| Лит.: Лилеев М. И. Из истории раскола на Ветке и в Стародубье XVII-XVIII вв. К., 1895; Поздеева И. В. Археографические работы Моск. ун-та в р-не древней Ветки и Стародубья (1970-1972)//ПКНО, 1975. М., 1976. С. 56-58; Богомолова М. В. , Кобяк Н. А. Описание певч. рукописей XVII-XX в. Ветковско-Стародубского собр. МГУ//Рус. письменные и устные традиции. М., 1982. С. 162-227; Бобков Е. А. , Бобков А. Е. Певч. рукописи с Ветки и Стародубья//ТОДРЛ. 1989. Т. 42. С. 448-452; Смилянская Е. Б. К изучению ист.-культурного значения Ветковско-Стародубского старообрядческого центра в XVIII-XX вв.//История Церкви: изучение и преподавание: Мат-лы науч. конф. Екатеринбург, 1999. С. 205-210. Н. Г. Денисов Иконопись В. (кон. XVII в.- 2-я пол. XVIII в.), отражающая непрерывность правосл. традиции, сохраненной в среде старообрядцев в следовании решениям Стоглавого Собора 1551 г. и памятникам духовной культуры XVI - 1-й пол. XVII в., изучена мало. Ее истоками были художественные центры в Романове-Борисоглебске (ныне Тутаев), Костроме, Ярославле, чьи лучшие мастера работали в Оружейной палате Московского Кремля. Однако на дониконовскую иконопись не могли не оказать влияние новые художественные тенденции. Совмещение традиц. письма с «живоподобием» свидетельствует о двойственности стиля, удержавшегося тем не менее в старообрядческой иконе в границах древнего канона. Конфессиональная замкнутость и расположенность за пределами России способствовали закреплению в художественной практике В. местных особенностей, сохраняемых благодаря династической преемственности мастерства. Своеобразие иконописи на В. проявилось и в создании новых иконографий. Ветковские мастера изготавливали иконные доски без ковчега из древесины мягких пород, осины и тополя, сильно подверженных воздействию жучка-точильщика. Для паволоки использовались льняные, позже хлопчатобумажные промышленного производства ткани. Графья присутствовала всегда; рисунок процарапывался, вычеканивался по левкасу и затем поверхность золотилась. Характерной чертой ветковских икон стало одновременное сочетание большинства распространенных техник и приемов письма (цировка, цвечение золота, черневая роспись, впроскребку). при золочении нимбов нередко применялось глассирование, они выполнялись в виде точечного орнамента, а также способом цировки, цветом (красной и тонкой белой линиями), иногда по зап. типу - сочетанием прямых и зигзагообразных лучей. В разделке одежд твореным сусальным золотом использовался рисунок (в перо, в зигзаг, в рогожку и др., а также свободной формы) в технике золото-пробельного письма (техника инакопи не использовалась); только на ветковских иконах встречается унаследованная от мастеров Оружейной палаты разделка одежд охрой или белилами по золоту. Влияние этих мастеров сказалось также в одновременном применении золота и серебра при написании орнаментов одежд поверх складок, в т. ч. в «теневых» местах. Особенностью икон такого письма является высокое качество олифного покрытия. |
| Становление совр. орфографической системы церковнослав. языка приходится на 2-ю пол. XVII - нач. XVIII в.; в частности, при Патриархе Иоакиме в богослужебные книги было введено противопоставление форм с помощью оксии и каморы: (им. п. ед. ч.) - (род. п. мн. ч.). В XVIII - 1-й пол. XIX в. единой орфографической нормы церковнослав. языка не существовало. Крупные книжные центры (Москва, С.