| Завтрак уже подходил к концу, когда Алан вошел в столовую. За столом оставалось только два свободных места. Одно — его, другое принадлежало Мэри Стэндиш. В этом странном совпадении было нечто такое, что невольно вызывало подозрение, и это поразило Алана. Он сел и кивнул головой молодому инженеру; его глаза заблестели веселым огоньком при виде Алана. Выражение его лица было одновременно и завистливое и обличающее; и Алан был уверен, что молодой человек, сам того не подозревая, выдает свои чувства. Алан с особенным удовольствием ел грейпфрут под влиянием мыслей, вызванных этим обстоятельством. Он вспомнил имя молодого инженера: его звали Токер. Это был атлетически сложенный юноша с открытым и приятным лицом. Дурак и тот догадался бы о том, что говорил себе Алан: Токер не просто интересовался Мэри Стэндиш — он был в нее влюблен. Алан решил, что как только представится случай, он исправит злополучное размещение за столом и познакомит Токера с мисс Стэндиш. Это, несомненно, снимет с него некоторую долю обязанностей, невольно взятых им на себя. Так пытался он заставить себя думать, но вопреки принятому решению он не мог выбросить ни на минутку из головы того факта, что стул напротив него пуст. Эта мысль упорно не покидала Алана даже тогда, когда многие повставали из-за стола, и их стулья освободились. Его внимание по-прежнему привлекал только один стул — как раз напротив. До сегодняшнего утра этот стул ничем не отличался от прочих стульев, но теперь он раздражал его, так как постоянно напоминал о минувшем вечере и о ночной встрече Мэри Стэндиш с агентом Грэйхама Росландом, а это воспоминание не доставляло Алану никакого удовольствия. Он остался последним за столом. Токер сидел до тех пор, пока не потерял окончательно надежду увидеть Мэри Стэндиш; он встал вместе с двумя своими приятелями. Последние уже успели выйти за дверь столовой, как вдруг молодой инженер задержался. Алан, наблюдавший за ним, увидел внезапную перемену в его лице. Через секунду все объяснилось: в комнату вошла Мэри Стэндиш. Она прошла мимо Токера, очевидно, не заметив его, и, усевшись за стол, холодно кивнула Алану. Она была очень бледна; на ее лице не осталось и следа от вчерашнего румянца. Когда она слегка склонила голову и поправила свое платье, сноп солнечного света заиграл в ее волосах; Алан еще смотрел на них, когда Мэри Стэндиш подняла голову. Ее холодно-прекрасные глаза смотрели прямо и не выражали ни малейшего замешательства. Что-то внутри Алана отозвалось на их красоту. Как-то не верилось, чтобы человек с такими глазами мог принимать участие в хитрости и обмане, и тем не менее у него были неоспоримые доказательства. Если бы они, по крайней мере, не смотрели так прямо, если бы в них можно было заметить тень раскаяния, Алан нашел бы для нее извинение. Его пальцы коснулись ее носового платка, лежавшего у него в кармане. |
| Алан вместе с пастухом пошли взглянуть на него. Это был маленький краснолицый человек с рыжими волосами. Он лежал, погруженный в глубокий сон, свернувшись клубочком вдвое, и сильно напоминал наружностью мальчика. Татпан посмотрел на свои большие серебряные часы и стал рассказывать о том, как незнакомец пришел, шатаясь от усталости и едва волоча ноги; узнав, что Алан находится сейчас с другим стадом, он свалился на том месте, где сейчас лежит. — Он, видимо, пришел издалека, — закончил Татпан. — И он быстро ходил. Этот человек показался Алану знакомым. Но он все же не мог вспомнить, где он его видел. Рядом с человеком, спавшим на траве, лежал револьвер. Даже во сне он держался за его рукоятку, что свидетельствовало об опыте и предусмотрительности. Незнакомец обладал резко очерченным подбородком. — Если он так торопился видеть меня, то можешь его разбудить, — сказал