| Оказывается точным Епифаний и в той детали, что переселение Кирилла было связано и с «чястыми глады хлебными» 90 . Если обратиться к хронике природных явлений, то помимо отмеченного В. А. Кучкиным голода 1332 г., якобы единственного за все время княжения Ивана Калиты, в летописях можно найти другие подобные случаи. Летописец под 1330 г. отмечает: «того же лета бысть сухмень велика» 91 . Под 1337 г. зафиксировано: «тое же осени бысть поводь велика» 92 . Понятно, что эти природные аномалии не могли не привести к гибели значительной части урожая. При этом, судя по всему, летописец зафиксировал далеко не все из них 93 . Можно ли более точно установить дату переселения семьи Кирилла из Ростова в Радонеж? Поскольку Радонеж стал владением Андрея после подписания соглашения между братьями, необходимо выяснить время его составления. Выясняется, что договор был заключен в начале 1341 г. В дореволюционной историографии он обычно датировался 1340 или 1341 г., смотря по тому, к какому из этих годов историки относили смерть Ивана Калиты (он скончался 31 марта 1340 г., но из-за сбивчивости хронологии некоторые летописи относят это событие к 1340 г., тогда как другие – к 1341 г.). Подобная датировка грамоты основывалась на фразе соглашения, о том, что князья «целовали есмы межи собе крестъ оу отня гроба» 94 . Но во второй половине XX в. в литературе появились иные датировки этого источника. В частности, Л. В. Черепнин считал, что выражение «оу отня гроба» является не прямым указанием на то, что братья приносили клятву непосредственно у могилы отца, а просто символической фразой, которой выказывалось «уважение к памяти покойного московского князя Ивана Даниловича Калиты». Это представляется тем более обоснованным, поскольку нам известно, что Семена Гордого не было на похоронах отца – в этот момент он находился в Нижнем Новгороде. При этом Л. В. Черепнин полагал, что соглашение было заключено в конце княжения Семена – в 1350–1351 гг. Примерно к этим же выводам пришел и А. А. Зимин, предложивший датировать докончание концом 1340-х годов (до зимы 1350/51 г.) 95 . Последним по этому поводу высказался В. А. Кучкин. Он обратил внимание на то, что, несмотря на дефектность текста, в докончании сохранилась статья, согласно которой Семен в случае смерти младших братьев должен был позаботиться об их женах и детях, не лишать их земельных владений и не посягать на служивших им бояр: «...(ко)го из нас богъ отьведет, печаловати(ся княгинею его и) детми, как при ж(ивоте, так и по жив)оте, а не (обидети тобе, ни) имати ничего ото княгини и отъ детии, чимъ ны (кого благословилъ отецъ нашъ по ро)зделу. (А по животе кто из бо)яръ и слугъ иметь служити у наших княгинь (и у детии... нелюбья не) держати, (ни посягати) без исправы, но блюсти, как и своих» 96 . По мнению исследователя, этот пункт мог появиться только после того, как женился младший из братьев Андрей (это произошло летом 1345 г.) и у него появились дети, т.е. не ранее весны 1346 г. |
| Так Платонов обрел тему, к которой будет постоянно возвращаться в замыслах, реализованных и нет, и в образе небесного озера, по дну которого движется Саша, в повторяющемся мотиве возвращения к отцу, в предчувствии неизбежного раннего конца Сашиного пути («На высоте перелома дороги на ту, невидимую, сторону поля мальчик остановился. В рассвете будущего дня, на черте сельского горизонта, он стоял над кажущимся глубоким провалом, на берегу небесного озера. Саша испуганно глядел в пустоту степи; высота, даль, мертвая земля — были влажными и большими, поэтому все казалось чужим и страшным. Но Саше дорого было уцелеть и вернуться в низину села на кладбище — там отец, там тесно и все — маленькое, грустное и укрытое землею и деревьями от ветра») — в этой картине с ее дальними и ближними планами, что отражало не только свойства пространства, но и важную черту платоновского мышления и его отношения к действительности, проявилась та насыщенность, та плотность, которая отличает «Чевенгур» и придает ему черты рассказа, повести, но — не романа (да и не случайно, наверное, сам Платонов определил «Чевенгур» как повесть). Для романа все это слишком емко, от густоты текста