| Тогда и Елисавета начала путать в том же роде, но и туда, и сюда, – мысли, точно спутанные нитки. Я продолжал: – Не японский только обычай крепко держать обещание касательно брака, но еще более – европейский; тем более, что в Европе брак не так легко расторжим, как в Японии; поэтому и обещания заключаются со всевозможною осторожностию, а потому и расторгать обещания приходится чрезвычайно редко. Однако же приходится. И это потому, что основание брака – любовь, а не обещание. Обещание заключается людьми и иногда бывает ошибочное; любовь дана Богом как закон брака. Закону Божию нужно повиноваться, иначе человек будет наказан за нарушение. Положим, человек женится не на той, которую полюбил, а на той, которую не любит, но дал обещание жениться. Что дальше? Взаимная нелюбовь мужа и жены, отсюда – ссоры и всякий разлад, часто прелюбодеяние с той, которую любит, иногда и убийства. В Японии же самое обычное явление разводы – отчего главное, как не от браков по Закону Божию. Возьмем с другой точки зрения. «Обещание нужно хранить и ни в каком случае не изменять ему», говорят. Но вот я взял обещание у Елисаветы «исполнить одну мою просьбу», не подозревая ничего дурного, она дала его. А я потом: «пожалуйста, убей Надежду», скажу. Исполнит ли она обещание? Едва ли. Отчего? Скажет: «Бог не велит это, – заповедь Божию не могу нарушить из-за данного обещания»; стало быть обещание нужно нарушить, когда оно становится вразрез с Божиим Законом. В браке то же. – Взглянем и с новой точки. Исполнил бы человек обещание, женился на нелюбимой, а не на той, которой отдал (невольно, положим) сердце. Что бы он принес в брак? Одно тело, не душу: стало быть, это не был бы настоящий человеческий брак, Богом определенный людям, в котором «два в плоть едину»; души человека тогда не было бы. Это-то и было бы прелюбодеянием (в котором вы несправедливо ныне укоряете Елену, называя ее в статье «инпу»). Но таких браков по обещанию – одних телесных – к несчастью, много совершается; и в Токио есть где женщины, по обещанию, отдают свои тела мужчинам, не участвуя в этом душой. Браки кошек, собак и всех животных – в том же роде. |
| 3/15 августа 1898. Понедельник. Рубецу и на пути в Немуро. Утром было светлое; мы с парохода любовались селениями и их окружающими горами. Здесь, кажется, было место подвигов наших взбалмошных лейтенантов Хвостова и Давыдова, за каковые подвиги заплатил своими страданиями в плену Головнин с товарищами. В девять часов снялись и шли целый день в виду берегов Итурупа и Кунашира. 4/16 августа 1898. Вторник. На пути и в Немуро. С двух часов ночи начался туман, почему «Кванкомару» шел медленно, утром останавливался и в одиннадцатом часу, наконец, бросил якорь в Немуро. Мы опять остановились в гостинице Ямагата, где первым делом предложили теплую ванну, потом японский обед. Пообедав вчетвером (о. Игнатий и Моисей Минато с нами), мы учинили совет: не съездить ли о. Сергию с о. Игнатием в Сибецу и Кумбецу? Верхом по берегу шестнадцать ри до Симбецу и пять до Кумбецу. О. Сергий верхом почти совсем не езжал, но ведь нужно же учиться; посещая Церкви, не обойдется без сего способа путешествия. Я совершенно предоставил ему решить: поезжать, или нет: первое нужно в интересах Церкви, хотя и не совсем, – христиан там домов пять, второе – опасно по его неопытности в верховой езде. Он выбрал первое, и завтра утром они отправятся, почему о. Игнатий пошел заказать лошадей. Я с первым судном отсюда уйду в Хакодате, чтобы оттуда в Токио, Кёото, Оосака и к концу месяца опять в Токио. О. Сергий потом, быть может, посетит и Кусиро, после чего отправится в Саппоро, к о. Николаю Сакураи, чтобы с ним осмотреть Церкви его ведомства. Из Токио письмо от седьмого августа нового стиля, что Анна Кванно окончательно в безнадежном положении: желудок отказывается варить, поддерживают ее существование введением питания посредством клистирной трубки. 