Алан. Он отошел немного в сторону и стал на колени, чтобы напиться из маленького ручейка, стекавшего со снежных вершин. Он слышал, как Татпан будил незнакомца. Когда Алан, утолив жажду, повернулся, маленький рыжеволосый человек стоял уже на ногах. Алан пристально посмотрел на него. Маленький человек усмехнулся. Его красные щеки побагровели, голубые глаза замигали. Стараясь скрыть свое смущение, он внезапно схватил револьвер, что заставило Алана вскрикнуть от изумления: только одному человеку в мире мог принадлежать этот жест. Слабая усмешка заиграла на лице Алана, а глаза Татпана внезапно расширились. — «Горячка»! — воскликнул Алан. Смит потирал рукой свой гладкий подбородок и кивал головой, словно извиняясь. — Это я, — согласился он. — Я вынужден был так поступить. Приходилось отказываться от одного из двух — от моих усов или от нее. Я с большим трудом расстался с ними. Я бросил кости — и выиграли усы. Я загадал на картах — опять усы выиграли. Я заложил банк — и усы опять выиграли. Тогда я взбесился — и сбрил их… Я очень скверно выгляжу, Алан? — Вы выглядите на двадцать лет моложе! — объявил Алан, с трудом сдерживая смех при виде серьезного выражения на лице товарища. |
| Она кивнула ему головой, улыбнулась и возобновила прерванный на мгновение разговор с соседкой. Впервые Алан видел, что ее интересовала беседа за столом. У него не было намерения прислушиваться, но какая-то непобедимая сила покоряла его волю. И он узнал, что соседка мисс Стэндиш едет в Нурвик на реке Кобок преподавать детям в туземной школе; что она много лет учительствовала в Досоне и хорошо знала историю Белинды Мелруни. Алан вывел заключение, что Мэри Стэндиш очень интересуется этим вопросом, так как мисс Робсон, учительница, обещала прислать ей сохранившуюся у нее карточку Белинды Мелруни и просила мисс Стэндиш дать ей свой адрес. Девушка явно колебалась ответить на это, а потом сказала, что еще не знает, где она остановится, и напишет мисс Робсон в Нурвик. — Вы непременно напишите мне, — просила мисс Робсон. — Да, да, я вам напишу. Мисс Стэндиш явно не хотела, чтобы Алан слышал их, и говорила очень тихо. Алан почувствовал облегчение. Ему стало ясно, что несколько часов сна и красота утра совершенно изменили настроение девушки. Сознание ответственности, раньше не дававшее ему покоя, оставило его. Только безумец, уверял себя Алан, мог бы найти сейчас следы трагизма на ее лице. За вторым завтраком и за обедом Мэри Стэндиш оставалась такой же, как и утром. В течение дня Алан совсем не видел ее, и он пришел к выводу, что она намеренно избегает встречи с ним. Он отнюдь не был этим недоволен. Это давало ему возможность спокойно заниматься своими делами. Он принял участие в споре в курительной по вопросу о политике Аляски, курил свою почерневшую трубку, не боясь никому помешать дымом, и беззаботно прислушивался к разговорам на пароходе. И сейчас у него было так безоблачно на душе, как не было ни разу с момента первой встречи с мисс Стэндиш. Однако, когда наступил вечер, и он делал свою обычную двухмильную прогулку по палубе, Алан почувствовал, что в нем все растет и растет чувство одиночества. Чего-то ему недоставало. Он не отдавал себе отчета, в чем дело, пока не увидел Мэри Стэндиш. Она шла из коридора, в котором помещалась ее каюта, и теперь стояла одна у перил. С минуту Алан колебался, но затем спокойно подошел к ней. |
