| Потому он начинает опять говорить, когда исчезла всякая надежда на спасение; тогда он и предсказывает доброе. " В четырнадцатую ночь " , говорит (писатель), " опасаясь … ожидали дня " . Чтобы кто не сказал, что ничего такого не было, он прибавил эти слова, показывая, что все это было. И страх их доказывает, что это было: молились, говорит, ожидали дня, опасаясь. И место было опасн ое: это случилось в Адриатическом море; и продолжительный был голод: " сегодня четырнадцатый день, как вы, в ожидании, остаетесь без пищи, не вкушая ничего " . Из всего видно, что они были при смерти. Потому он и продолжает: " прошу вас принять пищу: это послужит к сохранению вашей жизни " , т.е. чтобы вам не умереть с голода, примите пищу. " И взяв хлеб " , говорит (писатель), " он возблагодарил Бога " . 4. Смотри, как благодарность, возданная им (Богу) за случившееся, не только укрепила их, но и ободрила. " Было же всех нас на корабле " , говорит, " двести семьдесят шесть душ " . О них и сказал Павел: " ни одна душа из вас не погибнет " . Нужно было иметь совершенную уверенность, чтобы сказать, что они спасутся. " Насытившись же пищею, стали облегчать корабль, выкидывая пшеницу в море " . Видишь ли: их убеждали только принять пищу, а они во всем так положились на Павла, что выбросили и пшеницу? Впрочем, принимают и человеческие меры (к спасению), и Павел не препятствует тому. " Когда настал день " , говорит (писатель), " развязав рули и подняв малый парус по ветру, держали к берегу " . Корабль разрушается днем, чтобы они не умерли от страха, чтобы и ты видел исполнение пророчества. " Воины согласились было умертвить узников " . Видишь ли, как и за это они обязаны благодарностью Павлу. Для него сотник не позволил им умертвить узников. Мне кажется, что здесь были отъявленные злодеи, если (воины) намеревались умертвить их; но так как они были удержаны от исполнения намерения, то этого и не случилось, но одни из них поплыли, другие понеслись на досках, и таким образом все спаслись и пророчество исполнилось, хотя и не чрезвычайное по времени, потому что Павел предсказал это не за несколько лет прежде, но при самом естественном ходе вещей. |
| – Подняв малый парус: чтобы не очень быстро подплывать по ветру к берегу, так как при большом парусе ветер очень сильно мог гнать корабль, что, при незнании корабельщиками места, могло быть небезопасно. Но и при сем откровение Божие через ангела Павлу (ст. 26) должно было исполниться: корабль сел на мель и разбился. Воины, конвоировавшие узников, видя неизбежную гибель корабля и опасаясь, чтобы узники, спасшись с него бегством, не скрылись – тем более, что земля была им неизвестна и они, вероятно, даже не знали, остров ли это или материк, выдавшийся так в море – согласились было (сговорились между собой) умертвить узников: потому что закон строго наказывал стражу за несохранение преданных ей узников ( Деян.12:19 и прим.). – Но сотник, желая спасти Павла, именно из-за него, по чувству своего личного уважения к нему, и, вероятно, по поручению прокуратора, удержал их от исполнения такого кровавого намерения. Он нашел другое, более благоразумное средство, чтобы кто-либо из узников не убежал: он велел тем из стражи или конвоя, кто умеет хорошо плавать, первым броситься и выйти на берег: таким образом, на берегу составилась стража, которая могла спасшихся от кораблекрушения узников принять и стеречь, чтобы они не разбежались. – Все спаслись на землю, на разных обломках и вещах разбившегося корабля. Так, в точности исполнилось слово Божие, сказанное через ангела Павлу (ст. 24, 31). Глава 28 Узнали, конечно, от жителей острова, которых достаточное число, вероятно, собралось на берегу при виде бедствующего и приближающегося к берегу корабля, как то бывает в прибрежных поселениях, что остров называется Мелит. Есть небольшой остров того же имени в так называемом