начинаешь уставать, внимание неизбежно рассеивается, нить повествования теряется, то и дело приходится возвращаться назад, и возможно, здесь кроется одна из причин того, почему Платонов «не пошел», то есть не стал писателем народным не в глубинном, но в буквальном смысле этого слова, то есть — писателем популярным. «Чевенгур» трудно прочитать за один присест, он требует работы, внутренних усилий, сосредоточенности, он не только обвораживает, но порой ставит в тупик, раздражает, утомляет своей сложностью, он неизбежно избирателен по отношению к читателю. И все равно поражает равнодушие профессионалов, критиков, которые и в 1928м, когда были напечатаны отрывки из романа в «Красной нови» («Происхождение мастера» в апрельской книжке и «Потомок рыбака» в июньской) и в «Новом мире» (рассказ «Приключение» в июньском номере ), и в 1929 году, когда первая часть романа, в художественном отношении, быть может, самая совершенная, была опубликована в авторском сборнике с одноименным названием «Происхождение мастера», эти произведения не заметили, пропустили так же, как были ранее проигнорированы и «Сокровенный человек», и «Ямская слобода», и « Епифановские шлюзы». |
| 9. 9. 9. 9. Иаков Алфеев внегруппы, как «adeljoqeoV, первыйепископ иерусалимский») III. Группа парфийская(парфянская династия арсакидов царитв Персии и Армении, держит в своей зависимостиМесопотамию, господствует на востоке до пределов Индии). 7. 8. 8. 6. Фома11.11. 10. 10. Симон Зилот„ „ 11.11. Иуда Иаковлев,обыкновенно признаваемыйтождественным с10.10. „ „ Фаддеем Лebbeeм(Mф.X,3,Mp.III:18). Такое деление на группы соответствует отчасти тогдашнему политическому делению. 1) Область первой группы, понто-боспорское царство, в то время подвергалось разложению, по частям оно уже примыкало к римской империи, но тем не менее предание о его самостоятельном существовании было еще живо; один из его царей, Полемон II (временно бывший иудейским прозелитом), фигурирует даже под именем Полимия в актах ап. Варфоломея. Район деятельности этой северной группы очерчивается в I Петр. I:1 («eklektoiV parepidhmoiV diasporaV Pontou GalatiaV KappadokiaV AsiaV kai BiquniaV ») и отмечается в приведенных выше словах Оригена («Андрею — Скифия»). Центром деятельности ап. Андрея по актам был г. Синоп. За историчность этого известия говорит то важное обстоятельство, что здесь была очень значительная иудейская колония; о Синопе упоминается в талмудической литературе; один из переводчиков Священного Писания — Акила был родом из Синопа. Около этого центра держалась и вся проповедь ап. Андрея Первозванного, а именно: по берегам Черного моря — по северному побережью. Апокрифические деяния ставят его в соприкосновение то с тем,то с другим апостолом. Непререкаемо известно, что ап. Андрей проповедовал в пределах Скифии, как сказано и у Оригена. Но где искать Скифию? В древнейшем известии предполагается Скифия великая; мы читаем, что он проповедовал в Скифии, в Согдиане и у Саков. Затем, в дальнейшем развитии сказания скифов стали искать ближе к римской империи, по восточным берегам Черного моря, именно, деятельность ап. Андрея локализируется около Севастополя великого (близ нынешнего Поти). Далее, по сказанию, живут «эфиопы»; это название прилагается ко всем варварским народам. По Епифанию монаху, апостол доходил и до Крыма. Место деятельности ап. Андрея указывают еще во Фракии «en QrakaiV», но, по всей вероятности, последнее название получилось от недосмотра и смешения с «SakaiV». В 357 году император Константий перенес мощи ап. Андрея в Константинополь, в храм св. Апостолов. Сюда мощи были перенесены из города Патр в Ахаии. Таким образом, место кончины ап. Андрея, по этим сведениям, — гор.Патры. Но если позднейшие сказания направляют его в Ахаию, то среди кавказских народов тогда были некие ахеи и их легко было отожествить с жителями Ахаии и, таким образом, отнести проповедь апостола в Европу. |
