| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла Содержание ДРЕВНЕРУССКИЕ ВЛИЯНИЯ [восточнославянские] на книжность юж. славян (посл. четв. XII - сер. XIII, XVI-XVII вв.), периоды активизации русско-южнослав. связей в рамках средневек. конфессионально-культурного (кирилло-мефодиевского, или славяно-визант.) единства, во время к-рых представители Болгарской и Сербской Церквей обращались к древнерус. (восточнослав.) книжной традиции (ср. со ст. Южнославянские влияния на древнерусскую культуру ). В процессе Д. в. происходило восполнение корпуса переводных и оригинальных текстов у юж. славян, в первую очередь богослужебных и уставных, оскудевшего вслед. неблагоприятных культурно-исторических условий (длительного иноземного и (или) иноверного владычества). Термин «влияние» применительно к этим связям носит условный характер, поскольку их инициатором и реализатором неизменно выступает воспринимающая сторона. Изучение Д. в. как культурно-исторического феномена (период XVI-XVII вв., от к-рого сохранилось большее число свидетельств) началось в кон. XIX в. в первую очередь в трудах М. Н. Сперанского. Несмотря на отдельные свидетельства распространения восточнослав. книжных памятников в XII-XIII вв. у юж. славян (исследование периода XII-XIII вв. началось в 1-й четв. XX в.), ставшие известными исследователям со 2-й четв. XIX в. (наблюдения А. Х. Востокова над южнослав. Прологом), до конца XIX столетия в историко-филологической лит-ре (включая отечественную) господствовало убеждение, что рус. книжно-лит. традиция в межслав. средневек. культурных связях выступала лишь в качестве воспринимающей стороны. В сер.- 2-й пол. XX в., когда тема привлекала большое внимание болг. и югослав. ученых, исключительное значение для изучения русско-южнослав. культурных связей XII-XIII вв. имели работы В. А. Мошина (в особенности см.: Mo š in. 1959; Мошин. 1963, 1998). В них была расширена источниковая база, выделены новые направления исследования и предпринята попытка вписать феномен Д. в. в политический и культурно-исторический контекст. С сер. 80-х гг. XX в. возникает новый интерес к теме, сопровождающийся систематизацией уже накопленного материала и выявлением новых памятников. В совр. болг. филологической науке (прежде всего в трудах Р. Павловой и ее учеников) связи XII-XIII вв. сводятся к почитанию рус. святых на слав. Балканах, остальные их аспекты отрицаются (распространение восточнослав. переводов) либо игнорируются (не учитываются никакие памятники помимо житийных и памятей в месяцесловах). При изучении русско-южнослав. связей XVI-XVII вв. и их продолжения в позднейшее время был накоплен большой фактический материал, но после работ Сперанского отсутствуют обобщающие исследования. 1-е восточнославянское влияние |
| Прил. С. 50). Распев И. отличается от типового распева из певч. сборников строгановской мастерской XV-XVI вв. (РНБ. Кир.-Бел. 586/843; Погод. 380. Л. 420 об.; РГБ. Ф. 209. 665. Л. 481), к-рый в свою очередь является редакцией древнего распева, известного по рукописям XII и XIII вв. (ГИМ. Усп. 8. Л. 212-212 об.; РНБ. Соф. 85. Л. 180). И. отказался от следования традиции: в его песнопении полностью изменен знаковый состав. Силлабо-мелизматический тип соотношения текста и распева уступил место мелизматическому, в к-ром преобладают внутрислоговые фитные и лицевые разводы. Лит.: Фролов С. В. «Иного переводу Лукошково»: Опыт исслед.//ТОДРЛ. 