| Кочевые племена, обитавшие на северо-востоке Аравийского п-ова, в течение мн. столетий испытывали влияние великих цивилизаций - месопотамской, эллинистической, иранской, однако источники сообщают о них лишь от случая к случаю, и поэтому датировать возвышение Л. точнее, чем первыми веками по Р. Х., не представляется возможным. Согласно араб. генеалогическому преданию, принадлежавший к Насридам Джазима аль-Абраш враждовал с царицей Пальмиры по прозвищу аз-Забба ( ) и был ею коварно убит. Эту царицу принято отождествлять с Зенобией (266/7-272), против чего возражал Дж. С. Тримингем ( Trimingham. 1979. P. 155). Джазиму наследовал его племянник Амр ибн Ади, якобы зарубивший царицу мечом, чтобы отомстить за гибель дяди. Амру приписывают основание лахмидской столицы Хиры на границе Сирийской пустыни и правого края поймы Евфрата, недалеко от древнего Вавилона. Надпись сасанидского шаха Нарсе (293-302) упоминает Амра в числе его вассалов. Общепризнанно, что автором гробничной надписи, обнаруженной в Немаре (Эн-Намаре; в 120 км к юго-востоку от Дамаска, близ границы Сирии с Иорданией) и ныне хранящейся в Лувре, был сын Амра Имру аль-Кайс, о к-ром др. источники хранят молчание, за исключением скупых упоминаний в араб. родословиях. Надпись является одним из древнейших памятников, выполненных набатейским письмом на староараб. языке, от к-рого происходит классический арабский. Имру аль-Кайс носит в ней титул «царь всех арабов» (mlk " l-‘rb kl-h), причем специально подчеркивается, что он «прочно возложил [на себя] диадему» (šd " l(-)tg), а его смерть точно датирована 7-м числом месяца кислул 223 г. по эре пров. Аравия (нояб.-дек. 328 г. по Р. Х.). В надписи утверждается, что «ни один из царей не достиг его положения» (f-lm yblg mlk mblg -h), и перечисляются его славные деяния: покорение центральноарав. племенных конфедераций низар (Nzrw) и маадд (M‘dw), а также, согласно наиболее убедительному истолкованию этнонима " l- " sdyn, йеменской и оманской ветвей конфедерации аль-азд; разгром обитавшей у юго-зап. рубежей Йемена конфедерации мазхидж (M(d)hgw); поход на Награн (Наджран), подчинявшийся в ту пору химьяритскому царю Шаммару (Šmr) Юхаръишу. В заключение сообщается, что, в соответствии с хорошо обоснованной интерпретацией, предложенной К. Робеном ( Calvet, Robin. 1997. P. 268-269), «он разделил между своими сыновьями племена и вспомогательные отряды персов и римлян» (w-nhl " l-š‘wb w-wkl( " l-)F(r)s w-l-Rwm). Предположения об обращении Имру аль-Кайса, сына Амра, в христианство или в манихейство (Ibid. P. 269) не находят подтверждения ни в тексте его гробничной надписи, ни в ее декоре и остаются гипотетичными. |
| Если верна реконструкция фразы 31-й строки стелы: «В Хоронаиме обитал дом [Да]вида», т. е. Хоронаим контролировали иудейские цари, то это могло бы объяснить, во-первых, почему израильский царь Иорам обратился за помощью к иудейскому царю Иосафату, а во-вторых, почему коалиция решила атаковать Моав с юга (в союзе с Эдомом); есть веские основания локализовать Хоронаим как место приблизительно в 12 км юго-западнее Кир-Харешета (ср., напр.: Na " aman. 1997), так что этот район мог стать естественным плацдармом для наступления на север. Стела М. Стела содержит обширную информацию о М., отсутствующую в Библии. Этот базальтовый памятник высотой 115 см и шириной 60 см был обнаружен в 1868 г. в Дибане; с 1873 г. хранится в Лувре. Надпись на стеле включала более чем 35 строк, из которых первые 30 почти полностью сохранились, а вот следующие за ними полны лакун и представляют собой лишь обрывки фраз; как минимум 2 заключительные строки надписи полностью утрачены (местные арабы разбили камень на фрагменты перед его отправкой во Францию; стела восстановлена по слепку из папье-маше, сделанному Ш. Клермон-Ганно). Стела была воздвигнута М. в память о его успешном восстании против владычества Израильского царства в Моаве и посвящена местному богу Кемошу. Это самый объемный внебиблейский документ из обнаруженных до настоящего времени эпиграфических памятников, содержащий информацию о древнем Израиле. Текст стелы написан на моавитском языке алфавитным ханаанейско-палеоеврейским шрифтом. Моавитский язык относится к ханаанейской группе северозападносемитских языков и близок к древнееврейскому и аммонитскому, но имеет нек-рые общие формы с финикийским и староарамейским языками (см., напр.: Segert. 