Адриатическом море, близ берегов Далмации, недалеко от Рагузы (ныне называемый Меледа), и некоторые из древних толкователей полагали, что это и есть тот остров, на который выброшены были Павел и его спутники. Но это мнение основывается только на понимании выражения 27 стиха – носимы были в Адриатическом море – в тесном смысле слова, и имеет против себя довольно многое и важное в самом сказании книги: 1) в Адриатическом море едва ли и возможно такое бурное плавание; 2) от Крита несло корабль бурным ветром северо-восточным, следовательно, в юго-западном от Крита направлении, причем он не мог попасть на Мелит Далматинский (см. |
| Ниже приводятся материалы, не отражающие информацию Ибрахима ибн Йа‘куба. Часть книги ал-Бакри, содержащая сведения из «Записки» Ибрахима ибн Йа‘куба, в данном издании выделена особо под именем «Ибрахим ибн Йа‘куб» (см.: I.5.2). Издания: The Geography of al-Andalus and Europe: From the Book «Al-Masalik wal-Mamalik» [the Routes and the Countries] by Abu ‘Ubayd al-Bakri (d. 487/1094)/Critical edition by Abdurrahman Ali El-Hajji. Beirut, 1968; Kitab al-Masalik wa-l-Mamalik d’Abu ‘Ubaid al-Bakri/Edition critique avec introduction et indices A. P. Van Leeuween et A. Ferre. Tunis, 1992. Vol. I. Литература: GAL I. S. 476; GAL SB I. S. 876; El. Bd. I. S. 619–620; Крачковский 1957. C. 274–280; El2. Vol. I. P. 159–161. Книга путей и царств I.8.3.1 Море Ниташ 465 идет через область Лазику к Константинополю тоже (до этого шла речь о Средиземном, Мраморном и Адриатическом морях. – Т. К.) длина его – 1100 миль, а ширина – 300 миль. Это море – море Ниташ, и это море народов тюрков, булгар, русов и других. Оно начинается с севера, со стороны города, который называется Лазика, [и простирается] на 300 миль, а он (город Лазика. – Т. К.) позади Константинополя. Соединяется это море частью своей стороны с морем Хазар посредством заливов и великих рек там. Поэтому ошибается часть составителей книг и полагает, будто море Ниташ, озеро Маниташ 466 и море Хазар – это одно [море]. Что же касается моря Маниташ, то из него выходит Константинопольский пролив, который соединяется с морем Рума, а это – Сирийское море (...) 467 . (Перевод Т. М. Калининой по: Бакри 1992. Т. I. С. 204, раздел 291) I.8.3.2 В море Маниташ впадает великая река, известная как Танаис, начало ее с севера, и на ней [живут] потомки Яфета. Размер ее русла по земле – 300 фарсахов. Это река великая, в ней [есть] различные виды камней, трав и снадобий. И течет эта река в море Маниташ, пока не достигнет моря Ниташ. Сказал (ал-Мас‘уди. – Т. К.), что Маниташ – это озеро на севере, и [хотя] это большое море, бывало, что называлось озером, длина его с востока на запад 300 миль, а ширина его 100 миль (...). Море большое – это Ниташ, а озеро – это Маниташ. |
| Итальянский темперамент Что касается темперамента итальянцев. Мне пришлось лететь в Бари из другого итальянского города на маленьком самолетике авиакомпании «Volotea». Очередь на рейс состояла из итальянцев. И вот, когда нас уже посадили в автобус, который должен был отвезти пассажиров к самолету, дело застопорилось – и мы просидели в холодном салоне целый час, после чего нам предложили вернуться в здание аэропорта. Вернулись, простояли в продуваемом всеми сквозняками «рукаве» полчаса, после чего нас снова погрузили в автобус и отвезли к самолету, где мы ещё полтора часа ждали взлета. Получалось, что рейс задерживался уже на три часа, причем провели мы их не в теплом, комфортабельном здании аэропорта, а в довольно неуютных условиях. Ни одного ворчливого слова, ни единого недовольного лица – полное спокойствие и оптимизм, – вот чем поразили меня все мои спутники. Наконец стюардесса объявила причину задержки: – Сначала у нас случилась техническая неисправность, а сейчас мы ждем опаздывающих на рейс. И опаздывающие наконец появились. Я ожидала чего