| С пропавшими навек Для Бога и людей! (Знак: сорок человек И восемь лошадей.) Так, посредине шпал, Где даль шлагбаумом выросла, Из сырости и шпал, Из сырости — и сирости, Покамест день не встал С его страстями стравленными — Во всю горизонталь — Россию восстанавливаю! Без низости, без лжи: Даль — да две рельсы синие… Эй вон она! — Держи! По линиям, по линиям… 12 октября 1922 ОБ АВТОРАХ ПЛАТОНОВ АНДРЕЙ ПЛАТОНОВИЧ (1899–1951) Родился в Воронеже в семье слесаря железнодорожных мастерских. В юности сменил много рабочих профессий. В 1918–1921 гг. активно занимался журналистикой, совмещая ее с работой на железной дороге и учебой в Воронежском политехническом институте. После публикации рассказа «Усомнившийся Макар» (1929) и «бедняцкой хроники» «Впрок» (1931) — иронического описания коллективизации — Платонов оказывается в опале. В 1938 г. по сфабрикованному делу был арестован единственный сын Платонова, пятнадцатилетний подросток. В прозе Платонова мир предстает как противоречивая, часто трагическая целостность человеческого и природного бытия: повести «Епифанские шлюзы» (1927), «Город Градов» (1928), «Река Потуцань» (1937). В посмертно опубликованных романах «Чевенгур», «Счастливая Москва», повестях «Котлован», «Ювенильное море», «Джан» — неприятие навязываемых форм переустройства жизни. Боль за людей, принесенных в жертву социалистическому эксперименту, пульсирует в тяжелых, как перевернутых плугом, пластах платоновской прозы. КОРОЛЕНКО ВЛАДИМИР ГАЛАКТИОНОВИЧ (1853–1921) Писатель и публицист, почетный академик Российской академии наук. В 1879 г. был арестован по подозрению в связях с революционными деятелями; в 1881–1884 гг. отбывал ссылку в Якутии. Рассказы и повести «Сон Макара», «Слепой музыкант», «Без языка», «Павловские очерки», «Река играет», автобиографическая повесть «История моего современника» (опубликована посмертно, в 1922 г.) и другие проникнуты демократическими и гуманистическими идеями. Редактор журнала «Русское богатство» (1895–1918). Во время Гражданской войны призывал к прекращению красного и белого террора. Предвидел губительные для России последствия захвата власти большевиками. |
| Замечание, сделанное в конце приведенного отрывка, вызывает следующий, не лишенный значения вопрос: кому принадлежит ссылка на предание, Оригену или самому Евсевию, то есть, где именно начинаются слова, приводимые Евсевием из Толкований первого на книгу Бытия? Вопрос этот но может быть решен справкою с сочинениями Оригена , потому что в них данного места не сохранилось, и оно дошло до нас только в этой ссылке позднейшего писателя. Но за то некоторые рукописи Церковной истории Евсевия удержавшие особенную условную отметку или значек пред словами: «Петр» и т. д., дают основание предполагать, что именно отсюда начинается буквальная выписка из Оригена . При этом предположении получается в приведенном отрывке вполне естественное противоположение известия, взятого из письменного источника, устному преданию 172 Евхерий 173 с небольшим дополнением почти буквально повторяет слова Евсевия: «Для благовествования слова Божия апостолы направились во все части вселенной, как повествует история (quantum narrat historia), Варфоломей устремился в Индию, Фома к Парфянам, Андрей смягчил проповедию Скифов». Списки или каталоги апостолов, считаемые наиболее древними, носят имена Ипполита Римского , Дорофея Тирского, Софрония и ЕпиФания Кипрского . Каталог с именем Ипполита называется: ππολτου περ τν ιß» αποστλων, που αστος αυτν ρυζεν α πο τελειϑη (О двенадцати апостолах: где каждый из них проповедывал и где скончался) 174 . Сколько мы знаем, в списках этого каталога стоит просто имя Ипполита, без всякого дальнейшего прибавления 175 . Но известны два Ипполита, писавшие по-гречески, и притом такого рода сочинения, в которые естественно мог входить и каталог апостолов: Ипполит Римский и гораздо позднейший Ипполит Фиванский. Первый, как теперь думают, был собственно антипапою, современным Каллисту (от 220 до 235 года) 176 , и оставил несколько сочинений, которые перечислены в известной надписи, найденной при его статуе (она приведена, между прочим, у И. И. Срезневского во введении к изданию сказаний об антихристе в славянских переводах), и в каталоге иеронима при его имени. |
