| Отец Пётр Извольский вплоть до своей кончины оставался благочинным по приходам Голландии и Бельгии. Архиепископ Александр (Немоловский) ещё не был назначен митрополитом Евлогием благочинным, но оставался только настоятелем Свято-Никольского храма. Однако, в силу своего архиерейского сана он де-факто продолжал исполнять обязанности благочинного: объезжал приходы, следил за благочинием в них, подыскивал кандидатов в священники для вновь открытых храмов, а порой, по благословению митрополита Евлогия, совершал хиротонии и награждал духовенство. Когда в 1931 году владыка Евлогий перешёл под омофор Константинопольского (Вселенского) Патриарха и был назначен решением Священного Синода Вселенской Патриархии Экзархом, архиепископ Александр решением того же Синода получил право быть представителем Экзарха Патриарха Вселенского в Бельгийском Королевстве, то есть по существу становился викарным епископом в составе епархии Митрополита Евлогия. Это своё назначение он укрепил тем, что 31 декабря 1936 года зарегистрировал его перед бельгийскими властями. Министерство юстиции Бельгийского королевства признало, таким образом, открытие в Бельгии первой православной епархии. Полным завершением начатого дела было получение Указа Короля Леопольда III от 5 Православной Церкви в Бельгии " ( " Archeveche de l " Eglise Orthodoxe russe en Belgique " ). Епархии был придан статус «учреждения общественной полезности», а ее главе присвоен титул «Русского православного Архиепископа Брюссельского и Бельгийского». Никольский храм, таким образом, стал кафедральным.июня 1937 года, который утверждал в Королевстве " Архиепископию Русской В епархию владыки Александра тогда вошли приходы бывшего бельгийского благочиния: в Брюсселе Свято-Никольский храм (кафедральный собор) и Приютский храм Кузьминой-Караваевой на рю де ля Турель (святых Николая и Пантелеимона). Храмы в других городах: в Шарлеруа (Троицкий), Льеже (св. Александра Невского), Намюре, Генте, Лувене, и Гааге (Голландия), а также временный храм в детской колонии в Жодуань. |
| Стены его ярусов завершали пилообразные карнизы, окна самого храма украшали наличники с разорванными фронтонами, окна трапезной обрамлялись наличниками из витых полуколонок, поддерживавших фронтончики. Углы церкви украшали пучки полуколонок, а углы восьмерика — лопатки и колонки на кронштейнах. Интерес представляли изразцы, украшавшие капители наличников нижнего яруса храма. Первоначально церковь была покрыта тесом, не было при ней и колокольни. Главный престол храма был освящен во имя Преображения Господня. Позднее, князь Иван Несвицкий пожертвовал для древней храмовой иконы верхней церкви «Преображение Господне» богатую серебряную ризу. В нижней церкви освятили престол во имя Симеона Столпника. Чтимой святыней храма была икона Пресвятой Богородицы «Всех Скорбящих Радость», украшенная серебряной позолоченной ризой. По преданию, она была обретена местными жителями на том месте, где Кузьмины-Караваевы и выстроили церковь. В 1818 году храм был частично перестроен на средства бригадира Григория Ильича Раевского. С запада от церкви была поставлена двухъярусная четырехгранная колокольня, соединенная с ней небольшим переходом. Колокольню завершал восьмигранный резонатор звона, покрыта он была невысоким куполом с главкой. В 1820 году на средства Раевского и князя Якова Николаевича Несвицкого было частично переделано завершение восьмерика — четыре его грани, обращенные по странам света, увенчали фронтонами, а сам восьмерик перекрыли новой полусферической железной кровлей. С тех пор внешним перестройкам церковь не подвергалась, не считая малозначительных ремонтов, вроде позолоты крестов в 1909 году. До середины XX века в верхней церкви сохранялось внутреннее убранство 1710-х годов — четырехъярусный иконостас с образами, который регулярно заботливо подновляли. В середине XIX века на средства князя Сергея Яковлевича Несвицкого иконостас был починен, внутренние стены Преображенской церкви оштукатурены и расписаны маслом. Тогда же церковный погост был обнесен каменной оградой. Справа и слева от церковной колокольни были устроены арки ворот, ведущих на двор. |