угодно: негодования, возмущения, но люди вокруг начали добродушно смеяться и аплодировать входящим в салон пассажирам. Для меня, честно говоря, это было удивительным. Кто в море не ходил – тот Богу не молился За крепостными стенами Старого Города шумит Адриатическое море, что соперничает своей лазурью с ярко-голубым небом Апулии и считается одним из самых чистых и прозрачных морей в мире. Генри В. Мортон писал: «Я не знаю более романтического побережья, чем в Апулии. За многие сотни лет солнце выбелило местный песчаник так, что он стал похож на мел. На пятьдесят миль в любую сторону от Бари протянулась череда маленьких морских портов и рыбачьих деревень, причем в каждом таком селении имеется свой норманнский массивный замок и лабиринт узких улиц... Но больше всего мне запомнился ослепительный свет и, разумеется, изумрудное Адриатическое море, переходящее в оттенок, который Гомер назвал винно-темным”». Несмотря на то, что Бари – портовый город, море здесь чистое. Правда, большие, обросшие мхом валуны на берегу не особенно способствуют купанию. Но ведь паломники едут сюда точно не из-за моря... |
| Остальные на разных досках, обломках от корабля все спаслись, выйдя на землю. Глава двадцать восьмая Спасшиеся от кораблекрушения узнали от жителей острова, собравшихся на берегу, что остров называется Мелит. Некоторые из древних толкователей полагали, что это маленький островок в собственно Адриатическом море, близ берегов Далмации, около Рагузы, ныне называемая Меледа, но против такого предположения говорит то, что в собственно Адриатическом море не бывает таких сильных бурь, что от Крита корабль несло северо-восточным ветром, почему он не мог попасть от критских берегов на север, и, наконец, от того Мелита ближайший путь на Рим не мог бы быть через Сицилию (см. ст. 12). Новейшие исследователи почти единогласно признают, что остров, на который были выброшены св. апостол Павел со спутниками, был нынешняя Мальта, древний Мелит, в 15 географических милях (около 100 вёрст) к югу от Сицилии и около 50 миль от африканского берега. Сюда они действительно могли быть принесены от Крита после бурного плавания северо-восточным ветром, и отсюда прямой путь в Рим действительно был через Сицилию и по западному берегу Италии, как описано далее (ст. 12–13). Притом на Мальте до сих пор существует предание о пребывании там апостола Павла, тесно связанное с дальнейшим рассказом книги Деяний. Жителей Мальты Дееписателъ называет «варварами» («иноплеменниками») с точки зрения греков и римлян, которые всех не говоривших по-гречески и по-латыни называли варварами. Поселенцы Мальты, вероятно, были пунического происхождения (финикийско-карфагенского). Они оказали тёплое гостеприимство потерпевшим кораблекрушение, разложив огонь, чтобы согреть их, так как был дождь и холод. Когда Павел собрал много хвороста и бросил его в огонь, оцепеневшая от холода в хворосте ехидна от жара пробудилась, вышла из огня и повисла на руке у Павла. Жители острова, увидев эту ядовитейшую змею на руке у Павла, были уверены, что его ожидает немедленная смерть от её укуса, и стали говорить, что он, вероятно, убийца, если его, спасшегося от моря, суд Божий не оставляет жить. |
| Здесь море, по которому носился корабль, называется " Адриатическим, " между тем, как теперь таковым называется лишь Венецианский залив, а это море, по которому они плыли, называется теперь Ионическим. В древности же Адрией или Адриатическим морем называлось все пространство между Грецией с востока, южной Италией и Сицилией с запада, в каковое пространство входил и остров Мальта. Начали измерять глубину: оказалось двадцать сажень, а немного спустя пятнадцать сажень, из чего можно было заключить, что недалеко земля и есть опасность попасть на подводные камни, каковых особенно много бывает около небольших островов. Тогда бросили с кормы четыре