| 584 Разумеется, распространение таких воззрений не могло быть благоприятно для научных стремлений в классе духовенства. Далее. Образованных лиц, если они искали духовной должности, не особенно поощряли, и бывали случаи, что их за их ученость просто-напросто изгоняли из числа пастырей. Даже в IV веке встречались факты подобного рода. В правилах поместного Сардикийского собора IV века, между прочим, читаем: «Надлежит со всею точностью наблюдать, чтобы человек ученый ( σχολαστικος), если он удостаивается епископства, то не прежде поставлялся, разве когда последовательно пройдет должности чтеца, диакона, пресвитера, оставаясь в каждой из них немало времени» (пр. 10). Очевидно, человеку ученому не отдавалось никакого предпочтения перед самым простым. И конечно, человек образованный, не желая подвергать себя неприятностям низшего церковного служения, не шел в духовное звание. Этого мало. Нельзя было ожидать себе добра и в том случае, если образованный человек достигал епископства. За свою ученость он мог быть даже выгнан со службы. Тот же собор Сардикийский разрешает странный вопрос: как поступать с епископом, если он будет изгнан народом с кафедры за свои познания (прав. 17); «за познания», то есть за ревностное изучение божественных догматов – толкует позднейший церковный законовед, патриарх Вальсамон. 585 Если такие факты встречались, хотя бы и редко, они должны были отваживать людей образованных поступать в клир. Это главное. Но были и другие причины изучаемого явления, т. е. очень неблагосклонного отношения духовенства к науке. Мы знаем, что в церкви появилось стремление завести, так сказать, духовную цензуру, которая брала на себя обязанность определять, какие книги следует читать христианину, и в частности, духовному лицу, и какие нет. Уже в конце V века на Западе встречаем собор, под председательством папы Геласия составивший первый известный истории index librorum prohibitorum, т. е. список книг, запрещенных для христианского общества, следовательно, посягавший на свободу богословской науки. |
| 847 Когда созван был ватиканский собор, баварское правительство предложило мюнхенскому богословскому факультету вопрос: какие именно из папских определений суть декреты ex cathedra? Факультет отвечал: «всеобщепризнанного критерия, по которому можно было бы судить с достоверностью, что такое-то определение папы последовало ех cathedra, не существует... Кажется, если ватиканский собор провозгласит догмат о непогрешимости папы, то он должен будет в тоже время определить и идею решений его ex cathedra; иначе это опять останется в неизвестности и будет предметом споров». См. y Беляева Н. Я. Теория о папской непогрешимости. 90 стр. 848 Книга Серри, в которой доказывалось, что для непогрешительного решения предметов веры и благочестия папе необходимо сообразоваться с мнением богословов и сановников церкви, занесена была в Index librorum prohibitorum. См. у проф. Беляева Н. Я. в указ. труде, 94 стр. 850 Литература. – Шаврова А. Образование протестантского учения о церкви (Пр. Об. 1864 г. III т.). Маргаритова С. Лютеранское учение в его историческом развитии при жизни М. Лютера. Москва 1895 г. Аквилонова Е. проф. Церковь . Спб. 1894 г. гл. III. 852 Apolog. Conf. art. VII et. Ш (IV), De ecciesia, 8. Здесь говорится, что церковь есть «congregationem sanctorum, qui habent inter se societatem ejusdem evangelii seu doctrinae et ejusdem Spiritus Sancti, Qui corda eorum renovat, sanctificat et gubernat”. 853 Br. Catech. Major (II p. III art., 47) сказано: «Sanctum chrismianorum ecclesiam communionem sanctorum fudes nominat». 854 О невидимости церкви Лютер говорил; «все христиане в мире так молятся: верую в Св. Духа, во святую христианскую церковь , общину святых. Если справедлив этот апостольский член веры, то следует, что святой христианской церкви никто не может видеть и что нельзя об ней сказать: вот она здесь или там, потому что чему веруют, того не видят, по слову апостола ( Евр. 11:1 )“. 855 «Мы допускаем, говорится в Apol. conf. (art. VII et VIII (IV), – р. 1–12), что и лицемеры и дурные люди в этой жизни примешиваются к церкви и суть члены церкви по внешнему общению в знаках церковных, т. е. в слове, исповедании и таинствах, особенно если они не отлучены.” Но.... церковь «не есть только общество внешних вещей и обрядов, как другие, гражданские общества, но главным образом общество веры и Св. Духа в сердцах, имеющее однако и внешние знаки”... Посему те, «в которых не живет (nihil agit) Христос, не суть члены Христа», и Его тела – церкви. «Сами противники (т. е. латины) признают, что злые суть мертвые члены церкви. Посему мы удивляемся, что они укорили наше описание (церкви), когда говорится о членах живых»... «Нечестивые не есть святая церковь »... «Злые не находятся в церкви реально, а находятся в ней только по имени»,... а посему «в определение церкви они и не входят».. «Ecclesiam esse congregationem sanctorum». |