1961; Andersen. 1966; Lipinski. 1971; Jackson. 1989; Parker. 2002; Коган. 2009). По палеографическим критериям и содержанию создание надписи на стеле датируют сер.- 3-й четв. IX в. до Р. Х. (см., напр.: Albright. 1969. P. 320; Oded. Mesha Stele. 2007; M ü ller. 1985; Mattingly. Mesha Stele. 1992; Na " aman. 1997; Routledge. 2000). |
| Г-н Делало был важной особой. Законный порядок только что утвердился, отрубив руки, а потом и голову Пленье, Карбоно и Толерону. Обер-камергер князь Талейран и аббат Луи, которого прочили в министры финансов, смотрели друг на друга, подсмеиваясь, как два авгура; оба они 14 июля 1790 года отслужили торжественную мессу в праздник Федерации на Марсовом поле: Талейран в качестве епископа, а Луи в качестве дьякона. В 1817 году в боковых аллеях этого самого Марсова поля мокли под дождем и гнили в траве громадные деревянные столбы, выкрашенные в голубой цвет, с облупившимися изображениями орлов и пчел, с которых слезла позолота. Это были колонны, два года назад поддерживавшие трибуну императора на Майском собрании. Они почернели местами от бивуачных костров австрийцев, построивших свои бараки возле Гро-Кайу. Две-три такие колонны и вовсе превратились в пепел, обогревая ручищи кайзеровцев. Майское собрание было замечательно тем, что оно происходило на Марсовом поле, и не в мае, а в июне . Двумя достопримечательностями этого 1817 года были: Вольтер, издания Туке, и табакерка с конституционной хартией. Последним событием, взволновавшим парижан, было преступление Дотена, который бросил голову своего брата в бассейн Цветочного рынка. В морском министерстве только что приступили к расследованию дела злополучного фрегата «Медуза», которое должно было покрыть позором Шомарея и славою – Жерико. Полковник Сельв отправился в Египет, чтобы стать там Сулейман-пашой. Дворец Терм на улице Лагарпа служил лавчонкой какому-то бочару. На площадке восьмиугольной башни особняка Клюни еще можно было видеть маленькую дощатую будку, которая во времена Людobuka XVI заменяла обсерваторию Месье, астроному морского ведомства. Герцогиня Дюра в своем небесно-голубом будуаре, обставленном табуретами с крестообразными ножками, читала трем или четырем из своих друзей еще не изданную «Урику». В Лувре соскабливали отовсюду букву «Н». Аустерлицкий мост отрекся от своего имени и назвался мостом Королевского сада – двойная загадка, ибо в ней одновременно скрывались два прежних названия: Аустерлицкий мост и мост Ботанического сада. |
| Сделай, чтобы человек, сын его бога имел свои члены светлыми; сделай, чтобы он был светел, как небо, чтобы он блистал, как земля, чтобы он светил, как внутренность неба, чтобы злое слово бежало от него“. Мир для месопотамского поселенца представлялся наполненным демонами, все равно как для бедуина пустынное пространство представляется наполненным джиннами. Но если духи и окружают и теснят отовсюду человека, они, однако, не единственная власть в мире. Есть нечто высшее. Это боги. Владыки древнего города Лагаша обращали свои обеты и молитвы к богам Нингирсу (Ниниб), мужественному бойцу Инлил (Бела), Нинурсаге (Белтис) богине земной горы, к Нинзиа владыке судеб, к царю Нинагаль, к Инцу (Син бог луны), к Иннана (Истар) царице войн, к Пасаг, Галалиму, Дунигагана, Нинигар