якоря, чтобы корабль прочно держался на одном месте, и стали выжидать наступления дня. Чрезвычайно напуганные корабельщики хотели воспользоваться темнотой ночи, чтобы бежать на лодке с корабля, оставив пассажиров на произвол судьбы. Апостол уразумел умысел их, когда они стали спускать лодку и предупредил сотника, что бегство корабельщиков грозит гибелью пассажиров, которые сами не смогут спастись, не умея управлять кораблем. Характерны слова св. Апостола: " вы не можете спастись " - он говорил " вы " потому, что в своем собственном спасении был уверен. Воины отсекли веревки, которыми лодка была привязана к кораблю, и она упала, а потом, конечно, была отнесена волнами. Перед наступлением дня св. Павел вновь стал ободрять своих спутников надеждой на спасение и уговорил их принять пищу, в чем сам дал пример, возблагодарив Бога пред всеми. Укрепившись пищею, снова стали облегчать корабль, выкидывая пшеницу в море, ибо 276 пассажиров на корабле уже сами по себе представляли большую тяжесть. Когда настал день, они не могли определить, что за земля была, к которой прибило корабль, но разглядели залив с отлогим берегом и решили попытаться ввести туда корабль. Подняв якоря и развязав рули, которые обыкновенно завязываются во время сильной бури и во время стоянки, чтобы обезопасить их от напора волн, подняли малый парус, чтобы медленно подойти к берегу. |
| Ландульф увидел Боэмунда, переправляющегося в таком устрашающем порядке с грузовыми судами, с тысячами воинов на борту – об этом подробнее говорилось выше – и, будучи не в состоянии сопротивляться такому многочисленному противнику, отошел на небольшое расстояние от Авлона, открыв Боэмунду путь к городу. Боэмунд воспользовался благоприятным случаем, переправился из Бари в Авлон 1284, высадил свое войско на берегу и прежде всего стал грабить побережье. Боэмунд вел с собой огромное франкское и кельтское войско уроженцев острова Фула, которые состояли на военной службе у ромеев, но тогда были вынуждены обстоятельствами перейти к Боэмунду, а также много германцев и кельтиберов 1285. Боэмунд разместил всех собравшихся к нему воинов по всему адриатическому побережью, один за другим ограбил все города и напал на Эпидамн, который мы называем Диррахием 1286. В его намерения входило захватить этот город и подвергнуть опустошению всю страну вплоть до Константинополя. Искусный как никто другой в осаде городов, превосходивший в этом отношении самого Димитрия Полиоркета 1287, он думал только об Эпидамне и двинул против этого города все средства осады. Прежде всего он разместил войско кругом и осадил все селения, расположенные у самых стен или вблизи Диррахия. Иногда ромейское войско боролось с ним, иногда Боэмунд не встречал никакого сопротивления. После многочисленных битв, сражений и убийств Боэмунд, как я говорила выше, обратился к осаде города Диррахия. Однако прежде чем перейти к самой битве тирана Боэмунда за Диррахий, следует рассказать о расположении города. Он стоит на самом берегу Адриатического моря. Это большое и глубокое море простирается вширь до берегов Италии, а вдоль, делая изгиб к северо-востоку, доходит до земли, населенной варварами-ветонами 1288, напротив которой расположена страна Апулия. Таковы границы Адриатического моря. Диррахий, или Эпидамн, древний эллинский город, лежит под Элиссом 1289 и слева от него – Элисс расположен выше и правее. Я не знаю точно, назван ли Элисс просто так или по имени какой-нибудь реки Элисс, впадающей в большую реку Дримон. Элисс – это крепость, расположенная на высоком месте и совершенно неприступная, господствующая, как говорят, над равниной Диррахия. Она настолько защищена от опасностей, что может оказаться очень полезной в обороне Диррахия с суши и с моря. |