1979. Т. 34. С. 351-356; Зверева С. Г. Мат-лы к биографии и творческой деятельности Ивана Лукошки//Там же. 1983. Т. 37. С. 334-340; Парфентьев Н. П. Усольская школа в древнерус. певч. искусстве XVI-XVII вв. и произведения ее мастеров в памятниках письменности//Памятники лит-ры и обществ. мысли эпохи феодализма. Новосиб., 1985. С. 52-69; он же. Древнерусское певч. искусство в духовной культуре Рос. гос-ва XVI-XVII вв.: Школы. Центры. Мастера. Свердловск, 1991. С. 123-137 и др.; он же. Строгановский распевщик Иван Трофимов сын Лукошков//Строгановы и Пермский край: Мат-лы науч. конф. Пермь, 1992. С. 141-149; он же. Усольский распевщик Иван Трофимов сын Лукошков и его произведения// Он же. Выдающиеся рус. музыканты XVI-XVII ст.: Избр. науч. ст./Сост. и вступ. ст.: Н. В. Парфентьева. Челябинск, 2005. С. 67-125; Парфентьев Н. П., Парфентьева Н. В. Усольская (Строгановская) школа в рус. музыке XVI-XVII вв. Челябинск, 1993. С. 71-120 и др.; они же. Творческое наследие мастеров Строгановской школы церковно-певч. искусства XVI-XVII вв.//Роль церк. искусств в возрождении духовно-нравственной жизни и культуры народа: Сб. мат-лов межрегион. конф. Пермь, 2006. С. 8-53; Парфентьева Н. В. Славник «О колико блага» усольского распевщика И. Т. Лукошкова//ТОДРЛ. 1993. Т. 46. С. 320-333; она же. Творчество выдающихся распевщиков Усольской певч. школы XVII в. Ивана Лукошкова и Фаддея Суботина//Россия и Восток: Проблемы взаимодействия: III Междунар. науч. конф.: Тез. докл. Челябинск, 1995. Ч. 3. С. 227-229; она же. Творчество мастеров древнерус. певч. искусства XVI-XVII вв.: (На примере произведений выдающихся распевщиков). Челябинск, 1997. С. 87-132; она же. Авторство в произведениях распевщика Строгановской школы Ивана (Исайи) Лукошкова (ум. ок. 1621 г.)//Вестн. Юж.-Уральского гос. ун-та. Сер.: Соц.-гуманит. науки. Челябинск, 2008. Вып. 11. 21. С. 43-53; она же. Авторская «азбука» древнерус. знаменного пения усольского мастера Ивана Лукошкова (ум. ок. 1621 г.)//Традиции и новации в отеч. духовной культуре: Сб. мат-лов V Юж.-Уральской межвуз. науч.-практ. конф. Челябинск, 2008. С. 3-18. |
| Так или иначе, но необходимо признать, что смысловая нагрузка в указанных примерах лежит только на инфинитиве, тогда как слово еже оказывается опустошенным – и лексически, и грамматически. Как известно, морфологическая неизменяемость отличает в первую очередь служебные части речи. В связи с этим становится понятным, почему в древнерусском языке с течением времени слово иже, застыв в какой-то определенной форме, стало выступать в роли подчинительного союзного средства, с помощью которого присоединяются разные типы придаточных в составе сложноподчиненных предложений. Так, фиксируясь чаще всего в форме среднего рода, рассматриваемое слово могло оформлять изъяснительные отношения. Здесь оно способно выступать в чисто структурной функции союза: «Вы ведаета оже я тяже не добыле» (древненовгородская берестяная грамота; конец XII в.) – «Вы (двое) знаете, что я тяжбы не выиграл». Однако иногда оно проявляет себя и как самостоятельный член предложения, выраженный местоимением – союзным словом: «А я вьде ожь ю васъ есте тъваръ ольскынъ»(древненовгородская берестяная грамота; рубеж XII–XIII вв.) – «Я же знаю, что у вас есть товар Олески»; «Ведаю аже ты дале серебро на собе»(древненовгородская берестяная грамота; конец XIV в.) – «Я знаю, что ты давал деньги за себя»; «За еже глаголеши ми, то есть неправда, не буди то, ни вемъ сего, се бо составльша на мя врази мои, казанцы, избывающа мя исъ Казани»(Сказание о начале царства Казанского и о взятии онаго; XVI в.) – «То, о чем ты говоришь мне, неправда, не было этого, не знаю этого, придуманного обо мне моими врагами казанцами, изгоняющими меня из Казани». Весьма широк для иже и диапазон выражения обстоятельственных отношений. Данное слово можно найти в причинных, целевых и временных придаточных: «Виде яко старъ моужь есть и реч ему не можеши сде быти имьже многъ троудъ имеютъ брата и велико въздьржание»(Успенский сборник; XII–XIII вв.) – «Увидел, что он является старым человеком и сказал ему: “Ты не можешь здесь быть, потому что братья имеют