-Петербург, Киев, Почаев) опирались на собственные орфографические традиции. Напр., противопоставление род. и вин. падежей личных местоимений , , (род. п.) - , , (вин. п.), характерное для юго-западнорус. и петербургских изданий, не встречается в книгах московской печати. В грамматиках церковнослав. языка эта оппозиция фиксируется как факультативная (киевская), однако в изданиях и учебных пособиях кон. XX в. наблюдается тенденция придать ей статус нормативной (поскольку графическое противопоставление грамматических форм близко лингвистическим идеям XX в.). Основной областью применения А. в церковнослав. языке XVIII-XX вв. является различение форм ед. и неединственного ч.: если форма мн. или дв. ч. совпадает по звучанию с формой ед. ч., она должна быть выделена с помощью графики: (им. п. ед. ч.) - (род. п. мн. ч.); (тв. п. ед. ч.) - (дат. п. мн. ч.); (род. п. ед. ч.) - (им. п. мн. ч.) и др. Выразителем грамматического значения может быть любая морфема: окончание, корень, приставка. Формы дв. и мн. ч. не противопоставляются друг другу. Графическое противопоставление омонимичных форм внутри одного грамматического числа является скорее исключением, чем правилом. Так, при помощи букв - противопоставляются формы род. и вин. падежей ед. ч. прилагательных и местоимений: (род. п.) - (вин. п.), что можно объяснить длительной традицией существования этого А. Ист.: Ягич И. В. Рассуждения южнославянской и русской старины о церковнославянском языке// он же. Исследования по русскому языку. СПб., 1885-1895. Т. 1; Соколов Д. Д. Справочная книжка по церковнославянскому правописанию. СПб., 1907; I. Новочасний церковно-слав " янський правопис. Варшава, 1926. (Biдбumka з ж. «Ελπς»; Кн. 2); Куев К. , Петков Г. Събрани съчинения на Константин Костенечки: Изследване и текст. София, 1986. С. 82-224; Алипий (Гаманович), иером. Грамматика церковнославянского языка. Jord., 1964. М., 1991р; Плетнева А. А. , Кравецкий А. Г. Церковнославянский язык. М., 1996; Грамматики Лаврентия Зизания и Мелетия Смотрицкого/Сост., подгот. текста, науч. коммент. и указ. Е. А. Кузьминовой. М., 2000. |
| К сер. XVII в. в Л. существовали правосл. центры, часть к-рых остались приверженцами «старой веры». На левом берегу Даугавы существовала населенная выходцами из России слобода (Гольмгофская), жители которой обслуживали провозку товаров по 50-километровому порожистому участку реки. После церковного раскола население слободы быстро росло, в 1670 г. герц. Якоб Кетлер даровал поселению статус города (Якобштадт) с правом принимать выходцев из Русского гос-ва, которым предоставлялись 6-летний налоговый иммунитет и др. льготы. Старообрядцы активно поселялись в находившейся во владениях Швеции Риге, где к XIX в. уже постоянно проживали рус. купцы и их работники. Особенно много сторонников «старой веры» обосновалось в вост. части Л.- Латгалии, входившей в Речь Посполиту. На территории Л., входившей на рубеже XVII и XVIII вв. в состав разных гос-в, положение старообрядцев было благоприятным. После присоединения в 1710 г. Риги и исторической обл. Видземе к Российской империи на протяжении более столетия староверы практически не испытывали давления ни царских чиновников, ни правосл. духовенства. Присоединение Латгалии (1772) и Курземе (1795) к Российской империи первоначально вызвало отток старообрядцев в Польшу и Пруссию, впосл. многие вернулись обратно. Согласно переписи населения 1780 г., в Латгалии проживали 3982 старовера. Во 2-й пол. XVIII - нач. XIX в. число старообрядцев в Л. росло, чему способствовала в т. ч. мягкая политика гос-ва по отношению к ним при имп. Екатерине II Алексеевне . Наряду с земледелием старообрядцы занимались рыболовством, извозом, отхожими промыслами, сплавом леса, а в городах выполняли строительные работы и вели торговлю. В результате в сельской местности складывалась прослойка зажиточных крестьян, а в городах - купцов. Многое сделал для распространения беспоповства на территории Л. в 1-й пол. XVIII в. Федор Никифорович Саманский († ок. 1771 или 1794). В «Дегуцком летописце» сообщается об устройстве моленной по благословению «саманского духовного отца» Федора Никифоровича в 1735 г. |
