| Но на этом земном пути мы не остались одни и одиноки. С Вознесением Спасителя на Небо радость не оставила нас. Апостолы возвратились в Иерусалим с горы Елеонской «с радостию великою». И это была радость об обещанном Духе Святом – «Духе истины, Которого мир не может принять, потому что не видит Его и не знает Его; а вы знаете Его, ибо Он с вами пребывает и в вас будет. Не оставлю вас сиротами; приду к вам. Еще немного, и мир уже не увидит Меня; а вы увидите Меня, ибо Я живу, и вы будете жить» ( Ин.14:17–19 ). Это обещание, эта новая встреча и жизнь со Христом исполняются в Пятидесятнице. Дух Святой сходит на апостолов, и рождается новозаветная Церковь , которая есть Тело Христово, в которой Он незримо живет, питая нас «бессмертной трапезой», связывая нас «союзом любви», пребывая с нами до скончания века. И потому и есть этот праздник Церкви – праздник Троицы, что в нем явлена полнота откровения Троицы в мире и это откровение явлено Церкви и Церковью. Только в Церкви вечно являет нам Христос Отца, и только Церковь «неосужденно и с дерзновением» может именовать Творца и Вседержителя «Отцом нашим». Только Церковь есть живое Тело Христа Сына Божия, и, наконец, вся эта полнота боговедения и богообщения осуществляется Духом Святым, живущим в Церкви. И потому вся жизнь Церкви есть непрестанное прославление «святой, единосущной и нераздельной Троицы», а Дух Святой открывает нам, что жизнь вечная и есть «да знают Единого Истинного Бога и посланного Им Иисуса Христа». 2 Все эти мысли, или, вернее, весь этот реализм, эта вечная действительность Пятидесятницы, раскрываются в богослужениях этого дня, одних из самых насыщенных, самых «духоносных» из всех богослужений Православной Церкви. Мы не можем здесь сколько-нибудь пространно привести все песнопения и молитвы или пересказать все богатство и глубину их содержания. Проследим только кратко их общую структуру и попытаемся выявить их самые характерные особенности. Две главные темы, два «лейтмотива» проходят через все богослужения этих дней: с одной стороны – радость о пришествии Духа, утверждение Его пребывания в Церкви, раскрытие Его действий, как и всего откровения Святой Троицы, с другой же – мольба о том, чтобы Дух Святой пришел и вселился в каждого из нас, очистил бы нас и ввел в эту радость и полноту. |
| Цель этого приготовления, как это ни странно, состоит, в конечном счете, в некоем «самоопустошении», ибо особая, исключительная «харизма» священника, пастыря, учителя в том, что он, помогая каждому найти себя, свое призвание, свой жизненный путь «во Христе», сам должен, совсем особым образом, потерять себя, захотеть стать прозрачным для Христа. Чтобы спасти нас, Христос истощил Себя, то есть опустошил, отдал всего Себя нам, и те, кто призван продолжать Его дело, могут быть успешными только в ту меру, в какую они тоже истощают себя, отдают себя всецело делу Христову. Для того чтобы каждый мог найти себя во Христе, один – тот, кто Христа «сообщает» людям, – должен сам отказаться от всякого искания своего и себя, и тут – сердцевина и содержание «пастырской духовности». Таким образом, духовная подготовка к священству включает в себя, с одной стороны, все то общее, что надлежит делать всем членам Церкви, – пост, молитву, все христианское «делание», а с другой стороны – внутреннее вхождение в суть священства как отождествления со Христом в Его жертвенной самоотдаче и истощании. Тут можно только отчасти перечислить отдельные стороны такого вхождения: углубление в жизнь Спасителя как именно Священника и Доброго Пастыря, в Его постоянную и всецелую обращенность к людям, к их страданию, слабостям, грехам и т. д.; постоянное внутреннее созерцание Церкви как Невесты Христовой, как объекта любви. «Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее, чтобы освятить ее... чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имеющею пятна, или порока, или чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна» ( Еф.5:25–27 ). Между тем уже с семинарской скамьи нас подстерегает самая страшная опасность всей нашей священнической жизни. Уже тут мы начинаем все чаще обращать внимание на «пятна» и «пороки» Церкви, видим ее главным образом в ее «социологическом», земном, административном, консисторском обличии. И в нас постепенно ослабевает видение святой и непорочной Невесты Христовой, с которой во Христе мы венчаемся в день нашего рукоположения. |