много труда и великое воздержание”»;«Они же не приаша и затыкающи оуши своя непокорьствомъ акы аспиды глоухы, затыкающи оуши своя иже не слышати гласа»(Симеоновская летопись; XVI в.) – «Они же не приняли и, закрывая уши свои, непокорением были как аспиды, закрывающие свои уши, чтобы не слышать»; «иде на възискание сына своего иже и пришедъши въ градъ тъ» (Успенский сборник; XII-XIII вв.) – «Пошла на поиски своего сына, когда прибыла в тот город». В новгородских берестяных грамотах встречается масса примеров с условной зависимостью: «Аже то намъ възяле еси павьловъ, а на прокопье bъзяmu»(XII в.) – «Если ты взял Павловы проценты, то нужно взять у Прокопьи»; «Оже еси продалъ, а крьни мми нечьто»(рубеж XII–XIII вв.) – «Если ты продал, то купи мне кое-что»; «Ожь хочьши коровь а едеши по корову а вьзи три гривьнь»(рубеж XII–XIII вв.) – «Если хочешь корову и едешь за коровой, то вези три гривны». |
| Верхняя часть и основа сделаны скорее всего в XI в., с большим мастерством, использованы техника филиграни и вставки драгоценных камней; стиль работы мастера соответствует эпохе Каролингов. Оформление более поздних панелей с ангелами и задней части треугольника заметно грубее, проще и экспрессивнее по стилю. Памятник может являться частью монументального креста; в таком случае «альфе» должна была соответствовать утраченная ныне «омега». Статуя-реликварий св. Веры. IX–XVI вв. (ризница мон-ря Спасителя и св. Веры) Статуя-реликварий св. Веры. IX–XVI вв. (ризница мон-ря Спасителя и св. Веры) «Светильник Бегона» - самый ранний сохранившийся европ. реликварий, предназначенный для открытой демонстрации мощей (черепа святого); выполнен по заказу аббата Бегона III и, очевидно, переделан в XII в. Он декорирован медальонами с подписными сценами («Победа Христа над злом и смертью», «Самсон, побеждающий льва») и полуфигурами святых. Во время реставрации в 1954 г. под верхним слоем были обнаружены 2 медальона более раннего реликвария Пипина. Шестиугольный реликварий - ассамбляж из разнородных частей VII-XII вв., в т. ч. квадратных ювелирных деталей эпохи Меровингов с эмалью клуазонне; в центре передней панели выделяется большой круг в той же технике. Вокруг центра закреплены серебряные пластины с чернением рубежа VIII и IX вв.; крупные кабошоны по нижнему бордюру датируются кон. IX в. Пятиугольный реликварий - ассамбляж XVI в. из фрагментов VII-XII вв.; самые древние элементы - пластины с эмалью клуазонне VII в. и детали из позолоченного серебра с растительным орнаментом, выполненным в технике чеканки. Реликварий Пипина - небольшой деревянный ларец, покрытый пластинами позолоченного серебра с элементами IX-XI вв. и включениями XII, XIII и XV вв. Среди наиболее ценных деталей - прозрачная эмаль красного и зеленого цветов по золоту (плакетки с лицевой и обратной сторон ларца, относящиеся к эпохе Каролингов); на обратной стороне - детали с белой, синей и красной непрозрачной эмалью клуазонне на крыльях птиц, а также античная инталия из сердолика с образом Аполлона. |
| 2) К вопросу о западном влиянии на древнерусское право. Ярославль. 1893; Павлов А.С. Номоканон при Большом Требнике. Его история и тексты, греческий и славянский, с объяснительными и критическими примечаниями. Опыт научного разрешения вопросов об этом сборнике, возникавших в прошлом столетии в Святейшем Правительствующем Синоде. М., 1897; Никольский Н.К К вопросу о западном влиянии на древнерусское церковное право//Библиографическая летопись 1917 Т. 3. 16 Гальковский Н.М. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси. М. 1913 Т. 1; Харьков. 1916. Т. 2. 17 Рубан Ю.И. Как молились в Древней Руси? II Россия в X–XVIII вв.; Проблемы истории и источниковедения. М., 1995; Клибанов А.И. Духовная культура средневековой Руси. М. 1996; Пушкарёва Н.