| Поздние направления: Букер и Кальвин об оправдании Модель оправдания, которая впоследствии получила распространение в период поздней Реформации, была сформулирована Кальвином в 1540 е и 1550 е годы. Подход Кальвина избегает недостатков как внешнего понимания роли Христа в оправдании, так и взгляды на то, что оправдание вызывает нравственное возрождение. Основные элементы этого подхода можно свести к следующему. Вера присоединяет верующего к Христу в «мистическом союзе» (здесь Кальвин повторяет акцент Лютера, поставленный на реальном и личном присутствии Христа с верующими, устанавливаемом через веру). Этот союз с Христом имеет двоякий эффект, который Кальвин называет «двойной благодатью». Во-первых, союз верующего с Христом ведет непосредственно к его оправданию. Через Христа верующий объявляется праведным в глазах Божиих Во-вторых, благодаря союзу верующего с Христом а не благодаря его оправданию верующий начинает перерождение по образу Христа. В то время как Букер считал, что оправдание вызывает перерождение, Кальвин утвержал, что как оправдание, так и перерождение являются результатом союза верующего со Христом через веру. Католический ответ: Тридентский собор об оправдании Тридентскую критику доктрины Лютера об оправдании можно разделить на четыре основные раздела: 1. Природа оправдания 2. Природа оправдывающей праведности 3. Природа оправдывающий веры 4. Уверение в спасении Мы рассмотрим каждый из этих четырех разделов в отдельности Природа оправдания В ранние свои годы, около 1515 - 1519 гг., Лютер склонялся к тому, чтобы понимать оправдание как процесс становления, в котором грешник, благодаря процессу внутреннего обновления, постепенно уподоблялся Иисусу Христу. Предложенная Лютером аналогия с больным человеком, находящимся под искусным врачебным надзором, указывает на его понимание оправдания, как это изложено в его Лекциях о «Послании к Римлянам» 1515 1516 гг.: «fieri est iustitficatio» («оправдание является становлением»). Однако в своих поздних сочинениях, относящихся к середине 1530 годов и далее, вероятно, находясь под влиянием более «судейского» подхода Меланхтона к оправданию, Лютер стал рассматривать оправдание как процесс объявления праведным, а не становления праведным . Постепенно он стал рассматривать оправдание как событие, которое дополнялось отчетли вым процессом перерождения и внутреннего обновления под действием Святого Духа. Оправдание изменяло внешний статус грешника в глазах Божиих («coram Deo»), а перерождение меняло внутреннюю природу грешника. |
| Прор. Моисей. Скульптура гробницы в Сан-Пьетро-ин-Винколи в Риме. 1513–1515 гг. Мастер Микеланджело Прор. Моисей. Скульптура гробницы в Сан-Пьетро-ин-Винколи в Риме. 1513–1515 гг. Мастер Микеланджело Выдвинутое Грессманом предположение о том, что в повествовании Исх 34 отражена память о культовой маске с рогами, к-рую носили служители культа Яхве ( Gressmann. 1913. P. 246-251), повлияло на мн. исследователей XX в. (напр.: Noth М. Das zweite Buch Mose. 19684. P. 220), но к концу столетия практически перестало рассматриваться всерьез в академической науке (см. обзор лит-ры XX в. по этой теме - Dozeman Th. B. Masking Moses and Mosaic Authority in Torah//JBL. 2000. Vol. 119. N 1. P. 21-45). Прор. Моисей, побиваемый камнями в Кадесе. Миниатюра из рукописи «Всемирная хроника» Рудольфа фон Эмса. 1365 г. (Старая б-ка курфюрстов, Донаушинген. Ms. 79. Fol. 74r) Прор. Моисей, побиваемый камнями в Кадесе. Миниатюра из рукописи «Всемирная хроника» Рудольфа фон Эмса. 1365 г. (Старая б-ка курфюрстов, Донаушинген. Ms. 79. Fol. 74r) Привлечение материала соседних культур (прежде всего месопотамской) подтверждает, что видимым знаком божественного существа является исходящий от него свет (аккад. ), причем божество может передать свет царю в момент его восшествия на престол (о связи этих свидетельств с М. см.: Haran M. The Shining of Moses " Face: A Case Study in Biblical and Ancient Near Eastern Iconography//In the Shelter of Elyon: Essays on Ancient Palestinian Life and Literature in Honor of G. W. Ahlström. Sheffield, 1984. P. 