| 32. Кузьмина–Караваева Е. Ю. Избранное. М., 1991, с. 361, 363. 33. Яновский В. С. Поля Елисейские, с. 57. 34. Прот. Александр Мень. Возвращение к истокам//Святые Древней Руси. М., 1990, с. 15–16. 35. ФЕДОТОВ Г. П. Защита России. Париж, 1988, с. 59. 36. ЯНОВСКИЙ В. С. Поля Елисейские, с. 92. 37. ФЕДОТОВ Г. П. Торопитесь!//3 ащита России, с. 214, 215. 38. Там же, с. 214. 39. БЕРДЯЕВ Н. А. Существует ли в православии свобода мысли и совести?//Путъ, 1939, с. 47. 40. Павел Францевич Андерсон (1894— ?). Поль Андерсон — один из деятелей американской YMCA, способствовавший созданию Богословского института и материально поддерживавший его, а также издание журнала «Путь». 41. Выдержки из писем Н. А. Бердяева к Г. П. Федотову//ВРХСД. 1978, 124, с. 117–118. 42. БЕРДЯЕВ Н. А. Об идейном кризисе Движения (Задачи движения и грозящие ему опасности)//ВРХД, 1993, 168, с. 56–59. 43. Федотова Е. Н. Георгий Петрович Федотов, с. XXX–XXXI. 44. ЯНОВСКИЙ В. С. Поля Елисейские, с. 68, 55–56. 45. Архив Г. П. Федотова в Колумбийском университете. Бахметьевский архив. США. 46. ЯНОВСКИЙ В. С. Поля Елисейские, с. 55. 47. Fedotov G. P. The Russian Religious Mind, vol. 1, p. IX. 48. Ibid., p. X–XI. 49. Прот. Александр Мень. Возвращение к истокам, с. 17. 50. FEDOTOV G. Р. The Russian Religious Mind, p. XIV. 51. Ibid., p. XV. 52. Ibid., р. X. Пока двухтомник остается недоступным для российских читателей — первый том вышел в 1946 году, второй — лишь много лет спустя после смерти Георгия Петровича. Его подготовил и издал (вместе с первым томом) выдающийся византинист и богослов, профессор–протопресвитер Иоанн Мейендорф в 1965 году. 53. ЭЙСНЕР АЛЕКСЕЙ. Надвигается осень…//Мы жили тогда на планете другой. М., 1994, т. 3, с. 108–109. 54. ЯНОВСКИЙ В. С. Поля Елисейские, с. 71. 55. Там же. 56. ФЕДОТОВ Г. П. Республика Святой Софии//Путь, 1987, 10–11, с. 17. 57. Эта статья явилась продолжением разработки Г. П. Федотовым августиновской темы. Одна из первых научных работ историка ««Исповедь» бл. Августина как источник для его биографии и для истории культуры эпохи», за которую он получил золотую медаль, также была посвящена Отцу западной церкви (рецензия на нее И. М. Гревса публикуется в приложении к настоящему изданию). Этот интерес к духовному наследию Августина направлялся, по всей видимости, научными пристрастиями И. М. Гревса, который во время учебы Федотова на историко–филологическом факультете Петербургского университета был его научным руководителем. Как вспоминал С. С. Безобразов, семинар по Августину (1912—1915), проводившийся И. М. Гревсом на дому, оставлял весьма сильное впечатление. Гревс также написал обширную статью об Августине в «Новом энциклопедическом словаре». Нельзя забывать и то, что статья «Письма бл. Августина» была опубликована в юбилейном сборнике, посвященном И. М. Гревсу. |
| В действительности же речь идет о тайне человеческой души. Она приоткрывается при сопоставлении письма от 28 ноября с воспоминаниями о Блоке, написанными в 1936 г. В воспоминаниях говорится, что 26 ноября 1913 г. в Москве (где она вынуждена была жить зимой по семейным обстоятельствам) Кузьмина–Караваева вместе с А. Толстым, оказавшись опять в обществе Вяч. Иванова, вступила в " борьбу за Блока " . Тогда же было написано и письмо к нему. Впрочем, уже после первой встречи, как свидетельствует мать Мария, у нее возник сильнейший импульс противодействия тем силам умирания, выразителями которых она потом увидела людей " Башни " . В 1908 г. этот импульс выглядел так: " Вы умираете, а я буду, буду бороться со