| И наконец, последнее, что я хотел бы сказать: я очень рад возможности, которая предоставлена мне этим диспутом, потому что мне всегда хотелось спросить у тех, кто ставит под сомнение принцип согласия отцов: что они предложили бы в качестве альтернативы? Если принцип, мы говорим именно для православного христианина, который хочет иметь критерии для определения того, что является учением Православной Церкви, а что не является учением Православной Церкви. Если принцип согласия отцов для этого не подходит, не пригоден по тем или иным причинам, то мне очень хотелось бы узнать, какую именно альтернативу предлагают оппоненты, какой критерий, какой принцип лучше, надежнее и достовернее, чем этот. Я закончил даже раньше, чем предполагает регламент. М. Ш. : – Спасибо, отец Георгий. Алексей Георгиевич, теперь слушаем ваш ответ. Прошу Вас уложиться в 15–20 минут. А. Д. : – Насколько будет возможно. Я думаю, что буду отвечать и построю свою речь в несколько этапов, после определенного этапа буду останавливаться, и отец Георгий будет иметь возможность выразить свое мнение, возразить и т. д., для того, чтобы не накапливать это все. Насколько я понял, отец Георгий заявил, что если мы не наблюдаем каких-то высказываний святых отцов о чем-то, или хотя бы половина их утверждает одно, половина – другое, то эти вопросы не являются догматически значимыми – я так понял, отец Георгий, Вашу мысль? Хорошо, тогда я в дальнейших примерах постараюсь приводить все же те примеры, которые лично я считаю догматически значимыми. Если у отца Георгия будут какие-то возражения по этому поводу, тогда я прошу их озвучивать. Я бы построил свои возражения отцу Георгию в три этапа. Первый – рассмотреть известную формулу Викентия Леринского, и обсудить некоторые методологические вещи. А дальше уже перейти к самому понятию «консенсус», и его рассмотреть с двух точек зрения – Писания и Предания. Причем Преданием – будем ограничиваться тогда Вселенскими Соборами, раз уж отец Георгий свою статью построил именно на них. |
| Не раз в истории Церкви бывали такие ситуации, что по разные стороны внутрицерковных волнений оказывались будущие великие святые Церкви. И этим явлением не стоит смущаться и поспешно обвинять Церковь в непоследовательности. Дело в том, что акт прославления святого вовсе не означает его абсолютной безгрешности и безупречности всех его поступков. Святые также ошибались, согрешали. Но их отличие от нас состоит как раз в том, что, согрешив, они очень скоро приходили к осознанию тяжести греха и покаянием очищали свое сердце, как мы об этом можем судить по дневниковым записям отца Иоанна Кронштадтского. Также и писаниям святых не следует приписывать непогрешимости. «Даже когда мы имеем дело с творениями отцов Церкви, необходимо давать себе отчет в том, что истиной признаются Церковью не все вообще мысли, содержащиеся в них, но только те положения, в которых обнаруживается consensus patrum – согласие отцов, выражающее само Священное Предание Церкви» . Человеческим фактором обусловлены и те несогласия, которые существовали между святыми. Эти несогласия не затрагивали самих догматов веры, касались второстепенных вопросов. Иногда, впрочем, они были вызваны не разностью в понимании истин веры, а недостатком на тот момент терминологической базы. «Так, в эпоху между I и II Вселенскими Соборами Церковь, получившая мир от внешних гонений, переживала тяжелый внутренний кризис. Защитникам православного Никейского тринитарного догмата противостояли носители разных версий арианских и полуарианских еретических учений. Но ситуация осложнена была еще и тем, что не было полного единства и даже евхаристического общения между всеми православными. На одной стороне были святитель Афанасий Великий, его приверженцы в Александрийской Церкви и Западная Церковь, возглавляемая в 370-е годы папой Дамасом, а на другой – так называемые новоникейцы: святитель Василий Великий, другие отцы-каппадокийцы, святители Кирилл Иерусалимский, Мелетий Антиохийский. Часть православных на Западе и в Египте подозревала их в “полуарианстве”. |