159-173). Однако известные изображения на камне и глине показывают, что в разных культурах Месопотамии и Передней Азии бронзового и железного века рога были непременным атрибутом божества, причем обожествленные цари также подчас изображались с рогами (ср. знаменитую стелу Нарам-Сина аккадского; о том, что «рога» М. следует сопоставить с этим месопотамским материалом, см.: Wyatt N. «There " s Such Divinity Doth Hedge a King»: Selected Essays of N. Wyatt. Aldershof, 2005. P. 209-210). Попытки соотнести образ М. в Исх 34 с аккад. с одной стороны, и с рогами как атрибутом ближневост. божества - с другой, не обязательно исключают друг друга. Можно сказать, что в культурах Передней Азии образы «сияния» и «рогов» дополняли друг друга в качестве атрибутов божественности: «...связь между концептами «рога» и «свет» была общей чертой всей интернациональной клинописной культуры Ближ. Востока нач. I тыс. до Р. Х.» ( Sanders S. L. Old Light on Moses " Shining Face//VT. 2002. Vol. 52. N 3. P. 403). Менее убедительным кажется предложенное Г. Рендсбургом соотнесение «рогов» М. с «рогами Амона», к-рые украшают нек-рые изображения егип. фараонов ( Rendsburg G. A. Moses as Equal to Pharaoh//Text, Artifact, and Image: Revealing Ancient Israelite Religion/Ed. G. Beckham, T. Lewis. Providence, 2006. P. 201-219). |
| Несение креста. 1515 г. (Музей изящных искусств. Гент). Фрагмент Несение креста. 1515 г. (Музей изящных искусств. Гент). Фрагмент Ярче иносказательность проявилась в работах зрелого периода (1500-1510). В триптихе «Воз сена» (1505-1507, Музей Прадо. Мадрид) на внешней стороне створок изображен бродяга, отбивающийся от злой собаки (возможно, иллюстрация притчи о блудном сыне), на левой внутренней створке - рай (Сотворение прародителей, Первородный грех, Изгнание из рая), в центре - иллюстрация фламанд. пословицы «Мир - стог сена, и каждый выдергивает из него сколько сможет» - метафора человеческой истории; на правой створке - ад. Идея выбора жизненного пути на примере истории одного человека заложена в изображении на внешних створках и развернута во вселенском масштабе в живописи внутренних створок. В триптихе «Искушение св. Антония» (1500-1505, Нац. музей старинного искусства. Лиссабон) на внешних створках представлены сцены Страстей Христовых; в раскрытом виде - эпизоды искушения св. Антония. Б. показал мир, населенный существами, олицетворяющими человеческие пороки. Это не абстрактные символы, а живые твари, наделенные убедительной реальностью. Помещенная в центр фигура Христа в одеждах священника, указывающего на Распятие, говорит о пути преодоления греха через страдание. Иоанн Евангелист на острове Патмос. 1505 г. (Картинная галерея. Берлин-Далем). Фрагмент Иоанн Евангелист на острове Патмос. 1505 г. (Картинная галерея. Берлин-Далем). Фрагмент Одно из наиболее загадочных произведений Б.- триптих «Сад земных наслаждений» (1505-1510, Музей Прадо. Мадрид). На внешних створках изображено сотворение Адама и Евы, на внутренних - Страшный Суд; центральная сцена понимается обычно как образ человеческого греха. При традиц. прочтении триптиха слева направо он представляет историю падения человечества, повлекшего за собой наказание. Согласно др. т. зр., при чтении композиции справа налево получается, что человечество переходит от адского состояния к райскому блаженству через культ наслаждения - ars amandi (искусство любви). Вторая версия основана на предположении, что в этом произведении Б. мог реализовать программу секты «братьев и сестер Свободного Духа», возникшей в Нидерландах в XIII в., придерживавшейся воззрений древних адамитов . Изысканная арабесковая композиция, легкость и вытянутость фигур, причудливость сцен выявляют в художнике позднесредневек. мастера. Изображение ада у Б. во многом совпадает с описанием его в кн. «Видение Тундала» (Visio Tundali. Speyer, 1483), художественное мышление мастера придает фантастическим образам удивительную правдоподобность, усиливая их символическое звучание. |