смертью, со злом, и за вас буду бороться, потому что у меня к вам жалость, потому что вы вошли в мое сердце и не выйдете из него никогда " (621). Лиза Пиленко в тот момент, когда пришла к Блоку, сама была в отчаянии богооставленности, но, увидев другого гибнущего человека, прониклась жалостью к нему. Жалко стало Блока, но Блок был в том же состоянии, что и она, только он сознавал, что это – состояние духовной " гибели " , а она еще этого не понимала. Он сознавал свое состояние, но у него не было сил из него вырваться, Лиза же узнала от Блока, что это – " гибель " . Вместе с этим возник и импульс борьбы (за себя и Блока). Этот импульс был притушен все то время, пока Кузьмина–Караваева " справлялась " с ним силами культуры. Но через кризис в отношениях с первым мужем она встала перед выбором – продолжать ли пребывать в том же состоянии, либо с ним порвать. Здесь-то жалость к другому, такому же, как она " гибнущему " , стала для нее толчком к возобновлению желания бороться за него (а тем самым и за себя). Борясь только за себя, Е. Ю. Кузьмина–Караваева пришла к тому одиночеству и усталости, которым кончаются " Скифские черепки " . Это состояние бессилия. Силы пришли к ней тогда, когда она вспомнила о другом. Этим ее " Другим " и был Блок. Жалость к нему дала силы бороться за жизнь с силами умирания и зла. Всякий акт этой борьбы – возвращение к природе, земле, любовь к " простому человеку " , рождение дочери – были не только фактами личной жизни Кузьминой–Караваевой, но и " были нужны Блоку " , ибо все это были акты жизни, противостоящей смерти, которой не имел сил сопротивляться Блок. Для Лизы Пиленко было унизительно " бежать " (от " умирающих " ), как советовал ей Блок в 1908 г., но когда она стала свой отъезд из Петербурга воспринимать как акт борьбы со смертью и злом (борьбы не только за себя, но и за Другого), ее отъезд стал оправдан. |
| Блок А. Собр. сочинений: В 6 т. Л., 1982. Т. 4. С 150. 44 См. там же. С. 142 (ср. в одном из манифестов символистов: " Поэзия, как касание к сверхчувственной реальности, граничит с чудотворством ... Ее истина где-то выше человеческих умственных и моральных категорий " . Маковский С. К. На Парнасе Серебряного века. М., 2000. С. 25-26). 45 Сытова А. С. Неизвестные рисунки Е. Ю. Кузьминой-Караваевой//Памятники культуры. Новые открытия. 1987. С 290-298. 46 Ее можно увидеть в Интернете: http://www.mere-marie.com/101.htm 47 Блок А. Собр. сочинений: В 6 т. Л., 1982. Т. 4. С. 127. 48 См., напр., Шустов А. Н. Е. Ю. Кузьмина-Караваева в годы революции и Гражданской войны//Новый часовой. 2000. 10, С. 82-92. 49 Гаккель. 1993. С. 112. 50 См., напр., Исаев И. А., Золотухин Н. М. История политических и правовых учений России XI-XX вв. М., 1995. С. 305-309. 51 Шустов А. Н. Е. Ю. Кузьмина-Караваева в годы революции и Гражданской войны//Новый часовой. 2000. 10, С. 86 (во время суда ей припомнили этот акт). 52 См. Шустов А. Н. Раскрывая тайну матери Марии//Вольная Кубань, 6 ноября 1992. С. 4. 53 См. Шустов А. Н. Примечания//Кузьмина-Караваева Е. Ю. Наше время еще не разгадано… Томск, 1996. С. 22. В защиту Кузьминой-Караваевой выступили русские литераторы (М. Волошин, А. Толстой, Н. Тэффи и др.) и известный политический деятель В. В. Шульгин, обосновавшийся в Екатеринодаре и пользовавшийся у белых авторитетом. Уже после вынесения приговора Кузьминой-Караваевой в газете было опубликовано письмо в ее защиту от лица писателей, в котором, в частности, говорилось: " Пришло известие, что в Екатеринодаре предана военно-полевому суду Елизавета Юрьевна Кузьмина-Караваева по обвинению в большевизме, ей грозит смертная казнь. Нельзя прочесть это обвинение без тревоги. Кузьмина-Караваева – поэт, мыслитель, философ, первая из русских женщин окончила Духовную академию (!?) и прочилась в ректоры предполагавшейся женской Духовной академии (!?) … Невозможно подумать, что даже в пылу гражданской войны сторона государственного порядка способна решиться на истребление русских духовных ценностей, особенно такого веса и подлинности, как Кузьмина-Караваева " (Одесский листок. 1919, 24 марта, 78. С. 2). В этом письме, как и в ходе процесса в целом, было, конечно, немало преувеличений, вызванных остротой ситуации. 54 |