Л. 1) Женщины Древней Руси М., 1989; 2) Сексуальная этика в частной жизни древних русов и московитов (X–XII вв.)//Секс и эротика в русской традиционной культуре/Сост. А.Л. Топорков. М., 1996. С. 44–91; 3) Частная жизнь русской женщины: невеста, жена, любовница (X – начало XIX в.) М.. 1997; 4) «Како грешила еси вси дни и вси ночи жизни твоей…» (Русская женщина на исповеди в XIV–XVII вв.)//Метафизика исповеди. Пространство и время исповедального слова: Материалы Международной конференции (С.-Петербург, 26–27 мая 1997 г ). СПб., 1997 С. 60, Найдёнова Л.П. Мир русского человека XVI–XII вв.: По Домострою и памятникам права М., 2003 (рецензия: Вдовина Л.Н. 1) Отечественная история 2004. М., 2004. 6. С. 156–158). Алексеева Н.В. Комплекс источников по изучению покаянной практики русских крестьян XIII–XIX вв.//Материалы XIII Всероссийского научно-практического совещания по вопросам изучения и издания писцовых книг и других историко-географических источников по истории России XVI–XIX вв. Вологда, 2003. С 185–189. 18 Флоря Б. Н. Исповедные формулы о взаимоотношениях церкви и государства в России XVI–XII вв.//Одиссей. Человек в истории. Историк и время. 1992. М., 1994 С. 204–214. 19 Мангилев П.И. Вопросные статьи на исповеди в рукописном сборнике в.//Проблемы истории России. Вып. 2: Опыт государственного строительства XV–XX вв. Екатеринбург, 1998. С. 325–338. |
| Лит.: Леонид (Кавелин). Св. Русь. С. 4-5; Бережков Н. Г. Хронология рус. летописания. М., 1963 (по указ.); Пашуто В. Т. Внешняя политика Др. Руси. М., 1968 (по указ.); Насонов А. Н. История рус. летописания XI - нач. XVIII в.: Очерки и исслед. М., 1969 (по указ.); Актовые печати. Т. 1-3; Соловьёв. История. Кн. 1. Т. 1-2 (по указ.); Янин В. Л. Новгородские акты XII-XV вв.: Хронол. коммент. М., 1991 (по указ.); он же. Новгородские посадники. М., 20032. С. 78-88; он же. Средневек. Новгород: Очерки археологии и истории. М., 2004. С. 202-204; Грушевський М. С. Icmopiя Украïни-Руси. К., 1992. Т. 2; Назаренко А. В. Неизвестный эпизод из жизни Мстислава Великого//ОИ. 1993. 2. С. 65-78; он же. Др. Русь на междунар. путях: Междисциплинарные очерки культурных, торговых, полит. связей IX-XII вв. М., 2001 (по указ.); он же. Др. Русь и славяне: Ист.-филол. исслед. М., 2009 (по указ.); он же. Мстислав Владимирович//БРЭ. 2012. Т. 21. С. 366-367; Каштанов С. М. Из истории рус. средневек. источника: Акты X-XVI вв. М., 1996 (по указ.); он же. Жалованные акты на Руси XII-XIV вв.//Средневек. Русь. М., 1999. Вып. 2. С. 21-45; Подскальски Г. Христианство и богосл. лит-ра в Киевской Руси (988-1237 гг.). СПб., 19962 (по указ); Присёлков М. Д. История рус. летописания XI-XV вв. СПб., 1996 (по указ.); Гиппиус А. А. К истории сложения текста Новгородской Первой летописи//НИС. 1997. Вып. 6(16). С. 3-72; он же. Загадки Мстиславовой грамоты//Miscellanea Slavica: Сб. ст. к 70-летию Б. А. Успенского. М., 2008. С. 109-129; Свердлов М. Б. Домонгольская Русь: Князь и княжеская власть на Руси VI - 1-й тр. XIII в. СПб., 2003 (по указ.); Литвина А. Ф., Успенский Ф. Б. Выбор имени у рус. князей в X-XVI вв.: Династическая история сквозь призму антропонимики. М., 2006 (по указ.); они же. Христос Пантократор на печати Мстиславовой грамоты//ДРВМ. 2007. 1(27). С. 5-14; Святые Новгородской земли. В. Новг., 2006. Т. 1. С. 212-216; Круглова Т. В. О сроках новгородского княжения Мстислава Великого//ДРВМ. 2007. 1(27). С. 15-20; Лукин П. В. «Поточи Мьстиславъ Полотьскии князъ»: Об одной из форм наказания в Др. Руси//Там же. С. 20-35; Филарет (Гумилевский). РСв. 2008. С. 201-204; Степанов А. М. Мстислав Владимирович Великий//Вел. Новгород: История и культура IX-XVII вв.: Энцикл. словарь. СПб., 2009. С. 334-335; Толочко П. П. Власть в Др. Руси X-XIII вв. СПб., 2011 (по указ.); он же. Династические браки на Руси XII-XIII вв. СПб., 2013 (по указ.); Котляр Н. Ф. Мстислав Владимирович//ДРСМ. 2014. С. 520-521; Домбровский Д. Генеалогия Мстиславичей: Первые поколения (до нач. XIV в.)/Пер., вступ.: К. Ю. Ерусалимский, О. А. Остапчук. СПб., 2015 (по указ.). |
