| новые пути научной разработки подобных вопросов. А вот метод и приемы самого автора, которые он предположил применить к своему труду, как нечто более совершенное. «Приступая к описанию того, что сохранила людская память и мертвые рукописи и книги о святителе Иоасафе, гов. автор, мы воздержимся от самомнения, что мы поймем и можем понять его душу… мы только скромно попробуем глянуть на то, что можем видеть в исторической ночи, попробуем начертать больше внешний его силуэт, разглядеть по внешнему виду того, кто был храмом Св. Духа» (XVI стр.). И скажем откровенно, что автор остался вполне верен себе: он кажется даже и не делал попытки понять душу Святителя, а всё и смотрел в историческую ночь, которая для него действительно темна и осталась бы темна, если бы на неё не пролили света те многочисленные произведения наших ученых исследователей о эпохе жизни Св. Иоасафа в её церковной и политической стороне, и особенно огромный материал о личности Свят. Иоасафа, который собран и издан кн. Жеваховым. Мы и оцениваем и можем оценивать труд автора только с этой исключительно точки зрения собранного им исторического материала, построения, того исторического фона и перспективы, на которых появляется и действует среди других деятелей церковных и личность Св. Иоасафа. К личности Святителя Иоасафа и его биографии, выразимся так, стянуто всё, относящееся в этот период к государственной и церковной жизни. Но разве Св. Иоасаф центральная фигура этой эпохи в её политической и церковной сфере, разве он на всё это имел влияние и со всем этим связан особенно как-нибудь, а не так же, как и всякий другой его современник? Всякий факт из жизни Святителя Иоасафа дает автору повод пускаться в исторические церковно-политические экскурсии, а не касаться его постольку, поскольку он мог выяснять личность Святителя в её типичности и определенности её облика. Личность-то Святителя сама по себе и осталась у автора не раскрытой: что в ней главное, характерное, особенное и основное. Ведь и тема требовала создать или воссоздать образ Св. Иоасафа как Пастыря. Это автору не удалось в достаточной мере именно благодаря принятому им методу |
| О поэме На Пасху 1737 года будущий святитель — тогда еще преподаватель и экзаменатор Киевской Духовной академии, иеромонах Иоасаф (Горленко) приветствовал прибывшего в Киев нового правящего архиерея — архиепископа Рафаила (Заборовского) стихами собственного сочинения — поэмой «Брань честных семи добродетелей с семью грехами смертными». Поэма произвела сильное впечатление на владыку Рафаила и преподавателей академии. Рукописный текст «Брани...» иеромонах Иоасаф подарил архиепископу Рафаилу. Есть основания полагать, что вызвавшая большой интерес поэма неоднократно переписывалась. Список, хранившийся в Церковно-археологическом музее Киевской Духовной академии, стал источником для первой публикации «Брани...» в 1892 году. Среди читателей и почитателей поэмы — священномученик Никодим (Кононов) ( 1918 г.), епископ Белгородский, который в составленном к прославлению святителя в 1911 году акафисте воспел: «Имея оружие непобедимое — Крест, на сердце твоем верою начертанный, противу страстей и грехов смертных, возстающих на ны, крепко ополчился еси, и, Господу победы на тыя враги даровавшу, сложил еси песнь честным добродетелем, ейже внимающе, и мы благодарными усты сице ти воспеваем....» Идея переиздания поэмы святителя Иоасафа в наши дни принадлежит ведущему научному сотруднику Белгородского областного государственного историко-краеведческого музея Андрею Игоревичу Папкову. Работая с каталогами Российской государственной библиотеки, он обнаружил поэму святителя Иоасафа, изданную в 1892 году. Сделал ксерокопию и с предложением о переиздании обратился к настоятелю Преображенского кафедрального собора г. Белгорода протоиерею Олегу Николаевичу Кобец. Идея была поддержана и творчески развита: было предложено сделать современный поэтический перевод этого произведения, созданного на церковно-славянском языке, и поэтому не совсем понятного современному читателю. Автор современного поэтического перевода поэмы, клирик Николо-Иоасафовского собора города Белгорода, член Союза писателей и Союза журналистов России, протоиерей Игорь Кобелев. Поэма святителя Иоасафа является лучшим образцом поэзии того времени, да и во многом является образцовым произведением.