| Но прославление святого, вопреки существующим превратным представлениям, не обозначает признания совершенно безукоризненными всех его дел и поступков. Без греха, по нашей христианской вере, из всех рожденных от Адама единый только Господь Иисус Христос , но этого нельзя утверждать относительно прославленных угодников Божиих. Не менее важно также отметить, что при исключительно высокой авторитетности всего сказанного и написанного святыми, Церковь не усваивает их мыслям и их писаниям непогрешимости. Даже когда мы имеем дело с творениями отцов Церкви, необходимо давать себе отчет в том, что истиной признаются Церковью не все вообще мысли, содержащиеся в них, но только те положения, в которых обнаруживается consensus patrum – согласие отцов, выражающее само Священное Предание Церкви. Православных христиан не должны смущать разногласия и споры между святыми, жившими в одну и ту же эпоху, по тем или иным вопросам, не затрагивавшим самих догматов веры, и даже иногда имевшие место разделения в евхаристическом общении между ними. Так, в эпоху между I и II Вселенскими Соборами Церковь , получившая мир от внешних гонений, переживала тяжелый внутренний кризис. Защитникам православного Никейского тринитарного догмата противостояли носители разных версий арианских и полуарианских еретических учений. Но ситуация осложнена была ещё и тем, что не было полного единства и даже евхаристического общения между всеми православными. На одной стороне были св. Афанасий Великий , его приверженцы в Александрийской Церкви и Западная Церковь , возглавляемая в 370-е гг. папой Дамасом, а на другой – так называемые новоникейцы: св. Василий Великий , другие отцы-каппадокийцы, св. Кирилл Иерусалимский , св. Мелетий Антиохийский . Часть православных на Западе и в Египте подозревала их в «полуарианстве». Противостояние между православными группировками особенно остро и болезненно проявилось в Антиохийской Церкви, где было тогда два епископа, занимавших эту высокую кафедру, которые, естественно, друг друга не признавали и не имели общения между собой: св. Мелетий, находившийся в общении со св. Василием Великим и другими новоникейцами, и Павлин, который имел общение со св. Афанасием, папой Дамасом и всею Западной Церковью. Св. Мелетий, на стороне которого было большинство антиохийцев, был принят в общение с папой Дамасом и православным Западом, а также последователями св. Афанасия в Александрийской Церкви в 379 г. на Антиохийском Соборе уже после кончины святых Афанасия и Василия. И вот Церковь почитает как святых и Афанасия Великого и Мелетия Антиохийского , между которыми канонический разрыв оставался до самой кончины св. Афанасия Великого непреодоленным. |
| о., причастие Св. Духу, осуществляемое только в рамках Предания. Толкование Свящ. Писания вне благодати Св. Духа рассматривается в правосл. традиции как недопустимое самоволие ( Василий (Кривошеин), архиеп. 1995. С. 148-153). В равной мере формально не безупречен и др. критерий истинности В., известный как «согласие отцов» (consensus patrum). Применяется он в отношении тех аспектов В., к-рые не получили своих догматических определений на Вселенских Соборах. Классическим определением принципа «согласия отцов» принято считать выражение прп. Викентия Леринского - «чему верили повсюду, всегда и все» ( Vincent. Lirin. Common. 2). Но понятая формально эта максима оказывается «в полном несоответствии всей церковной действительности» ( Булгаков. С. 81). «Согласие отцов» не предполагает, что более поздние отцы лишь формально повторяли ранних, ограничиваясь их простым цитированием. Напр., прп. Симеон Новый Богослов (XI в.) и Николай Кавасила (XIV в.) почти никогда не приводят святоотеческих авторитетов и основываются непосредственно на Свящ. Писании. Но несмотря на то что их толкование Писания основано на собственном духовном и сакраментальном опыте и имеет «очень личные» черты, оно тем не менее находится в полном согласии с Преданием Церкви, ибо вдохновлено тем же Св. Духом ( Василий (Кривошеин), архиеп. 1996. С. 25). Еще более ярким представляется пример учения свт. Григория Паламы , признаваемого «новаторством» оценивающими его по формальным (научным) критериям зап. исследователями и, напротив, считающегося традиц. с т. зр. правосл. церковного Предания (Там же. С. 200-208). Православие, т. о., не рассматривает критерий «согласия отцов» как выражение консерватизма. Св. отцы не просто хранители древних традиций, но причастники Св. Духа ( Лосский. 689-690). Поэтому значение имеет не буквальное повторение сказанного отцами, а именно богодухновенность того или иного изречения ( Sym. N. Theol. Cap. theol. 1). Прп. Варсонофий Великий различает в святоотеческом наследии, с одной стороны, то, что отцы могли по ошибке заимствовать у других, не исследовав их слов и не вопросив Бога о том, «Духом ли Святым внушено было то», и, с др. стороны, собственно богодухновенное учение, о к-ром сами св. отцы засвидетельствовали как о Божественном внушении ( Barsan. Quaest. 610-611). Источники В. |
