| На первый взгляд, было бы достаточно простого указания на праоснову фольклорного образа и связанных с ним мотивов. Однако в повести Лескова имеет место процесс творческого усвоения и созидательной переработки фольклорного материала в свете религиозно-нравственных представлений писателя. Мифопоэтическая парадигма образа жар-птицы включает в себя целый комплекс семантических и художественных мотивировок. Устойчивая роль жар-птицы в славянском фольклоре - служить чудесной помощницей, доброй волшебной силой, побеждающей потусторонние силы противников рода человеческого, разрушающей враждебное человеку пространство. В эстетике чудесного золотой окрас оперения жар-птицы - величина постоянная - и это не только синоним огненности. Этот непременный атрибут связан с тем, что «птица прилетает из другого, («тридесятого царства»), откуда происходит всё, что окрашено в золотой цвет» . Это «золотое», «иное царство» в народном сознании, помимо чудесного, имеет также социально-бытовое наполнение: символизирует безбедную жизнь, материальный достаток. Именно из золотых чертогов происходят «свинка - золотая щетинка, утка - золотые пёрышки, золоторогий олень и золотогривый конь» . В сказках «золото фигурирует так часто, так ярко, в таких разнообразных формах, что можно с полным правом назвать это тридесятое царство золотым царством» , - указывал В.Я. Пропп. В мифологическом ракурсе золотой цвет соотносится с солнечным светом, постулируется связь «иного царства, небывалого государства» с небесной сферой. Жар-птица - небожительница. Ослепительное сияние, исходящее от каждого её пера, наполняет жизнь человека ярким светом, прогоняет тьму, всегда сопряженную в народном представлении с нечистой силой. Золотое светоносное оперение небесной обитательницы «золотого царства» в христианском контексте может быть соотнесено с евангельским откровением о «золотом граде» Небесном Иерусалиме, уготованном для праведных, в котором «отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет» (Откровение. 21: 4). Символично, что «ночи там не будет»; «спасенные народы будут ходить во свете Его» (Откровение. 21: 24, 25). |
| ИСКУПЛЕНИЕ (слав.) — выкуп из рабства, дарование свободы. Этим термином в Библии часто обозначается спасение Богом от зла. КАНОН (греч. «правило») — словом К. обозначаются книги Св.Писания (см.Библия), принятые Церковью. Ветхозаветный К. был установлен в конце I в. н.э. Новозаветный — был в основном определен в концу II в., а окончательно лишь в начале V в. В широком смысле слова К. означает также церковный устав, или правило. КЕСАРЬ, или ЦЕЗАРЬ (лат.), — титул римских императоров, ведущий свое происхождение от имени Г.Ю.Цезаря. В некоторых случаях слово К. употребляется как синоним государственной власти вообще. КНИЖНИК (евр. софер) — термин, означающий: а) переписчика Библии, б) летописца, в) толкователя Писания, г) хранителя Предания (см.). Среди книжников были саддукеи (см.), фарисеи (см.) и лица, не входившие ни в какую группировку. КУМРАН, или ХИРБЕТ-КУМРАН, — местность у с/з берега Мертвого моря, где находился один из главных поселков ордена ессеев (см.). Название К., вероятно, происходит от имени г.Гоморры, который был некогда расположен в этом районе. КУЩЕЙ ПРАЗДНИК (евр.Суккот) — иудейский праздник, связанный с воспоминаниями о странствиях Израиля в пустыне. В послемоисееву эпоху считался также праздником урожая. Справлялся с 15 по 22 число месяца тишри (сентябрь-октябрь). В дни К. паломники жили в шалашах (сукках), сделанных из ветвей. ЛЕВИТ — человек, происходящий из израильского колена Леви (Левия). В эпоху Второго храма Л. были в нем младшими служителями. МАГИ (иранск.) — жрецы персидской религии (магдеизма). В более широком смысле слова М. — знатоки заклинаний, тайных обрядов и астрологии. Синодальный перевод передает слово М. в Мф 2:1 сл. славянским словом «волхвы». МЕСИТ (арам.) — совратитель, лжеучитель, обманщик. МЕССИЯ — см.Христос. МИЦВУТ (евр.) — заповеди Торы (см.) и Предания (см.). МИШНБ — см.Талмуд. МЫТАРЬ (евр. габай) — сборщик имперских налогов в Палестине. НАГОРНАЯ ПРОПОВЕДЬ — собрание речений Христовых, помещенных в Мф 5-7 гл. Названо так потому, что евангелист отнес эти речения к проповеди Иисуса на одной из гор Галилеи (5,1). Параллели Н.П. есть у Лк. Н.П. обычно считается наиболее полным выражением религиозно-нравственных основ Евангелия. |