| До изобретения книгопечатания цензура могла быть и была последнего рода. Она состояла в публичном осуждении антирелигиозных и еретических книг, в запрещении читать их верующим или даже в совершенном уничтожении. Так древние церковные соборы, осудив ту или другую ересь, обыкновенно обращались к государственной власти с просьбой истребить сочинение еретиков сожжением. Это было и во всё продолжение средних веков общим правилом во всех западных христианских государствах. Таким способом большая часть еретических книг, действительно, истреблена в конец. Но на востоке уже VII всел. собор, бывший в 787 году, в прав. 9-м постановил, чтобы сочинения иконоборцев не были сжигаемы, а отбираемы в патриаршую библиотеку для хранения с прочими еретическими книгами. Это было новым способом изъятия еретических книг из обращения, и этот способ имел для самой церкви преимущество, что в случае нужды можно было узнать сущность ереси из первых источников и таким образом сильнее действовать против неё литературной полемикой. Но так как, не смотря на все указанные меры, всегда оставалась возможность тайного распространения еретических книг: то уже в древние времена составлялись духовной иерархией списки осуждённых ею, или «отреченных» книг. Такие списки известны в церковной литературе и западной и восточной. Иногда они публиковались от лица духовной иерархии официально. На востоке это не сделалось общим правилом. Но в римско-католической церкви, со времени Тридентского собора, существует на этот предмет особое учреждение, называемое Congregatio Indicis. Обязанность этой конгрегации состоит в том, чтобы рассматривать эти книги, имеющие какое-нибудь отношение к религии, и вносит в особенный список или каталог (Index librorum prohibitorum) те из них, которые признаны будут не согласными с учением католической церкви. Этот список от времени до времени публикуется во —51— всеобщее сведение для того, чтобы все истинные католики, по совести, избегали чтения таких книг 16 . С изобретением книгопечатания, когда действием типографического станка любая книга в несколько дней могла явиться в тысячах экземпляров и когда, поэтому, сделалось гораздо труднее истреблять книги, опасные в религиозном отношении, в католической церкви введена была предупредительная цензура. |
| Если бы мы решились подвергнуть наш народ такому «эксперименту», могли ли бы мы рассчитывать на взаимность со стороны Католической Церкви? – Нет! Ведь она запрещает своему народу чтение Евангелия! Можем ли мы поверить, чтобы она, bona fide 490 , разрешила ему чтение наших полемических статей?! В Евангелии находится много несогласного с ее теориями, а наши полемические статьи будут основаны на том же Евангелии и на учении вселенской Церкви и направлены уже прямо против Рима. Пусть Католическая Церковь снимет прежде запрещение с слова Божия и уничтожит index librorum prohibitorum 491 , тогда мы подумаем о «взаимной свободной пропаганде». Что касается до указаний г. Соловьева на «неправильность нашего церковного положения», то, конечно, во многом с ним придется согласиться. Но почтенный автор идет далее, и мне приходится коснуться еще очень важного вопроса, решенного г. Соловьевым. Слишком скоро он говорит, что после разделения Церквей Вселенского собора собираемо не было, стало быть, о новшествах Рима мы судить не можем, может быть, они и правильны, не еретичны. Задолго до 1870 года в учение Западной Церкви начинали вкрадываться разные заблуждения, разные неправильности, однако все они могли еще кое-как уживаться с идеею Церкви. Хотя борьба Рима против автономии местных Церквей уже носит в себе зародыш будущих зол, но все же в ложных учениях Рима не проявилось того, что составляет признак ереси окончательной. Но что представляет постановление Ватиканского собора? Какой его отличительный признак? Именно тот, который составляет отличительный признак непоправимой, окончательной ереси – бунт против вселенской Церкви, непризнание ее авторитета. Папа в 1870 году не ограничивается провозглашением себя непогрешимым, он не только со всевозможной ясностью и полнотою утверждает это мнимое свое право, он не только торжественно и кичливо бросает его в лицо своим недоброжелателям, нет – он отнимает у своих собственных сторонников даже всякую возможность воспользоваться какою-нибудь неясностью в изложении нового догмата, вроде той, которая окружала постановления собора в Триденте о власти папы. |