| 2. Алексей I и внешняя политика до первого Крестового похода По словам Анны Комниной, образованной и литературно одаренной дочери нового императора Алексея, последний в первое время после своего вступления на престол, ввиду турецкой опасности с востока и норманской с запада, “замечал, что царство его находится в предсмертной агонии.” 14 Действительно, внешнее положение империи было очень тяжелым и с годами становилось еще более затруднительным и сложным. Норманская война Герцог Апулии, Роберт Гуискар, покончив с завоеванием византийских южно-итальянских владений, имел гораздо более широкие замыслы. Желая нанести удар в самое сердце Византии, он перенес военные действия на Адриатическое побережье Балканского полуострова. Оставив управление Апулией старшему сыну Рожеру, Роберт с младшим сыном Боемундом, известным впоследствии деятелем первого Крестового похода, располагая уже значительным флотом, выступил в поход против Алексея, имея ближайшей целью приморский город в Иллирии Диррахий (прежний Эпидамн; по-славянски Драч; теперь Дураццо). Диррахий, главный город одноименной образованной при Василии II Болгаробойце фемы-дуката, т.е. области с дукой во главе управления, прекрасно укрепленный, по справедливости считался ключом к империи на западе. От Диррахия начиналась построенная еще в римское время известная военная Егнатиева дорога (via Egnatia), шедшая на Солунь и дальше на восток к Константинополю. Поэтому вполне естественно, что главное внимание было направлено Робертом на этот пункт. Эта экспедиция была “прелюдией крестовых походов и подготовкой для франкского господства в Греции.” 15 “Предкрестовый поход Роберта Гуискара был его самой большой войной против Алексея Комнина.” 16 Алексей Комнин, чувствуя невозможность одними своими силами справиться с нормандской опасностью, обратился за помощью на Запад, между прочим к германскому государю Генриху IV. Но последний, испытывая в это время затруднения внутри государства и не закончив еще своей борьбы с папой Григорием VII, не мог быть полезным византийскому императору. Отозвалась на призыв Алексея Венеция, преследовавшая, конечно, собственные цели и интересы. Император обещал республике св. Марка за оказанную помощь флотом, которого у Византии было мало, обширные торговые привилегии, о чем речь будет ниже. В интересах Венеции было помочь восточному императору против норманнов, которые, в случае успеха, могли захватить торговые пути с Византией и Востоком, т.е. захватить то, что венецианцы надеялись сами со временем получить в свои руки. Кроме того, для Венеции была налицо и непосредственная опасность: норманны, завладевшие Ионическими островами, особенно Корфу и Кефалонией, и западным побережьем Балканского полуострова, закрыли бы для венецианских судов Адриатическое море. |
| Глава 28 Продолжение путешествия св. Апостола Павла в Рим: гостеприимство иноплеменников на острове Мелит, ехидна, не причинившая Павлу вреда, исцеление Павлом многих больных на острове и дальнейшее путешествие (1-14). Прибытие в Рим (15-16); двукратная беседа св. Павла с римскими иудеями (17-29). Заключение книги Деяний Апостольских (30-31). События на острове Мелит (28:1-14). Спасшиеся от кораблекрушения узнали от жителей острова, собравшихся на берегу, что остров называется Мелит. Некоторые из древних толкователей полагали, что это маленький островок в собственно Адриатическом море, близ берегов Далмации, около Рагузы, ныне называемая Меледа, но против такого предположения говорит то, что в собственно Адриатическом море не бывает таких сильных бурь, что от Крита корабль несло северо-восточным ветром, почему он не мог попасть от критских берегов на север и, наконец, от того Мелита ближайший путь на Рим не мог бы быть через Сицилию (см. ст. 12). Новейшие исследователи почти единогласно признают, что остров, на который были выброшены св. Ап. Павел со спутниками был нынешняя ?