5/17 августа 1898. Среда. Немуро. Утром, в восьмом часу, о. архимандрит Сергий и о. Игнатий Като отправились верхом на лошадях в Сибецу. Мы с катехизатором Моисеем Минато сходили в молитвенный дом в Тонден посмотреть, как он поправляется: один плотник копается и, по-видимому, долго будет копаться, пока выйдет что-либо из этого вместилища бедноты и грязи. Вернулись в гостиницу к двенадцати часам. Моисею сорок пять лет; женат был два раза, оба неудачно; второй раз развелся с женою уже будучи христианином, за беспутство ее; еще жениться не желает; это хорошо, но пусть же держит имя свое безупречным: будет жить один в молитвенном доме, в Тонден; так пусть отнюдь не принимает у себя женщин в одиночку, чтобы не вышло какого-либо подозрения и нарекания. Пусть в свободное время разводит огородик и цветник, в пример трудолюбия христианам… Все это я внушал ему дорогой. |
| Всенощную служил о. Феодор Мидзуно. Пели оба хора хорошо, но когда пришел на правый клир Львовский, по обычаю, стали растягивать несносно. Особенно «Величит душа моя» тянули на целые десять минут, точно концерт, и это шесть раз одно и то же! Я потерял терпение и по окончании ирмоса вызвал Дмитрия Константиновича и сделал ему выговор. 20 декабря 1897/1 января 1898. Суббота. В восемь часов началась Литургия, отслуженная тремя иереями с о. Романом во главе (о. Павел Сато болен). На молебен выходил я. По левую руку от кафедры всегда стояли два ряда маленьких учениц, ныне, вышедши на кафедру, я удивился, что нет ни одной. «Не захворали ли?» – встревожился я, но тотчас же догадался, что они ушли в хоры, как певчие уже, к чему и готовились; только и там их ни одной не было видно – точно попрятавшиеся в щелях, – так они еще малы. После службы нашел я у себя учителей и некоторых катехизаторов, зашедших поздравить с Новым годом. Учащихся не было никого, так как официальные поздравления, по случаю Императорского траура, отменены, то они также не решились явиться, жаль мне стало детей. Я велел позвать их; тотчас же с радостью собрались; певчие пропели (вместо обычного «икутосимо») «Спаси, Господи, люди Твоя»; раздал им, как обычно, по двадцать сен не певшим года, по тридцать – певшим больше года, не певшим – по десять сен; Катехизаторской школе, где только шесть учеников, дал одну ену на «кваси»; регентам по одной ене, причетникам по пятьдесят сен, учительницам, певчим то же; Анне и старшим учительницам по одной ене. Потом прислуге, которая тоже стеснялась явиться, – по одной ене, как и прежде всегда было. Затем поздравителей почти никого не было больше. День был прекрасный. Всегда в этот день бывало, воздух точно засорен змеями. Ныне и их не было. Малые дети пускали змей, как и на миссийском дворе суетились многие сопляки, но высоко не поднимались они; видно, что большие не давали им поддержки, соблюдая приличие траура. Японский народ удивительно воспитан в политическом отношении! |
| После Литургии был благодарственный молебен по случаю рождения сына у Наследника японского престола. Предварительно я сказал несколько слов о том, что Бог хранит японское государство, современные которому древние государства давно погибли, – хранит за добрые качества у японского народа, любезные Богу, хотя еще не знакомому японцам; что добром своим японский народ много обязан руководящей его Императорской династии – потому должен молиться за нее… Из Церкви между другими японскими гостями зашел ко мне Иосиф Окада, прибывший из Накацу, на Киусиу, просить привилегию на изобретенную им машину вязать сети. Это бывший католический катехизатор, познавший ложь католичества, бросивший его и принявший в прошлом году православие. Он обратил потом в православие и живущего в Накацу уже семь лет Фудзии, бонзу знаменитой фамилии (смотри – 16 апреля). Думал я, нельзя ли из Фудзии образовать проповедника. Оказывается – нельзя. Окада рассказал, что Фудзии не прочь сделаться служителем Церкви, но «прямо священником». Этой одной черты достаточно, чтобы видеть, что у человека нет христианского смирения нисколько, что он едва ли и понял христианство, и что о. Петр Кавано поспешил крестить его. Сам Окада – человек скромный, почтенный и, по-видимому, искренний христианин. 