| — В таком случае, я доволен, что Тоток ранен! — Алан улыбнулся, а потом спросил: — А где Амок Тулик? «Горячка» опустил голову и покраснел, как мальчик. — Спросите ее, Алан. Немного спустя Алан задал тот же вопрос Мэри. Она тоже покраснела, ее глаза таинственно засияли. — Вы должны подождать, — промолвила она и больше не прибавила ни слова, хотя он наклонил ее голову и держал в руках мягкие нежные волосы, угрожая не отпустить их до тех пор, пока она не откроет ему секрета. В ответ Мэри тихо вздохнула, прижалась своим зарумянившимся лицом к его шее и прошептала, что охотно принимает наказание. Таким образом, осталось тайной, куда исчез Амок Тулик и что такое он делает. Немного спустя Алан решил, что догадывается, в чем дело. — Я не нуждаюсь в докторе, но вы были очень заботливы, если послали Амок Тулика за ним. — Потом он вдруг спохватился: — какой я бесчувственный дурак! Конечно, есть другие, которым доктор нужнее, чем мне. Мэри кивнула головой. — Но я думала главным образом о вас, когда посылала Амок Тулика в Танана. Он поехал верхом на Кооке и может вернуться каждую минуту. Она отвернулась, так что Алан мог видеть только кончик розового уха. — Очень скоро я поправлюсь и буду готов к путешествию, — сказал он. — Тогда мы отправимся в Штаты, как и предполагали. — Вам придется ехать одному, Алан. Я буду слишком занята устройством нового дома. Она сказала это таким спокойным серьезным голосом, что он был изумлен. — Я уже распорядилась нарубить лес в предгорьях, — продолжала она. — Смит и Амок Тулик скоро приступят к постройке. Мне очень жаль, что вы считаете таким важным ваше Дело в Штатах, Алан. Будет немного тоскливо, когда вы уедете. Он прошептал: — Мэри! Она не повернулась. — Мэри! Когда она обернулась, Алан опять увидел легкий трепет жилки, которая билась у нее около горла. Теперь он узнал секрет — его тихо прошептали горячие нежные губы, прижавшиеся к его губам. — Я не за доктором послала, Алан. За обручальными кольцами. Они нужны не только нам с вами, но и «Горячке» Смиту с Ноадлюк, и Тотоку с Киок. |
| Вокруг Алана стали сгущаться сумерки, напоминая завесу холодного сырого тумана, надвигавшегося издалека. Час за часом Алан шел вперед. Когда он начинал чувствовать голод, он съедал кусок вяленого мяса, запивая его холодной прозрачной водой из ручейков, попадавшихся ему на пути. Только тогда, когда судороги начали сводить его ноги, он остановился, чтобы отдохнуть, зная, что это необходимо сделать. Был час ночи. Считая путешествие до стоянки Татпана, он уже шел почти без перерыва семнадцать часов. Растянувшись на спине в поросшей травой впадине, где маленький ручей журчал около самой головы, Алан почувствовал, до какой степени он устал. Ему был необходим отдых. Сначала он старался не засыпать. Он твердил себе, что не смеет закрывать глаза. Но изнеможение наконец взяло верх, и он уснул. Когда Алан проснулся, пение птиц и яркое солнце, казалось, подтрунивали над ним. В сильной тревоге он вскочил на ноги. Алан взглянул на часы — вместо того чтобы отдохнуть три или четыре часа не закрывая глаз, он крепко проспал шесть часов. Немного спустя, быстро подвигаясь вперед, Алан перестал жалеть о случившемся. Он чувствовал себя готовым к борьбе. Он глубоко вдыхал воздух в легкие и на ходу завтракал вяленым мясом. Он старался наверстать потерянное время. Промежуток между половиной двенадцатого и двенадцатью он почти бежал. За эти полчаса ему удалось достигнуть вершины холма, с которой уже можно было различить строения его ранчо. Он не заметил там ничего особенного и облегченно вздохнул и засмеялся от радости. Услышав свой отрывистый, странный смех, Алан понял, до какого напряженного состояния дошли его нервы. Через полчаса Алан поднялся из лощины, находившейся за домом Соквэнны, и попробовал открыть дверь. Она была на запоре. На его стук ответил чей-то голос. Алан назвал себя. Засов загромыхал, дверь открылась, и он вошел в комнату. Ноадлюк стояла в дверях своей комнаты с ружьем в руках. Киок предстала перед ним, свирепо зажав в руке длинный нож. Между ними стояла Мэри Стэндиш. Она посмотрела в лицо Алану и пошла к нему навстречу. Он услышал, как Ноадлюк что-то шепнула, и увидел, как Киок быстро последовала за ней в другую комнату. |