Нинишида. Все эти названия перечисляются на статуе Гудеа, находящейся в Лувре. Гудеа воздвигал им храмы во всех городах, на которые простиралась его власть, и он употреблял на эти благочестивые постройки государственные доходы и военную добычу. „Гудеа, наместник Лагаша (т. е. наместник бога, которому принадлежит Лагаш), построивши храм Ининну для Нингирсу, он построил драгоценность, дом, украшенный скульптурой, какого никогда еще не воздвигал Нингирсу ни один наместник. Он написал свое имя, он сделал все, что нужно, и он верно исполнил все повеления, данные устами Нингирсу“. Вот как торжественно праздновалось освящение этих храмов. „В течение семи дней не обмолачивали зерна, и раба была равна своей госпоже, раб шел рядом со своим господином и в моем городе слабый покоился вместе с сильным“. Гудеа усердно заботился о том, чтобы ничто нечистое не оскверняло святости священных мест. Халдейский пантеон был очень велик. Насчитывали семь славнейших и высочайших богов (боги Солнца, Луны и пяти планет, известных древним, Меркурия, Венеры, Марса, Юпитера, Сатурна), пятьдесят великих богов неба и земли, триста духов неба, шестьсот духов земли. Каждый из них на земле имел своих наместников или представителей, которые во имя его получали почести от людей и которые возвещали людям его волю. |
| Искусствоведы понаехали – во дворе не протолкнуться. Уж она отмахивалась от них, отмахивалась, как от мух поганых, да трудно ей было. Силы были неравны. Пришлось запись устроить, очередность, интервью давать. Тут уж дети, внуки, племянники ей помогали, чтобы толкотни не было. Гостиниц понастроили с гаражами. С утра уже очередь стоит интервью брать. Запись по интернету. Уж бабуле не до гусей стало, да и на живопись времени почти не оставалось. А дети и племянники, внуки всевозможные откопали документы, вспомнили, когда у нее день рождения, – чествовать стали. Искусствоведы монографии пишут – расходятся по всему белу свету. В Союз художников приняли. Картины – во всех крупнейших музеях мира. В Лувре – целый зал ее картин. В Дрезденской галерее, в мюнхенской Пинакотеке, в Прадо – ну везде, везде. Гонорары рекой потекли. Родственников к ней еще больше понаехало. Строиться стали вокруг нее. И вот идет как-то утром наша бабуля мимо очереди – очередное интервью давать, как вдруг тихо-тихо динозавр позвал ее по имени нежным голосом из своего ангара. Посмотреть вложение 675 А надо сказать, что уже все и позабыли давно, как ее по имени звать: все «бабуля» да «бабуля». И вдруг динозавр зовет ее по имени: «Лена, дорогая!» И опять: «Лена!» Бабуля, ног под собой не чуя, кинулась к ангару и говорит нежно: «Да ты что, касатик? Что ты, сердечный?» И тут вдруг ударился динозавр оземь – и обернулся добрым молодцем, ни в сказке сказать, ни пером описать. Бабуля наша обомлела. А он говорит ей: «Это, Лена, я тебя испытывал! Но теперь испытание закончено! Выходи, пожалуйста, сейчас же за меня замуж!» Бабуля наша, падая, только и успела прошептать: «Согласная я...» И упала бы, если бы суженый не подхватил ее на руки. А как только коснулся он ее, так превратилась сразу она в невозможную красавицу. Улыбнулась нежно своим родственникам и искусствоведам, а потом взялись они за руки и улетели прямо вертикально на небо. А все остались смотреть на них с открытыми ртами. А потом с неба на всех посыпались цветы. |