| Поведение этих людей является примером для каждого христианина. Каждый может сказать, что он духовно слеп и ему также нужно чрезвычайное напряжение сил в течение не одного мгновения, а долгого времени. Только тогда Господь даст просимое, когда, испытав нас каким-либо образом, может быть, даже в самый последний момент уверится, что мы верим в то, что Он в силах исцелить нас от духовной слепоты. Только после всех испытаний мы можем надеяться на то, что душа наша получит исцеление. Второе чудо, которое описывается в сегодняшнем евангельском чтении, — это чудо исцеления немого бесноватого. «Когда же те выходили (то есть слепцы выходили из дома. — Игум. Л.), то привели к Нему человека немого бесноватого. И когда бес был изгнан, немой стал говорить. И народ, удивляясь, говорил: никогда не бывало такого явления в Израиле» (ст. 32–33). И здесь тоже внимание апостола Матфея привлекло нечто особенное, что и заставило его посчитать это чудо достойным описания. Видимо, евангелист удивлялся тому, что немота была следствием беснования и бес, живущий в теле человека, не только помрачил его разум, но и связал его язык, лишив дара речи. Ведь дар речи, собственно, и является признаком человека, признаком его разумности в отличие от бессловесных животных. В современном языке слово «животное» — синоним слову «зверь», но по-славянски это просто «живое существо», поэтому, когда мы говорим «бессловесное животное», то тем самым указываем на разницу между живыми существами. В этом смысле животным словесным, то есть разумным, является человек, и дар речи является признаком его разума и бессмертия души. И конечно, евангелиста Матфея поразило, что человек потерял этот дар из-за беснования. «И народ, удивляясь, говорил: никогда не бывало такого явления в Израиле. А фарисеи говорили: Он изгоняет бесов силою князя бесовского» (ст. 33–34). Несмотря на то что столь необыкновенное чудо изумило всех присутствующих, фарисеи дерзали безумно хулить Господа. Как человеческая вера совершенно свободна и для нее не существует никаких препятствий, потому что ничто не может воспрепятствовать человеку получить просимое по вере — ни пренебрежение, ни хула со стороны окружающих, так и человеческое неверие совершенно свободно и может пренебрегать самым очевидным. Поэтому не будем оправдываться, будто что-то мешает нам очистить свое сердце, это душевное око, чтобы прозреть духовно. Если мы не получаем внутреннего исцеления, значит, в нас есть то безумное, дерзновенное неверие, которое противится очевидному. Если же мы получаем желаемое, очищаем свою душу и чувствуем, что с нами происходит нечто необыкновенное, то это потому, что мы в какой-то степени проявили веру. Проявили бы ее в большей степени, вели бы себя более мужественно, приступали бы ко Господу с большим дерзновением и любовью — обязательно получили бы просимое: чем больше дерзновения мы проявим, тем быстрее получим то, чего хотим. |