В современном поэтическом переводе она появилась лишь в 2002 году. Около 8 месяцев о. Игорь работал над переводом, а самое сложное было — разбивать длинную строку святителя на более короткие и находить соответствующие рифмы. |
| Нерадивых и ленивых священников святитель Иоасаф строго наказывал и поступал так не по произволу своему или по опрометчивости, но после тщательного расследования, размышления и молитвы. Невиновных он не наказывал, но только виновных. Насколько глубоко проникал Святитель в тайны человеческого сердца, узнавал душевное состояние человека, об этом рассказывает одно событие, достойное самого пристального внимания. Однажды по приезде в епархию к святителю Иосафу явилось духовенство. Из его среды он обратил внимание на одного священника, глубокого старца. Узнав, что ему уже 130 лет и он изнемогает, но живет, Святитель так сказал ему: “Ты видишь пред собою пастыря, как отца стоящего перед сыном своим и желающего ближе узнать твою совесть. Я хочу знать, не омрачена ли она каким-либо тяжким грехом, который по неведению, быть может, сочтен тобою малозначащим и забыт? Долговременная жизнь твоя убеждает меня, как пастыря, войти в подробное рассмотрение дела и, очистив душу твою, примирить с оскорбленным тобою и данною мне властью простить и самую греховную тяжесть, по глаголанному: Аще разрешиши на земли, будет разрешено на небесех ( Мф.16:19 ). Пройди мысленно жизнь твою, проверь все случавшееся с тобою, приведи на память каждое действие служения своего Богу. Может быть, что-то встретится, имеющее тень какого-либо греха или отступления от настоящей твоей должности, или что-нибудь подобное, что и по днесь тяготит твою душу, совесть и даже жизнь”. Оставленный на некоторое время старец-священник припомнил забытый грех и поведал Святителю, как некогда он в один день дважды, из-за страха перед строгим помещиком, отслужил обедню, несмотря на неземной глас: “Остановись, что ты делаешь? Не дерзай, аще же дерзнешь, проклят будешь”. На этот голос священник ответил тогда словами: “Сам проклят ты будь”. Узнав это и уразумев, что священник заклял Ангела того храма, Святитель довел пастыря до сознания совершенного им греха. Потом поехал с походной церковью на место, где находился прежде тот храм, в поле. Там благословил старца отслужить Литургию. Когда была она отслужена (а во время ее Святитель усердно молился, преклонив колена), священник произнес отпуст. Святитель велел ему стать у правого угла престола и читать: Ныне отпущаеши … По прочтении благословил его и сказал: “Прощаю и разрешаю тя от всех твоих грехов”. Тут же старец-священник стал слабеть, склоняться и, припав к подножию престола, тихо испустил дух. Тут его и похоронили. Так святитель-прозорливец спас душу согрешившего пастыря. |
| Горе нам, что, не приправляем слова своего божественною солью, но всегда говорим ближнему бесполезные и далекие от благочестия речи! Не желай слушать о вреде, понесенном оскорбившим тебя, чтобы не воздать ему в сердце злом за зло. Авва Исаия 10-го декабря 10 декабря 1754 года скончался в с. Грайвороне Курской губ., не доехав до места своего служения Белгородский святитель Иоасаф Горленко. Жизнь его, по словам очевидцев, была исполнена правды, справедливости, искания Бога, милосердия. – Святые мощи его почивают нетленными в Белгородском соборе. Нынешние исковерканные люди ставят ему в вину якобы его жестокость, но