| в это время лежали исключительно в области гуманистической учености (ср.: Scheible. 2016. S. 26). Так, М. в совершенстве овладел греч. и евр. языками; он работал корректором у книгоиздателя Т. Ансхельма, публиковавшего сочинения нем. гуманистов, а также написал предисловия к неск. изданиям (см.: Melanchthon Ph. BW: Texte. Bd. 1. S. 38-39. N 3; S. 44. N 6). Вместе с переехавшим в Тюбинген Зимлером М. читал в оригинале философские трактаты Аристотеля ; у него возник план совместно с друзьями-гуманистами под рук. Рейхлина подготовить нем. издание греч. собрания сочинений Аристотеля, однако замысел остался нереализованным. Одним из ближайших друзей М. в Тюбингене стал И. Эколампадий (1482-1531), вместе с к-рым М. изучал древнегреч. авторов, в т. ч. Гесиода, а также занимался математикой и астрономией. В 1515 г. Эколампадий переехал в Базель, где стал одним из помощников Эразма Роттердамского († 1536), а позднее возглавил реформационное движение в этом городе. Несмотря на нек-рые богословские разногласия, Эколампадий продолжал поддерживать дружеские отношения и переписку с М. до конца жизни. Вероятно, именно от Эколампадия о М. впервые узнал Эразм Роттердамский. Из Базеля Эколампадий прислал М. экземпляр изданного посмертно в 1515 г. соч. «О диалектическом исследовании» (De inventione dialectica) Р. Агриколы, знакомство с к-рым оказало значительное влияние на формирование у М. убеждения в том, что в науках и в теологии следует пользоваться не только традиц. схоластическим логико-понятийным способом рассуждения, но и гуманистической диалектикой, т. е. искусством выбирать наиболее вероятное решение некоего вопроса посредством логико-риторических рассуждений. Во время обострившегося в сер. 10-х гг. XVI в. т. н. спора о евр. книгах между Рейхлином и нек-рыми католич. теологами, призывавшими уничтожить все враждебные христ. вере иудейские и каббалистические сочинения, М. занял сторону Рейхлина, к-рый отстаивал право ученых-гуманистов изучать евр. трактаты и сам широко использовал их в сочинениях. |
| Дела госпитальные шли неладно. Наскоро, кое-как и кое из кого собранный штат госпиталя 1515 испытания войной не выдерживал. Это признавали даже власти. «Госпиталь 1515… в большом прорыве, – докладывали в крайком партийные деятели. – Тяжелое хозяйственное положение этого госпиталя, неудовлетворительное санитарное состояние, невысокое качество лечебной работы в отделениях, несмотря на большие возможности квалифицированного специалиста проф. Войно-Ясенецкого, низкая труддисциплина ставят его в ряд плохих госпиталей…» Лука не знает об этой секретной переписке «в верхах», но в письме к старшему сыну жалуется, что работать приходится в невыносимых условиях: штат неумел и груб, врачи не знают основ хирургии. К его протестам целый год никто не прислушивается, хотя речь идет буквально о преступлениях. Ведь нечистоплотные, неумелые и равнодушные медики ставят под угрозу жизнь и здоровье защитников родины раненых бойцов. «Я дошел до очень большой раздражительности и на днях перенес столь тяжкий приступ гнева, что пришлось принять дозу брома, впрыснуть камфору, возникла судорожная одышка… – пишет он, – в таких условиях еще никогда не работал». Хирургу с почти сорокалетним опытом действительно не приходилось сталкиваться с подобным всеобщим беспорядком ни в госпиталях времен русско-японской, ни во время Первой мировой войны. Как ни бездарна была царская медико-санитарная администрация, но такого количества людей не на своем месте она все-таки не знала. Лука нервничал, случалось, даже выгонял нерадивых помощников из операционной. На него жаловались. Возникали разбирательства, многочисленные «проверочные» комиссии, «докладные записки», «рапорты». Такая нервотрепка в шестьдесят пять лет не проходит даром. Пошатнулось здоровье. Возникла непроходящая сердечная слабость. Из-за нее (несмотря на скудный рацион) тело его отекает, становится тучным, рыхлым. Во время операции хирургу все чаще приходится опускаться на стул – не держат ноги. Лука бодрится, подшучивает над собой, но шутки помогают худо. Взбираясь по госпитальным лестницам, он тяжело сопит – дает себя знать эмфизема. Те, кто встречал Войно в первую военную зиму в Красноярске, вспоминают грузную фигуру в глухо застегнутом черном френче, усталые глаза, опущенные плечи. В письмах к родным, всегда таких оптимистических, начинают проскальзывать грустные нотки. То кажется ему, что жизнь подошла к концу, то возникает непреодолимая тоска по детям, с которыми не виделся он более пяти лет. «Как я уже стар!» – восклицает Войно, отметив очередную годовщину своего священства. |