| «Пятое сардоникс». Вероятно сим камнем, имеющим цвет человеческого ногтя с блеском, обозначается Иаков, преимущественно перед другими принявший телесное умерщвление ради Христа, что обозначает ноготь, не имеющий ощущения при обрезывании. «Шестое сардий». Сардием, как имеющим цвет оранжевый и блестящий, и силу врачебную в нарывах и язвах от железа, думаю, обозначается красота добродетели Блаженного Филиппа, освещаемой огнем Божественного Духа, и врачующей душевные язвы заблуждающих, которые получают уязвленные диаволом. «Седьмое хризолиф». Хризолифом, по блеску подобным золоту, изображается, может быть, Варфоломей, облиставаемый многоценными добродетелями и Божественной проповедью. «Осмое вирилл». По цвету моря и воздуха, подходящему к иакинфу, думаю, им означается Фома, посланный в отдаленное морское путешествие к индийцам для их спасения. «Девятое топазий». Топазом, красным по цвету, подобным анфраксу, дающему, как говорят, млекообразную жидкость, полезную страждущим глазами, может обозначаться душа Блаженного Матфея, разжигаемого Божественной ревностью, и украшенного излиянием крови за Христа, Евангелием врачующая слепотствующих сердцем и млеком напаяющая новорожденных в вере. «Десятое хрисопрас». Хрисопрасом, имеющим блеск золота лучше самого золота, думаю, означается блаженный Фаддей, благовестивший Авгарю, царю Едесскому, царство Христово, означаемое золотом, и умерщвление в нем, означаемое прасом (пыреем). «Первоенадесять иакинф» Иакинфом лазоревым или воздушноголубым означается, может быть, Симон, как ревнитель (Зилот) дарований Христовых и имеющий мудрование небесное. «Второенадесять амефист». Аметистом, багряным по виду, думаю, означается Матфий, удостоенный Божественного огня при разделении языков, и восполнивший место отпадшего, по пламенному желанию благоугождать Избравшему. Сие мы из сказанного о камнях святым Епифанием, что применено у него к начальникам колен Израильских, представили для упражнения читающих, как предположения, только гадательствуя об истине, вполне известной Одному, открывшему сие. На самом же деле Апостолы суть и основания и драгоценные камни, и один одного, другой другого камня, а все сохранили особенное и лучше во всех камнях. Потому прошу отложить жалобы на предложенные мнения, как бы насильственно навязанные. Ибо особенностью в добродетелях каждого Апостола мы не рассекаем их общения и взаимного единения, но частным различием их между ними хотели мы показать всецелое тождество, соединяющее их друг с другом наподобие цепи. |
| Чему нас научает, что нам даёт этот особо чтимый Богородичный праздник? Много, много духовных утешений, радостных чувств и светлых надежд даёт нам этот праздник. Уже одно то, что Богоматерь с небесными силами явилась к молящимся в минуты опасности, вселяет в нас надежду, что Она не оставит и нас в годину испытаний, в час скорби, невзгод, болезней, если только мы сами будем так же пламенно и усердно молиться, как молились греки во Влахернском храме. Как знаменательно, братия и сестры, что Пречистая и Преблагословенная Богоматерь явилась в самом достойном и чистом месте на земле – явилась в храме Божием, где в ходе (чинопоследований) священнодействий и общих молитв обретают силу молитвенного дерзновения наши прошения и мольбы пред Господом. Где же нам надлежит быть чаще, как не там, где «селение» Божие, где Сам Господь приходит «заклатися и датися в снедь верным», где «молчит всякая плоть человека... и ни о чём земном в себе не помышляет», где силы небесные соучаствуют в молении и богослужении? Мы не видим в храме эти силы, как видели их святой Андрей и святой Епифаний, как видели их преподобные Сергий и Серафим и другие угодники Божии. Наши глаза, наше зрение прикрыто тёмной пеленой греха, а мы не можем видеть светлости и святости горнего мира. Но они-то, святые небожители, видят нас и все наши мысли и желания. И, видя, тем ближе и участливее к нам, чем чище эти наши желания, тем горячее и искреннее наш покаянный вопль о помощи. Братия и сестры! Как утешительно и радостно сознавать, что Матерь Божия представилась взору святых Андрея и Епифания, молящейся за людей. Если Она, Честнейшая херувим и Славнейшая без сравнения серафим входит в общение с Отцом Небесным и Сыном Своим через молитву, то, как необходима молитва для нас, ослеплённых и обременённых грехами, напастями, скорбями