он, как прямой честный человек охотно по-христиански прощал людям личные обиды, но жестоко наказывал всякое нарушение законов Божественных, зная, что многими скорбьми подобает внити ее Царствие Небесное и что лучше пострадать здесь за свой грех, нежели там быть отвергнутым. К бедным святитель имел такое расположение, что сам навещал их, никем не замеченный подходил ночью к хижинам неимущих, подвозил топливо, сам колол дрова и строго наказывал приближенным, чтобы не открывали, кто их благодетель. Перед большими праздниками он обычно посылал келейника к беднейшим жителям города со всякими припасами. Келейник одевался в самое простое платье и, положив дары своего владыки у окна или порога дома, трижды ударял в стену для привлечения внимания и затем спешно удалялся. В Грайвороне, где часто бывал святитель, весь год, работали над изготовлением зимних одежд для бедного населения его паствы, и осенью все это расходилось по рукам нуждающихся. Случилось келейнику заболеть перед Рождеством. Тогда епископ переоделся в его же простое платье и отправился сам разносить все свои подаяния. Возвращаясь в свой архиерейский дом, он не ответил на оклик привратника, опасаясь, чтобы он его не узнал: Тот остановил его и начал допрашивать и, не получая ответа, жестоко избил его, так что на другой день владыка не мог встать с постели. Когда же это дело стало известно, милостивый святитель еще и наградил своего верного слугу одеждою и деньгами. |
| К офиц. полнофигурному варианту с подробным жизнеописанием святителя относился также портрет И. 1844 г. работы «курского живописца» (?) Сергея Моисеева, принадлежавший некогда Белгородскому архиерейскому дому ( Жевахов. 1907-1909. Т. 1. Ч. 3. Вкл.; Кобец и др. 2006. С. 68). Сохранился близкий по типу, упрощенный по живописи ростовой образ на холсте посл. трети XIX в. (ЦАК при образовательно-методическом центре «Преображение» в Белгороде): И. в светлом подризнике и в облачении ярких синего, малинового, зеленого цветов, с добавленными впосл. нимбом и надписью. Тогда же выполнен небольшой по размеру, холодный по колориту портрет из частного собрания в Белгороде: фигура И. поставлена на орлеце в церковном интерьере, вверху слева - большое облако с образом благословляющего Спасителя в сиянии. Группа портретов И. 2-го извода, имеющих не столь парадный характер, тоже довольно многочисленна и вариативна. На изображениях святителя в др. типе облачения (в архиерейской мантии, черном клобуке) его полуфигура обычно развернута вправо. К этому ряду можно отнести 2 идентичных по изводу портрета И. 1-й пол. XIX в. из Николо-Иоасафовского собора в Белгороде и нач. XIX в. из собрания ГМЗРК (опубл. как экспонат Ростовского музея церковных древностей, т. е. Белой палаты, дар камергера Высочайшего двора Д. А. Булатова, см.: Жевахов. 1907-1909. Т. 1. Ч. 3. Вкл.). Вероятно, это тоже списки более раннего оригинала, где у И. характерное широкоскулое лицо. На портрете из собора написано: «(koni)»; по деталям изображения он почти полностью совпадает с портретом, пожертвованным Е. Апостоловой в 1803 г. в Троицкий мон-рь Белгорода (см.: Там же; согласно опубл. подписи: «1798 года генваря 10 дня заболела и 1803 года, как только обещала изображение Святителя Иоасафа сделать, тот час начала выздоравливать, в чем свидетельство даю сим его изображением Елисавета Апостолова»), т. е. мог быть скопирован позднее. Особенностью иконографии является жест десницы святителя - раскрытая к зрителю ладонь (для средневек. канонического искусства - жест приятия благодати), что редко встречается на портретах духовных лиц. Др. специфическая деталь - жезл в левой руке, змеевидное навершие к-рого украшено высоким крестом с драгоценными камнями; на мантии скрижали красного цвета. На портретах имеются биографические тексты (на одном - под изображением, на другом - справа вверху), а на ростовском полотне - также и герб святителя. |