23 апреля/6 мая 1901. Понедельник. День тезоименитства нашей Государыни, потому был в Посольстве на молебне. За завтраком и после был горячий спор у посланника с Ванновским об отношении в России Правительства к католикам. Извольский винит светское Правительство (совершенно исключая из этого Духовное ведомство), что оно суровыми и разными нелогичными мерами раздражает католиков и глубже вгоняет в них дух фанатизма и ненависти к России. Ванновский отстаивал строгие меры. Кстати, католические монахини признались, что они способствовали побегу Языковой: они снабдили ее деньгами на проезд до Парижа и отправили ее на пароходе, ушедшем в Канаду. Значит – finita la comedia, девица безвозвратно поглощена мутным морем католичества. Дураки родители, волчицам поручающие ягнят. |
| Пред завтраком закуска. – После завтрака, все, по русскому обычаю, благодарили графиню. Прежде и после все молились. Детям помешали рассыпаться по комнатам, о чем я сказал московской Шереметевой, а она графине. Кофе, за которым графиня велела всем детям подойти под благословение, так как я предварительно говорил о прошлом разе, когда они – кто не подвернется – просит благословения. Самый младший, толстый мальчуган, на лошади в Японию. За кофеем сказали, что граф Сергий Дмитриевич, больной, желает меня видеть; между тем старый граф не переставал рассказывать об японцах: уголь на живот, мускусные пилюли от опьянения, – наперед заготовленные в неводе шесть форелей и «сасими» из них, отобрание ключей от комнат японцев. – Граф Сергий – расцеловался и сказал, что, «если нужно что, чтобы писать ему, а он доложит Великому Князю (наследнику); что – очень желательно, чтобы Японский Император принял православие». Трость с золотым крючком в руках. – Он и больной очень мил и красив. Доложили, что Титов желает войти к нему; я вышел. – Предложение графинь Шереметевых – о пожертвовании шлейфа на саккос 35 и прочее. Просил написать и меморандум об историческом платье и сказал, что и в Японии оно будет храниться как историческое. Графиня, супруга графа Сергия, просила известить о времени хиротонии, – хочет быть при этом. Московская графиня Шереметева все время была весьма любезна; супруга Сергия Дмитриевича сказала, что у нее есть небольшое денежное пожертвование, рублей сто; обещался после когда-нибудь вечером (часов в семь) быть и взять. Московская Шереметева проводила до лестницы. В Москве обещался быть у нее. – Был, между прочим, гвардеец – внук Высокопреосвященного Иннокентия – Ваня. На обратном пути заехал к графу Путятину, отдать графине Ольге Ефимовне просфору, вынутую сегодня о. Дмитрием – знак первой совместной с ним молитвы за нее и все семейство графа. Граф Евфимий Васильевич был очень весел и дал икону для о. Дмитрия и даже надписал ее. Тут же были княгиня Орбелиани (знаменитая пленница) и бывшая сестра милосердия в минувшей войне на Кавказе. |