| Внешне торжествуют смерть и зло: Праведника предают на Крест, Он умирает, оставленный всеми, позорной смертью, Он вкушает «ада». Но – и в этом весь смысл смерти Христовой – Тот, Кто умирает на Кресте, имеет жизнь в Себе, то есть имеет жизнь не как дар извне, а как Свою сущность, ибо Он Сам есть Жизнь и источник всей жизни: «В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков» ( Ин.1:4 ). Умирает человек Иисус, но этот человек – Сын Божий. Как человек Он может реально вкусить смерти, но в Нем смерти прикасается, в царство смерти вступает Сам Бог, Жизнь и источник жизни. В этом единственность, ни с чем не соизмеримое значение смерти Христовой: в ней – умирающий человек есть Бог, или, еще точнее, Богочеловек. Бог есть Святой Бессмертный, и только в «неизменном, неслиянном, неразлучном и нераздельном» соединении Бога и человека во Христе может вкусить Бог человеческой смерти и ее изнутри разрушить и преодолеть. «Смертию смерть поправ...». Бог восхотел спасения человека не актом Своего всемогущества, не извне («Или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов?» – Мф.26:53 ), не как насилие, хотя бы и спасительное, а в той любви, свободе и вольном отдании Себя Богу, для которых Он сотворил человека. Поэтому спасение совершается Богом в соединении с человеком – в Богочеловеке Иисусе. В Нем человек восстанавливает то послушание, ту любовь, ту полную самоотдачу Богу, которые были попраны в грехе. В Нем изживаются все зло, все грехи, все измены человека: «Он мучим был за грехи наши»; «Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни...». И чтобы это спасение, это восстановление «образа неизреченныя Славы», каким создан был человек, было полным, нужно было, чтобы и смерть была не просто уничтожена Богом, но изжита и разрушена, преодолена изнутри, чтобы было воочию явлено, что она есть «жало греха, и чтобы это жало было разрушено и уничтожено человеком же. «Ибо, как смерть через человека, так через человека и воскресение мертвых» ( 1Кор.15:21 ). |
| – Что же вы чувствует теперь? – спросил меня о. Серафим. – Необыкновенно хорошо, – сказал я. – Да как же хорошо? Что именно? Я отвечал: – Чувствую я такую тишину и мир в душе моей, что никакими словами выразить не могу. – Это тот мир, – сказал о. Серафим, – про который Христос сказал своим ученикам: “Мир Мой даю вам; не так, как мир дает, Я даю вам....” ( Ин.14:27 ). Что же еще чувствуете вы? – Необыкновенную сладость, – отвечал я. И он продолжал: – От этой сладости наши сердца как будто тают, и мы оба исполнены такого блаженства, какое никаким языком выражено быть не может. Когда Дух Божий нисходит к человеку и осеняет его полнотою Своего наития, тогда душа человеческая преисполняется неизреченною радостью, ибо Дух Божий радостно творит все, к чему бы Он ни прикоснулся. Это та самая радость, про которую Господь говорит в Евангелии: “Женщина, когда рождает, терпит скорбь, потому что пришел час ее, но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости”...» ( Ин.16:21 ). Эта запись Мотовилова с предельной ясностью вскрывает нам реальность религиозного опыта как основу веры и религиозного сознания. Еще раз: религия рождается не из умозаключений и доказательств, а из исканий, из духовной жажды и духовного голода всего существа человеческого. А про это искание раз и навсегда навеки сказано: «Ищущий находит, и стучащему отворят» ( Мф.7:8 ). О христианской любви 627 Мы так привыкли к словосочетанию «христианская любовь», мы столько раз слышали проповеди о ней и призывы к ней, что нам трудно бывает постичь вечную новизну, необычность того, что заключено в этих словах. На новизну эту указывает Сам Господь в Своей прощальной беседе с учениками: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга» ( Ин.13:34 ). (Здесь и далее курсив в цитатах принадлежит автору.) Но ведь о любви, о ценности и высоте любви мир знал и до Христа, и разве не в Ветхом Завете находим мы те две заповеди – о любви к Богу ( Втор.6:5 ) и о любви к ближнему ( Лев.19:18 ), про которые Господь сказал, что на них утверждаются закон и пророки ( Мф.22:40 )? И в чем же тогда новизна этой заповеди, новизна, притом не только в момент произнесения этих слов Спасителем, но и для всех времен, для всех людей, новизна, которая никогда не перестает быть новизной? |