| В 1750 г. ректором семинарии становится иеромонах Иоасаф Миткевич. Он возобновил курс богословия, который преподавал сам. Через четыре года, 15 июля 1754 г., Тимофей Савельевич Соколовский закончил курс обучения и оставлен при семинарии учителем риторики. За весь четырнадцатилетний период пребывания в семинарии Тимофей, как замечает один из ученых его жизнеописателей митрополит Евгений (Болховитинов), “всегда (был) в числе учеников, наипаче преуспевавших”. В ведомости за 1747 год “о учениках школы греческой, кто как с них выучился и с какой школы”, ученик “школы философии” Тимофей Савельев отмечен: “изрядно выучился”, а в разрядном списке успевающих он значился под 5. Об усердии и стремлении Тимофея к знаниям свидетельствует тот факт, что изучению греческого языка, необязательного предмета в числе семинарских наук, он посвящал свободные часы, посещая вторично после двухгодичного изучения риторический и философский курсы (1744—1749). Архиепископ Стефан, назначая Тимофея Соколовского учителем греческого языка, отметил в нем “как в ученическом, так и в учительском звании прилежное рачение, также и добропорядочное житие”. Насколько искусным оказался Тимофей Соколовский в знании греческого языка, можно судить по следующим обстоятельствам: во-первых, Тимофей одновременно совмещал обязанности ученика и учителя, а во-вторых, он довольно быстро подготовил себе преемника по семинарской кафедре, своего ученика Феодора Сотского, который впоследствии стал видным официальным переводчиком с греческого языка при Св. Синоде. Прекрасному знанию греческого языка, глубокому пониманию Священного Писания, всестороннему знакомству с святоотеческой письменностью — всеми этими сокровищами святитель Тихон обязан исключительно своему пребыванию в семинарии. По мере развития духовных сил перед Тимофеем, терпеливым и трудолюбивым, постепенно открывалась вся глубина тогдашнего богословского образования. Трудолюбие и терпение, эти христианские добродетели русской души, были неотъемлемыми чертами святителя Тихона еще в раннем детстве. В школе же, под влиянием благоприятных условий, они стали господствующими качествами его личности. Хотя в его время, даже “в самой семинарии, воспитавшей святителя, преобладала над всем схоластическая ученость, когда между словом и делом, между мыслило и действительностью не было ничего почти общего, когда о многом и очень хорошо говорили, но очень мало или же совсем ничего не делали”, святитель умел стать выше этого. Он постепенно возвышался, умудрялся и обогащался духовыми познаниями, и поэтому ему были совершенно чужды схоластика, расхождение слова и дела. |
| 2434 Например, в ближайшем к описываемому времени указе императрицы Анны Иоанновны от 20 мая 1731 г. читаем: «Ежели впредь кто, гнева Божия не боясь и сего Ея И. В. указа не страшась, станут волшебников к себе призывать, или к ним в домы для каких волшебных способов приходить, или на путех о волшебствах разговоры с ними иметь и учению их последовать, или какие волшебники начнут собою на вред или мняще якобы на пользу кому волшебства чинить, и за то оные обманщики казнены будут смертию, созжены; а тем, которые для мнимой себе душевредной пользы станут их требовать, учинено будет жестокое наказание, биты будут кнутом, а иные по важности вин и смертию казнены будут». 2439 Так в ноябре 1750 г, в Белгороде по указу святителя было вызвано 27 священников с тем, чтобы они исполняли послушание на хлебной, пока обучат катехизис и кафедральный экзаменатор письменно засвидетельствует об их знании ibid., col. 23. 2440 При обзоре епархии святитель Иоасаф нашел в Оскольском уезде 10 священников, совершавших литургию на испортившемся вине, вопреки наставлению разосланной книжки, которой они совершенно не знали; за это священники лишены были сана, ibid., coll. 24–25. 