| — Да. Любил. Его почти изумило собственное признание. Такая откровенность была странной при всяких обстоятельствах, а тем более после такого короткого знакомства. Алан не прибавил ни слова, хотя в лице и в глазах Элен Мак-Кормик светилось какое-то трепетное ожидание. Он прошел в маленькую комнату, служившую ему спальней, и вернулся с вещами. Саквояж, в котором находилось имущество Мэри Стэндиш, он передал Элен. Теперь вопрос шел о деле, и он старался говорить деловым тоном: — В саквояже ее вещи. Я взял их из каюты. Если после моего отъезда вы найдете ее, они вам пригодятся. Вы, конечно, меня понимаете. А если не найдете, сохраните их для меня. Когда-нибудь я вернусь. Ему, очевидно, нелегко было давать эти простые наставления. Алан продолжал: — Я не собираюсь больше задерживаться здесь. В Кордове я оставлю чек, с предписанием выдать его вашему мужу, если она будет найдена. Если вы ее найдете, позаботьтесь сами о ней. Вы это сделаете, миссис Мак-Кормик? Элен Мак-Кормик, чуть запинаясь, обещала ему исполнить просьбу. Алан говорил себе, что всегда будет помнить ее — это маленькое существо, полное сочувствия. Полчаса спустя, дав инструкции также и Мак-Кормику, он пожелал им счастья. Когда он пожимал Элен на прощание руку, пальцы молодой женщины дрожали. Алан удивился ее волнению. Спускаясь к берегу, он сказал Санди, какое огромное счастье послала ему судьба, дав ему такую жену. Звезды мерцали на бархате темного неба, когда «Норден» снова заскользила по волнам, направляясь в открытое море. Алан смотрел на звезды, и его мысли уносились в лежавшую за ними бесконечность. Никогда раньше он не задумывался над этим. Жизнь была всегда слишком полна. Но теперь она казалась ему такой пустой, а его тундры находились так далеко, что чувство одиночества охватило Алана, когда он оглянулся назад — на белесоватую полоску берега, выступавшего из тени нависших гор. Глава XI Этой ночью в хижине Улафа Алан Холт снова вступил на прежний путь. Он не пытался умалять размеров трагедии, ворвавшейся в его жизнь. Он знал одно: что бы ни случилось в последующие годы, следы этой трагедии никогда не сотрутся, и Мэри Стэндиш всегда будет жить в его мыслях. Но Алан принадлежал к тем людям, которые даже под ударами судьбы не дают заглохнуть и умереть порывам своей души. Прежние планы ждали его, а равно прежние стремления и мечты. Теперь они казались безжизненными, но лишь потому, что его собственный огонь на время погас. Он понимал это и сознавал необходимость снова зажечь его. |
| Алан крепко спал в течение нескольких часов, но напряжение предыдущего дня не помешало ему проснуться ровно в назначенный им самим час. В шесть часов он вскочил с постели. Вегарук не забыла своих старых обязанностей, и его уже ждала полная ванна холодной воды. Алан выкупался, побрился, одел свежий костюм и ровно в семь часов сидел за завтраком. Стол, за которым он обыкновенно ел один, помещался в маленькой комнате; из ее окон можно было видеть большую часть жилищ ранчо. Дома нисколько не походили на обычные эскимосские лачуги, а были искусно построены из небольших бревен, заготовленных в горах. Подобно деревенским избам, они красиво вытянулись в определенном порядке, образуя единственную улицу. Море цветов колыхалось перед ними. На самом краю, на небольшом холмике, за которым находилась одна из топких лощин тундры, стоял домик Соквэнны, не уступавший по размерам жилищу Алана. Соквэнна был самый мудрый старейшина общины. С ним жили Киок и Ноадлюк, его приемные дочери, самые хорошенькие девушки из всего племени, — вот чем объяснялись размеры его избы. Сидя за завтраком, Алан время от времени смотрел в ту сторону, но не