| Что касается текста о славянах, то автор «Худуд», как и Гардизи, пользовался в основном либо работой Ибн Хордадбеха, либо трудом ал-Джайхани 1250 . В начале 50-х годов XI b. при дворе Газневидов (на территории нынешнего Афганистана) Абд-ал-хайй Гардизи составил исторический труд «Зайн ал-ахбар» («Краса повествований»). В заключительной части его он поместил этнографо-географические главы о тюрках и других северо-западных народах, в том числе о славянах и русах. Эти главы в основном совпадают с текстом Ибн Русте. Наличие же разночтений показывает, что Гардизи не знал труда Ибн Русте, а пользовался общими с ним источниками. Этими источниками, по его собственным словам, были Ибн Хордадбех и ал-Джайхани. Историческая часть труда издана трижды 1251 . Главы же о «тюрках» опубликованы по кембриджской и оксфордской рукописям еще В. В. Бартольдом в 1897 г. 1252 и после этого не издавались. Однако в издании В. В. Бартольда отсутствует полный перевод всех параграфов, в частности не переведенными остались разделы о славянах и Руси. При этом В. В. Бартольд исходил из того, что текст Гардизи в основном повторяет уже дважды переведенный до того на русский язык вариант Ибн Русте. В конце XI – начале XII b. придворный врач Сельджукидов Шараф аз-заман Тахир ал-Марвази написал научный трактат «Табаи ал-хайаван» («Природа животных»), посвященный вопросам зоологии, этнографии и географии. В этот труд он включил сокращенные варианты тех же разделов о славянах и Руси, которые мы находим у только что рассмотренных авторов. Арабский текст этих глав с английским переводом издал в 1942 г. В. Ф. Минорский 1253 . Извлечения из тех же материалов встречаются, кроме того, в сочинении неизвестного автора «Ахбар аз-заман» («Известия времени»), неверно приписываемого ал-Масуди 1254 , в сочинении Ахмеда ат-Туси «Аджаиб ал-махлукат» 1255 , в анонимном труде XII b. «Моджмал ат-таварих» 1256 , в книге «Джавами ал-хикайат ва лавами ар-ривайат» («Сборные рассказы и блестящие предания») Мухаммеда Ауфи (XIII b.) 1257 , у крупнейшего арабского географа и космографа XIIIb. Захарийи ал-Казвини 1258 , у ал-Варрака (автора начала XIV b.) 1259 , ал-Бакри (XI b.) 1260 , ан-Нувайри (XIV b.) 1261 , Мирхонда (XV b.) 1262 , Шукруллаха 1263 , Али аш-ширази (XVI b.) 1264 , Али эфенди (XVII b.) 1265 и др. |
| 1232 Beveregius, Synodic. II, Арр. р. 230; ibid. 124. Pitra, Мопит. II, 646. Ср. Hergenröth., III, 115. 1233 Voelli et Iustelli, Bibliotheca juris canon veteris, II, 693. Cp. 720. Cp. Аристиново упомянутое толков. на 28 пр. Халкид. и Вальсамона. О преимущ. патриарш. прест. Migne, CXIX, col. 1176. D. 1234 Zacharia, Die griechisch. Nomokanones, S. 12. Hergenrömher, III, 115, Anm. 28. Pitra, Мопит. II, 646–7. 1235 В толк. на 28 пр. Халкид. собора. Тоже у Властаря, буква ε, гл. 11. Весьма возможно, что подобное толкование лежит в основании первой части 9-й главы третьего титула Эпанагоги («Престол Константинополя, украшенный царским достоинством, провозглашен первым соборными определениями»). 1236 Voelli et Iustelli, 721. Аристин в толк. на 9-е Халкид. правило. Pitra, Мопит. II, 647, схолия к 17-му Халкид. правилу. Ср. Нила Кавасилы, О приматстве папы, Migne, CXLIX, col. 712–713. Толкование это развилось, вероятно, при помощи вышеупомянутой конституции Гонория и Феодосия 421 г. 1252 Зонара в толков. на 17 Халкид. правило. Властарь буква δ, гл. 7. (В тексте изложено по Властарю). 1253 Вальсамон в толк. на 28 прав. Халкид. соб. Властаря, Синтагма, буква ε, гл. 11; Зонара, в толк. на 3-е пр. второго всел. собора. 1258 Под заглавием: «К тем, кто утверждает, что Рим есть первая кафедра». Συνταγμα, IV, стр. 409–411. Beveregii, Synod. II, 22. 1259 Об устройстве домашнего синода будет сказано в своем месте. См. у Zhishman, Die Synoden und Episcopal Aemter in der Morgenladischen Kirche, Wien 1867. Проф. Курганова, Отношения между церк. властью и гражданской в византийской империи, Казань, 1880, 125–145. Проф. Барсова, Константинопольский патриарх и его власть над русской церковью. Спб. 1878, стр. 235 и след. 1263 Кормчая гл. 42. Собрание в 87 главах, гл. I. Номок. Схол 1. Collect. const. eccles. III, 1. 1. 1274 Вальсамон, в трактате «О преимуществах патриарших престолов», CXIX, col. 1165, D. Συνταγμα, IV, 545. 1276 Συνταγμα, V, 429. Migne, CXIX, col. 950, В. Сравни мнение Макария Анкирского у Алляция, De cons. р. 219. |