| Пояснений требуют, к примеру, некоторые слова, связанные с охотой, – скажем, название одной из перелётных птиц – вальдшнеп. На него охотятся, как правило, весной, на тяге – на утренней и на вечерней заре вальдшнеп-самец начинает тянуть: он поднимается на крыло и облетает небольшую территорию в поисках самки. В этот момент охотники как раз и стреляют по птице (ср. у Чехова: «Протянул один вальдшнеп, и выстрел по нём прозвучал в весеннем воздухе раскатисто и весело»). Большую пользу школьникам в плане усвоения лексического богатства русского литературного языка приносит анализ церковнославянской лексики; мы находим её главным образом в пересказе Иваном Великопольским евангельской истории о троекратном отречении Петра. Иван пересказывает отрывок из Евангелия от Луки, включая в свою речь отдельные слова на славянском ( вечеря , темница , петел ). Впрочем, и некоторые другие лексические единицы, содержащиеся в чеховском рассказе, имеют церковнославянское происхождение ( рыдания , изобильный и др.). Отметим, что некоторые славянские слова комментируются в самом чеховском тексте: в рассказе студента слово петел объясняется через синоним: «Не пропоет сегодня петел, то есть петух…» Другой пример: Петр « пошёл со двора и горько-горько заплакал . В Евангелии сказано: “И исшед вон, плакася горько”». В рассказе «Студент» важно также проанализировать элементы художественной речи: метафоры ( ледяные иглы; цепь событий; запахло зимой; разгорелось… лицо; всё сплошь утопало в холодной вечерней мгле ), метафорические эпитеты ( пронизывающий ветер, лютая бедность, сладкое ожидание счастья ), олицетворения ( природе жутко), сравнения (… что-то живое жалобно гудело, точно дуло в пустую бутылку…) . Кроме того что учащиеся проясняют для себя прямое и переносное значения слов и выражений, они знакомятся с художественными приёмами Чехова, в частности со средствами иносказания. Как известно, особую роль в творчестве Чехова играет символика. Слова и выражения, имеющие символический смысл, анализируются особо. |
| 3 . огонь. В предании о блудящих огнях, как душах некрещенных младенцев, видна связь души с огнем: но под огнем более разумеется жизнь, которая, впрочем, принималась за синоним духа и души. Старинное уподобление жизни зажженной свече получает в народных преданиях необыкновенную свежесть поверия: так в одном немецком сказании 53 , отличающемся чертами древности, смерть ведет своего любимца врача в подземный ад: «и горели там тысячи светильников, видимо не видимо, были и большие, и средние, и малые. Не проходило ни минуты, чтобы одни не погасли, другие не вспыхивали вновь, так что пламя беспрестанно трепетало. «Смотри, говорила смерть: «это светильники человеческой жизни: большие у детей, средние у взрослых, а малые у стариков. Но бывают и у детей, и у взрослых малые». Согласно с этим сказанием наш глагол воскресать, в О.Е. въскръснти, ναστναι, не грециизм, но происходит от крес, не только огонь, но и день Ивана Купала; кресати, кресити, откуда кресник июнь, т.е. месяц огня, как кельт. mi-na-bealtine май. 4 . вода, кровь. Не только огонь и воздух, но и вещества текучие являются образом души человеческой. Согласно с верованием в воды гот. sáivala душа, агс. sâvl, скн. sâl, др. нем. sêola, родственно с гот. sáivs море, вода: следовательно душа, по этому представлению, имеет силу переливаться и волноваться, струиться: потому она и может изливаться вместе с кровию, как, напр., видим в следующем выражении Ипат. 193: «и летящу ему до земле изыде душа его с кровью во адъ». 5 . сила. Душа, как внутренняя сила, в языке эпическом приписывается и предметам неодушевленным, или означает силу физическую: так у Гомера находим: μνος χειρν, Ил. 5, 506, πυρνς ρατερν μνος, Од. 11, 220: в этом смысле гомерическому μνος соответствует в Эдде auδr обилие, богатство: auδr fura vis pinorum 54 . С греческого μνος, лат. mens родственна Minerva, по-сабинск. Menerva 55 , откуда в песнях салич. глагол promenervat вместо monet 56 : точно так и в санскрите одного и того же происхождения и манас animus, mens, и Ману бог, т.е. возведенный до обоготворения разум: от глагола ман cogitare, putare, credere, откуда лат. memini, moneo, наши мню, па-мять, лит. menû воспоминаю, pri-manu разумный, в ближайшей форме к санскриту; столь же первобытно и гот. man думаю, ga-man воспоминаю: отсюда др. нем. minna любовь, minnôn любить, воспоминать любезное; в скн. же глаол minna только в значении воспоминания. Замечательно, что питье в память умерших по скн. называлось minni, совершенно согласно с нашим обрядом по усопших, называемым: поминки, словом, родственным скн-у minni. Производство Боппа нем-го minna и нашего миль, лит. myliu, miêlas от скр. мид, минд pinguem, adiposum, unclum esse, чрез ассимиляцию из minda в minna, и чрез изменение «д» в «л», в мил. – кажется усиленным. |