альта, древний Мелит, в 15-ти географических милях (около 100 верст) к югу от Сицилии и около 50 миль от африканского берега. Сюда они действительно могли быть принесены от Крита, после бурного плавания, северо-восточным ветром и отсюда прямой путь в Рим действительно был через Сицилию и по западному берегу Италии, как описано далее (ст. 12-13). Притом на Мальте до сих пор существует предание о пребывании там Ап. Павла, тесно связанное с дальнейшим рассказом кн. Деяний. Жителей Мальты Дееписатель называет " варварами " ( " иноплеменниками " ) с точки зрения греков и римлян, которые всех, не говоривших по-гречески и по-латыни, называли варварами. Поселенцы Мальты, вероятно, были пунического происхождения (финикийско-карфагенского). Они оказали теплое гостеприимство потерпевшим кораблекрушение, разложив огонь, чтобы согреть их, так как был дождь и холод. Когда Павел собрал много хвороста и бросил его в огонь, оцепеневшая от холода в хворосте ехидна от жара пробудилась, вышла из огня и повисла на руке Павла. Жители острова, увидев эту ядовитейшую змею на руке Павла, были уверены, что его ожидает немедленная смерть от ее укуса и стали говорить, что он, вероятно, убийца, если его, спасшегося от моря, суд Божий не оставляет жить. Но когда они увидели, что он стряхнул змею в огонь, не потерпев никакого вреда, то стали говорить, что он бог, то есть, по их языческому представлению, один из богов, принявший на себя образ человека. В настоящее время на Мальте нет ядовитых змей, а у туземцев есть предание, что с тех пор, как св. Павел стряхнул ехидну в огонь, вся эта порода ядовитых пресмыкающихся утратила свою ядовитость. |
| Закрыть itemscope itemtype="" > Море в море 2. Из неопубликованной книги «Голубые дороги» 15.09.2022 985 Время на чтение 9 минут Часть 1 Меня ещё в школе занимало то, что как это так: у океана есть ещё и свои мор я. Саргассово, например, у Атлантического, Баренцово у Ледовитого. Так то у океанов. А Средиземное море это море, и у него тоже есть свои моря: Эгейское, Адриатическое, Тирренское. То есть, если мы вошли в Эгейское, то вошли ли мы в Средиземное? И где границы меж морей? Ах ты, ах ты! Как заиграли дельфины! Три красавца неслись перед носом, и что только не выделывали! Синхронно, согласно плясали на хвостах, прыгали по дуге, веером разбегались, вновь сбегались, шли параллельно троечкой, будто запряглись и везли нас. Уверен, что они понимали, что мы любуемся, даже хлопаем. Дети восторженно кричали. Одна девочка кинула яблоко, а дельфины, видимо, решили, что это камень (значит, пуганые), и унырнули. «И вновь унылым стало море». Потом, ещё выходил, видел ската, маленькая акула носилась, но дельфинов не было. Но главное-то – идем меж Сциллой и Харибдой. Сильна доселе античность в виде двух островов. Одиссей плыл. Да, и веришь, плыл. К мачте привязывали, уши воском залепливали. А, это уже от сирен спасались. Тут всё и было. Цель у них всё-таки барахольная – золотое руно. И из-за этого Пенелопу бросать? Не она же посылала, поехал для читателей. Литература перевирает жизнь, делает её вроде бы интереснее, но в итоге отвращает от неё. Не Герасим же утопил Муму, а Тургенев. Куда денешься, не хватило предкам Священного Писания, Житийной литературы, сказок, пословиц – правил жизни, подползло желание не только вразумления, но и развлечения. Без христианской основы литература становится обслугой материального интереса. Учить захотелось. Будто специально к этим рассуждениям подарили книгу о Патриархе Пимене. Какая тяжесть каких времён ему выпала. В книге напечатано письмо к нему от Солженицына. Помню, об этом письме щебетали все зарубежные голоса, ходило оно по рукам. И читали, дураки, и поддерживали Солженицына. А письмо его хамское, приторное, высокомерное, поучающее. Патриарх не ответил писателю, и правильно. Письмо было провокацией. А главная гадость в том, что оно ещё ранее было переправлено на Запад и уже читалось по всем «голосам». |
|
|