| Также сегодня мы вспоминаем поэтессу Елизавету Юрьевну Кузьмину-Караваеву (мать Марию, 1891-1945). Елизавета Юрьевна Кузьмина-Караваева (урожденная Пиленко) родилась 8 декабря 1891 г. Отец ее состоял товарищем прокурора Рижского окружного суда. Уже в гимназические годы начала писать стихи. В 1909-1911 гг. была слушательницей Высших женских (Бестужевских) курсов. В 1910 г. Елизавета Юрьевна вышла замуж за юриста Д.В.Кузьмина-Караваева, знакомого с литераторами модернистской ориентации. Кузьмина-Караваева стала участницей «сред» в «башне» Вяч. Иванова, позже — членом акмеистского «Цеха поэтов», где и был издан ее первый стихотворный сборник «Скифские черепки» (1912). Вторая книга Кузьминой-Караваевой — повесть «Юрали» (1915), написанная ритмической прозой и стилизованная в духе аллегоризма евангельских притч. Ее лейтмотив — тема духовного пути, предопределенного свыше. Поэтический сборник «Руфь» (1916) — книга уже зрелого автора, пережившего религиозный переворот. Начиная с этого сборника и до конца жизни Кузьмина-Караваева выступает как религиозный поэт, размышляя о трудном пути к Богу, о христианском долге и подвижническом служении. День скорбной памяти В годы революции Кузьмина-Караваева жила в Анапе. В 1918 г. была избрана городским головой Анапы, арестовывалась за сотрудничество с большевиками. В 1920 г. поэтесса эмигрировала, жила в Париже. В конце 20-х гг. Елизавета Юрьевна сближается с русскими религиозными философами Н.О.Лосским, Н.А.Бердяевым, С.Н.Булгаковым, участвует в создании Православного богословского института в Париже. В 1927 г. вышла ее книга «Жатва духа. Жития святых» (вып. 1—2, Париж), в 1929 — монографические очерки о А.С.Хомякове, Вл.С.Соловьеве и Ф.М.Достоевском. В 1932 г. в Париже Кузьмина-Караваева приняла монашество с именем Мария. Став «монахиней в миру», она неутомимо занималась благотворительной деятельностью. Противница религиозного аскетизма, она была глубоко убеждена, что «путь к Богу лежит через любовь к человеку, и другого пути нет…». Она продолжала писать стихи, христианские по содержанию: о жизни и смерти, о добре и зле, о современном человеке, переживающем свою богооставленность в «пустыне мира». |
| С конца января 1918 г. в Анапе установилось двоевластие: опиравшиеся на прибывших с фронта солдат большевики создали военно–революционный комитет, а демократические партии, в том числе и эсеры, имели большинство в городской думе и управе. В феврале 1918 г. Кузьмина–Караваева стала товарищем городского головы, возглавила отделы здравоохранения и образования, а после отставки городского головы в конце февраля была избрана (в возрасте 26 лет!) на это место (возглавила управу). Вскоре дума сложила с себя полномочия, а большевики организовали советы, где были в большинстве. В качестве городского головы Кузьмина–Караваева входила в прямую конфронтацию с большевиками и не однажды спасала городское имущество от разграбления, а людей от расправы. Впрочем, ей неоднократно удавалось договориться с большевиками и, благодаря своему сильному характеру, повлиять на их решения. Вместе с тем, она и сама находилась в зависимости от революционных масс. Так, по постановлению митинга ей пришлось от имени управы вступить в заведование санаторием, принадлежавшим бывшему городскому голове и реквизированным у него в пользу города, что впоследствии послужило основанием для обвинения Кузьминой–Караваевой. Но главной ее виной в глазах окружного военного суда стало сотрудничество с большевиками: в апреле 1918 г. большевики ликвидировали управу, а ее членов сделали комиссарами, в результате, Кузьмина–Караваева без ее согласия была включена в большевистский Совет комиссаром по народному образованию и здравоохранению. В этой должности она фактически не работала. Она приняла участие в сопротивлении большевикам, которое организовали эсеры, летом 1918 и 1919 г. была делегатом восьмого (и, возможно, девятого) партийного съезда правых эсеров в Москве. Во время Гражданской войны Кузьмина–Караваева участвовала в подпольной работе, помогала добровольцам пробираться к белым (готовила фальшивые документы) и даже, если верить автобиографической повести " Равнина русская " и ряду других свидетельств , замышляла покушение на Л. |
| «Открой очи мои, и увижу чудеса закона Твоего. Странник я на земле; не скрывай от меня заповедей Твоих» (Псалтирь 118:18-19) Аннотация Несомненно, мать Мария является одной из ключевых,»знаковых»фигур для понимания всей традиции»русского религиозного возрождения», русской культуры Серебряного века и эмиграции. При многогранности личности и дарования матери Марии, изучение ее наследия представляет большую трудность. Существует немалое число работ, посвященных отдельным аспектам ее жизни и творчества. Хорошо известна ее деятельность в эмиграции, подвижническая, жертвенная жизнь. В то же время до сих пор нет исследования, в котором бы жизнь и творчество матери Марии рассматривались в своем единстве. Настоящее исследование ставит своей целью восполнить существующий пробел. В нем предпринимается попытка воссоздать целостный образ Е. Ю. Кузьминой–Караваевой (матери Марии), показать, в чем состоит нерасторжимое единство ее жизни и творчества на всем их протяжении. Посредством анализа понятийного, символического и образного языка произведений Кузьминой–Караваевой (ее стихов, художественной и философской прозы, статей, пьес, живописи) исследуется духовный путь, проделанный ею от раннего символистского до позднего христианско–реалистического периода. Производится последовательный анализ основных произведений Кузьминой–Караваевой, при этом выявляется ряд существеннейших парадигм русской культуры первой половины XX века, устанавливаются генетические связи ее поэтики с поэтикой ряда виднейших представителей культуры Серебряного века (в частности, А. Блока и З. Гиппиус), при этом показывается, как элементы языка этой культуры наполнялись новым содержанием при прохождении Кузьминой–Караваевой тех или иных стадий ее духовного становления. Религиозно–философская мысль матери Марии исследуется в контексте русской религиозной философии, при этом акцент делается не только на влиянии, которое она испытала со стороны русских мыслителей XIX века и деятелей русского религиозного возрождения XX века, но и на ее собственных религиозно–философских поисках, на том, как она, однажды войдя в него, выходила из лабиринта русской мысли. Читаемость: Язык: Объём текста: Все материалы, размещенные в электронной библиотеке, являются интеллектуальной собственностью. Любое использование информации должно осуществляться в соответствии с российским законодательством и международными договорами РФ. Информация размещена для использования только в личных культурно-просветительских целях. Копирование и иное распространение информации в коммерческих и некоммерческих целях допускается только с согласия автора или правообладателя |