| Вслед за «псковским взятием» началась борьба за Смоленск, также имевший важное стратегическое значение. После успешных военных действий и переговоров крепость капитулировала летом 1514 г. Сыграло роль также и то, что В. И. обещал жителям города управлять «по старине» - сохраняя привилегии, полученные городом от литов. вел. кн. Александра Ягеллончика . Достигнутые успехи закрепить не удалось, рус. войско осенью 1514 г. под Оршей потерпело поражение от литов. войска. Однако Смоленск остался в составе Русского гос-ва, установилась граница с Великим княжеством Литовским , к-рая существовала на протяжении XVI в. В 1515 г. Смоленским епископом был поставлен Иосиф. Укреплению юж. и юго-зап. границ способствовало присоединение к владениям вел. князя Чернигово-Северской земли после смерти в 1518 г. бездетного кн. Василия Семеновича Стародубского и пленения в 1523 г. кн. Василия Ивановича Шемячича. В правление В. И. проявлялась большая забота об укреплении рубежей. В 1511 г. было завершено строительство мощной крепости в Н. Новгороде, усилены оборонительные сооружения в Туле - крупном центре обороны на юж. рубежах и в др. городах (Зарайске, Коломне). «Городовое дело» было одним из объектов внутренней политики. Был создан институт городовых приказчиков, к-рые ведали сбором «посошных людей» (вспомогательное войско, формировавшееся из сельского населения), управляли городовыми пищальниками (исторические предшественники стрельцов). Городовые приказчики ограничивали компетенцию наместников и волостелей, играли роль представителей вел. князя в борьбе с удельной децентрализацией. Важным инструментом экономической и политической централизации оставались земельные описания, начатые в XV в. Удельные князья проводили земельные описания в качестве контрмеры, направленной на сохранение уделов. Так, в 1509-1510 гг. брат В. И. кн. Семён Калужский предпринял описание Бежецкого Верха, после его смерти новое описание его владений было предпринято в 1519-1521 гг. уже московскими писцами. В 1510-1511 гг. описывались уезды, расположенные на пути из Казани в Москву (что объяснялось обострением московско-казанских отношений),- Владимир, Н. Новгород, а также Балахна и Арзамас. В 1515 г. предпринято описание М. Ярославца, в 1518 г.- пограничного Перевитска, в 1516/17 г. писцы были посланы в Старицу, Верею, Тверь, Нов. Городище, Новгород и др. города (Старица и Верея входили в удел кн. Андрея, чьи отношения с В. И. были весьма напряженными). |
| В беседах с ним и др. европ. гуманистами у М. впервые возник замысел сочинения, которому было суждено принести ему мировую славу,- «Утопии» (Utopia, 1515-1516; полное название: «Книжечка поистине золотая, не менее полезная, чем забавная, о наилучшем состоянии государства и о новом острове Утопия»; Libellus vere aureus, nec minus salutaris quam festivus, de optimo rei publicae statu deque nova insula Utopia; рус. пер.: Мор. Утопия... 1998. С. 9-106; перечень и обзор переводов на рус. яз. см.: Там же. С. 393-395). К кон. 1515 г. М. написал 2-ю часть сочинения, посвященную описанию вымышленного гос-ва Утопия; после возвращения в Англию он добавил задающую сюжетную канву 1-ю часть, в которой сатирически изображалась европ. действительность. В 1516 г. при содействии Эразма Роттердамского «Утопия» была издана на лат. языке в Лёвене; англ. перевод вышел намного позже, в 1551 г. Описание расположенного на острове гос-ва Утопия вложено в уста вымышленного путешественника, Рафаэля Гитлодея. В наименовании рассказчика М. скрыл намек на его роль: Рафаэль отсылает к имени упоминаемого в Библии арх. Рафаила (см. в статьях Архангел , Товита книга ), к-рое переводится с еврейского