| Книги исправлялись в духе, ранее намеченном троицким архимандритом Дионисием; многие из его замечаний и исправлений, хотя и не все, были приняты, некоторые изменены и дополнены. Сделаны исправления конечных славословий в молитвах согласно грамматическому и логическому их смыслу, так как прежние неисправные славословия допускали даже неправославные мнения; исправлен текст в богослужебных книгах или новым переводом некоторых мест по древним спискам, или новой расстановкой знаков препинания; в некоторых чинопоследованиях введены новые молитвы, отсутствовавшие в старопечатных книгах и находившиеся в древних греческих и славянских харатейных книгах; иногда изменялся и чин последования службы и отправления таинства 83 . Большая часть книг перед изданием их в печати свидетельствована была самим патриархом и собором и издана с их благословения; что в свою очередь если не всегда служило доказательством правильности издаваемых книг, то всегда говорило об их авторитетности. Поучительна и та осторожность, какой п. Филарет держался в деле исправления богослужебных книг и введения этих исправлений в церковную практику. Такая осторожность заявлена прежде всего в решении волновавшего тогда общество вопроса об исключении известного прилога «и огнем». Хотя в решении этого вопроса п. Филарет и доверял личному свидетельству бывшего в Москве иерусалимского патриарха Феофана, хотя по представлению его и оправдал троицких справщиков и сам перешел в деле книжной справы на их сторону, но для оправдания своих действий и для окончательного успокоения религиозных волнений он счел нужным обратиться к голосу и авторитету всех восточных православных патриархов и, отпуская Феофана на Восток, просил его посоветоваться с ними, сделать перевод молитвы на освящение воды в день Богоявления по древнейшим греческим требникам и прислать этот перевод в Москву с особой грамотой и за подписью всех патриархов. В ожидании ответа с Востока п. Филарет приказал печатать исправленный прежде Дионисием потребник, но с оставлением по прежнему прилога «и огнем» и с отметкой против него на поле книги: «быти сему глаголанию до соборнаго указу». |
| В истории русской церкви высокопреосвященного митрополита Макария причислены к составу никоновских справщиков еще три известных деятеля XVII века – старец Арсений Суханов , Епифаний Славинецкий и грек архимандрит Дионисий святогорец, но приичислены ошибочно, на основании отрывочных данных в печатных трудах других исследователей русской старины 232 . Ни одно из указанных здесь лиц не занимало оффициальной должности справщика при п. Никоне ; в книгах печатного двора за это время имена их вовсе не встречаются ни в списке справщиков при росписании и выдаче денежных окладов за книжную справу, ни при обычном жалованьи книгами; Арсений Суханов и Дионисий грек значатся здесь справщиками уже по удалении Никона с патриаршего престола 233 ; а Епифаний Славинецкий не был книжным справщиком и после Никона. Не смотря на то, что означенные лица не были справщиками печатного двора при п. Никоне , они и в это время помогали делу книжной справы и нуждам печатного двора другими способами. Иеромонах Епифаний Славинецкий всегда пользовался вниманием п. Никона и служил ему составлением церковных канонов и предисловий ко многим изданным при нем богослужебным книгам, также своими переводами с греческого и латинского языка на русский; многие из этих переводов начаты были по указаниям патриарха и назначались прямо к печати; а некоторые из них тогда же вошли в состав никоновских печатных книг 234 . Дионисий греческий архимандрит не был таким плодовитым переводчиком, как Епифаний Славинецкий; в историях литературы указывают на участие его в двух переводных трудах, начатых раньше его другими лицами; но он был близок к п. Никону , как толмач при беседах его с приезжими греческими духовными властями, как знаток греческих церковных обрядов и порядков, как собеседник и советник патриарха при исправлении книг 235 . Русский старец Арсений Суханов не пользовался таким вниманием патриарха, какое умели находить себе греки; в своих источниках мы не нашли ни одного указания на проявление такого внимания к Суханову. |