| Я силы много раз еще утрачу; Я вновь умру, и я воскресну вновь; Переживу потерю, неудачу, Рожденье, смерть, любовь. И каждый раз, в свершенья круг вступая, Я буду помнить о тебе, земля; Всех спутников случайных, степь без края, Движение стебля. Но сразу вслед за клятвой помнить " землю " начинается восхождение и прорыв в иную, духовную реальность: Но только помнить, путь мой снова в гору; Теперь мне вестник ближе протрубил; И виден явственно земному взору Размах широких крыл. Но знаю, – будет долгая разлука; Неузнанной вернусь еще я к вам. Так; верю, не услышите вы стука И не поверите словам. Но будет час; когда? – еще не знаю; И я приду, чтоб дать живым ответ, Чтоб вновь вам указать дорогу к раю, Сказать, что боли нет. Не чудо, нет; мой путь не чудотворен, А только дух пред тайной светлой наг, Всегда судьбе неведомой покорен, Любовью вечной благ. И вы придете все: калека, нищий, И воин, и мудрец, дитя, старик, Чтобы вкусить добытой мною пищи, Увидеть светлый Лик. (87–88) С этого стихотворения, последнего в " Дороге " , мы полагаем, и начинается новый период в творчестве Кузьминой–Караваевой. Поразительно то, что А. Блок, чьи критически замечания обычно всегда точны, не сумел по достоинству оценить это стихотворение, написав на полях: " И все-таки — не сказано " . Прорыв к христианству им был не оценен и не понят. 3. Пророчество. Религиозно–философская проблематика второго периода творчества Кузьминой–Караваевой Новый период творчества Е. Ю. Кузьминой–Караваевой отмечен ярко выраженным поворотом к религиозному искусству. Это касается и стихов (сборник " Руфь " , поэма " Мельмот–Скиталец " ), и живописных работ, и философской повести " Юрали " . Уже в письме к А. Блоку от 28 ноября 1913 г., где сказалось противостояние людям " Башни " , мы встречаем то, чего у Кузьминой–Караваевой до этого не было – ясное исповедание Христа: " Христос искупил мир " (637). Вспоминая об изменении своего отношения ко Христу в период общения с " последними римлянами " , мать Мария пишет, что поначалу (видимо, в начале 1910–х годов), отношение к Нему возникло у нее в контексте сострадания всем, кто жертвовал собой ради людей: " Жалко революционеров… И еще мне жалко, – не Бога, нет, Его нету. |
| Настоящее исследование ставит своей целью восполнить существующий пробел. В нем предпринимается попытка воссоздать целостный образ Е. Ю. Кузьминой–Караваевой (матери Марии), показать, в чем состоит нерасторжимое единство ее жизни и творчества на всем их протяжении. Посредством анализа понятийного, символического и образного языка произведений Кузьминой–Караваевой (ее стихов, художественной и философской прозы, статей, пьес, живописи) исследуется духовный путь, проделанный ею от раннего символистского до позднего христианско–реалистического периода. Производится последовательный анализ основных произведений Кузьминой–Караваевой, при этом выявляется ряд существеннейших парадигм русской культуры первой половины XX века, устанавливаются генетические связи ее поэтики с поэтикой ряда виднейших представителей культуры Серебряного века (в частности, А. Блока и З. Гиппиус), при этом показывается, как элементы языка этой культуры наполнялись новым содержанием при прохождении Кузьминой–Караваевой тех или иных стадий ее духовного становления. Религиозно–философская мысль матери Марии исследуется в контексте русской религиозной философии, при этом акцент делается не только на влиянии, которое она испытала со стороны русских мыслителей XIX века и деятелей русского религиозного возрождения XX века, но и на ее собственных религиозно–философских поисках, на том, как она, однажды войдя в него, выходила из лабиринта русской мысли. Неослабевающий интерес к личности и творчеству матери Марии, споры вокруг нее – свидетельство того, что через нее осуществляется " связь времен " в русской культуре. По своим корням мать Мария принадлежала эпохе Серебряного века, вплоть до последнего десятилетия эта культура рассматривалась как антипод всему " советскому " и оценивалась сугубо положительно. В последнее десятилетие, однако, произошла " переоценка ценностей " , стала ясна связь между русским коммунизмом и русской культурой начала века, ответственность интеллигенции за русскую революцию, более серьезная, чем та, о которой говорили авторы " Вех " . |
|
|