многими. Многие из нас теряют молитву, пренебрегают ей, забывают о ней. Многие же и вовсе не молятся. А некоторые, если молятся, то скороговоркой, с принуждением, с неохотой, с тяжестью душевной и, начав молитву, быстро оставляют её. Для таких духовно опустошённых лиц легче и приятнее беседовать с людьми, чем с Богом. Легче предаваться развлечениям и удовольствиям мирским, чем искать сладостей и утешений духовных. Отчего это происходит? Это происходит от того, что мы живём более внешней, мирской, нераскаянной жизнью, чем внутренней, духовной, покаянной, что не видим бездны греховной и смерти духовной, в которые со дня на день всё глубже и глубже погружаемся. И так, к беде нашей, это будет продолжаться до тех пор, пока мы не встрепенёмся, пока не одумаемся, не углубимся в себя. Не поймём, что нам пора, подобно блудному сыну, возвратиться из страны «чужой» в свою страну, в семью Отца Небесного, под Покров Богоматери, где нас же ждёт и прощение, и любовь и благодать, – всё то, что нужно нам для работы в духовном вертограде Господнем. Будем просить помощи у Царицы Небесной к возрождению наших душ, к просвещению наших сердец и укреплению воли к жизни духовной, богоугодной. |
| Между тем, работа Дворника устарела не из-за одного лишь возраста — например, еще более ранняя работа А. Эрхарда ( Ehrhard A . Überlieferung und Bestand der hagiographischen und homiletischen Literatur der griechischen Kirche. Leipzig; B. 1/1 (1937)—3 (1952)) остается не только непревзойденной, но и образцом исследования византийской литературы вообще, несмотря на отдельные встречающиеся в ней ошибки. К сожалению, чешско-американский исследователь относился к числу тех, у кого источники не всегда поспевают за концепцией. Основной интерес о. Фрэнсиса лежит в области политической истории и идеологии, тогда как большинство его источников принадлежат к сфере апокрифов, агиографии и гомилетики. В результате, автор с неизбежностью приписывает агиографической традиции чуждые ей законы. Этот политико-идеологический подход (характерный и для отечественных ученых, например, С.А. Иванова, см. нашу рецензию на одну из его работ ) неоднократно приводит Дворника к ошибочным выводам и тем самым снижает возможность пользоваться его книгой как справочником по соответствующим проблемам. Во многом такого рода ошибки обусловлены тем, что Дворник мало работал с рукописями данной традиции. Особенно показателен здесь ключевой вопрос его книги: легенда об Андрее как основателе Константинопольской кафедры. Вслед за Т. Шерманном исследователь считает выдумку этой легенды средневизантийской новацией в борьбе с Римом. Между тем, анализ рукописной традиции списка учеников Псевдо-Епифания, где впервые она встречается, позволил Ф. Дольбо показать ее присутствие в оригинале текста, а о. Мишель ван Эсбрук показал, что апостольские списки относятся ко временам намного более древним, чем считалось ранее. Еще один пример. Время создания житий апостола Андрея о. Фрэнсис впервые верно соотносит с определенной эпохой в развитии византийских представлений об Андрее, приходящей на смену времени апокрифических деяний и периоду локальных легенд. Но, к сожалению, это внимание к житийным памятникам используется у Дворника лишь для подтверждения его схем развития церковно-политической идеологии в Византии. Для Narratio он предлагает датировку 2 пол. VIII в., временем разрыва Константинополя с Римом и аннексии Иллирика, лишь на основании указания жития на «δυτικην αμαυροτητα» (западную тьму), которую отправился просвещать Андрей — как остроумно заметил Г. Каль, на Востоке ее не меньше. |