2442 В 1750 г., ректор коллегиума Гедеон Антонский, в виду предстоящей перестройки училищного здания, просил святителя Иоасафа дать грамоту с разрешением на эту перестройку, а протопопам Харьковскому, Чугуевскому и Змиевскому – указы о вспомоществовании подводами духовных лиц при возке по зимнему пути нужного для стройки материала. Святитель на этой просьбе ректора коллегиума положил такую резолюцию: «благословительную грамоту дать, а указов протопопам не посылать, токмо написать от нас партикулярное письмо, в котором изобразить прошение архимандрита, а потом от нас рекомендательное требование о вспоможении, сколь возможно тому месту, отечеству нашему благопотребному». В разосланных же помянутым протопопам письмах святитель просил об исполнении указанной просьбы ректора коллегиума, отмечая, что «коллегиум, по силе монарших указов в пользу российского отечества и к расширению прославления имени Божия, яко весьма нужный и потребный православной церкви, учрежден». А. С. Лебедев, цитир. соч., стр. 87–88. |
| Вот я и прошу вас, обсудите мой доклад, рассмотрите его со всех сторон, а потом и решайте, точно ли мне было откровение Свыше, или только померещилось мне; в здравом ли уме я излагаю вам свой доклад, или и точно я душевнобольной человек и делюсь с вами своими галлюцинациями… Года за два до войны, следовательно, в 1912 году, явился мне в сновидении Святитель Иоасаф и, взяв меня за руку, вывел на высокую гору, откуда нашему взору открывалась вся Россия, залитая кровью. Я содрогнулся от ужаса… Не было ни одного города, ни одного села, ни одного клочка земли, не покрытого кровью… Я слышал отдаленные вопли и стоны людей, зловещий гул орудий и свист летающих пуль, зигзагами пересекающих воздух; я видел, как переполненные кровью реки выходили из берегов и грозными потоками заливали землю… Картина была так ужасна, что я бросился к ногам Святителя, чтобы молить Его о пощаде. Но от трепетания сердечного я только судорожно хватался за одежды Святителя и, смотря на Угодника глазами, полными ужаса, не мог выговорить ни одного слова. Между тем Святитель стоял неподвижно и точно всматривался в кровавые дали, а затем изрек мне: “Покайтесь… Этого еще нет, но скоро будет”… После этого дивный облик Святителя, лучезарный и светлый, стал медленно удаляться от меня и растворился в синеватой дымке горизонта. Я проснулся. Сон был до того грозен, а голос Святителя так явственно звучал, точно наяву, что я везде, где только мог, кричал о грядущей беде; но меня никто не слушал… Наоборот, чем громче я кричал о своем сне, тем громче надо мною смеялись, тем откровеннее называли меня сумасшедшим. Но вот подошел июль 1914 года… Война была объявлена… Такого ожесточения, какое наблюдалось с обеих сторон, еще не видела история… Кровь лилась потоками, заливая все большие пространства… И в этот грозный час, может быть, только я один понимал весь ужас происходящего и то, почему все это происходит и должно было произойти… Грозные слова Святителя “ скоро будет ” исполнились буквально и обличили неверовавших. |
| “Как злы люди! Не знаю даже, чего больше, злобы или слепоты, – ответил я сестре, – чего только не говорят об Императрице, а, право, я еще не видел большей искренности, простоты, более горячей любви к России, более сознательного служения ей… Кто мне поверит, если я скажу, что и Царь, и Царица даже не похожи на наших современных аристократов, что, если бы Они не были Царями, то наше великосветское общество даже не приняло бы Их в свою среду. Они слишком хороши, слишком просты и естественны, слишком искренни, и в гостиной Императрицы нет ничего, что бы напоминало специфический запах салонов, где, под личиною светскости и “такта”, кроется так много лжи, лукавства, зависти, интриг и всякого рода нечисти”… Простившись с сестрою, я уехал в Петербург, где меня, с великим нетерпением, ожидал протоиерей А.И.