| Язык Апокалипсиса, рассматриваемый со стороны грамматики и стиля, отличается большими неправильностями, выделяющими эту книгу из ряда других новозаветных писаний. Происхождение этих неправильностей ранее в значительной мере объяснялось влиянием еврейского языка. В настоящее время, – по открытии множества папирусов, сохраняющих часто язык даже низших слоев народа, – здесь, как и вообще в области новозаветной филологии, начинает брать верх другое направление. Оно объясняет языковую некорректность Апокалипсиса не семитизмами, но аналогичными явлениями в языке папирусов 1250 . И действительно, иногда здесь открывается сходство самое неожиданное. Последнее обстоятельство заставляет некоторых ученых признать, что в Апокалипсисе мы имеем дело с языком в таком виде, в каком он существовал среди необразованного класса греческого общества. А проф. L. Radermacher прямо называет эту книгу в языковом отношении „das kulturfremdeste literarische Erzeugnis“ 1251 . Нельзя не согласиться, что это направление новозаветной филологии весьма плодотворно и в отношении изучения Апокалипсиса со стороны языка. Некоторые особенности его, иногда самые удивительные, здесь находят удовлетворительное объяснение. При всем том мы совсем не склонны всякую особенность в языке Апокалипсиса считать за простой вульгаризм, и это – по следующим основаниям. Во-первых, нам указывают, что не всегда можно провести грань между семитизмом и греческим идиотизмом 1252 , причем проникновение семитической стихии в κοιν διλεκτος могло отчасти быть результатом влияния греческой Библии LXX. Во-вторых, стиль 1253 Апокалипсиса отличается такими свойствами, которые лучше всего объяснять влиянием семитического языка. Никакие указания скудных греческих параллелей здесь не помогут, так как общий характер фразеологии на протяжении всего писания действует гораздо убедительнее. В-третьих, кое-что из особенностей в языке Апокалипсиса объясняется торжественным характером и содержанием его, воздействовавшими на форму выражения. В-четвертых, наконец, иногда возможно находить и в области грамматики чистые семитизмы. Имея в виду эти основные принципы, мы и произведем языковой анализ Апокалипсиса, причем укажем лишь главное из того, чем язык этой книги отличается, с одной стороны, от классического, а с другой – и от новозаветного вообще. |
| Авторство Повести приписывается Пахомию Сербу (XV в.). Сюжет произведения является вымышленным. Савва, архиепископ Сербский, жил в 1169–1237 гг. В Житии Саввы Сербского рассказывается, что ему удалось обратить в христианство одного из венгерских королей, однако имя короля не названо (им был венгерский король Эмерих, который в 1202 г. вторгся в Сербию). Нашествие Батыя на Венгрию произошло в 1241 г., а победоносные сражения венгерских войск с монголо-татарами относятся к 1282 г. Батый же умер не в Венгрии от рук «угорского короля», а своей смертью в Орде (между 1252 и 1253 гг.). Исследователь Повести об убиении Батыя С.П. Розанов установил, что в XIII в. в Венгрии короля по имени Владислав не было. Во время нашествия Батыя Венгрией правил король Бела IV (1235–1270). По-видимому, автор Повести отождествил его с Владиславом I Святым (1077–1095), при котором Венгрия достигла могущества и процветания (см. Розанов С.