видел признаков жизни, если не считать дыма, который тонкой спиралью поднимался из трубы. Солнце уже высоко стояло в небе, проделав больше половины своего пути до зенита. Оно представляло в своем роде чудо, ибо вставало на севере и подвигалось на восток, а не на запад. Алан знал, что мужское население уже несколько часов тому назад отправилось на отдаленные пастбища. В поселке всегда бывало пустынно, когда олени переходили на более возвышенные и прохладные луга плоскогорий. После вчерашнего празднества женщины и дети еще не проснулись к жизни длинного дня, для которого восход и заход солнца так мало означают. Встав из-за стола, Алан снова взглянул на дом Соквэнны. Одинокая фигура показалась у лощины и стала на краю лицом к солнцу. Даже на таком расстоянии и несмотря на то, что солнце ослепляло его, Алан узнал в ней Мэри Стэндиш. Алан стоически повернулся спиной к окну и закурил трубку. В течение получаса он рылся в своих бумагах и книгах, готовясь к приходу Тотока и Амок Тулика. Часы показывали ровно восемь, когда они явились. |
| – Что же у них взяли? – терпеливо, хотя и с любопытством, спросил Алан. – Вора спугнули, – сказал отец. – К несчастью, он кое-что обронил. – К несчастью! – повторил Алан светским, удивленным тоном. – К чьему несчастью? – К твоему, – ответил отец. Повисло тягостное молчание. Наконец Джон Нэдуэй нарушил его, как всегда грубовато и добродушно: – Вот что, Алан. Если ты хочешь, чтобы тебе помогли, брось эти штуки. Допустим, нас ты хотел разыграть, хотя напугал мисс Миллисент, а миссис Маубри довел до истерики. Но посуди, как мы можем тебя выгородить, если ты лезешь к нашим соседям и оставляешь там визитную карточку с нашим именем? – Рассеянность все, рассеянность… – огорченно сказал Алан и встал, держа руки в карманах. – Не забывай, что я вор начинающий. – Кончающий, – сказал отец. – Или ты это бросаешь, или отсидишь пять лет. Леди Крэйл может подать в суд и подаст, скажи я хоть слово. Я пришел, чтобы дать тебе еще один, тысяча первый шанс. Брось воровать, и я тебя пристрою. – Мы с твоим отцом, – сказал Норман Нэдуэй, четко выговаривая слова, – не всегда сходимся во взглядах. Но сейчас он прав. Я очень тебе сочувствую, но одно дело – красть с голоду, и другое – голодать, чтобы только не жить честно. – Вот именно! – пылко поддакнул брату положительный Джон. – Мы с удовольствием тебя признаем, если ты бросишь воровать. Или брат, или вор. Кто ты? Наш Алан, которому отец найдет работу, или чужой парень, которого мы должны выдать полиции? Или то, или это – третьего не дано. Алан обвел взором дом и сад, и глаза его как-то жалобно остановились на Миллисент. Потом он снова сел на скамью и, уперев локти в колени, закрыл лицо руками, словно погрузился в молитву. Отец и братья напряженно смотрели на него. Наконец он поднял голову, отбросил со лба черные пряди волос, и все увидели, что бледное лицо совершенно изменилось. – Ну, – сказал отец уже не так сурово, – не будешь больше лазить в чужие дома? Алан встал. – Да, папа, – серьезно сказал он. – Я подумал и вижу теперь – вы правы. Не буду. |
| Вы не должны теперь вмешиваться. — Вы хотите сказать, что Мэри Стэндиш… — пролепетал Алан. — Я говорю не о Мэри Стэндиш, — прервал его Смит. — Я говорю про Ноадлюк. Если бы не мои усы… Его слова были прерваны внезапным оглушительным взрывом, раздавшимся в бледном сумраке впереди. Похоже было на отдаленный выстрел пушки. — Одна из проклятых ракет, — объявил «Горячка». — Вот почему они поторопились и не подождали нас, Алан. Она говорит, что это празднование четвертого июля будет много означать для Аляски. Хотел бы знать, что она под этим подразумевает. — Я тоже хотел бы это знать, — сказал Алан. Глава XV Еще полчаса ходьбы по тундре — и они подошли к месту, прозванному