| Если вв. можно считать временем научной обработки и систематизации накопленного веками источникового материала по истории христианства, то XX век ознаменовался появлением широких обобщающих трудов по церковной истории, носящих в целом ряде случаев объективно-конфессиональный характер. Среди них можно отметить многотомную «Историю Церкви от истоков до наших дней» 147 , изданную в 1934–1964 гг. под редакцией Огюстена Флиша (1884–1951) 148 и монсеньора Виктора Мартена (1886–1945). Новые результаты исторических исследований в этой области обобщены в многотомной «Истории христианства» под редакцией Жана-Мари Майёра и редакторского коллектива, изданной в Париже в конце XX в. 149 Ректор Восточного католического университета в Анжере (с 2008 г.) и профессор университета швейцарского Фрибурга доминиканец Ги Бедуэль (р. 1940) в своей «Истории Церкви» 150 осмысливает церковную историю с позиций историко-цивилизационных вызовов, выделяя 10 периодов, в течение которых Церковь должна была найти адекватные ответы на вызовы: универсальности, варварского мира, феодализма, секулярной мысли, Возрождения, Реформации, абсолютизма, эпохи Просвещения, революций, идеологий. Соученик и друг будущего папы Uoahha XXIII , историк христианства и философ, один из ведущих представителей итальянского модернизма и священник-антифашист Эрнесто Буонаюти (1881–1946), начало научного творчества которого пришлось на период католического модернизма и борьбы с ним, активно участвовал в церковной и интеллектуальной жизни своего времени. В 1905 г. он основал вполне центристский журнал Rivista storico-critica delle scienze teologiche («Историко-критический журнал богословских наук»), в котором пропагандировал собственные взгляды на религиозную кулыуру Италии, в 1908 г. – ультрамодернистский Nova et vetera («Новое и старое»), закрытый в том же году; был редактором журнала Ricerche religiose («Религиозные исследования»); все эти издания очень быстро попали в Index librorum prohibitorum. B 1925 г. он был отлучен от Церкви (и это отлучение несколько раз потом подтверждалось) за развитие модернистского учения (в особенности за работы 1908 г. Il programma dei modernisti и Lettere di un prete modernista), но продолжал считать себя верным ее сыном 151 . |
| Затем, существуют учреждения для управления разными сторонами церкви, а именно: Cancelaria apostolica – для приготовления папских бумаг; secretaria apostolica – для рассылки папских breves; Congregatio interpretationis consilii Tridentini – наблюдающая за точным исполнением постановлений Тридентского собора. Congregatio indicis librorum prohibitorum – эта конгрегация следит за литературой во всем христианском мире и вносит в особый список (index) те книги, которые не дозволены для чтения католикам; Congregatio de propaganda fide для заведывания всеми миссиями. В составе её имеется особое отделение, которое заведует католическими миссиями, находящимися среди церквей восточных. Эта конгрегация имеет свои учебные заведения для приготовления миссионеров. Кроме перечисленных конгрегаций имеются ещё некоторые другие. в) К папским помощникам принадлежат нунции (nuntii) – папские посланники. Эти дипломатические чины разделяются на 3 класса: I-й класс – legati и latere – ими бывают исключительно кардиналы, назначаемые для важных случаев, 2-ой класс – legati missi или nuntii apostolici – постоянные (в Вене, Мадриде) и временные. В России нунции были при Екатерине II и Павле, теперь присылаются временно; 3-й класс – internuntii. К дипломатическим чиновникам относятся также лица, имеющие особые поручения от папы; напр. legati nati. г) За непосредственными помощниками папы в управлении церковью в иерархическом порядке следуют примасы, экзархи и митрополиты. Примасом называется в Западной Церкви епископ, первенствующий между всеми епископами. Так, архиепископ Лиссабонский называется примасом всем епископов Пиренейского полуострова. Экзархом называется подобный первенствующий между епископами на Востоке. Некоторые их епископов носят название патриархов. Обыкновенно звание примаса, экзарха и патриарха не даёт особых действительных прав, а имеет лишшь некоторое почётное значение. Действительными же правами обладает архиепископ-митрополит. Вся Римско-католическая церковь разделяется на округи, которые называются митрополиями. |