| Прежде чем рассматривать толкования евангельского текста, следует сделать предварительное замечание о том, что в центре внимания должны находиться именно святоотеческие тексты как наиболее значимые по своему авторитету. При всем многообразии и даже кажущемся различии святоотеческих толкований места о «неведении» Христовом, предлагается провести их анализ и систематизацию, ориентируясь на принцип неопатристического синтеза, предложенный протоиереем Г. Флоровским , суть которого заключается в творческой переоценке прозрений древних святых, созвучной с их духом и созерцанием 14 . Правда, существуют и другие подходы в этом вопросе, которые основываются на критическом отношении к Преданию Церкви. Некоторые современные авторы усматривают в толкованиях святых отцов на ( Мк.13:32 ; Мф.24:36 ) практически полное отсутствие согласия относительно «неведения» Христова. По мнению А. Л. Чернявского, имеется девять различных объяснений слов Иисуса Христа о незнании Им дня и часа Парусии в ( Мк.13:32 ) святыми отцами, при этом часть из них даже у одних и тех же авторов являются взаимоисключающими 15 . По мнению этого автора, которое основывается на работе англиканского богослова Г. Поуэлла, никакого согласия отцов (consensus patrum) no вопросу о «неведении» Христа не существует 16 . Если рассмотреть мнения отцов по этому вопросу, то за некоторым исключением все их можно отнести к двум примерно равным группам: тех отцов, которые утверждают знание Господом «дня и часа» по Божеству («как Бог») и незнание по человечеству, и тех, которые утверждают знание «дня и часа» Спасителем как по Божеству, так и по человечеству 17 . Проблема еще усугубляется тем, что А. Л. Чернявский соотносит мнение святых отцов, признающих «незнание» Христом по Своему человечеству времени конца мира, с ересью агноитов, возникшей среди монофизитов в VI веке, приверженцы которой, ссылаясь на ( Мк.13:32 ), учили, что Христос в одной сложной после Боговоплощения природе наряду с тленностью человечества был принципиально ограничен в Своем сознании (γνμη) и никак не мог знать время Парусии 18 . |
| Причем к пророческому служению Господь призывал этих людей далеко не сразу. К примеру, Моисея он призвал только после того, как он за сорок лет был «научен всей мудрости Египетской», а потом еще сорок лет прожил пришельцем в земле Мадиамской ( Деян.7:22, 23, 30 ). То есть к пророческому служению Господь готовил Своих пророков всем ходом их жизни. О каждом из них у Него был особый Промысл. — Верно ли, что, когда ветхозаветные пророки предсказывали будущее, они всегда говорили о грядущем Мессии? Или, провидя будущее, они делали предсказания и на другие темы? — Конечно, мессианские пророчества являются смысловым центром их служения. Но если посмотреть на всю совокупность ветхозаветных пророчеств чисто количественно, то мессианских среди них окажется меньшинство. Тематика же большинства пророчеств самая разная — начиная от каких-то локальных жизненных ситуаций и кончая предсказанием политических катаклизмов, таких, как разрушение царства, вавилонское и ассирийское пленения, равно как и последующие пророчества о том, что плену придет конец. Но чего бы ни касались пророчества, целью их всегда было постоянное возвещение людям спасительной, благой воли Божией. И Господь постоянно искал тех, кто сможет стать проводником Его воли как для отдельных людей, так и для целых народов. — Большинство библейских пророчеств написаны крайне туманным языком и нуждаются в истолковании. Но как понять, какое толкование истинно? — Действительно, пророчества всегда истолковывались — и в ветхозаветные времена, и в новозаветные. Если говорить о церковном их понимании, то первейший критерий тут — согласие святых отцов. Не всегда это согласие имеет место, но в наиболее важных случаях отцы Церкви сходятся в своих мнениях. Мы можем проследить исторически, как этот «consensus patrum» возник. Конечно, этот церковный «механизм» толкования пророчеств неформален. А формальных критериев попросту нет. Кроме того, в Церкви всегда существовало глубочайшее убеждение, что истинный смысл пророчеств многопланов, что он имеет разные аспекты. Это известный принцип многозначности Священного Писания, который отвергался критической наукой в эпоху позитивизма, но к которому в наше время наука возвращается. |