как «исцелил Господь» и понималось как указание на посылаемого Богом к людям «спутника» или «целителя». Фамилия Гитлодей (лат. Hythlodaeus) составлена из 2 древнегреч. слов и означает «опытный рассказчик небылиц». Двойным наименованием М. подчеркивает, что рассказы Гитлодея не связаны с наличной действительностью, однако небылицы в них служат задаче «исцеления» общества, указания пути к более справедливому общественному устройству. Иносказательным является и название «Утопия»: в переводе с греческого языка оно означает «место, которого нет» (ср. лат. Nusquama - «страна Нигде», которое сам М. использовал как синоним названия сочинения в переписке с Эразмом). Философское содержание «Утопии» получало разные интерпретации как у современников М., так и у последующих мыслителей и исследователей. Введя вымышленный персонаж, М. |
| Юридическая практика и общественно-политическая деятельность М. с нач. XV в. неуклонно расширялись; к сер. 10-х гг. XVI в. он был уже хорошо известен в Лондоне как талантливый специалист в области торгового и международного права. М. поддерживал и придворные связи. Королевская власть интересовала его, с одной стороны, как ученого-гуманиста, поскольку в этот период он работал над соч. «История Ричарда III» (History of King Richard III, 1512-1519; осталось незавершенным, опубл. посмертно; рус. пер.: Мор. Утопия... 1998. С. 233-301), которое он писал одновременно на лат. и англ. языках, а с др. стороны - как общественного деятеля, поскольку он полагал, что залогом исправления злоупотреблений и общественного благосостояния является сильная власть окруженного мудрыми советниками монарха. М. с энтузиазмом воспринял коронацию Генриха VIII и посвятил этому событию «Поздравительную песнь» (рус. пер.: Там же. С. 159-163), в которой он осуждал беззакония предыдущего правления и оптимистично восклицал: «...день этот - рабства конец, этот день - начало свободы!» (Там же. С. 159). Близость к королевскому двору способствовала карьере М.: в 1510 г. он получил должность помощника шерифа Лондона, т. е. юридического советника и судьи по гражданским делам. Работа отнимала у М. много времени, так как ему приходилось регулярно принимать просителей и рассматривать многочисленные жалобы, однако обеспечивала довольно высокий доход. Опыт постоянного взаимодействия с городскими жителями позволил М. приобрести реальное представление о состоянии современного ему англ. общества на самых разных уровнях. Юридический опыт М. оказался востребован кор. Генрихом VIII и канцлером Англии кард. Т. Уолси (ок. 1473-1530). По королевскому распоряжению в 1515 г. М. был отправлен во Фландрию в составе посольства, к-рое вело торговые переговоры. «Утопия» (1515-1516) Во время непродолжительного перерыва в переговорах М. посетил Антверпен, где познакомился с Питером Гиллисом (Петром Эгидием; 1486-1533), городским чиновником, другом Эразма Роттердамского. |
| В среде студитов стали распространятся мысли о незаконности епископов, поставленных от еретиков – патриархов, хотя бы сами они и были православны, и необходимости лишения сана тех епископов, которые были иконоборцами, затем покаялись, а также епископов, поставленных за деньги. Истинными иерархами студиты признавали лишь тех, которые получили посвящение от православного патриарха Германа (715–730) или от его ставленников 1511 . Таким путем наиболее строгое византийское монашество иконоборческой эпохи совершенно естественно доходит до сомнения в состоятельности и законности большинства наличной иерархии. А вместе с тем оно невольно и бессознательно и сознательно мысленно возвышало свой класс, „чин ангельский“, „избранный народ Божий“, который оказался опорою православия. Отсюда оставался уже один только шаг до признания того, что за грехи свои иерархия лишается апостольского права вязать и решить и покаянной практики в церкви, что эти право и практика делаются достоянием монашеского класса. И такое воззрение, по источникам известное от X и XI вв., если и не было высказано теперь ясно, то несомненно созревало в иконоборческую эпоху, в период острой смуты и