| «Свете тихий» киевского распева в синодальном изд. Обихода (М., 1772. Л. 20 об.— 21) «Свете тихий» киевского распева в синодальном изд. Обихода (М., 1772. Л. 20 об.— 21) Многоголосие К. р. известно во 2-й пол. XVII в. по демественным и знаменным партитурам, в кон. XVII - 1-й пол. XVIII в.- по партесным обработкам, в кон. XVIII-XX в.- по многочисленным композиторским гармонизациям и аранжировкам (см.: Лисицын. Обзор; Свод напевов). Во 2-й пол. XVII в. К. р. постоянно звучал на службах в присутствии царей и патриархов и поощрялся ими; этим, возможно, объясняется надписание «Достойно есть» именем царя Феодора Алексеевича (опубл. в сб.: Успенский. Образцы. 1971. С. 139-140). В 1772 г. подобны К. р. вошли в печатный синодальный Октоих, значительное число песнопений К. р.- в Обиход (см.: Захарьина. 2003. С. 141-142). К. р. стал неотъемлемой частью пореформенной русской певческой традиции, а с сер. XIX в.- предметом сравнительных исследований (чаще по печатному синодальному Обиходу 1772 г., чем по рукописям). Изучение песнопений рус. певч. источников выявило частые совпадения (или заметное родство) К. р. со знаменным и с греческим (а иногда и болгарским) распевами. В лит-ре содержится много примеров такого рода. Описывая современное ему церковное пение, архиеп. Курский и Белгородский Феоктист (Мочульский) отмечал: «...киевский, черниговский и новгородский напевы суть не что иное, как один и тот же греческий, но переиначенный по вкусу и характеру жителей городов российских» ( Феоктист (Мочульский). 1813. С. 9); прот. Д. В. Разумовский обратил внимание на полное совпадение напевов песнопений «Воскресение Христово видевше» греческого распева и псалма «Господи, воззвах» К. р. (см. в изд.: История рус. музыки. М., 1983. Т. 1. С. 219). Родство К. р. со знаменным отмечали Н. М. Потулов («По характеру своему он (К. р.- Е. Ш.), видимо, истекает из знаменного и местами до того бывает с ним сходен, что если бы над песнопением не стояло надписание киевского распева (каковому надписанию не доверять нет основания), то напев можно было бы назвать знаменным» - Потулов . 1884. С. 73), прот. Д. Разумовский («Воскресные тропари «Днесь спасение» и «Воскрес из гроба» с надписанием киевского распева суть, несомненно, большого знаменного распева. Прокимны утренние в большом знаменном и киевском распеве почти сходны по напелу гласов» - Разумовский. 1867. Вып. 1. С. 85), А. В. Преображенский («Киевский распев образовался под несомненным влиянием знаменного и есть его упрощение» - Преображенский. 1910. С. 23). |
| М., 1980; он же. Список Царского Софийской I летописи и его отношение к Воскресенской летописи//ЛиХ, 1984. М., 1984. С. 25-37; Ромодановская Е. К. Погодинский летописец: (К вопросу о начале сибирского летописания)//Сибирское источниковедение и археография. Новосиб., 1980. С. 18-59; она же. Летописные источники о походе Ермака//Изв. СО. АН СССР. Сер. обществ. наук. 1981. 11. Вып. 3. С. 21-26; Лаврентьев А. В. Списки и редакции летописного свода 1652 г.//Источниковедческие исслед. по истории феод. России. М., 1981. С. 62-82; он же. Ранний список Холмогорской летописи из собр. А. И. Мусина-Пушкина//ТОДРЛ. 1985. Т. 39. С. 323-334; Муравьёва Л. Л. Летописание Сев.-Вост. Руси кон. XIII - нач. XV в. М., 1983; она же. Московское летописание 2-й пол. XIV - нач. XV в. М., 1991; она же. Рогожский летописец XV в. М., 1998; Дворецкая Н. А. Сибирский летописный свод: (2-я пол. XVII в.). Новосиб., 1984; Клосс Б. М., Назаров В. Д. Рассказы о ликвидации ордынского ига на Руси в летописании кон. XV в.//ДРИ. М., 1984. [Вып.:] XIV-XV вв. С. 283-313; Шмидт С. О. Российское гос-во в сер. XVI ст.: Царский архив и лицевые летописи времени Ивана Грозного. М., 1984; Улащик Н. Н. Введение в изучение белорус.