| 307–310) и распродан так быстро, что к декабрю 1619 г. не осталось ни одной книги. 124 Такое мнение высказано в «Истории русского раскола» м. Макария и до сих пор повторяется противораскольническими миссионерами (см. статью: «К глаголемым старообрядцам. Об исправлении книг при п. Никоне » вятского миссионера протоиерея В. Мышкина в Вятск. епарх. вед. 1889 г. 11 стр. 288) 125 Первый указал на значение записей в отношении к истории справщиков В. Г. Румянцев в своем сочинении «О зданиях печатного двора» стр. 32, пр. 67; тоже подтвердил и покойный профессор И. Мансветов в своей статье: «Как у вас правились церковные книги» (Твор. Св. Отец М. 1883 г. кн. 4, стр, 543). Благодаря этим указаниям, м. Макарий в «истории русской церкви» (т. ΧΙ, стр. 126) отказался от мнения, которое он проводил прежде «в истории раскола; но, не признавая Аввакума и Неронова справщиками, он не отказался от мысли о возможности влияния их на дела печатного двора. 127 Мысль эта раскрыта в сочинении Н. Ф. Каптерева «Никон и его противники» M. 1887 г. стр. 51–57. В подтверждение ее можем дополнить сведения об Аввакуме. Протопоп этот служил в городе Юрьеве-Повольском при входоиерусалимской церкви; как высшее лице среди приходского духовенства юрьевоповольской десятины, он заведовал выдачей венечных памятей и сбором венечных пошлин в патриаршую казну. В приходной книге патриаршего казенного приказа на 161 год, сохранившейся в московском главном архиве министерства юстиции (кн. 33 л. 602 об.–603), имеется интересная запись, разъясняющая и характер Аввакума и время прибытия его в Москву. Здесь в записях неокладных пошлин с юрьевоповольской десятины отмечено, что протопоп входоиерусалимской церкви Аввакум в 160 году представил в патриарший приказ собранные им деньги и «собрал с тех венечных знамен сверх указных пошлин 9 рублев 22 алтына 3 денги», тогда как число браков было меньше и пошлин должно быть собрано меньше. Для нас здесь важны годовые даты книги: книга на 161 год составлена уже при п. Никоне для записей прихода денежных сумм с 1 сентября 1652 года; но в нее вошли записи сумм, полученных в патриаршем приказе раньше этого времени, еще в 160 г., со времени избрания и поставления Никона на патриаршество; в числе этих сумм значатся и деньги, лично внесенные Аввакумом. |
| «Бог свидетель, писали они, без всякия хитрости сидели мы полтора года день и ночь, книгу со многими переводами сверяли». Из Москвы им прислали сначала только три письменных перевода; потом число их умножилось частью вновь присланными из Москвы, частью списками монастырской библиотеки 64 . Как образованные справщики, из которых двое старцев, Арсений Глухой и Антоний Крылов, несомненно были прекрасными знатоками и греческого языка, они старались выбирать лучшие списки, сверяли их с греческими книгами и по ним исправляли русские переводы; труды Максима грека и замечания его по переводу богослужебных книг они считали для себя образцами 65 . Под руками у них было четыре потребника на греческом языке, нарочно взятых ими у суздальского архиепископа Арсения 66 ; троицкие справщики при исправлении потребника сверяли московские печатные книг и с западно-русскими печатными изданиями острожской и литовских типографий. Наблюдения, вынесенные ими из такой проверки прежних письменных и печатных книг, они передавали потом в Москву в донесениях царю Михаилу Феодоровичу и царскому дворецкому боярину Борису Михаиловичу Салтыкову, заведовавшему тогда печатным двором; в этих донесениях они подробно описывали характер прежней книжной справы и указывали меры к постановке ее на новых лучших началах. О причинах, вызвавших беспорядки в древнерусских богослужебных книгах, они писали: «со времен крещения Руси при св. Владимире и до ныне книга потребник в переводах разнится и от неразумных писцов перед полным исправлением во многих местах не исправлено; и нашего великаго российскаго московскаго государства в пригородех и по украйнам, которые близко иноверных земель, много от неведения у попов обычаи застарешася безчиния вкоренишася... Во многих городех при прежних великих государех царех и великих князех всея Русии многие переводницы от всех язык много святых книг на русский язык преложиша; и от тех разных переводчиков переводы избираны и выписываны церковныя всякия потребы, и того для разнятся во многих местех; чины и уставы и стихи и молитвы не сходятся; а ино преданием не обыкло в нашем российском государстве; ино же утвердилося от богоносных отец, иже в Русии новых чюдотворцов возсиявших, и то не против греческих законов; а иное от толмачей несогласие, понеже в них не вси учения философскаго учены, а языка своего глаголов простых не все ж знали подлинно... |