П. Повесть об убиении Батыя//ИОРЯС. 1916. Кн. 1. С. 109–142). Созданная в конце XV в. Повесть об убиении Батыя вошла в состав русских летописей (под 1247 г.), хронографов и миней четьих (под 20 сентября). 331 Надгробное слово Иосифу, по мнению большинства исследователей, было создано Досифеем Топорковым после 1546 г., так как Савва Крутицкий, автор Жития Иосифа Волоцкого в предисловии к произведению утверждал: «никтоже изъяви о нем, и 30 лет по преставлении его». Однако, как считал К. Невоструев , Надгробное слово Иосифу, богатое биографическими подробностями, могло быть создано Досифеем вскоре после кончины Иосифа (1515): Савва не упоминал об этом произведении, ибо оно не житие, но использовал как источник сведений о святом (см. Житие преподобного Иосифа, игумена Волоцкого, составленное Саввою, епископом Крутицким, с предисловием и примечаниями К. Невоструева //Чтения в Московском обществе любителей духовного просвещения. М., 1865. Прилож. С. 2,9, примеч.). Надгробное слово Иосифу оригинально по своей жанровой природе: высокий риторический стиль похвалы святому переплетается здесь с документальным стилем биографической справки о герое. |
| III. Только в 535 г., т.е. после восьмилетнего царствования, Юстиниан взялся за это дело. В двух больших указах, от 15 и от 16 апреля этого года 1248 он установил основы административной реформы и в определенных выражениях начертал новые обязанности, которые он налагал на своих чиновников. Отныне губернаторы должны были «отечески относиться к населенно, охранять их от всякой несправедливости, отнюдь не брать от него денег, являться правосудными, как в своих судебных решениях, так и в административных действиях, преследовать преступления, наказывать виновных по закону и вообще держать себя по отношению к подвластным так, как отец относится к детям». 1249 Продажа должностей отменялась; впредь, вместо тяжелого suffragium , новые должностные лица должны оплачивать только самые незначительные взносы за грамоты, выдаваемые при их назначении 1250 , а для того, чтобы отнять у администраторов всякий предлог для эксплуатации плательщиков, император значительно увеличивал жалованье лиц, занимающих общественные должности. 1251 В видах устранения поводов для уступок требованиям могущественных частных лиц, Юстиниан старался повысить внешнее значение своих чиновников, поднять их достоинство и дать им средства заставить уважать себя и повиноваться себе. 1252 Особенно он желал, чтобы они были честны и чтобы у них, по его выражению, постоянно выходящему из-под его пера, «были чисты руки». Добиваясь такого результата, император издавал множество самых мелочных инструкций и указаний. Губернаторы, – и чтобы всякий знал это, каждому новому должностному лицу, при назначении, будет сообщаться императорское повеление 1253 , – ни в каком случае не должны насиловать управляемых; а напротив творить правосудие, одинаково охранять их как от насилий солдат, так и от притеснений агентов центральной администрации; посредством частых разъездов по своим округам они должны заставлять уважать порядок и сохранять мир; их дело – прекращать разбойничество, наблюдать за надлежащим состоянием общественных работ; тщательно надзирать за действиями своих officiales и финансовых агентов и за поведением чинов полиции, препятствовать захватам сильных, удерживать земледельцев на их землях; упорядочивать религиозные дела, относясь с равным уважением к правам Церкви и государства; оберегать автономию городов; жить в согласия с епископами своей провинции и с нотаблями поселений и во всех случаях заслужить хорошую репутацию. |