-литов. летописания. М., 1985; Корецкий В. И. История русского летописания 2-й пол. XVI - нач. XVII в. М., 1986; Франчук В. Ю. Киевская летопись: Состав и источники в лингвист. освещении. К., 1986; СККДР. 1987. Вып. 1. С. 234-251, 337-343 [Библиогр.]; 1989. Вып. 2. Ч. 2. С. 17-69 [Библиогр.]; Богданов А. П., Чистякова Е. В. «Да будет потомкам явлено...»: Очерки о рус. историках 2-й пол. XVII в. и их трудах М., 1988; Богданов А. П. Летописец 1686 г. и патриарший скрипторий//КЦДР: XVII в. 1994. С. 64-89; Ульяновский В. И. Летописец Кирилло-Белозерского мон-ря 1604-1617 гг.//Там же. С. 113-139; Зиборов В. К. О летописи Нестора: Основной летописный свод в рус. летописании XI в. СПб., 1995; Самарин А. Ю. «Летописец князей Черкасских» как рукописный ист. сб. XVIII в.: (Состав, датировка, атрибуция)//ГДРЛ. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла МЕТРИКА ЛИТОВСКАЯ («Метрика Литовская, Русская и Коронная»), комплекс документальных источников, сложившийся на протяжении XV-XVIII вв. на основе архивов королей польских и великих князей Литовских, Жямайтских и Русских, архивов их канцелярий и подканцелярий в Короне Польской и Литовском великом княжестве (далее ВКЛ), местных архивов (напр., Виленского замкового суда 1542-1566 гг., Берестейской, Витебской и Полоцкой наместничьих канцелярий). Один из основных источников по истории ВКЛ, в т. ч. о положении правосл. и униат. Церквей на его территории. Термин «метрика» происходит от лат. слова matricula, т. е. опись или реестр; в польском языке metryka - книга копий любых исходящих документов из канцелярии, канцелярская книга, а также регистр. В наст. время основная часть документов М. Л. хранится в Российском гос. архиве древних актов в Москве (РГАДА. Ф. 389. Оп. 1. 1-662. Литовская Метрика). Нек-рые книги М. Л., содержащие преимущественно документы XVII-XVIII вв., а также копии XVIII в. с книг XVI в. (более 500 ед. хр.), ныне находятся в Главном архиве древних актов в Варшаве (AGAD. Metryka Litewska) и воеводском архиве в г. Курник. Отдельные книги - инвентари М. Л. и копии нек-рых ее документов сохранились в архивах и рукописных собраниях Вильнюса, Киева, Кракова, Лодзи, Львова, Москвы и С.-Петербурга. Кроме того, комплексы подлинных документов, записанных позднее в М. Л., а также их заверенные и частные копии и списки известны в составе ряда архивов и отделов рукописей в Белоруссии, Польше, России и на Украине. В наст. время в архивах выявлено более 700 книг М. Л., часть из которых имеет более поздние списки гос. и частного происхождения. Книги М. Л. содержат тексты актов и регистров, в них упоминается о несохранившихся или не входящих в состав М. Л. документах. В основном эти книги включают копии подлинных гос. актов и документов ВКЛ 2-й пол. XIV-XVIII в., уставных грамот земель (Берестейской, Витебской, Волынской, Киевской, Новогрудской, Полоцкой и др.) и волостей, входивших в состав господарского домена Ягеллонов и их преемников (прежде всего в т. |
| Уже в кон. 50-х гг. XVII в. на земли совр. П. к. стали переселяться притесняемые «за веру» из др. регионов. Первые исследователи старообрядчества Пермской губ., правосл. миссионеры, опираясь на местное повествование XVIII в., приводят сведения о том, что «раскол» принесли на Пермскую землю после разгрома Стрелецкого восстания 1698 г. беглые стрельцы, основавшие скиты по речкам Сепыч, Сабанец, Очёр, Лысьва. В 1725 г. скиты были разгромлены, лишь неск. скитникам удалось бежать и сохранить часть скитского имущества. Распространению старой веры способствовала малая заселенность региона, где даже население крупнейших городов (Чердынь, Соль Камская, Оса) составляло ок. 1-2 тыс. жителей, и его значительная удаленность от властей предержащих, как светских, так и духовных. В