| Те замечания, которые сделаны п. Никоном на счет прежней книжной справы, и те начала, которые потом приняты в основу его справы, намечались, высказывались и даже прилагались к делу еще до п. Иосифа. Поэтому описание прежней книжной справы получает свой интерес и представляется необходимым для точного выяснения внутренней деятельности печатного двора при Никоне. Мысль о том, что наши богослужебные книги неисправны во многих отношениях и нуждаются в коренном исправлении их, в первый раз открыто была высказана на Руси в первой половине ΧVI века преподобным Максимом греком . Приглашенный в Москву, между прочим, к рассмотрению и исправлению русских богослужебных книг, он находил в них множество ошибок, противных не только грамматическому и логическому смыслу речи, но и православному учению; причину такой порчи книг он видел в необразованности прежних русских переводчиков и переписчиков и доказывал, что все эти книги должны быть исправлены не через сличение их только с древними славянскими спискама, но посредством нового перевода их с греческих книг и притом лицами вполне образованными, знакомыми с грамматикой, риторикой и философией 56 . Сотрудник Максима грека , Нил Курлятев, под руководством его трудившийся над переводом псалтири с греческого языка на русский, указал и другой существенный недостаток в богослужебных книгах, – недоступность их для понимания простого народа от нечистоты в них русской речи и от недостаточного знакомства переводчиков с русским языком 57 . При тогдашнем недоверии русских к грекам, считавших греков со времени флорентийской унии утратившими чистоту своего православия, приведенный взгляд Максима на русские церковные книги и на меры к их исправлению был признан смелым и оскорбительным для национального русского чувства; против Максима тогда же говорили, что он своим отзывом о русских книгах наносил великое оскорбление русским чудотворцам, которые по этим священным книгам благоугодили Богу и прославлены от Него святостию и чудесами. Максим был осужден и отправлен в заключение 58 ; но мысль его о необходимости исправления русских богослужебных книг была усвоена самим правительством и к осуществлению ее приняты были свои меры. |
| 428, посл. 208). В пример почитания святых мощей в обоих сочинениях одинаково указывается на уважение Моисея к мощам Иосифа, которые Моисей носил в пустыни (посл. 208, об., пок. 471).Что касается обычая посвящать памяти святых дни блаженной их кончины, то этот обычай имеет древнее происхождение и до наших дней держится преданием (пок. 474, посл. 209). Могут возразить, что сходство в раскрытии двух или трех даже многих пунктов вероучения не может служить полным подтверждением того, что оба сходны в известных пунктах сочинения писаны одним лицом; различные писатели могут пользоваться одними источниками, от того и в сочинениях своих должны непременно оставить сходные черты; сходство это необходимо должно отразиться, как и действительно отразилось, в древнерусской духовной литературе при не богатстве и однообразии ее памятников, вследствие чего духовные писатели должны были пользоваться одним источником, всегда раскрывать известную истину на один тон, в одних и тех же рамках, обставлять раскрытие ее известным числом свидетельств из одних и тех же книг. Положения эти вообще верны, и имеют основание для себя в истории древнерусской духовной письменности. Но прилагать их к оценке какого-нибудь письменного памятника можно только тогда, когда разбирают его с одной внешней стороны, когда все внимание обращают на изложение раскрываемого предмета, на численное сходство приводимых свидетельств и доказательств. Другое выйдет, если обратим внимание на личный характер автора разбираемого сочинения, на его умственный кругозор, на то, как он пользуется известными свидетельствами и как их раскрывает. Без последнего замечания мы и «Истины показание» Зиновия и «Просветитель» Иосифа Волоцкого должны будем признать похожими друг на друга сочинениями, потому что между ними находятся очень сходные черты в раскрытии догмата о троичности божественных лиц; здесь одинаковые доказательства, одинаковый порядок в расположении их, можно находить и буквальное сходство в частностях; бесспорно, что при составлении обоих сочинений имелся один источник под руками, и что составитель «показания» пользовался «Просветителем». |