Маляревский. “Спаси Ее Господи”, – беспрестанно повторял о. Александр, слушая мой рассказ. “А на каком языке говорила с вами Императрица?” – спросил он. “На превосходном русском языке, без малейшего даже акцента иностранки, – ответил я. – Вы знаете, как неохотно я отзывался на всякого рода приглашения светских дам и уклонялся от посещения разных салонов… Это потому, что я всегда был чужим среди знати, чувствовал эту фальшь и неискренность, какие прикрывались такою нарядною внешностью, и задыхался в этой атмосфере лжи… Как ни высоко стоял человек, а ему хотелось казаться в моих глазах еще выше, и он старался задавить меня своим величием… И вот сегодня, в первый раз, я увидел коронованную Царицу… Там – одно смирение, одна чистота, какая-то святость даже… Ни малейшего намека на высоту положения, ничего деланного, искусственного… Всегда я защищал Императрицу от нападок, не зная, чувствовал Ее… А теперь буду громко говорить всем, что, если бы слушались Императрицу, то не было бы и того, что случилось… У Нее не только большой ум, но и ум облагодатствованный”… “Сохрани и спаси Ее, страдалицу, Матерь Божья! – сказал протоиерей А.И.Маляревский, – привел-таки Святитель Иоасаф Вас и к Царице. Поведет и дальше: только не упирайтесь… Не будут Вас смущать больше мысли о поездке в Ставку?!. Теперь и сами увидели, что ехать туда нужно было Вам, а не полковнику, и что не даром Святитель посылал Вас туда”… |
| Может быть, все дело, с самого начала, было поведено неправильно; может быть, я не должен был вовсе рассказывать гофмейстерине Е.А. Нарышкиной содержание доклада полковника, а должен был ограничиться только просьбою исходатайствовать полковнику О. аудиенцию у Ея Величества, чтобы он лично обо всем рассказал… Вспомните, что полковник говорил о “депутации” к Царю… Может быть он, бедный, не надеясь, по смирению своему, на возможность единолично выполнить миссию Святителя, рассчитывал войти хотя бы в состав депутации… Не обидим ли мы полковника, если я один поеду в Ставку; не навлечем ли и гнева Святителя?! Вот Вы все говорите, что это мое дело, что меня посылает в Ставку Святитель Иоасаф… И пока я этому верил, до тех пор, как видите, и работал энергично… А вот теперь эта вера моя и поколебалась, и я не знаю, кого хочет послать в ставку Святитель – меня или полковника; и то, что я этого не знаю, то мучит меня и волнует”… “Искушение, князь, искушение, – убежденно сказал протоиерей А.И. Маляревский. – Враг подстерегает всякое доброе намерение… Гоните его от себя… Если бы Господь не благословлял Вашей поездки, то и не допустил бы ее”… “Смотрите, батюшка, чтобы не согрешить… Вопрос идет о спасении всей России… Если моя поездка не будет угодна Божией Матери и Святителю, тогда вся ответственность должна будет пасть на меня… Где полковник?.. Может быть, можно взять его с собою и представить Государю?”.. “Адреса своего полковник не оставлял, – ответил о. протоиерей, – и никто не знает, где он. После своего доклада он не являлся ко мне. Если он в Петрограде, то не мог не слышать о Вашей командировке. Почему же он не явился ни к Вам, ни ко мне, и не заявил о своем желании присоединиться к Вашей поездке в Ставку?! Возможно, что его и нет в Петрограде… Да и кто бы решился ходатайствовать о Высочайшей аудиенции никому неизвестному полковнику?! Тревоги Ваши от врага… Вы ведь не просили о командировке… Гофмейстерина Е.А. Нарышкина тоже не просила Государыню командировать Вас; я тоже не думал о возможности Вашей личной поездки, а рассчитывал, что, в лучшем случае, пошлют какого-нибудь генерал-адъютанта, или свитского генерала… А, если вышло так, что ехать приходится Вам, значит – такова воля Божия; значит – так угодно Матери Божией и Святителю Иоасафу… Нет, нет, пусть Ваши мысли не смущают Вас… Это – искушение, чтобы вызвать уныние и отнять веру в святость миссии Вашей… Имейте сами эту веру и в других возгревайте”… |
|
|