кон. XVII в. земли совр. П. к. регулярно посещали проповедники Выголексинского общежительства - главного центра старообрядцев поморского согласия. Благодаря им в Обвинском поречье появились многочисленные последователи выговцев. Уже в 1684 г. подьячий Соликамской приказной избы С. Б. Елисеев доносил соликамскому воеводе Н. П. Мельницкому, что в «Обвинском поречье объявились православной христианской веры раскольники». Со 2-й трети XVIII в. прежде всего в поречье Сепыча также утверждается влияние Выговской киновии. В списках местного «Родословия» имеется упоминание о том, что в 1730/32 г. в Верхокамье был прислан с грамотой поморских отцов Григорий Яковлевич с 2 помощниками-поморцами. Все они стали первыми духовными отцами местной общины, от них затем получили благословение духовные отцы «из здешних» (НБ МГУ. 803. Л. 207 об.; 1574. Л. 1; Рукописи Верхокамья. 1994. С. 234-235), и с. Сепыч с окрестными поселениями превратилось в оплот поморского беспоповства, последователями к-рого стали тысячи крестьян соседних волостей Пермской и Вятской губерний. К кон. XVIII в. число староверов в этом районе достигло 5 тыс. чел. В связи со строительством заводов в Прикамье, когда только в 1-й пол. XVIII в. в крае появилось свыше 20 предприятий, сюда активно переселялись беглопоповцы с Керженца (приток Волги). |
| К., 2000; она же. Гpeцьki громади Криму у 1917-1938 рр.: Emhokohфeciйhuй аспект. К., 2001; она же. Npabocлabhi храми та мoh-pi Криму як осередки духовного життя грецького населення (kih. XVIII - 30-i роки ХХ ст.): Дис. К., 2001; Бойцова О. Icлaм в Криму: Haц.-peлiriйha iдehmuфikaцiя кримських татар (друга пол. XV - kih. XVIII ст.): Дис. К., 2000; она же. Ислам в Крымском ханстве. Севаст., 2004; Дагрон Ж. Двуликий Крым (IV-X вв.)//МАИЭТ. 2000. Вып. 7. С. 294-301; Зубарь В. М., Хворостяный А. И. От язычества к христианству: Начальный этап проникновения и утверждения христианства на юге Украины (2-я пол. III - 1-я пол. VI в.). К., 2000; Пономарев А. Л. Население и территория Каффы по данным Массарии - бухгалтерской книги казначейства за 1381-1382 гг.//ПричернСВ. 2000. Вып. 4. С. 317-443; он же. Крымское ханство и консулат Каффы в 1466 г. (870/871 г. х.): Власть и деньги//Там же. 2015. Вып. 9. С. 44-108; Сазанов А. В. Базилика 1987 г. и некоторые проблемы интерпретации памятников христ. Херсонеса//Там же. 2000. Вып. 4. С. 276-316; он же. К вопросу о времени сооружения четырехапсидного храма Херсонеса//Херсонесский сб. 2004. Вып. 13. С. 202-210; Сорочан С. Б., Зубарь В. М., Марченко Л. В. Жизнь и гибель Херсонеса. Х., 2000; Уханова Е. В. Обретение мощей св. Климента, папы римского, в контексте внешней и внутр. политики Византии сер. IX в.//ВВ. 2000. Т. 59(84). С. 116-128; Флоря Б. Н. Сказания о начале слав. письменности. СПб., 20002; Auzepy M. F. Gothie et Crimée de 750 à 830 dans les sources ecclésiastiques et monastiques grecques//МАИЭТ. 2000. Вып. 7. С. 324-331; Зинько Е. А. Проблемы исследования позднеантичных боспорских расписных склепов//Там же. 2001. Вып. 8. С. 67-73; она же. Христианские мотивы в росписях пантикапейских склепов//Там же. 2003. Вып. 10. С. 78-89; она же. Вопросы хронологии раннехрист. склепов Боспора//Боспорский феномен: Проблемы хронологии и датировки памятников: Мат-лы междунар. научн. конф. СПб., 2004. Ч. 1. С. 308-318; Змерзлий Б. В. Noлimuka радянськоï держави щодо Pociйcьkoï Правосл. |