| Монументальное богословие имеет своим предметом церковные древности и иконографии в связи с учением отцов церкви и с еретическими от него отклонениями. Пипер читал лекции будущим пасторам евангелического исповедания в одной из зал древнехристианского музея, который он сам основал и устроил в стенах берлинского университета. Подробности об этом оригинальном музее я сообщал в корреспонденции, которая потом вошла в первый том «Моих Досугов». В ней же рассказываю я и о том, как Вааген водил меня по картинной галерее берлинского музея и особенно заинтересовал объяснением высоких достоинств старинной голландской живописи, которая до тех пор была мне мало известна. По его совету, чтобы ознакомиться с произведениями Ван-Эйка, Мемлинга и других мастеров голландской школы, я посетил Брюссель, Гент, Антверпен и Брюж, или Брюгге. Меня радовало и забавляло, что я так легко и скоро успел перестроить себя из учителя и профессора в прилежного и внимательного ученика и студента. Еще у себя в Москве я читал с особенным увлечением археологический журнал Дидрона и его книгу об иконографии Господа Бога (Histoire de Dieu). Теперь мне захотелось лично познакомиться с самим автором, порасспросить его о многом, поучиться у него, как вести дело, а также и сообщить ему кое-что из своей византийско-русской старины, которая была ему мало известна. Значит, надобно было ехать в Париж. В этом городе я еще не бывал. Благо, за один раз познакомлюсь с знаменитым археологом и своими глазами увижу сокровища искусства, которые я знал понаслышке и из книг или из копий в Лувре увижу Венеру милосскую, Диану версальскую, «Пленников» Микель-Анджела, фонтенблоскую Диану Бенвенуто-Челлини, а в историческом музее Клюньи – золотые короны вестготских царей, алтари и церковную утварь романского и готического стилей, средневековые одежды, старинные ковры с затейливыми изображениями, майолики с изящными рисунками Рафаэля и его учеников и многих других. Я забыл вам сказать, что по принятому мною маршруту я попал в Париж и в Бельгию уже на возвратном пути из Италии. |
| И тут завопил Антоша бессвязно и страстно навстречу голубому небу, завопил и зарыдал. Он сидел в пыли и трясся, обхватив гудящую голову руками. К нему тянулись участливые руки– мальчик, мальчик, что с тобой? С рыканьем он откидывал участливые руки, пока не отстали. Затих. Поднялся. Совсем рядом оказалась проезжая часть. Туда-сюда сновали разноцветные машины. “И больше– иностранные”, – почему-то вдруг отметилось в Антошиной голове. …Эх, да как же сделать, чтоб она болеть перестала! И, глядя на прошуршавшую мимо “Вольву” (все иномарки Антоша отлично знал), отчего-то ни с того, ни с сего вспомнилась тепленькая пьяненькая папина-мамина застольная компания творческих интеллигентов (Антоша всегда присутствовал), где они на чем свет стоит костили и страну эту (они так говорили – эта страна), и людей, в ней живущих, которые в крайнем случае только и могут, что “Жигули” состряпать, а до “Вольво” пороха так никогда и не хватит, потому как всю свою жизнь, и историческую и личную, на беспредметную ерунду тратят. Слово “русские”, сколько раз слышал его там Антоша, звучало так, что никчемнее русских есть только русские, способные лишь на то, чтобы все-таки смочь крутить баранку подсунутого “Вольво”, но – и не более, а вообще-то русские это есть сплошь Обломовы (кто это такой – не знал Антоша) и их надо драть, трепать, мыть, чистить и еще много чего с ними надо делать чтобы довести до цивилизованной кондиции. Вспомнилось, как закадычный папин приятель, вальяжно развалясь покуривая и сально улыбаясь сидящей рядом даме, говорил: “А ведь прав Наполеон, эх, несостоявшийся завоеватель, когда Москву увидал – и зачем, говорит, такая прорва церквей? …Хотя, в общем-то, красиво… Большое количество церквей – признак отсталости народа. И ведь прав гениальный корсиканец, – папин приятель полузевнул и полуулыбнулся. – Ну, устроил в Успенском Соборе конюшню… ну так и… да правильно сделал! – папин приятель стукнул ладонью по столу. – Да! И правильно сделал! И ведь удобно, просто и ведь уверен я, – папин приятель поднял палец вверх – не хотел завоеватель ущемлять национальных чувств народа. Но почему, – папин приятель аж приподпрыгнул, – почему у этого народа обида за национальное поругание этой церквехи? Да уверен я, – папин приятель был вообще во всем в жизни уверен, – что у любой нормальной цивилизованной нации к культовой архитектуре, а тем более, что там у архитектуры внутри, отношение – де-ко-ра-тив-ное. Вот Лувр – это святыня, вот… возникла бы мысль у наших, когда они в Париж вошли в 1813 году, там, в Лувре конюшню устроить, вот я бы тогда, будь я французом, вот я бы тогда взорвался, за Лувр я бы глотку перегрыз, – и папин приятель, ухмыляясь, клацнул зубами… |