| Разноголосицей мнений отцы лишь дополняют друг друга. «Когда слышу стройный многочисленный хор, – пишет свт. Игнатий Брянчанинов , – в котором различные голоса в изящной гармонии поют единую песнь Божественную, тогда говорю себе: таковы писания отцов». Единство, замечаемое нами в святоотеческом наследии, не является мнимым, и отдельные уклонения не вносят диссонанса. Они единую песнь поют не только различными голосами, но и на разные голоса, а не в унисон; они – разные суда, но плывут в одном направлении, которым и определяется единство в главном, даже если есть частные разномыслия или заблуждения. Прп. Викентий Лиринский , выдвигая в Commonimorium-e в качестве критерия истинности учения принцип согласия отцов (consensus patrum), пишет, что если мы последуем трем принципам – всеобщности , древности , согласию (universitas, antiquitas, consensio), то сможем сохранить то, чему «верили повсюду , всегда , все » (quod ubique, quod semper, quod ab omnibus creditum est), что представляет собой, выражаясь словами свящ. Иоанна Филевского, «строго-церковный, руководящий принцип и вместе православно-богословский научный критерий» Священного Предания. Причем критерий не для какой-нибудь отдельной части Предания, но для всего объема и содержания православного религиозно-догматического учения. Если говорить о богословских дисциплинах – литургике, догматике, нравственному богословию, апологетике, сравнительному богословию, – то в какой последовательности рекомендуется их постигать? Вы знаете, я думаю, это очень индивидуально. Всё-таки вне учебного процесса люди редко изучают какую-то конкретную богословскую отрасль. Всё-таки под Богом ходим. Надо дать действовать Его Промыслу. В том числе и через людей. Часто бывает так, что книги нас как бы сами «находят». Насколько вообще готов читать современный христианин, или книги всё же вытесняются аудио- и видеоформатами? Мне трудно судить. Я уже не очень современный. Вытесняются, конечно… Не знаю, насколько бумажная книга обречена (и вообще, чтение), не уверен, что она становится безнадежным анахронизмом. |
| Также я хотел еще сказать о том, что я лично, в процессе изучения тех или иных интересующих меня вопросов, прибегал к этому принципу, и могу засвидетельствовать, что это вполне осуществимая процедура, и это не зависит от того мнения, с которым человек приступает к исследованию этих вопросов. У меня были ситуации, когда я, допустим, подходил к изучению этого вопроса, имея собственное мнение и результат моего изучения святоотеческого Предания по этому вопросу приводил меня к заключению о том, что согласие отцов говорит не о том мнении, которое мне бы хотелось, с которым я подходил к исследованию. Поэтому я просто привожу пример того, что на самом деле это вещь, которая вполне обнаружима и вполне выявляема, это не является какой-то абстракцией. И если мы в принципе рассматриваем основы учения православного христианина, основы учения Православной Церкви, то необходимо понимать, на что оно опирается, на что опирается человек, который хочет считать себя православным христианином. Если он опирается на то, что откровение каждому индивидуально дается, и поэтому личное мнение каждого человека, личное его отношение с Богом является основой для его представления – в этом случае, конечно, здесь говорить не о чем. Если он опирается на авторитет Священного Писания , сразу же возникает вопрос: на основании чего мы, допустим, должны согласовываться с тем, что написано в Евангелии от Иоанна, а например, не в каком-нибудь евангелии от Фомы. В конечном итоге мы приходим к тому, что сам состав Священного Писания был утвержден в рамках этого принципа – принципа согласия отцов. Разумеется, это произошло не сразу. Разумеется, среди ранних отцов встречались разные списки того, что должно входить в корпус Священного Писания, но завершение этого вопроса и утверждение Священного Писания в том виде, в котором мы его имеем сейчас – это, собственно говоря, то, что осуществлено было Церковью как раз как продукт, как результат согласия отцов. И опять же возникает вопрос, что если мы верим согласию святых отцов в том, как они собрали, составили, отобрали, утвердили канон Нового Завета, то почему бы нам не верить им и в других вопросах? Если мы отвергаем сам этот принцип – это, в конечном итоге, служит тому, что мы ставим под сомнение не только святоотеческое Предание, но и статус самого Священного Писания . |