| Из внешне-принудительных мер, сохранившихся в римской церкви до настоящего времени, модернисты с особенной энергией восстают против index librorum, prohibitorum, по их мнению, представляющего из себя не что иное, как „род полицейского учреждения бесполезного, устаревшего, опасного для верующих, оскорбляющего общественное мнение» 42 ... III. Значение модернизма Излагая свою вероисповедную систему в вышеизложенном виде, модернисты заявляли и заявляют, что они являются истыми сынами католической церкви, подчиняющимися тому авторитету, который должен существовать и существует в христианстве со времени апостолов. Если и произошло осуждение модернистов римскими епископами как врагов церкви, то это произошло, по их мнению, исключительно оттого, что пред римскими первосвященниками модернисты были представлены в ложном свете, что если бы папы понимали истинные задачи модернизма, то они не только бы не осудили, но, напротив, с симпатиями относились бы к модернизму как движению, могущему, и долженствующему принести церкви великие духовные блага. Главнейшим из этих духовных благ, доставляемых церкви модернистами, по их мнению, является то, что они стараются примирить церковь и государство в интересах самой церкви. „Мы стремимся, пишет один из представителей модернизма, приблизиться к настоящему веку, говорить его языком, чтобы человечество почувствовало существующую связь между современными идеями и взглядами католицизма» 43 . Стоя на подобного рода почве в отношении к церкви и современному обществу, модернисты находят, что церковь не может далее опираться на тех основах, которые поставлены в средние века и санкционированы на Тридентском соборе, не может потому, что церковь в настоящее время находится совершенно в иных условиях, созданных изменением прежних умственных, моральных и политических убеждений общества. Невольно, таким образом, возникает вопрос, действительно ли модернисты являются такими благодетелями для церкви, какими они представляют себя, при том действующим в согласии с началами истинного христианства, как они заявляют. Обращаясь за решением этих вопросов прежде всего к западно-богословской литературе, не находим здесь более или менее определённых взглядов на модернистическое движение. Одни находят, что модернисты в своих богословско-религиозных воззрениях стоят на почве истинного христианства и могут быть считаемы чуть ли не спасителями римского католицизма от внешнего и внутреннего разложения. Конечно, такого рода взгляды высказывают на модернистов преимущественно протестантские учёные. Другие напротив видят в модернистах одну из отраслей протестантского рационализма, удержавшую лишь некоторые элементы из римского католицизма, и потому признают модернизм опаснейшим для христианства религиозным движением. Такого взгляда придерживались и придерживаются главным образом римско-католические писатели, трактовавшие и трактующие о нём. |
| Молчание представлялось самым лучшим исходом из его положения. Хотя он и пережил все фазы развития несторианства, времена III-ro вселенского собора, однако же не вносит в свою историю сказания об этой эпохе. Он заблагорассудил не говорить о том времени, в происшествиях которого он лично был замешан. – Глубокою причиною указанного отношения Феодорита к Несторию, Диодору и Феодору Мопсуетскому было то, что историк был ревностным приверженцем Антиохийской школы, во главе которой в его время стояли в особенности Диодор и Феодор. Феодорит хранил сердечную привязанность к главам школы Антиохийской. Нужно заметить, что похвальный отзыв, какой делает о Феодоре Мопсуетском Феодорит, не прошел ему даром. Папа Григорий Великий внес историю Феодорита, в index librorum prohibitorum (такой индекс существовал и в древней церкви), т. е. запретил чтение ее, как вредной книги, христианам. Папа писал: «эту историю апостольский престол запрещает принимать, так как она во многом (?) исполнена лжи, а Феодора Мопсуетского чрезмерно хвалит, считая его, великим учителем церкви» 233 . Значение церковной истории Феодорита в современной науке оценивается неодинаково. Одни ставят ее низко, другие очень возвышают этот труд. К порицателям истории Феодорита относятся ученые Иееп и Гюльденпеннинг. Первый из них говорит: «в ряду греческих церковных историков самый незначительный, – без сомнения, – это Феодорит». «Только самая небольшая часть истории Феодорита (по ее новизне) обращает на себя внимание исследователя, да и эта часть имеет или мало, или никакого интереса для серьезного историка». «От Феодорита, как церковного историка, мало мы можем ожидать хорошего» заключает свои отзывы немецкий ученый 234 . Гюльденпеннинг явно идет по следам Иеепа. Он находит, что в истории Феодорита мало существенного содержания, что автор не имел склонности писать действительную историю и что вообще Феодориту не стоило писать свою историю в пяти книгах 235 . Другие ученые хвалят историю Феодорита, как наприм. Филипп Шафф и Альцог Последний наприм. |