разлада между монашеством и иерархией. Для выяснения его вернемся несколько назад и посмотрим, не было ли почвы для обнаружения указанного разлада строгой монашеской партии с иерархией. Почва эта давно —16— была готова. С самого своего начала к иерархии и клиру монашество относится как-то двойственно. Антоний Великий был почтителен к иерархии 1512 . И Пахомий также оказывал почтение к епископам и пресвитерам, но своим ученикам – киновитам он запретил принимать священные степени, опасаясь раздоров, зависти, недоброжелательства в братии. Тоже повторял знаменитый палестинский подвижник, Савва Освященный 1513 . Эти опасения, высказанные столпами монашества, свидетельствуют о некотором недоверии к нравам духовенства. Действительно в монашеской среде рано возникает критическое или даже порицательное отношение к служителям алтаря, которые ясно обнаруживают классовый антагонизм монашества. Блаж. Иероним так упрекает современных ему монахов. „Стыдно сказать, пишет он, – из глубины своих келий мы судим мир. Поверженные во вретище и пепле, мы произносим приговор о епископах. К чему под одеждою кающегося властолюбивый дух“? 1514 В древних писаниях восточных аскетов встречаются наставления о почитании иереев, о не осуждении пресвитеров даже порочных 1515 . Но это-то может быть и значить, что монашество не умело почитать носителей священного сана за самый сан и осуждать, даже не признавало епископов и пресвитеров недостойной жизни. Мы здесь не будем говорить о том, что из среды монашества недостойная иерархия и клир слышали справедливые обличения и осуждения, – как например, от |
| С другой стороны, существенной реформы всего уклада жизни православных христиан и в частности строя церковного управления по началам западной культуры хотели и многие греки. Поветрие XIX столетия – национализм вызвал у многих греков-мирян, подчинённых Турции, стремление участвовать в управлении всеми делами, имеющими отношение к греческой нации, и в том числе и делами церковными. Мы уже знаем, что в 1847 году усиленно хотели проникнуть в Синод трое мирян. И стремление добиться активного участия в делах церковного управления либеральным грекам могло казаться осуществимым. Дело в том, что существовавшим строем церковного управления были недовольны почти все. Были недовольны им народ и низшее духовенство, которое тяготилось экономическим гнётом высшей греческой иерархии. Так, в 1848–1850 гг. многие провинции подавали правительству жалобы на насилия епископов и просили прекратить такой порядок вещей 1514 . Недовольны были им и большинство из епархиальных архиереев, которым не нравилось господство геронтов. 18 февраля 1856 года турецкое правительство издало гатти-гумаюн, на который смотрело, как на начало новой эры – эры благосостояния и счастья для всех своих подданных без различия национальности и религии. Гатти-гумаюн извещал всех подданных султана о предстоящих существенных социальных и административных реформах в смысле начал западной культуры и к участию в совершении их призывал все вероисповедания общества империи 1515 . Соответственно обещанию гатти-гумаюна, в апреле 1857 года патриарх константинопольский получил от турецкого правительства предписание приступить при посредстве особой комиссии к выработке проекта реформ касательно жизни православных христиан патриархата. «Мудрейший патриарх греческий, – говорилось в правительственном указе, доводится до твоего сведения, что высочайшее повеление, касающееся вновь возвещённых реформ, предписывает, чтобы все привилегии и духовные преимущества, дарованные христианским и другим немагометанским обществам османской империи, были в определённое время обследованы нарочито составленными для этой цели комиссиями в патриархатах. Поскольку важность этого дела не терпит никакой отсрочки, то не останутся ненаказанными те, которые посредством хитрых увёрток захотят обойти это, официально возвещённое, решение правительства или ослабить его. Словом, высокая Порта не потерпит, чтобы не вполне исполнен был принцип, спасительное действие которого так очевидно для всего народа» 1516 . |
|
|
