианин». Философы удалились с удивлением. Они видели, что и демоны боятся Антония. |
|
|