| Газеты переполнены корейскими обстоятельствами. В самом деле, для Японии большой скандал вышел: «Сооси» убивают корейскую Королеву, но не они только, а и японский Посланник, барон-генерал Миура, и японское военное начальство там, и японская полиция там – все участвуют в деле. Даже винит сама же японская пресса («Ници-ници симбун» особенно) премьера-маркиза Ито – в деле. Этот скандал, кажется, еще погромче будет и тяжелее отзовется для Японии, чем нападение на нашего Цесаревича в 1891 году. И какое варварское дело! На Короля грубо кричали, Наследника побили за то, что он не хотел сказать, в каких комнатах его мать; Королеву, нашедши, сбили с ног и изрубили, при этом зарубили еще трех придворных дам; потом за волоса вытащили всех из дворца и сожгли. 11/23 октября 1895. Среда. О. Феодор Мидзуно, вернувшись из путешествия по своему приходу, приходил рассказать. Плохие известия: везде проповедь в застое; слушателей почти нигде нет. Рано еще, по-видимому, проповедать в Хокуроку-до; к тому же и катехизаторы у нас плохи, Исида Фома в Каназава ничего не делает, да и не может делать, кажется; плохой вышел из него слуга для Церкви, хоть почти первым он кончил Семинарию. Акила Ивата в Таката прокис; его нужно поскорей вывести оттуда; Ямааки из Каназава переведен на его место, а Акилу – к строгому о. Матфею всего лучше. В Каруйзава есть слушатели – железнодорожники: Сунгамура назначены дорожные, чтобы он еженедельно посещал Каруйзава. В «Japan Daily Mail» сегодня заявляется, что бишоп Bickersheth с женой уезжают в Англию: «Вызывается бишоп неожиданно для консультации с церковными английскими властями по предмету предположенного расширения аглицкого епископата в Японии». Два уже бишопа у них здесь, если не считать третьего американского – того же поля ягоды; миссионеров и миссионерок – до Москвы не перевешаешь. И все еще мало! Еще – бишопов, еще логомахов! Сеть, как видно, тщатся накинуть на всю Японию. Очень боятся, чтобы Япония не стала православною; будет-де не с руки протестантской Англии; в этом для них и вся сила; иначе для чего бы умножать бишопов! Миссионерское дело у них довольно плохое, – и одному бишопу делать нечего. Но пусть сколько угодно накидывают сетей – гнилые они, не удержать японцев, хотя бы временно и захватили их! Бог приведет все ко благу Святой Своей Православной Церкви. |
| Японский гражданский праздник – память отца нынешнего Императора; школы не учились, мы с Накаем до обеда не переводили. Зато я поработал над ответами. А после обеда, с первого часу до шести часов, был на собрании в (городском доме) Общества молодых людей (Канда, Митосирачё). Василий Ямада, начальник «Сейкёо Сейнен-квай» (Православного Общества молодых людей) на днях побывал в Асио, чтобы посмотреть на бедствия тамошних жителей от медного рудника, принадлежащего купцу Фурукава. Вернувшись, задумал устроить благотворительное собрание в пользу бедствующих; сегодня и происходило оно и вышло блестящим. Производилось оно нашим «Сейнен-квай»; распорядителями были – главным Василий Ямада, потом семинаристы, продававшие билеты и смотревшие за порядком. Зал был битком набит – внизу и на хорах; вероятно, не менее полторы тысячи было. Ораторов было по программе одиннадцать; в том числе два члена Парламента: Симада Сабуро и Судзуки Мандзиро; первый в то же время издатель большой газеты «Маиници-Симбун»; три наших православных: Иван Акимович Сенума, Петр Исикава и Василий Ямада; два протестантских бокуси Тамура и Метода, дальше: начальник Женской школы, председатель Женского общества, Бунгакуси Мива, писатель Киносита. Пришедши в десять минут второго часа, я уже застал говорящим Петра Исикава. Описывал бедствия трехсот тысяч людей от отравления медью воды, земли и воздуха; пенял на правительство, что оно только и занято бюджетом и старанием добыть денег, забывая про народ. Потом говорил ученый Мива, безобразно расхаживая по сцене; рассматривал медное отравление народа с точки зрения добродетели (доотоку) и тоже осуждал незаботливость правительства. Выразился, между прочим: «не могу рассматривать этот вопрос с точки зрения религиозной, так как религия заботится о будущей жизни, а с настоящею не имеет дела», каковым суждением выразил свое религиозное невежество. Протестант Мотода сказал порядочно, старался возбудить сострадание к страждущим. За ним журналист Киносита бранил и осмеивал