| " А! - понимаем: вы дорожите догматом? Ну, что ж, и в этом не представится неодолимой трудности. Кто дорожит обрядом, пусть при нем и остается, а кто дорожит догматом, пусть сохраняет свой догмат. Признайте только римское главенство, большего мы от Вас не требуем " . Понятно! До богослужения и догмата очередь дойдет впоследствии, а теперь нам оказывают снисхождение. Повторяю: мы не стоим за обряд со стороны внешнего его устройства, и снисхождение папы нас нисколько не трогает, но утверждаю вновь: нужно иметь глубокое бесстыдство, чтобы приписывать себе такую же терпимость в минувших веках. Пусть судит об истине иезуитских намерений тот, кому хоть сколько-нибудь знакома история Церкви в южных славянских странах! - Пойдем далее. Кажется, во-первых, что отец Гагарин никогда не понимал характера своих соотечественников или совсем позабыл об нем. Он уверяет, будто русским противно латинству потому, что они считают его заодно с полонизмом, а полонизм считают за синоним революционной идеи. Но ведь уверять, что мы (т. е. народ) к религиозным соображениям примешиваем какое-либо национально соперничество, - это более чем невежество: это безумие! Кажется также, что, говоря об обряде, о. Гагарин не отдает себе даже отчета в предмете, о котором он рассуждает, ибо вот его слова: " В тот день, когда русские убедятся, что их не заставят отказаться от их приобщения под двумя видами, от обычая квасного хлеба в таинстве Евхаристии, от их славянской литургии, от их женатого духовенства, исчезнет одно из главных препятствий к примирению русской Церкви со Св. престолом " . Так неужели, по мнению автора, мы, русские, все это ставим на одну доску? Предполагать это значит низводить нас на степень самой крайней бессмысленности. " Женатое духовенство! " Да это даже не принадлежность обряда. Уж не думает ли отец иезуит, что для получения духовного сана в России необходимо быть женатым? Ведь это требуется только от приходского духовенства: это дело не обряда, а приличия (4). Потом, рядом с женатым духовенством идет приобщение под двумя видами, то есть: приобщение в том виде, в каком оно установлено Самим Христом. |
| А. определяется как «мука вечная» (25:46), «тьма внешняя» (8:12 и др.; по церковно–славянски «тьма кромешная»). Пребывание в А. — это не вечная жизнь, хотя бы в страдании, но мука вечной смерти; когда для него подбирается метафора, это не образ пытки, а образ умерщвления (осужденного раба из притчи «рассекают», Мф. 24:51), а сам страждущий в А. сравнивается с трупом [ветхозаветные слова о трупах отступников — «червь их не умрет, и огонь их не угаснет», Ис. 66:24 (срв. Геенна как синоним Д.) трижды повторены Иисусом Христом об отверженных в Α.: Мк. 9:44, 46:48]. Наиболее устойчивая конкретная черта А. в Новом Завете — это упоминание огня, символический характер которого выявлен через очевидную цитатность соответствующих мест: уподобление А. «печи огненной» (Мф. 13:42) соотносится с контекстом популярных легенд о каре, которой были подвергнуты Авраам и гонители трех отроков, а образ А. как «озера огненного и серного» (Откр. 20:10; 21:8; уже в кумранских текстах А. назван «мраком вечного огня» и говорится о наказании «серным огнем») — с образностью ветхозаветного повествования о дожде огня и серы над Содомом и Гоморрой (Быт. 19;24). Символика огня получает