| Это лицо в своем «послании» решилось даже разбить учение еретиков во всех их основаниях. Оно на этот раз решилось отстаивать практику церкви в тех вопросах, которые считались тогда спорными; стояло за имущества монастырей, несение государственных повинностей и подати помещикам; разделяло мнение века о близкой кончине мира, еретиков называло даже предтечами антихриста, вполне заслуживающими жестокие преследования и смертную казнь. Кто же была знаменитая личность калугера, черноризца? Три таких личности известны около времени Косого: инок Вассиян, Максим Грек , Зиновий. Но первые две не могут быть названы составителями «Многословного послания». Инок Вассиян не известен в истории таким знатоком богословия, каким является автор «послания»; притом Вассиян имел решительный взгляд на церковные имущества, который он не боялся никогда высказывать и непременно бы высказал в «послании», если бы писал его. Максим Грек скончался пред тем временем, когда ересь Феодосия Косого, осужденная собором, стала быстро распространяться в народе; и, судя по изданным сочинениям Максима Грека, можем положительно сказать, что хотя Максим Грек и писал против заблуждений, которые вошли в разбор «Многословного послания», но он не мог писать против всех заблуждений, разбираемых в «послании»; ересь Косого существовала и по смерти преподобного Максима , и принесла с собою новые заблуждения 12 . Остается предположение в пользу инока Зиновия. Инок Зиновий также писал против ереси Феодосия Косого, как писал и автор «Многословного послания»: предметы их литературной деятельности одинаковы. Тот же язык, тот же тон речи, употребление тех же местных слов, какие заметны в послании, остаются и в «Показании» Зиновия. Но что дает большую вероятность нашему предположению, приемы автора «послания» одинаковы с приемами Зиновия в его «Истины показания». Порядок течения мыслей в разборе учения еретиков в обоих сочинениях часто одинаков; и доказательства, которые приводятся в них в защиту православного учения, большей частью одни и те же, и излагаются в одних и тех же не только отдельных фразах, но и целых предложениях. |
| Смерть пришла в солнечно-снежных ризах, безгрешная, милосердная. Это была фантазия на тему будущей войны. Из временных снежных укреплений поднялись убийцы в полярных балахонах (говорят, что большинство из них были грузины), бежали к дороге и добивали кольтами живых. А недалеко были заготовлены ямы, куда подъехавшие блатные стали стаскивать трупы. Вещи же умерших к неудовольствию блатных были сожжены. 23-го и 24-го апреля там же и так же расстреляли ещё 760 человек. А девяносто трёх вернули этапом на Воркуту. Это были блатные и, очевидно, стукачи-провокаторы. Называют Ройтмана, Истнюка, Алиева. Из блатных — Тадика Николаевского. Мы не можем утверждать достоверно, за что именно каждый был пощажён, но трудно представить другую причину. Называли и Моделя. Теперь мне прислали коллективное сообщение, исправляя о Моисее Иосифовиче Моделе, что он не был пощажён на Старом Кирпичном, но изъят ещё из штрафного этапа туда. Каким же образом? Эпизод, очень характерный для ортодоксов: один из присланных энкаведешников оказался старый сотрудник М. Моделя по Следственной Комиссии при Военно-Революционном Комитете Петроградского Совдепа (то есть вместе расправлялись в дни Октября). Увидев Моделя в списках, тот соратник тайно изъял его дело и так спас. Приведенные сведения о кашкетинских расстрелах я собрал от двух зэков, с которыми сидел. Один из них был там, и пощажён. Другой — очень любознательный и тогда же горевший писать историю, сумел по тёплым следам осмотреть те места и расспросить, кого можно. Но с дальних командировок этапы смертников опоздали, они продолжали поступать по 5–10 человек. Отряд убийц принимал их на станции Кирпичный Завод, вёл к старой бане — будке, изнутри в три-четыре слоя обитой одеялами. Там велели смертникам на снегу раздеваться и голыми входить. Внутри их расстреливали из пистолетов. Так за полтора месяца было уничтожено около двухсот человек. Трупы убитых сжигали в тундре. Сожжены были и сарай Старого Кирпичного и Ухтарка. (А «баню» поставили потом на железнодорожную платформу, отвезли на 308й пикет узкоколейки и сбросили там. Там её и изучал мой приятель. Она вся была в крови изнутри, стены изрешечены.) |