Правительство, особенно Министерство Народного Просвещения – за недавнее запрещение студентам Университета участвовать в митингах об отравлении воды в Асио. За ним взошел на кафедру протестантский бокуси (пастор) Тамура и действительно, разжалобил до слез: описывал свое посещение отравленной местности; что там поголовное крайнее обеднение, ибо земля перестала родить что-либо, и почти поголовное боление и большая смертность; рассказ был простой, но он так выразительно выкрикивал его, что потрясал нервы, например, сказал фразу: «я не понимаю действий правительства», и не понимаю – «вакаримасен» повторил, возвышая голос и обращая его в истерическое вскрикивание, раз семь; каждую тираду так заканчивал, и при этом выхватывая платок утирать свои слезы, он растрогал аудиторию до того, что, когда, кончая речь, попросил тут же пожертвовать на помощь несчастным, кто сколько может, сейчас же набросили семьдесят семь ен. |
| В Йокохаме сделал визиты Генералу Владимиру Николаевичу Данилову, живущему в русском консульстве. Жаловался, что получает множество ругательных писем от пленных. Надеется недели в две кончать эвакуацию. 17/30 января 1906. Вторник. Японский гражданский праздник. В школах не было занятий. Я писал письма в ответы военнопленным на разные вопросы. Например, спрашивают, как поступать по прибытии домой, когда станут угощать и нудить пить вино? Советовал совсем не пить, а постараться завести в своих местах общества трезвости. В Хаматера есть целое общество весьма благочестивых матросов, ежедневно собирающихся читать и петь молитвы и акафисты, читать духовные книги и вести благочестивые беседы. 18/31 января 1906. Среда. Для о. Симеона Мии от его падучей болезни весьма полезно быть как можно больше в движении. Во время его беспрерывных разъездов для богослужений у военнопленных с ним никогда не было припадка. Теперь, за отъездом военнопленных, эта служба прекратилась. Но он, тем не менее, просит дать ему возможность чаще странствовать. Я ответил ему сегодня, что очень рад этому. Пусть он путешествует по всем Церквам для ободрения, оживления, возбуждения к большей деятельности катехизаторов и самих священников. Я все из России жду миссионера для этой службы, но его нет; как видно, Богу угодно, чтобы эта нужда Японской Церкви удовлетворялась местными средствами. О. Мии очень способен на это. И дай ему Бог успехов! На будущем Соборе я объявлю, что назначаю о. Симеона для этой службы, и, вероятно, все рады будут этому. Теперь же пока пусть он посетит Кагосима и другие Церкви ведения умершего о. Якова Такая. Сегодня послал о. Симеону Мии также письмо к нему за подписью 34-х офицеров, живших в Кёото: благодарят его, семью его и школу Кёотскую за доброе участие к ним в тягостное время плена. Прислали это письмо из Нагасаки мне, для передачи о. Симеону, а меня просят еще выхлопотать ему наперстный крест в награду за доброе служение военнопленным. Я написал о. Мии, что хлопотать буду, но за результат не ручаюсь. |
| – Это, по нынешнему времени, правда; но сами же японцы и сознают это, и начинают вопиять против этой низменности нынешнего течения… – И так далее. Подивился я суждениям героя. Когда адмирал Дубасов сидел у меня, доставлен был с железной дороги ящик с подарком полковника Окамото: сто книг «Дайнихонси», сто книг продолжения ее и бронзовая статуэтка Ямато-такеруно-микото. Днем, в свободное время, и вечер я занят был почтой, – приготовил совсем к отсылке построечный отчет и прочее. 