| Такой подход широкоупотребителен в западной, особенно протестантской, науке, но не чужд он бывает и науке православной. Ориентация на поиск «противоречий» между отцами происходит из неверной методологической установки. В подавляющем большинстве случаев то, что представляется различиями в святоотеческих взглядах, суть на самом деле лишь акценты, многообразие и многогранность осмысления отцами и учителями Церкви единой истины, единой реальности, единого и живого Откровения Божия. Церковному учёному необходимо прилагать все усилия к тому, чтобы найти согласие между отцами; сталкиваясь с видимыми противоречиями в святоотеческих текстах, мы должны многократно перепроверять себя – не являются ли эти противоречия внутренними противоречиями нашего собственного разума, не кроется ли за внешней антиномичностью одна более глубокая идея, одна мысль, одно понимание? 4.3.2. Акценты, разногласия, ереси Важным для патролога является умение различать природу видимых, формальных противоречий в святоотеческих текстах. Догматические формулировки и определения всегда были особо важным плодом соборного церковного разума; значение их огромно, а место уникально. Богословие того или иного святого отца, как правило, сияло теми или иными гранями этого соборного церковного опыта. Несмотря на удивительное согласие отцов в вопросах церковной мысли, каждому из них присущи свои особые отличия, или акценты , в переживании и выражении тех или иных вопросов: – свои особые предпочтения в их освещении, своя доза внимания к ним; – свои задачи настоящего момента, побуждающие к их осмыслению и выражению; – своя степень и глубина понимания их; – свой способ их формулировки; – своя степень ясности и точности их выражения и т. д. Все вместе эти факторы формируют личный образ богословия того или иного святого отца, но не нарушают и не разрушают consensus patrum, согласие отцов, которое лежит глубже соборно-личного исторического вызревания богословия Церкви и коренится во всецелой и всесовершенной обоженной человеческой природе Христа Спасителя – источнике всех догматов, всего учения Церкви. Порою акценты могли переходить в неточности понимания и выражения богооткровенных истин кем-либо из святых отцов и даже порождать полемику между отцами. Однако история показывает, что именно в результате таких обсуждений всякий раз выявлялось именно согласие отцов, внутренне присущее их духу и помогающее преодолеть временное разногласие слов. Безусловно, у святых отцов случались и ошибки , разногласящие с церковным учением; но эти ошибки представляют собой явление редкое сравнительно с тем великим многообразием оттенков святоотеческой мысли, которое являет её согласие как в великом, так и в малом. Как правило, эти ошибки (высказанные в порядке частного мнения) не попадали в фокус церковного внимания и, таким образом, не опровергались при жизни святого, что иначе непременно произошло бы при его собственном участии. Вот как говорит об этих ошибках прп. Викентий Леринский (V в.): |
| Учение в русле consensus patrum, полагаю, достаточно ясно выражено в словах святого Иоанна Дамаскина: «Владыка Христос даровал нам реликвии святых, как спасительные источники, которые источают многоразличные благодеяния и изливают миро благовония. И пусть никто не сомневается в этом! Ибо если, по воле Божией, истекла в пустыне вода из крепкой и твердой скалы, а для жаждущего Самсона – из челюсти ослиной, то неужели невероятно, что из мученических реликвий истекает благовонное миро? Никоим образом, — по крайней мере, для тех, которые знают могущество Божие и то, какой чести удостаивает Он святых». (Преподобный Иоанн Дамаскин. Точное изложение Православной веры. Книга 4. Глава 15. О почитании святых и их реликвий. Творения. Т. 1. СПб.: Репринт, 1913. С. 319). Хорошо, с этим можно согласиться, но были же злоупотребления? Было же отношение к реликвиям, как к магическим оберегам? Понимаю, о чем Вы. Как один из символов такого почитания реликвий за пределами литургической практики можно вспомнить Дюрандаль — меч легендарного Роланда, персонажа многочисленных средневековых легенд и литературных произведений, включая «Песнь о Роланде». Рукоять меча содержала мощевик с кровью св. Василия, зубом святого Петра, власами Дионисия Парижского, частью одежд Богоматери. Все это воспринималось совершенно нормально в контексте времени. На протяжении многих веков Церковь и на Востоке и на Западе была главной объединяющей силой общества. Почитание реликвий было важной часть не только церковной жизни, но и политики. Реликвии были предметом, обладавшим огромной ценностью, их разделяли на части или, наоборот, соединяли в одном ковчежце или мощевике, дарили, продавали, воровали. Обмен реликвиями знаменовал собой установление личных контактов, взаимных обязательств. Дарение реликвий было важным элементом политического общения между государями. За обладание ими велись войны. Многие были утеряны, некоторые были возвращены много лет или веков спустя. В результате наследие получилось весьма обширное, но не очень упорядоченное. |
|
|