| Чтобы определить положение Алексеевского списка Нового Завета среди других библейских славянских рукописей, необходимо бросить взгляд на славянские списки Нового Завета предшествующие ему и последующие, необходимо одним взглядом обозреть по возможности всю наличность славянских рукописей Евангелия и Апостола. – Ближайшее изучение рукописей Евангелия XI–XVI вв. и в отдельности, и в сравнении их между собою и с греческим текстом привело нас к следующему результату: все рукописи Евангелия XI–XVI вв. по особенностям текста разделяются на пять главных разрядов или фамилий, и соответственно с сим должны быть признаны пять редакций евангельского текста в славянском переводе: 1) древнейшая юго-славянская, более или менее первоначальная (лучшие представители: списки Евангелия Остромиров 1056–1057 г., Саввин XI в., Архангельский 1092 г., глаголические XI в.: Ассеманиев, Зографский и Мариинский, – Галический 1144 г., Карпинский XIII–XIV в., Никольский XIV в. и др.); 2) древняя русская – не позже конца XI или начала XII в. (лучшие списки: Мстиславов, Юрьевский – оба первой половины XII в., Добриловский 1164 г., Типографский 6, XII в., Симоновский 1270 г. и др.), 3) русская XIV в. содержащаяся в списке Нового Завета, писанному но преданию, рукою святителя Алексия; 4) русская же, содержащаяся в четвероевангелии 1383 г., писанном в Константинополе (этой же редакции два Евангелия препод. Никона, XIV в., одно хранится в библиотеке московской духовной академии под 138, другое – в ризнице Троицо-Сергиевой Лавры под 1), и 5) русско-болгарская XV в., содержащаяся в полном списке Библии 1499 года и во множестве бумажных рукописей XV–XVI вв. Что касается до славянских списков Апостола XII–XVI вв. (от XI-ro века списков Апостола не дошло до нас), то все они по особенностям текста разделяются на четыре разряда или фамилии и соответственно с сим должны быть признаны четыре редакции славянского апостольского текста: 1) древняя югославянская, более или менее первоначальная (лучшие представители: списки Апостола Охридский, Слепченский – оба XII в., Толковый Апостол 1220 года, Македонский или Струмицкий XIII–XIV в., Карпинский XIII–XIV в. и др.): 2) русская неизвестного исправителя, сохранившаяся в списках XIV в. (лучшие списки: Толстовский, Хлудовские 33, 37, Сергиево-Лаврской ризницы Евангелие и Апостол 2 и др.); 3) русская же, содержащаяся в списке Нового Завета, собственноручном святителя Алексия, и 4) русско-болгарская XV в., содержащаяся в полном списке Библии 1499 года и во множестве бумажных рукописей Апостола XV–XVI вв. |
| Махачкала, 1991; Семенов И. Г. История стран и народов Зап. Прикаспия (1-е тыс. н. э.). Каз., 1994; Гаджиев М. Г. , Давудов О. М. , Шихсаидов А. Р. История Дагестана с древнейших времен до кон. XV в. Махачкала, 1996; Курбанов Г. М. Зороастризм в средневек. Дагестане: Ист.-филос. аспекты. Махачкала, 1998; Гаджиев М. С. О маршруте посольства еп. Исраела: (К ист. географии Кавк. Албании)//ХВ. Н. с. 2002. Т. 3(9). С. 403-419; Тахнаева П. И. Христ. культура средневек. Аварии в контексте реконструкции полит. истории: (VII-XVI вв.) Махачкала, 2004; Ханбабаев К. М. Христианство в Дагестане в IV-XII вв.: Начальный этап распространения//Православие в ист. судьбах Юга России: Сб. ст. Р.