| 3-я религ. война завершилась победой католиков. После подписания мирного договора в Сен-Жермен-ан-Ле (8 авг. 1570) в результате долгих переговоров было решено скрепить мир союзом католич. принцессы Маргариты Валуа, сестры короля Франции, и протестант. принца Г. Мать Г., строгая кальвинистка, резко осуждавшая франц. двор и его нравы, была против этой свадьбы, опасаясь, что впосл. сын вынужден будет отречься от протестант. веры. После оказанного на нее давления со стороны Екатерины Медичи и Колиньи Жанна дала согласие на брак сына и в нач. февр. 1572 г. прибыла в Париж. Проболев нек-рое время, она умерла (9 июня), а 8 июля того же года в Париж прибыл Г. в сопровождении лидеров гугенотской оппозиции. 18 авг. 1572 г. состоялась свадьба, на к-рую так и не было получено офиц. разрешения папы Римского Григория XIII (по приказу Екатерины Медичи было сфабриковано подложное письмо папы, офиц. разрешение было получено только 27 окт. 1572). Венчание проводил кард. Карл Бурбон, дядя Г. и единственный католик в семье, по специальному церемониалу: невеста-католичка венчалась одна в соборе Парижской Богоматери, а гугенот Г. ожидал снаружи. В ночь с 23 на 24 авг. в Париже началось избиение гугенотов, к-рое получило название Варфоломеевской ночи . Были убиты тысячи протестантов, собравшихся на свадьбу, в т. ч. и свита Г., разместившаяся в королевском дворце - Лувре. Г. спасли отречение от кальвинист. веры и переход в католичество (26 сент. 1572). В течение 3 лет он был вынужден оставаться при франц. дворе и даже участвовать в экспедиции против гугенотов (осада Ла-Рошели в 1572-1573). В нач. февр. 1576 г. во время королевской охоты Г. удалось бежать, после неск. месяцев колебаний он публично отрекся от католич. веры (13 июня). Вернувшись в свои владения, Г., к тому времени уже король Наваррский, старался проводить уравновешенную политику, сочетая выполнение своих обязанностей как правителя Гиени, представлявшего интересы франц. короля в этом регионе, с уважением прав своих подданных, исповедовавших кальвинизм. Несмотря на разногласия и военные действия, отношения между королевскими дворами, видимо, не были окончательно прерваны. В 1578 г. ко двору короля Наваррского прибыла королева-мать, к-рая привезла проживавшую до этого времени в Париже жену Г. Маргариту. Екатерина Медичи ок. 18 месяцев гостила у зятя, стремясь в ходе организованных ею переговоров, диспутов и балов убедить предводителей гугенотской оппозиции отказаться от сепаратистских устремлений. |
| Беззакония Израиля. «Есть ли какой великий народ, – спрашивал Моисей Израиля, – у которого были бы такие справедливые постановления и законы, как весь закон сей, который я предлагаю вам сегодня?» ( Втор.4:8 ). Эра закона началась на горе Синае. До этого языческий мир имел, конечно, какие-то основы нравственного учения, но они не имели божественного утверждения и не были достоянием всего народа. Языческие боги носили чувственный характер. Без внешних форм – идолов – религия язычества была немыслима. Десятисловие же провозглашено было самим Богом. Простые, глубокие, вечные истины о личном Боге, о почтении к родителям, о целомудрии, о святости человеческой жизни, о чистоте совести – все эти истины открыты были и утверждены на Синае в наследие всем последующим векам человеческой истории. Особо следует оговорить тот факт, что Синайский закон был дан не всем людям, а только Израилю: «Он возвестил слово Своё Иакову, уставы Свои Израилю. Не сделал Он того никакому другому народу...» ( Пс.147:8–9 ). Остальные народы мира жили по закону совести ( Рим.2:14–15 ). Моисеев закон служил эталоном и сокровищем, обладание которым ставило евреев в исключительное положение среди прочих народов. Чтобы оценить значение закона для языческого мира, достаточно вспомнить лишь первый образец записанных и применявшихся в масштабах целого государства законов Хаммурапи (1792–1750 гг. до Р.