Аланом расщелиной Привидений. Это было глубокое каменистое ущелье, начинавшееся у подножия гор. Место в общем было весьма мрачное. В глубине лежала непроницаемая мгла. Туда они спустились по скалистой тропинке, отшлифованной копытами оленей и лосей. На дне расщелины, на глубине сотни футов, Алан опустился на колени у маленького ручейка, который он нащупал между камнями. Повсюду слышался чарующий тихий шепот ручейков; их шум и журчание заглушалось мхом скалистых стен, из трещин которых беспрерывно струилась вода. При свете спички Алан увидел лицо «Горячки». Глаза маленького человека пристально вглядывались в тьму расщелины, уходившей вдаль, в горы. — Алан, вы поднимались когда-нибудь до конца по этому ущелью? — Это излюбленная дорога рысей и огромных бурых медведей, которые убивают наших молодых оленей, — ответил Алан. — Я охочусь один, Смит. Знаете, это место имеет скверную репутацию — здесь якобы поселились духи. Расщелина Привидений — вот как я назвал ее. Ни один эскимос не пойдет сюда. Здесь разбросаны кости погибших людей… — И вы ни разу не производили разведок? — продолжал расспрашивать «Горячка». — Никогда. Алан услышал недовольное ворчание: — Эх вы, помешались на своих оленях! В этом ущелье есть золото. Дважды я находил его в тех местах, где были кости мертвецов. Они приносят мне, очевидно, счастье. |
| Алан подтянулся и, присоединившись к Дональду Хардвику и «Горячке» Смиту, не покидал их, пока «Ном» не спустил на берег всех пассажиров и груз и, пеня воду, тронулся к выходу из канала Гастино по направлению к Скагвэю. Тогда Алан направился в курительную и оставался там до второго завтрака. На этот раз Мэри Стэндиш первой вышла к столу. Она сидела спиной к двери, когда Алан вошел, так что она не заметила его, хотя он прошел так близко, что коснулся пиджаком ее стула. Опустившись на стул, он посмотрел на нее и улыбнулся. Мисс Стэндиш ответила чуть виноватой, как показалось Алану, улыбкой. Она плохо выглядела, и ее присутствие за столом, решил Алан, было не что иное, как смелая попытка скрыть кое-что от кого-то. Случайно он взглянул налево. Там, в противоположном конце залы, сидел на своем месте Росланд. Как ни мимолетен был взгляд Алана, он успел заметить, что девушка видела и поняла. Она чуть наклонила голову и ее длинные ресницы на мгновение закрыли глаза. Он с удивлением спрашивал себя, почему ее волосы всегда бросаются ему в глаза раньше всего. Они производили на него исключительно приятное впечатление. Со свойственной ему наблюдательностью Алан заметил, что мисс Стэндиш снова причесалась после первого завтрака. Мягкие кольца ее волос, сплетавшиеся в таинственно-замысловатую корону, напоминали нежный блестящий бархат. Он поймал себя на смешной мысли: интересно бы видеть, как они рассыпаются по ее плечам. Освобожденные от оков, они должны быть еще прекраснее. Лицо девушки было необычайно бледно. Возможно, что это объяснялось светом, падавшим на нее из окна. Но когда Мэри Стэндиш снова взглянула на него через стол, он в течение одного мгновения успел подметить легкое вздрагивание ее губ. Алан, как ни в чем не бывало, начал рассказывать ей про Скагвэй, словно он не замечал ничего такого, что ей хотелось скрыть. Выражение глаз девушки изменилось: в них промелькнула горячая благодарность. Он рассеял ее напряженное состояние и освободил ее из-под какого-то безотчетного гнета. Алан обратил внимание на то, что девушка заказывала себе завтрак лишь ради формальности. Она едва притрагивалась к еде. И все же он был уверен, что никто другой, даже влюбленный Токер, не обнаружил ее неискреннего поведения. Похоже было на то, что Токер окружил подобное отсутствие аппетита ореолом женственности, приписывая эту утонченность вкуса ангельской добродетели. |
|
|