| Но за субботой наступит новый день нового творения – день первый. Тема воскресения начинается с прокимна: «Воскресни, Господи, помози нам и избави нас...». И читается 37-я глава Книги пророка Иезекииля, это удивительное пророчество о костях. Их было бесконечно много, и были они «сухи зело». Эго смерть, торжествующая в мире, в котором все приговорено к смерти, это человечество, обреченное на смерть. Но Бог говорит пророку, что эта обреченность не есть последняя судьба человечества. Сухие кости услышат слово Господне. Мертвые оживут. «Так говорит Господь Бог: от четырех ветров приди, дух, и дохни на этих убитых, и они оживут...»; «Вот, Я открою гробы ваши и выведу вас, народ Мой, из гробов ваших... и вложу в вас дух Мой, и оживете...». И снова, во втором прокимне, тот же призыв, та же мольба: «Воскресни, Господи, Боже Мой, да вознесется рука Твоя, не забуди убогих Твоих до конца». Но как же это случится? На этот вопрос отвечает второе чтение – из посланий к коринфянам и к галатам апостола Павла ( 1Кор.5:6–8 ; Гал.3:13–14 ). Малая закваска квасит все тесто. Христос – наша Пасха – есть закваска воскресения всех. Как Его смерть разрушает силу смерти всех, так и Его Воскресение – залог воскресения всех. Крещенные в Его смерть, мы соединяемся с Его жизнью, мы получаем Его Духа, мы – тело Его – имеем пищу бессмертия. Его Воскресение воскресит нас. И уже совсем по-пасхальному звучат стихи аллилуария: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его... Яко исчезает дым, да исчезнут...». Пророчества закончены. Но это еще только пророчества. Мы еще в Великой Субботе, у живоносного гроба, и нам нужно прожить весь этот день, прежде чем в пасхальной ночи мы услышим: «Христос воскресе!» И утреня заканчивается не воскресным Евангелием, а снова рассказом о запечатанном гробе. Но здесь раскрывается последний смысл, дается последнее откровение об этом «среднем дне» – дне между Крестом и Пасхой. Христос воскрес, и Его Воскресение мы будем праздновать в пасхальную ночь. Но для нас, в этом мире живущих, наступила с Христом и как бы сквозь всю нашу жизнь продолжается Великая Суббота. |
| Сошествие Святого Духа означает все это, из «малого стада» оно делает Церковь . Это совершилось в Иерусалиме. Между тем из Евангелия мы знаем, что апостолы были галилеяне, то есть жители северной части Палестины, и что именно там они в первый раз увидели Воскресшего Господа. Но Лука особенно подчеркивает слова Спасителя: «Не отлучайтесь из Иерусалима, но ждите обещанного от Отца, о чем вы слышали от Меня» ( Деян. 1:4 ). Начало Церкви – таков смысл этих слов – должно быть положено в Иерусалиме, и для понимания церковной истории это важно отметить. Иерусалим был средоточием всех религиозно-национальных чаяний евреев, сердцем всей ветхозаветной истории. Овеянный золотой легендой Соломоновой славы, свидетель государственного взлета Израиля в прошлом, он в годы плена, унижения и рабства все яснее осознавался как мистический центр Израиля, как святой Сион, где в таинственный «день Господень» должен явиться Мессия, чтобы спасти народ Свой и восстановить его царство. И это «мессианское царство» – в видениях пророков – из узко национальной, политической реставрации преображалось в религиозное обновление мира, в торжество истины и справедливости, а Мессия – в Спасителя людей от греха и смерти. Поэтому когда в день Пятидесятницы на недоумение толпы Петр ответил словами пророка Иоиля: «И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть» ( Деян.2:17 ), когда в происшедшем он исповедал наступление «дня Господня великого и славного» ( Деян.2:20 ), которого ждал, в который верил каждый правоверный иудей, это означало, что для христиан Мессия пришел, что все обещания, все ожидания Ветхого Завета исполнены и «мессианское царство» наступило. Это означало, что слава Господня, обещанная Иерусалиму, спустилась на него и что в Церкви нашла свое завершение ветхозаветная история спасения. Таков смысл первых глав книги Деяний апостольских, этого пролога церковной истории. Неверующий может сомневаться в их «историчности», но и он должен признать, что не было дня, когда христиане не верили бы в это Божественное начало Церкви и что сама эта вера есть уже и основоположный факт ее истории, вне которого вряд ли можно понять все дальнейшее ее развитие. |