-н/Д., 20042. С. 227-246; он же. Христианство в Дагестане в XVIII - нач. XXI вв.: Эволюция и совр. состояние//Там же. С. 247-262. К . М . Ханбабаев Ислам Исламизация Д. растянулась более чем на тысячелетие. Она шла с юга на север и с равнины в горы. Выделяют до 8 ее периодов (А. К. Аликберов), к-рые можно сгруппировать в 3 больших этапа. На 1-м этапе (VII-X вв.) арабы силой оружия обратили в ислам лезгин, табасаранцев, рутульцев и цахуров. На 2-м этапе (кон. X-XVI в.) ислам распространяли в основном местные гази и проповедники. В XI-XIII вв. мусульманами стали агулы и лакцы, к кон. XIV в.- арчинцы, кубачинцы, кайтагцы и даргинцы, ногайцы. Кумыки и аварцы и андийцы приняли ислам в XIV-XV вв., большинство андо-цезских народов и чеченцы-аккинцы - в XV-XVI вв. На 3-м этапе (XVII-XX вв.) местные формы ислама адаптировались к реалиям Российского гос-ва. Тогда же мусульмане Д. отошли от противоречившх шариату норм обычного права и традиций (захват имущества односельчан должника в обеспечение долга-ишкиля, лишение женщин наследства), от нек-рых свадебных обрядов, разрешили носить шаровары женщинам, употреблять запретную для мусульман пищу и т. д. Большую роль в исламизации всего Вост. Кавказа сыграли суфии, появившиеся в Д. уже в X-XII вв. На 1-м этапе они были поборниками веры (гази) в окружавших Дербент пограничных крепостях (рибат). Среди них было немало переселенцев с араб. Ближ. Востока, продолжавших проникать в Д. до XVII в. Эти крепости, называвшиеся «исламские центры» (араб. аль-маракиз аль-ислами), служили очагами распространения исламской культуры и образования в немусульм. окружении. На 2-м этапе братство Сефевия, шейхи к-рого положили начало Сефевидской династии в Иране (1502-1736), руководило шиитской экспансией на Сев. Кавказе. На 3-м этапе с проникновением в регион в посл. трети XVIII - 1-й пол. XIX в. суфийских братств-тарикатов и Кадирия суфизм получил новый политический импульс. Последователи Накшбандии-Халидии возглавили движение за приведение местных адатов в соответствие с требованиями шариата. Его сторонники группировались внутри джамаатов (союзов горцев). Они вели борьбу с горской знатью - наследными правителями (ханами и беками), стоявшими во главе этих военно-политических объединений. |
| Из того же Севлиевского Евангелия взяты две буквы З и К –X, 3 (рис. 114), 2 – очень большого размера, с длинными хвостами поперек всей страницы рукописи, из цветочной гирлянды с птичками, на 113. Заставка из Акафиста Живоносному Гробу и Воскресению Христову XV в. (Библ. Ученого Дружества в Белграде) западный манер и в западном стиле. Заставка –X, 1 (рис. 115) –, по светло-зеленому полю, из сплетенных белых веточек с красными ягодками в виде шариков, по одному, по три и более; а посреди, на белом пространстве, округленном теми же ветвями, изображен евангелист Матфей, как Моисей (см. выше, рис. 49) в заставке того же позднейшего фряжского стиля в Геннадиевской Библии 1499 г. 84 Наполнение ременных сплетений фигурами зверей и птиц, но не столько связанными и перепутанными, как у нас в XIV в., а более свободными и потому в более натуральном виде, встречается в болгарских заставках XVI и XVII вв. – табл. XI, 1 (рис. 116), 6 –. Слич. у нас в XV в. по изданию Бутовского в табл. LV. Обращаюсь к орнаменту сербскому – maбл.XIV–XXVII –. По изданию г. Стасова он доведен до XVIII в., но начинается только с XII в., когда он явился уже в полном своем расцветет, разделившись на школы, отличающиеся между собой по степени художественного развития и по источникам и пособиям, которыми 114. З – из Севлиевского Евангелия XVI в. (библ. Сырку) они пользовались. Сербский орнамент по внешнему изяществу превосходит все прочие славянские, не исключая и болгарский, но в оригинальности и внутренних качествах далеко уступает этому последнему. Как явление уже позднее, он должен быть возводим к своим началам по рукописям болгарским и по нашим XI и XII вв., и притом представляет в своих школах уже в XII в. неожиданную примесь западного элемента в довольно чувствительных