| Молчание представлялось самым лучшим исходом из его положения. Хотя он и пережил все фазы развития несторианства, времена III-ro вселенского собора, однакоже не вносит в свою историю сказания об этой эпохе. Он заблагоразсудил не говорить о том времени, в происшествиях которого он лично был замешан. – Глубокою причиною указанного отношения Феодорита к Несторию, Диодору и Феодору Мопсуестскому было то, что историк был ревностным приверженцем антиохийской школы, во главе которой в его время стояли в особенности Диодор и Феодор. Феодорит хранил сердечную привязанность к главам школы антиохийской. Нужно заметить, что похвальный отзыв, какой делает о Феодоре Мопсуестском Феодорит, не прошел ему даром. Папа Григорий Великий внес историю Феодорита, в index librorum prohibitorum (такой индекс существовал и в древней церкви), т. е. запретил чтение её, как вредной книги, христианам. Папа писал: «эту историю апостольский престол запрещает принимать, так как она во многом (?) исполнена лжи, а Феодора Мопсуестского чрезмерно хвалит, считая его великим учителем церкви». 230 Значение церковной истории Феодорита в современной науке оценивается неодинаково. Одни ставят ее низко, другие очень возвышают этот труд. К порицателям истории Феодорита относятся ученые Иееп и Гюльденпеннинг. Первый из них говорит: «в ряду греческих церковных историков самый незначительный, – без сомнения, – это Феодорит». «Только самая небольшая часть истории Феодорита (благодаря первоначальности известий) обращает на себя внимание исследователя, да и эта часть имеет или мало или никакого интереса для серьезного историка». «От Феодорита, как церковного историка, мало мы можем ожидать хорошего», заключает свои отзывы немецкий ученый. 231 Гюльденпеннинг явно идет по следам Иеепа. Он находит, что в истории Феодорита мало существенного содержания, что автор не имел склонности писать действительную историю и что вообще Феодориту не стоило писать свою историю в пяти книгах. 232 Другие ученые хвалят историю Феодорита, как, например, Филипп Шафф и Альцог. |
| напр.: Index librorum prohibitorum... Gregorii XVI. Neapoli, 1862. P. 136). Принимая активное участие в подготовке доклада комиссии, К. с помощниками по поручению папы Римского Павла III c весны 1536 по осень 1537 г. также работал над соч. «Сумма наиболее известных Соборов» (Conciliorum magis illustrium summa; текст см.: Contarini. Opera. P. 546-563; итал. пер.: Fassa. 2008. P. 141-194), в к-ром предложен краткий обзор деятельности и постановлений всех вселенских и наиболее важных поместных Соборов. К. изучал древние источники и рукописи соборных деяний, однако у него отсутствовали необходимые навыки исторических исследований; сочинение сложно для восприятия вслед. несистематического представления разнородного материала и содержит много неточностей. Наибольший интерес представляет вводная часть трактата, в которой К. предлагает общие рассуждения о значении церковных Соборов. Он сравнивает Церковь с человеческим телом и отмечает, что папа Римский является «душой» и «умом» церковного тела; тело не может действовать без него, однако и папа Римский нуждается в содействии «телесных чувственных сил», т. е. церковных прелатов, для надлежащего управления всем телом. К. была чужда позиция коцилиаристов (см. Соборное движение ), согласно которой вселенский Собор обладает самостоятельной властью в Церкви; по его мнению, созыв вселенского Собора - это законное право папы Римского, которое превращается в священную обязанность в том случае, если церковное тело оказывается поражено тяжелыми болезнями, т. е. ересями и расколами (см.: Contarini. Opera. P. 547-548; ср.: Gleason. 1993. P. 150-151; подробнее о трактате см.: Fassa. 2008. P. 111-140). К кон. 1536 г. относится также важное с т. зр. богословского содержания письмо К. «О свободном решении» (De libero arbitrio; итал. оригинал см.: Contarini. Quattro lettere. 1558. P. 57-76; позднейший лат. перевод без указания адресата опубл.: Idem. Opera. P. 597-603), адресованное влиятельной рим. аристократке и поэтессе Виттории Колонне (1490-1547), которая поддерживала итальянских сторонников церковных реформ, высоко оценивала деятельность К. по реформированию папской курии и входила в узкий круг его друзей. В письме К. предлагает философскую и богословскую интерпретацию понятия «свобода воли» с целью продемонстрировать истинность заимствованного лютеранами у блж. Августина представления о том, что после первородного греха воля человека оказалась лишена подлинной свободы, т. к. она не может своей силой полностью освободиться от власти греха и достичь высшего блага, к которому она стремится по природе, т. е. Бога; возвращение воле свободы есть дело «божественной помощи» и «благодати Христовой» (см.: Ibid. P. 603). |
|
|