| На основании библейского свидетельства Быт. 13:3–4, 7 : И продолжал он (Авраам) переходы свои от юга до Вефиля, до места, где прежде был шатер его между Вефилем и Гаем, до места жертвенника, который он сделал там вначале... И был спор между пастухами скота Авраамова и между пастухами скота Лотова... можно предположить, что это произошло между Вефилем и Гаем в земле Вениаминовой. Иное мнение и, вместе с ним, глубокое осмысление происшедшего Богоявления и данных Богом обетований дает равви Берман: «С того места, где стоит Авранам, он может духовным взором обозреть всю Землю, по всем четырем ее направлениям. Место это – Иерушалаим, где будет стоять Храм и жертвенник. Именно из этого места взят тот «афар» 454 , из которого в Эдеме создан человек. Это место схождения трех континентов. Тут ключевая точка движения всего исторического человечества. Тут – основание для человека, как такового, и место его постоянного духовного обновления. Связь человека с землей в этом месте такая, какой она должна быть. И, если Бог говорит Авранаму, что Он дает ему эту землю, то это надо понимать в смысле установления должной неразрывной сакральной связи его с ней. Творение Мира и Природы завершилось. И началось творение Истории, движение которой закручивается из того места, где стоит Авранам и духовным взором видит всю Землю» 455 . С этого места взят человек Адам, на этом месте погребен, и после долгого пути человек, в лице Авраама, вновь вернулся к нему. Отсюда должна начаться история домостроительства спасения. 4.6. Текст Кумрана С 1947 г. среди первых семи свитков, найденных у Мертвого моря в первой кумранской пещере, обнаружена рукопись, получившая название Genesis Apocryphon (1 Q Gen. Ap.) – «Апокриф книги Бытия». В этом апокрифе содержится описание явления Бога Аврааму после его разлучения с Лотом. Приведем этот текст: «7. А я обитал на горе Вефиль. И огорчился я тому, что отделился Лот, сын брата моего, от меня. 8. И явился мне Бог в ночном видении и сказал мне: «Поднимись на Рамат Хацар [ " высота Хацар», некоторые отождествляют с самой высокой вершиной Палестины Джебель эль-Ацур в 7 км от Вефиля и ок. 80 км от Иерусалима – Г.Ф.], что слева |
| Когда-то Адамович написал о Мережковском, и эти слова его, расставаясь с ним и вспоминая все то, чем Адамович был и что он значил для нас, я обращаю к нему. За что наша к нему благодарность? «За пример органического и музыкального восприятия литературы и жизни. За стойкость в защите музыки. За постоянный безмолвный упрек обыденщине и обывательщине. За внимание к тому, что одно только и достойно внимания, за интерес к тому, чем только и стоит интересоваться. За рассеянность к пустякам... За грусть, наконец, которая чище и прекраснее веселья и все собой облагораживает». Памяти Николая Сергеевича Арсеньева 693 Свыше двадцати пяти лет довелось мне проработать с Николаем Сергеевичем в Св.-Владимирской духовной академии. Но знал я о нем раньше, книги же его читал еще в юношестве. И теперь, оглядываясь на это длительное знакомство, сотрудничество и, прибавлю, дружбу, что я могу сказать о нем в дни, когда провожаем мы его в «путь всея земли»? Кто-то, кажется, Бергсон, сказал, что у каждого подлинного мыслителя есть, в сущности, только одна мысль, одно прозрение, одна основная интуиция, вокруг которых растет и развивается его творчество, отражая некий главный, все собою пронизывающий и озаряющий путь. Думаю, что это полностью приложимо к Николаю Сергеевичу. О чем бы он ни писал, а писал он о многом – о раннем христианстве и христианском Средневековье, о России, о Западе, о Востоке, о русской культуре, все эти писания в конечном счете суть свидетельства одной и той же глубины, все они светятся присутствующим в них, но их и трансцендирующим светом. Это – свет радостной и, употреблю одно из любимых слов Николая Сергеевича, превозмогающей веры во Христа Сына Божия. Николай Сергеевич никогда не уставал повторять слова св. Иоанна Богослова: «О том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши, о Слове жизни, – ибо жизнь явилась, и мы видели и свидетельствуем, и возвещаем вам сию вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам» ( 1Ин.1:1–2 ). Всю свою длинную жизнь Николай Сергеевич вглядывался, вслушивался, вживался в этот единственный, ни с каким другим не сравнимый и не соизмеримый опыт. Все его творчество – об опыте, а также и из опыта, ибо если не устает он все снова и снова возвращаться к нему, находить его и радоваться ему, то потому, конечно, что это – и его опыт, его радостное свидетельство о своей вере и в ней даруемой «преизбыточествующей жизни». |