| Но есть и другие свидетельства – об исключительной верности и преданности славянских жен своим мужьям. В разных источниках рассказывается о добровольном самоубийстве вдов, восходивших заживо на погребальный костер мужа, соблюдавших обычай, унаследованный из арийской древности и до наших дней не окончательно изжитый в Индии. Маврикий писал о славянских женах: «Скромность их женщин превышает всякую человеческую природу, так что большинство их считает смерть своего мужа своей смертью и добровольно удушают себя, не считая пребывание во вдовстве за жизнь» 1252 . Семья у древних славян, как и у других народов, находившихся на аналогичной стадии общественного развития, была большой, подобной просуществовавшей у балканских славян до XX века задруге, включала два или три поколения взрослых и женатых родственников: отцовской, если общий предок, отец или дед своих взрослых потомков был жив, либо братской, когда главой семьи считался старший из братьев, дети, внуки или даже правнуки которых входили в такую семью. Это была так называемая патронимия. Глава патронимии вместе со своей малой семьей жил в доме, где находился семейный очаг и который поэтому назывался огнищем. Отсюда идет и наименование главы задруги «огнищанин» – этот термин известен из древнерусских источников. В доме огнищанина «члены задруги, – по словам М. Гимбутас, – собирались в часы досуга, здесь же готовили и принимали пищу» 1253 . В братской семье власть главы неизбежным образом была ослабленной в сравнении с семьей отцовской. Статус лиц, входивших в большую семью, был разным. Жены, за исключением супруги главы семейства, дочери и дети занимали в ней подчиненное положение. Старшая женщина, которой в некоторых случаях была не непременно супруга главы семьи, а, например, его вдовствующая мать, пользовалась особым уважением и имела власть над всеми женщинами семейства, распоряжалась домашним хозяйством, в особенности всем, что связано было с приготовлением пищи, имела авторитетный голос при решении вопросов, связанных с выдачей замуж дочерей, внучек, правнучек, племянниц. |
| Особое место в живописи XIII в. занимает роспись храма Успения Богородицы в Мораче (1252). Кажется, в стиле её оживает спустя длительное время традиция искусства «около 1200 г.» студеницкой живописи. Храм построен князем Стефаном, сыном Вукана в качестве мавзолея. Это однонефная базилика с одной апсидой и куполом над средокрестием трансепта. Фрески сохранились лишь в диаконнике, посвящённом пророку Илии. Кроме житийного цикла пророка в люнете над окном – «Богоматерь Влахернитисса», в уровне окон – «Благовещение», а ещё ниже – Деисус в виде трёх полуфигур в медальонах. Как и в группе миниатюр Вайцмана, во фресках храма Успения происходит явное освобождение от фронтальности, стремление учитывать в моделировке объёма его многомерный и многоосевой характер. Свободные позы весьма естественно воплощают сложнейшие ракурсы. В фиксации места, занимаемого фигурой, нет ничего подчёркнутого. Очевидна заинтересованность в пространстве: появляются композиции, развивающиеся по диагонали в глубину от передней плоскости. Трактовка формы отмечена импозантной точностью и благородством. Свобода длинных и гибких очерков силуэтов, классический рисунок тканей, эластичный ритм явно вдохновлены старым византийским искусством, восходящим к лучшим образцам комниновского времени или Студеницы. Только в сравнении с древними памятниками всё исполнено мягкой и упругой пластики и кажется крупнее и структурное. Фигуры становятся длинными, их движения гармоничны. Жесты исполнены благородной сдержанности. Типы ликов тоже обыгрывают комниновские идеалы. Здесь много внешней красоты, аристократизма и породистости, во всём – глубокое благородство и одухотворенность. Изменяется характер письма. В объёмах не подчёркивается гранёность и рельеф. Сплавленные тонкие переходы, сложные перетекания цвета, обилие прозрачных, просвечивающих слоёв и длинных, идущих по форме мазков, свидетельствуют о преобладании живописного принципа над пластичностью. Не