| LXV. Гонение Антиоха Епифана, мученичество семи братьев Маккавеев Симон, оклеветавший благодетеля и защитника своего народа, не довольствовался первыми кознями, но продолжал возбуждать смятения в городе против Первосвященника, и приверженцы Симона позволяли себе даже смертоубийства. Ония, видя умножающуюся злобу и ненависть начальника области Аполлония , удалился в Антиохию к Царю, чтобы оттоле защитить сограждан; но Селевк вскоре скончался и воцарился сын его Антиох Епифан, злейший гонитель Иудеев. – Собственный брат Онии, Иасон, домогаясь первосвященства, силой денег выпросил оное у Царя и обещал ему, ввести обычаи языческие в нравы своих сограждан. Разоряя законы, Иасон устроил, в предместии Иерусалима, палестру, для упражнения лучших юношей в гимнастических играх, и до такой степени возбудил усердие сограждан к Эллинству, что и сами жрецы перестали радеть, о жертвах и службах церковных, ни во что вменяя предания благочестивых отцов. Бесстыдный Иасон послал даже от себя серебро на игры, совершавшиеся в Тире, и для жертвы Ираклу; но сами посланные просили, чтобы деньги сии употреблены были на что либо менее беззаконное, и их употребили на корабли. Когда же сам Антиох, на пути в Египет, посетил Иерусалим, Иасон встретил его с чрезвычайной почестью; но подобно как он сам восхитил достоинство архиерейское у брата Онии, так и другой брат его, Менелай, исходатайствовал себе, у того же Царя, силой денег, сие достоинство, и принужден был бежать Иасон, а Менелай превзошел его нечестием. Воспользовавшись отсутствием Царя из Антиохии, он убедил царского наместника Андроника, умертвить добродетельного Онию, который укрывался в безопасном месте близ столицы. Подкупленный дарами, Андроник вызвал Онию из его убежища, дав ему клятву о сохранении жизни, и коварно умертвил его; но подвергся сам той же участи, ибо возбудил общее негодование своим преступлением. Не только Иудеи, но и язычники, возроптали на клятвопреступника, и по жалобе первых, Антиох, огорченный смертью праведника, велел предать Андроника достойной казни, на месте его преступления. |
| Несколько времени спустя, Царь послал одного Афинского старца в Иерусалим, побуждать Иудеев, чтобы отступили от преданий отеческих и перестали жить по божественным законам; он велел осквернить сам храм, назвав его капищем Дия Олимпийского. Ужаснулся народ, когда увидел, что святилище исполнилось шума и любодеяния язычников; запрещенные приношения лежали на алтаре; не возможно было хранить субботы и праздников отеческих, ни даже именоваться Иудеями. В день рождения царского, насильственно влекли народ к жертвенникам языческим, а в праздник Вакха принуждали людей хвалить скверного бога языческого. Не в одном Иерусалиме, но и во всех окрестных городах, совершалось такое же насилие с Иудеями, не хотевшими принять Эллинские уставы. Две женщины, обвиненные в обрезании своих детей, водимы были по всему городу, с младенцами, привешенными к их сосцам, и потом сброшены с городской стены. Некоторые из граждан, собравшиеся в ближние пещеры, чтобы втайне праздновать в них день субботний, сожжены были по приказанию Эпарха. Читающие книгу сию, говорит благочестивый её писатель, да не устрашится сих напастей, но да размыслят, что сии мучения были не для погубления, а только для наказания нашего рода; знамением великого благодеяния Божия, может напротив служить то, что Он не позволил, на долгое время, людям своим впасть в прегрешения, и даже допустил для сего мучения; ибо не так поступает с нами долготерпеливый Владыка, как с прочими народами, которых наказывает, когда достигнут уже полноты греховной; нас же, напротив того, предваряет бедствиями, дабы мы не впали совершенно в прегрешения, и тем изъявляет милосердие, неотъемлемое Им от своего народа. Был некто Елеазар, из первенствующих книжников, муж, украшенный благолепными сединами; его стали принуждать вкусить свиное мясо, и старец предпочел славную смерть ненавистной жизни, и добровольно пошел на мучения. Приставленный к беззаконной жертве, по знакомству своему с сим почтенным мужем, втайне молили его показать только вид, будто он вкушает запрещенное мясо, для исполнения воли царской, и тем избавиться от смерти. Но он, от юного возраста чтитель закона божественного, отвечал мучителям и коварным друзьям: «недостойно возрасту моему лицемерие, дабы многие из юных подумали, что девяностолетний Елеазар принял обычаи иноплеменников, и по моему примеру не прельстились бы скоротечной жизнью, к позору старости моей. Если я и избавлюсь ныне муки человеческой, не избегну живым или мертвым руки Всемогущего, а разлучившись мужественно с жизнью, явлю себя достойным старости своей, и оставлю юношам добрый пример, как подобает доблестно умирать за святые законы.» |
|
|