размерах, а, вместе с тем, даже в XIII в. пользуется такими архаическими формами, которым по древности уступают соответствующие 115. Заставка из Севлиевского Евангелия XVI в. (библ. Сырку) болгарские XII в. Будучи оторван от ранней исторической почвы, сербский орнамент при самом своем появлении в XII в. должен был разложится на анахронические противоречия и, подвергшись соблазнительному веянию с Запада, обнаружить наклонность к замене стилизованных форм живописными, то есть, к превращению собственно орнамента в миниатюру, а, вместе с тем, и вообще к проявлению изящного вкуса в подробностях, заставившего орнаментаторов ценить классический стиль византийского предания. Одним словом, в сербском орнаменте XII и XIII вв. мы находим уже первый и решительный шаг к тому стилю возрождения, который оказывается в нашей русской письменности XV и начала XVI вв. |
| Вариант 11 появляется со второй половины XV в.– вероятно, заключительная стадия развития в оформлении горшков варианта 5. Отмечен в слоях, датированных второй половиной XV– началом XVI вв. (раскопки в Пафнутьев-Боровском монастыре). Тип 5 . Керамика изготовлена из тонкого теста с мелким песком (реже без видимых примесей). Обжиг, как правило, полный (излом одноцветный светлый). Орнамент по плечику сосуда в основном тычковый. Форма профиля представлена вариантом 12: венчик с валиком на внутренней стороне, край отогнут. Подобная форма – результат развития горшков с венчиками варианта 9. Датировка – XVII–XVIII вв. Тип 6. По технологическим особенностям (состав масс, формовка, обжиг, орнаментация) керамика XIX– начала XX вв. практически неотличима от посуды XVIII в. Большее значение приобретает поливная посуда. По форме венчика – вариант 13. Горшки типов 5, 6 широко представлены в культурных слоях Калуги (в том числе и в материалах из раскопок старообрядческого кладбища XVIII–XIX вв.), Боровска, современных деревень верхнеокского региона. Горшки с венчиками варианта 14 по технологическим особенностям относятся к различным типам. Этот вариант отмечен среди находок в слоях XII–XVI вв. Однако такие горшки встречаются в очень незначительном количестве: культурный слой г. Козельска – 1 %, культурный слой Пафнутьев-Боровского монастыря – 1,5 %, городище Серенек – 1 %, городище Спас-Городок – около 1 %, городище Воротынск – около 1 %. В процессе археологических работ собраны фрагменты чернолощеной керамики (кувшины, миски, кубышки, горшки). По способу лощения (сплошное небрежное и лощеный орнамент) эту посуду возможно датировать концом XVI– первой половиной XVIII вв. На днищах сосудов зафиксированы отпечатки: 1) дресвы, 2) песка крупной размерности (более 1 мм), 3) песка средней размерности (0,5–1 мм), 4) песка мелкой размерности (менее 0,5 мм), 5) выгоревшей органики, вероятно, золы. Наряду с отпечатками и прилипшими зернами на части днищ отмечены следы среза. Подавляющее большинство фрагментов днищ со следами подсыпок песка средней и мелкой размерности. Девять фрагментов днищ имеют отпечатки клейм различных очертаний (обнаружены только в раскопках 1997 г., рис. 2). Зернистость подсыпок менялась от крупных (дресва, крупный песок) к мелким (мелкоразмерный песок, зола). Мелкие подсыпки сменило непосредственное закрепление заготовки на гончарном круге. На ранних стадиях производства круговой керамики, базировавшихся на ожелезненных глинах, применялись исключительно крупноразмерные подсыпки. Переход к использованию глин с меньшим содержанием соединений железа и мелкими добавками повлек за собой и изменение размерности подсыпки: дресву и крупный песок вытеснил песок среднего размера, который затем был заменен мелкими подсыпками. Следы среза отмечены на посуде позднего времени (появление – в XV–XVI вв., широкое распространение – в XVIII–XX вв.). |
|
|