случайно и колорит фресок – светлый, тёплый, богатый разными тонами. По мнению сербских исследователей, источником стиля росписей храма в Мораче стала живопись Никеи. Наследие этого, пожалуй, главного культурного центра греческой диаспоры, до сих пор изучено недостаточно. С большим основанием с Никеей можно связывать стиль Милешева, группы миниатюр Вайцмана, росписи сопочанского цикла. Между этими явлениями можно проследить некую преемственность, свидетельство непрерывной эволюции. Прямых аналогий среди той продукции, которую принято соотносить с Никеей искусству Морачи не обнаружено. Можно согласиться с мнением, что перед нами какой-то вариант стиля Никеи, неизвестный в других произведениях. Но можно пытаться найти и другие центры, которые могли породить живопись храма в Мораче. В любом случае, этот исток явно был прочно связан с комниновской традицией, которую сознательно культивировал. |
| Я затруднился бы, признаюсь, во всём последовать за. J. Darch’eм, автором указанной уже выше книги о св. Георгии, стремящимся доказать «invinciblement, que le triomphe de saint Georges sur le monstre constitue un fait» 1247 . Вся вторая книга (livre deuxième, pp. 89–191) важного и занимательного сочинения Darche’a посвящена этой теме: «le dragon de saint Georges»; в ней собрана масса, как ни в одном сочинении о св. Георгии, ценных данных, причём к этому присоединяется в конце всего сочинения ещё «Note sur la tradition des orientaux touchant le dragon de saint Georges 1248 ». Хотя мнение Darche’a, что «ce dragon était оп être réel et non un animal fabuleux» 1249 , страдает преувеличением, тем не менее собранные им материалы служат, вместе с аналогичными, хорошим орудием против тех, кто в змееборстве видит миф, «un mythe et rien de plus» 1250 . Много сделал в этом отношении Кирпичников, восставший против натяжек «натурмифологов 1251 , но, к сожалению, по отношению к легенде о змееборстве Георгия покойный автор высказал ряд ошибочных положений (см. ниже в экскурсе 3-м). Как бы ни фантастичны казались нам рассказы о змееборстве, всё же в основе их лежит какой-нибудь реальный факт. Если впоследствии змееборческие рассказы могли применяться в аллегорическом смысле, то образы, в которые облекалась аллегория, были реальны. Было бы преувеличением утверждение, что драконы принадлежат исключительно к области сказок. Как бы ни был фантастичен народный рассказ, всегда он основывается на чём-нибудь реальном, на факте, быть может, не всегда верно понятом и истолкованном, но всё-таки факте 1252 . См. выше, стр. 436. Сходные условия местности могли быть причиною независимого создания сходных рассказов о змееборстве, и, напр., трудно сказать, где можно искать первоначальную родину этих рассказов. Если наиболее подходящим к дракону животным считать крокодила, то придётся одинаковое число шансов считать, напр., за Египтом Индостаном и островами Малайского архипелага. Но почитаемые драконы Китая и Японии откуда взялись? Туземны ли они или взяты из Индии? |
| Мировоззрение Иванова сформировалось на основе его отказа от детской веры в Бога и восприятия им агитпроповских идей. Вступил в силу сформулированный еще Достоевским закон: «Если Бога нет, то я – Бог». Но ноша эта оказалась непосильной для психики Иванова, поэтому его теории чем дальше, тем больше граничили с чистым безумием. С учебой в партшколе Бог для Иванова окончательно и бесповоротно умер. Сам он считал себя атеистом: «В Природе Бога такого нет, которого человек держит... Иванов учит не от Бога, а от себя личного здоровья, вот в чем суть Иванова» 1251 . В упоминавшемся выше интервью в «Огоньке» 8, 1982) корреспондент спросил Иванова: «Говорят, вы в бога верите?» – «Брешут, – ответил Иванов. – Верил когда-то, пока не понял, что бог пребывает не на небе, а на земле в людях, кои сумели