| В ходе противостояния с филипповцами Е. осознал себя единственным борцом за чистоту веры в согласии. В кон. 1781 г. он поставил вопрос о необходимости перекрещивать филипповцев, «приходящих к православной церкви», единственным представителем которой он считал себя, и начал устроение этой «православной церкви». При этом Е. обратился к идеям, к-рые были сформулированы ранними странниками, самоопределившимися в 60-х гг. XVIII в. Основная их мысль заключалась в том, что совершенным христианином человека делает бегство из мира, находящегося под властью антихриста , правление к-рого миром осуществляется через гос. установления (власть императора), поэтому подчинение гос-ву для истинных христиан невозможно. Эта идеология фактически господствовала среди последователей «старой веры» в 1-й пол. XVIII в., пока действовали установления в отношении старообрядцев, введенные Петром I Алексеевичем , в соответствии с к-рыми легализация последних была чрезвычайно затруднена. В 60-х гг. XVIII в. законодательство в отношении последователей «старой веры» смягчилось, что стало причиной появления среди старообрядцев многочисленных сторонников «записи в раскол» (т. е. легализации на условиях правительства), к-рым противостояли «укрывающиеся за попами», а также не согласные ни с теми, ни с другими «беглые» старообрядцы, сохранявшие традиц. бескомпромиссное отношение к государству и правосл. Церкви, к-рая воспринималась старообрядцами как часть гос-ва. В филипповском согласии радикализм по отношению к гос-ву, характерный для начального периода существования согласия, в 60-х гг. XVIII в. существенно уменьшился. Сторонниками «записи в раскол» были братья Алексей и Григорий Яковлевы, создавшие сочинение, в к-ром отстаивали право «записных» старообрядцев считаться христианами. 28 марта 1784 г., незадолго до перекрещивания себя, Е. написал послание неизвестному московскому филипповцу - «Разглагольствие о настоящем в древлецерковном последовании неких з друг другом несогласии. Ов убо от записных отлучися, паствити возмнев лучше укрывающихся за антихристовыми жрецами, в том и вознепщева быти себе права. |
| моде, приглашенные ко двору итальянцы занимали ведущие позиции в муз. жизни, в Мадриде регулярно исполнялись оперы seria и др. сочинения в итал. духе. Местные музыканты также быстро освоили новый стиль, пользуясь им и в богослужебных произведениях. Одним из первых это сделал Себастьян Дурон (1660-1716), органист и руководитель королевской капеллы на рубеже XVII и XVIII вв.; вероятно, политически мотивированная отставка (1706), а затем и изгнание из страны этого музыканта способствовали тому, что для испан. авторов XVIII в., а вслед за ними и для историографов последующих столетий именно Дурон стал главным «предателем» национальных муз. идеалов. В частности, аббат Бенито Херонимо Фейхоо-и-Монтенегро (1676-1764) в памфлете «Церковная музыка» (Musica de los Templos, 1726) обвиняет Дурона в том, что он ввел в И. чужеземную моду: шумную суетливую музыку в духе итал. оперных арий, быстрые темпы, танцевальные ритмы, хроматизмы, практику использовать в храме скрипки и т. п. При этом Фейхоо-и-Монтенегро противопоставлял Дурону ведущего испан. композитора 1-й пол. XVIII в. Антонио де Литереса (1673-1747), находя его музыку «величественной» и полной «сладостности». Дурон и Литерес - представители эпохи стилевого плюрализма, в к-рую новые муз. приемы и формы использовались испан. композиторами с разной степенью последовательности в зависимости от ситуации: с осторожностью - в литургической музыке на лат. тексты, почти без ограничений - в театральных спектаклях и в театрализованных вильянсико, принявших в XVIII в. форму итал. светской кантаты (основанную на чередовании речитативов и арий). Помимо жанра на стиль влияло и положение композитора. Так, творчество др. ведущего мастера эпохи, Хосепа де Торреса-и-Мартинеса Браво (ок. 1670-1738), подразделяется на 2 периода. До офиц. утверждения на пост руководителя королевской капеллы в 1718 г. в нем преобладали консервативные черты, а собрание месс, опубликованное в 1703 г. (Missarum liber), считается последним образцовым изданием испан. |
|
|