| 9 Не могу не засвидетельствовать совсем особенной его любви к духовной школе и вообще к церковному просвещению. Как он сиял, как он радовался, когда освящал новый дом Академии в Крествуде! А до этого не было недели, чтобы не пришло от него книг для библиотеки или какого-нибудь «предложения академической корпорации». Много лет преподавал он пастырское богословие, и когда уже не мог приезжать, то вызывал весь класс к себе в собор. Сам «богословствовал», не был, ни в коей мере, рутинером, начетчиком, гасителем духа во имя буквы. Все хотел закончить сочинение о пророке Иезекииле и «подать в Академию», скорбел, что немощи не позволяют ему преподавать древнееврейский язык. После выхода каждого номера нашего академического журнала неизменно присылал записочку с благодарностью и «подписку», так что подписывался он не менее четырех раз в году. Сам воспитанник Киевской духовной академии, высоко ценил академические традиции и воплощал их в себе – в свойственной прежней Русской Церкви широте духовного и умственного горизонта (в отличие от того мракобесия, в которое так любят наряжать ее самозваные носители и защитники русского православия), в уважении к творчеству, в любви к духовной свободе «чад Божиих»... 10 Великий пост 1964 года. В греческом соборе в Нью-Йорке кончается торжественное моление о всех гонимых за православную веру. В конце службы митрополит Леонтий приближается к архиепископу Иакову, чтобы от имени Митрополии поблагодарить его. И происходит нечто необычное: «великодержавный» греческий иерарх склоняется перед белым старцем, целует ему руку и говорит: «У Вас великая душа...». 11 Заканчивая эти краткие заметки, вспомнил о любви митрополита Леонтия к пророку Иезекиилю и открыл его книгу в Библии. И вот текст, первым попавшийся на глаза: «И сказал мне: сын человеческий! все слова Мои, которые буду говорить тебе, прими сердцем твоим и выслушай ушами твоими; встань и пойди к переселенным, к сынам народа твоего, и говори к ним, и скажи им: “так говорит Господь Бог!” будут ли они слушать, или не будут» ( Иез.3:10–11 ). |
| Для свт. Кирилла диавол не только противостоящая Богу сила, но и 1-е творение Бога (Ibid. 8. 4: «Ибо диавол есть начало создания Господня (Иов 40. 14), которое соделалось предметом посмеяния»). Сила диавола сокрушена Христом, Который даровал нам воскресение. Среди ветхозаветных текстов, к-рые, по мнению отдельных ранних читателей, свидетельствуют против воскресения мертвых, свт. Кирилл упоминает Иов 7. 9-10 (Ibid. 18. 14-15): «Редеет облако и уходит; так нисшедший в преисподнюю не выйдет, не возвратится более в дом свой, и место его не будет уже знать его». Святитель опровергает это неверное понимание данного текста. Слова Иов 14. 7-14 и 19. 25 («А я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восставит из праха распадающуюся кожу мою сию») становятся в Зап. Церкви одними из главных ветхозаветных свидетельств воскресения мертвых. Свт. Епифаний Кипрский редко использует И. к. Чтобы показать уникальность Божественного отношения Отца к Единородному Сыну, наряду со мн. др. цитатами из Свящ. Писания он приводит слова Иов 38. 28 («Есть ли у дождя отец? или кто рождает капли росы?») ( Epiph. Ancor. 71). В учении о воскресении свт. Епифаний, как и свт. Кирилл Иерусалимский, использует на первый взгляд противоречащие друг другу тексты из Библии. Стих Иов 14. 12 («так человек ляжет и не встанет; до скончания неба он не пробудится и не воспрянет от сна своего») показывает, согласно свт. Епифанию, что воскресение произойдет в определенный срок; но доказательство воскресения свт. Епифаний обосновывает только видением Иез 37 ( Idem. Ancor. 99). Представители антиохийской школы стремились прежде всего к историческому букв. толкованию И. к. Феодор Мопсуестийский не разделял традиц. мнения, что И. к. написана прор. Моисеем во время скитаний израильтян по пустыне, но считал автором некоего иудея, знавшего языческую культуру, который после возвращения из Вавилона создал историю добродетельного Иова, исказив более раннее предание ( Isodad Meruens. Commentaire d " Išodad de Merv sur l " Ancien Testament/Ed. J.-M. Vosté. Louvain, 1963//CSCO. Vol. 230. Syr. T. 97. P. 278-279). Многое в И. к., по мнению Феодора, не соответствует учению Свящ. Писания: проклятие дня, в к-рый родился (Иов 3. 3), знакомые по языческим мифам имена дочерей Иова (Иов 42. 14 LXX), споры Иова с друзьями ( Müller . 1970. S. 12-13), речь сатаны (Иов 1), речь Бога о левиафане (41) (ср.: Stevenson. 1947. P. 78). |
|
|