| В районе расположения наших войск в Галиции и на австрийской границе были случаи, когда местные крестьянки приводили к военным властям по двое и по трое взятых ими в плен австрийских солдат. Эти отважные женщины, по преимуществу русские галичанки, по доброй воле и из преданности русским братьям, пришедшим освободить Галицию от швабского ига, устраивают облавы на отставших австрийских солдат и даже на небольшие неприятельские разъезды. Группа крестьянок, вооружённых, помимо домашнего оружия, в роде вил, кос и т. п., также винтовками, подобранными с ближайшего поля сражения, прячется где-нибудь в чаще леса близ дороги и терпеливо ждёт, не покажется ли неприятельский разъезд, конечно, не более человек четырёх или пяти. Подпустив неприятеля совсем близко, крестьянки открывают пальбу. Потом с гиком и визгом набрасываются на австрийцев. От неожиданного нападения те теряются, и оставляют на поле сражения раненых и убитых. Остальные же или удирают, или сдаются в плен. Бывает, однако, и так, что крестьянки встречают большой и сильный разъезд. Тогда они быстро прячут в лесу винтовки, и на расспросы австрийцев отвечают, что шли на полевые работы, да вот, испугались «панов генералов», и спрятались в лес. Столетний доброволец В начале войны в Кострому явился из отдалённого уголка Солигаличского уезда 103-летний старик, николаевский солдат, Семён Васильевич Двойников, который заявил, что он направляется в Москву для записи добровольцем на театр военных действий. Свыше полутораста вёрст пути Двойников совершил пешком. Явился в Кострому в солдатской шинели, с несколькими медалями на груди и с походной сумкой через плечо. Двойников уроженец деревни Дрясовицы, Грязовецкого уезда Вологодской губернии. В настоящее время проживает в Солигаличском уезде, где он вместе с своим братом владеет купчей землёй. Родился он в 1811 году. Военную службу начал при Императоре Николае I в московском лейб-гвардейском полку. Участвовал в Севастопольской кампании, а в 1863–64 годах был в экспедиции в Царстве Польском, где за военные заслуги произведён в унтер-офицеры. |
| 1) Значение каждого ученого деятеля, – вопрос о том, что он нового внес в свою науку, – может быть полно —105— и точно определено лишь при знакомстве с предшествующим выступлению его на поприще учено-литературной деятельности состоянием изучаемой им науки. Эта предшествовавшая эпоха носила на себе довольно мрачный характер. То были Николаевские времена, когда выше всего ценилась дисциплина, униформа, послушание, отсечение своей воли, молчание и отказ от всяких свободных мыслей и собственного суждения, когда цензора вычеркивали «вольный дух» из поварских книг и положение университетской науки было таково, что фельдфебели и пристава могли становиться ректорами университета и попечителями учебного округа. Еще более тяжелым гнетом эта эпоха отразилась на состоянии богословской науки и в частности церковной истории. Выступить с каким-либо самостоятельным суждением, осветить с новой точки зрения тот – или другой более важный вопрос богословского или церковно-исторического значения не только было невозможно, но едва-ли кто и смел думать о том. Даже в отношении к обычным, так сказать, установленным программой предметам требовалась осторожность, умение не договаривать мысль, а иногда насильно и с подавленным сознанием координировать её по шаблонным и принятым рубрикам. Сковывая порывы своей мысли, автор в тоже время обязывался наблюдать с возможною тщательностью и за своим языком, которая давалась тем труднее, что никто не мог предусмотреть тех сложных требований, какие способна была предъявить придирчивая цензура того времени. Богословская наука находилась в приниженном, можно сказать, рабском положении, двигалась не по своим собственным мотивам, а стояла под опекой и попечением высшего начальства и руководилась сторонними предписаниями. Несколько фактов из истории богословской науки 40-х – 50 гг. может дать читателю понятие о рассматриваемом положении дела. Ученая деятельность Московск. духовн. Академии направлялась тогда строгой ферулой Митрополита Филарета. Каково было положение профессоров её, – об этом яркое свидетельство дает С. М. Соловьев , современник Митрополита, автор истории русского государства. «Даровитые преподаватели (Московской Академии) – рассказывает он |
|
|