Х.) – шестого царя Вавилона и, пожалуй, самого выдающегося деятеля в Месопотамии времён Старовавилонского периода (С. п. – историческая эпоха Вавилонского царства, длившаяся с XVIII по XV в. до Р.Х.). Царь Хаммурапи считается первым в истории человечества великим законодателем, а свод его законов («Кодекс Хаммурапи») – самым выдающимся памятником правовой мысли Древнего мира. Этот оригинальный текст законов, начертанный на диоритовой стеле двухметровой высоты, был найден в 1901–1902 гг. при раскопках на месте столицы древнего Элама (восточного соседа древней Вавилонии) – города Сузы, когда он, видимо, был увезён эламитами в качестве военного трофея. Хранится в Лувре. В Московском государственном музее изобразительных искусств им. А.С. Пушкина находится её точный гипсовый слепок. Известны также много фрагментов более поздних копий этих законов, найденных при раскопках Суз, Ниневии и других городов Месопотамии. |
| Помимо монографий 1500 и научно–популярных руководств 1501 , в настоящее время по саркофагам Рима и Италии изданы каталоги. Старые издания были обновлены и переработаны Хуго Бранденбургом и Юттой Дрескен–Вайланд 1502 . Авторы новых работ занимаются не только иконографией и ее связью с христианской догматикой, как это делал в свое время монсеньор Й. Вильперт. Новое поколение исследователей стремится изучить первоначальное положение саркофагов в архитектурном контексте, в разных странах и регионах, вопросы социального статуса погребенных, обращения в христианство мужчин и женщин (по надписям) и даже экономическую сторону, например, вопрос цены саркофагов 1503 . Помимо Рима и Италии, немало саркофагов было найдено на юге Франции. Их много в Музее древнего Арля 1504 , группа римских и раннехристианских саркофагов хранится в Лувре 1505 . Своеобразием стиля и иконографии отличаются саркофаги местного производства в Испании 1506 . Особую группу составляют саркофаги Равенны. В стиле некоторых из них видно влияние Константинополя. Значительная коллекция саркофагов собрана в базилике Сант’Аполлинаре ин Классе 1507 . В самой византийской столице христианских саркофагов известно немного, поскольку кладбища этого города мало изучены. Небольшая, но ценная коллекция христианских саркофагов Стамбульского археологического музея – результат в основном случайных находок. Саркофаги хранятся и в других городских музеях Турции (в Анкаре, Эфесе, Анталье). Глава 4. Хризма и крест. Распятие § 1. Христианская монограмма Сложная система символов, аллегорий и типологически–прообразовательных сопоставлений Ветхого и Нового заветов была основой изобразительного языка первых христиан 1508 . Среди множества символов особое место занимают христологические символы, монограммы имени Христа и креста. Монограммы – особые знаки, образованные сочетанием букв одного или нескольких слов, – были широко распространены в эпоху поздней античности и Средних веков. Они использовались в погребальных надписях, на элементах архитектурного декора и предметах литургической утвари, на печатях, кольцах и других предметах, обозначая обычно имена усопших, донаторов, основателей, строителей, владельцев. Раннехристианские монограммы служили заменой изображения креста и одновременно – сокращением имени Христа. Обе эти функции были тесно связаны между собой 1509 . |
|
|