22 марта/3 апреля 1899. Понедельник четвертой недели Великого Поста. Не учимся в школах по случаю гражданского праздника «Дзимму-коотей». Лишь только приготовил к отсылке на почту всю русскую корреспонденцию, в одиннадцатом часу, как прибыл из Кёото о. Симеон Мии. По объяснению его оказалось, что полковник Окамото Риуноске действительно от Министерства внутренних дел имеет официальное назначение исследовать европейские и американские вероучения в видах принятия японским правительством более определенного отношения к ним по случаю наступающего времени разрешения иностранцам селиться где угодно в Японии (заккё). Назначение это дано было ему от Министра внутренних дел графа Итагаки еще в запрошлом году, о чем и напечатано в конце его, Окамото, книги (одной из книг его сочинения, присланных им прежде мне). До сих пор он, живя в уединении в одном храме, один ри от Кёото, изучает японский буддизм, находя нужным прежде, чем пуститься в исследования чужого, познакомиться с своим. Перечитал он и православные книги, посланные от меня ему. Находит будто бы, по словам о. Семена, что православие – лучшая из иностранных вер. Но веры в нее еще нет у него, как вообще ничему он не верит сердцем, будучи силен лишь рассудочной стороной души. Не раз он виделся с о. Мии, слушал его объяснение разных религиозных вопросов. Ныне просит от о. Мии отправиться с ним в Россию, чтобы сделать для него возможным изучение православия на месте его исповедания. Для сопровождения его по протестантским и католическим странам уже есть у него спутники, конечно, преданные тому и другому исповеданиям. Должен он иметь спутника и переводчика и для России, ибо не говорит он ни на каком иностранном языке (понимает только несколько по-немецки)… Дорожные он обеспечивает о. Симеону, ибо надеется выхлопотать их у нынешнего премьера, графа Ямагата. Хочет он еще до поездки в европейскую Россию посетить Сибирь в видах его частной цели – ознакомления с русскими и становления искренних дружеских отношений к ним. Для этого тоже просит о. Мии сопутствовать ему. |
| Второй шаг – основать Миссию в Корее. Если бы Вы знали, какая это настоятельная нужда! Корейский народ открыт для принятия христианства, и толпы миссионеров уже обступили его. О католиках и говорить нечего; они там больше сотни лет, и имеется множество обращенных; но и протестанты разных сект всё более и более наезжают туда. А корейцы, как ближайшие соседи России, под обаянием ее силы и в то же время миролюбия и доброты, по-видимому, больше всего расположены к Православию. Слышно (слыхал от Алексея Михайловича Кумани, нашего посланника в Пекине, в Пасху бывшего здесь), что корейцы, пограничные с русскими владениями, побывав в них, добровольно заимствуют и уносят к себе русские религиозные верования и обычаи. Здесь живущие некоторые корейские эмигранты, при каждом визите в Миссию, неизменно предлагают вопрос: не послана ли духовная Миссия в Корею? И убеждают скорее послать. Но кого послать? У нас и на Соборах возникает требование послать проповедников в Корею, но всегда оканчивается прискорбным сознанием, что послать некого, – проповедников и для Японии далеко не хватает. Вышеупомянутые эмигранты определили в миссийскую семинарию одного корейского юношу, отдав его в полное распоряжение Миссии, и я думал было из него образовать проповедника, тем более что он и сам охотился к тому, но корейский посланник здесь, видя способности юноши, взял его для другого употребления, чему Миссия не могла воспрепятствоваться. Вызвать бы из Владивостока несколько молодых корейцев для воспитания из них проповедников? Но, во-первых, как найти и безошибочно угадать способных и наклонных к тому? Во-вторых, их, так же как и того юношу, во всякое время может смутить и переманить на другую службу корейское правительство. Вопрос можно разрешить гораздо проще, легче и надежнее, именно: после того как даны будут для Японской миссии два миссионера, выхлопочите еще третьего – он будет для Кореи, в этом я даю обещание. Пока испытана и показана будет на деле целесообразность и полезность Корейской миссии, пусть будет и содержание на нее не ассигнуемо: корейским миссионером просто будет японский миссионер в командировке. |
|
|