особенно глубокие измерения, поскольку огонь — это метафора для описания Самого Бога: Господь — «огнь поядающий» (Втор. 4:24, цитируется в Новом Завете — Евр. 12:29); явление Духа Святого — «разделяющиеся языки, как бы огненные» (Деян. 2:3); Причастие сравнивается в православных молитвах с огнем, очищающим достойных и опаляющим недостойных. Отсюда представление, что по существу нет какого–то особого адского огня, но все тот же огонь и жар Бога, который составляет блаженство достойных, но мучительно жжет чуждых Ему и холодных жителей А. (такова, например, интерпретация сирийского мистика VII в. Исаака Сириянина). Такое понимание А. не раз возрождалось мистическими писателями средневековья, а в новое время — художественной и философско–идеалистической литературой (вплоть до Φ. М. Достоевского в «Братьях Карамазовых» и Ж. |
| Попытка возвести слова мракобесие, мракобес непосредственно к тому церковно славянскому лексическому фонду, который отражается в древнерусских культовых, философских, исторических и научно-технических памятниках раннего и даже позднего средневековья, не может быть обоснована реальными фактами истории русского языка. Слов мракобесие и мракобес нельзя найти в «Материалах» И. И. Срезневского . Они не встречаются в древнерусских и югославянских памятниках XI – XVI bb. Они не указываются и в лексикографических трудах XVI – XVII bb. В русском литературном языке XVIII b. эти слова не употреблялись. Никто не нашел и не может найти их ни в одном литературном тексте XVIII b. Они не были зарегистрированы ни одним из академических словарей русского языка: ни словарями Академии Российской (1789–1794 и 1806–1822), ни словарем 1847 г. Больше того: слова мракобесие, мракобес не счел нужным поместить в свой словарь или проглядел их В. И. Даль: их мы не найдем в его «Толковом словаре». Характерно, что слово мракобесие не отмечено в Справочном словаре Чудинова (СПб., 1901). Лишь в «Полном русско-французском словаре» Н. П. Макарова (СПб., 1867) в соответствие французскому ignorantisme sm. зарегистрировано слово мракобесие как синоним искусственно сочиненного мраколюбия 188 . Есть твердые основания утверждать, что слово мракобесие возникло раньше, чем мракобес, и вошло в русский литературный обиход только в первой четверти XIX b. Позднее широкому распространению слова мракобесие в русском публицистическом стиле сильно содействовало следующее место из знаменитого письма В. Г. Белинского к Гоголю (1847) по поводу «Выбранных мест из переписки с друзьями»: «Проповедник кнута, апостол невежества, поборник обскурантизма и мракобесия, панегирист татарских нравов – что Вы делаете?.. Взгляните себе под ноги: ведь Вы стоите над бездною». Итак, в 40-х roдaxXIX b. слово мракобесие в кругах русской революционно настроенной, передовой интеллигенции, наряду со словом обскурантизм, выступает как один из едких, презрительных антонимов прогресса, демократической свободы и любви к просвещению. |
| Симеона Солунского, чья триадология и в других отношениях стоит вне развития богословско–полемической мысли позднее исихастских споров) и, наконец, формальный запрет именования Духа «любовью» у св. Геннадия Схолария (Об исхождении Святого Духа. I. 2. 7), сделанный при разборе и опровержении упомянутого трактата блаж. Августина (подробно: Lour’e. L’attitude de S. Marc d’Йphuse… 331). Итак, данное высказывание св. Григория должно объясняться использованием терминологии, довольно характерной для первой половины XIV в., происхождение которой, впрочем, пока неясно. 301 Главы физические…. 36//Saint Gregory Palamas, The One Hundred and Fifty Chapters. 