держать победу над собой». Но свято место пусто не бывает, и место Бога для Иванова заняли два начала. Одно из них – природа; обратим внимание на то, что слово ПриродаПаршек всегда пишет с прописной буквы. Ученики Иванова пытаются придать наукообразность теориям своего «Учителя»: Источник сил, творящий эволюцию в природе, будем называть Творцом, а источник сил, ведущий к деградации и разрушению в природе, будем называть Врагом. Именно эти понятия употребляются Учителем в его тетрадях, хотя более часто на место Творца ставится Природа, а на место Его Противоположника ставятся такие понятия, как «стихийные силы природы» и «враг в природе». Это более точно, поскольку ничего надприродного, сверхприродного и внеприродного быть не может 1252 . Однако если обратиться к тетрадям самого Иванова, то видно, что в его сознании «Природа» приобретает божественные черты наряду с другим божественным началом жизни – Человеком: «Бог это Природа, а в ней самое главное это человек» 1253 , «сильнее Природы нет ничего» 1254 , «Бог это человек. Он придет на землю для того, чтобы опознать Природу, как своего близкого друга, ему руку протянуть и с ним договориться, что больше мы вредного на земле, в воздухе, и в воде не будем делать» 1255 . |
| Нисколько не менее, но даже и еще более, чем Священным Писанием, наш Леонтий пользуется в своих трудах творениями Свв, Отцов и церковных писателей вообще. Его взгляд на этих последних и на их произведения самый чистый и возвышенный. Он называет Свв. Отцов чудными советниками Св. Духа 1245 . Свв. Отцы все согласны друг с другом и не могут противоречить себе и друг другу, потому что они не сами говорили, но Дух Отца был говорящим в них 1246 . Поэтому ясно, что кто не признает Отцов, славных и известных в Церкви, тот противится повелению Божию 1247 . Такое высокое понятие о Свв. Отцах и сознание такого важного значения их писаний и побуждает Леонтия постоянно прибегать к авторитетам этих богомудрых мужей 1248 . Леонтий не только не скрывает, но намеренно выставляет на вид свое пользование писаниями Отцов, он гордится, можно сказать, своим согласием с ними. «Из того, что я сказал, ничего нет моего, – громко заявляет он, – а все это я получил от Отцов» 1249 . Широта пользования трудами Отцов у Леонтия измеряется не только тем, что он каждое свое положение старается обосновать на изречениях Свв. Отцов Церкви, но и еще более составлением особых сборников святоотеческих изречений, или так называемых флорилегиев. Таких флорилегиев у Леонтия четыре: по одному – при каждой из трех книг сочинения Contra Nestorianos et Eutychianos и один самый большой при сочинении Contra Monophysitas. В издании Миня мы имеем изданный в полном виде только последний флорилегий, а первые три изданы с большими опущениями против манускриптов и латинских изданий 1250 . Об этом сокращении в тексте Патрологии Миня сделаны соответствующие оговорки 1251 иногда с мотивировкой такого рода: minuendi voluminis gratia, то есть «для уменьшения издания» 1252 , или – что опущенные места из писателя могут быть найдены в полном собрании его трудов 1253 . Издание Миня в этом отношении представляет собой значительные неудобства, лишая исследователя возможности составить правильное понятие обо всех источниках его ученой работы или, по крайней мере, создавая такие Затруднения, превозмочь которые далеко не всякий в состоянии. Такой недочет в издании Миня, конечно, и побудил Юнгласа составить в своей работе подробный список авторов и выдержек из них, помещенных в первых трех флорилегиях Леонтия 1254 с указанием тех мест и Миневском издании или других кодексах, где данные цитаты находятся среди общего собрания трудов известного автора. И мы считаем не только не бесполезным, но и весьма целесообразным делом – составление такого списка, а потому и даем его. |
|
|