120, 122 [см. выше, ч. II, гл. I, прим. 18. Ввиду значительной важности цитаты продолжим цитирование: «Когда же Слово Его (Родителя) посредством плоти беседовало (вступило в общение) с нами, и мы научились отличному от Отца имени существования (uJpavrxew») Духа. И это произошло не только от Отца, но и от Него (Слова) Самого. Ведь Он сказал: Дух Истины, Иже от Отца исходит (Ин. 15, 26). Ведь Святой Дух — Отца и Сына предвечная радость — общая для Них по обладанию — потому Он и посылается достойным от Обоих, — но существующая по существованию uJpavrcwn) только от Отца. Потому от Него только исходит по существованию»]. 302 О параллелях как таковых см. прим. xi. Здесь же останавливаемся только на содержательной стороне процитированного высказывания. Отметим прежде всего, что продолжение этой цитаты, которое мы приводим в сноске 24, содержит ясное указание на дарование «достойным» именно ипостаси Духа как «любви» (в греч. использован тот синоним этого слова, который имеет точный эквивалент лишь по–славянски). Здесь — наконец–то! — мы встречаем у св. Григория вполне традиционный язык византийского богословия. Если не видеть здесь ничего, кроме способа выражения, и в то же время, оставаться при одностороннем понимании «паламитского» учения о несообщаемости ипостасей, то придется сделать вывод о том, что нетварная ипостась Духа дарует нетварные же энергии, но не дарует самое себя (похоже на латинское учение, с той разницей, что там нетварная ипостась дарует тварные благодатные дары; см. |
| Стилистические неологизмы создаются как образные наименования уже известных предметов, явлений: первопроходец, атомоград, автоград, звездолет. Стилистические неологизмы имеют синонимы, уступающие им по интенсивности экспрессивной окраски; ср: звездолет – космический корабль. Однако частое употребление этих неологизмов в речи переводит их в активный словарный запас, нейтрализует их стилистическую окраску. Например, слово здравница, пришедшее в язык как стилистический неологизм, теперь уже воспринимается как нейтральный синоним слов санаторий, дом отдыха. 6. Происхождение русской лексики. Экзотизмы. Варваризмы. Словарный состав современного русского языка прошел длительный путь становления. Наша лексика состоит не только из исконно русских слов, но и из слов, заимствованных из других языков. Иноязычные источники пополняли и обогащали русский язык на протяжении всего процесса его исторического развития. Одни заимствования были сделаны еще в древности, другие – сравнительно недавно. Пополнение русской лексики шло по двум направлениям. 1 . Новые слова создавались из имеющихся в языке словообразовательных элементов (корней, суффиксов, приставок). Так расширялась и развивалась исконно русская лексика. 2 . Новые слова вливались в русский язык из других языков в результате экономических, политических и культурных связей русского народа с другими народами. Состав русской лексики с точки зрения ее происхождения можно схематично представить в таблице. Лексика современного русского языка исконно русские слова заимствованные слова индоевропеизмы общеславянская лексика восточнославянская лексика собственно русская лексика из славянских языков из неславянских языков: скандинавские, тюрские, латинские, греческие, немецкие, французские, английские и др. заимствования Экзотизм – иноязычное заимствование, обозначающее предмет или явление из жизни другого народа. В отличие от других варваризмов, из-за своей стойкой этнической ассоциации экзотизмы, за редким исключением, усваиваются не до конца и обычно так и остаются на периферии словарного запаса языка. При этом подобные слова часто могут изменяться под нормы нового языка или искажаться, в особенности если они пришли через третий язык, например суши или комиксы. К экзотизмам близки локализмы, диалектизмы и этнографизмы, описывающие жизненные реалии субэтнической группы в составе более крупного народа (например, секлеры (секеи) и чанго (народ) в составе венгерского народа). Особенно отличается экзотической лексикой кулинария и музыка (понятия баурсак, сальса, тако, там-там, меренге и др.) |
|
|
