| 9. Что реку или что возглаголю? Обращу ли взоры на Деву – родительницу? Направлю ли внимание на новое и чудесное рождение? Разсматривая дивный образ рождения, предамся созерцанию, поскольку побеждается естество и нарушаются обычные законы вещей. Где воля Божия, там открывается новое и дивное дело, поскольку [и] новые вещи совершаются согласно с природой всех телесных вещей. И эти дивные дела по своему естеству ни чуть не более дивны; так как природа недеятельна, то ничего не может случиться по ея воле, и дивны все дела Господни, которые Он восхотел. 10. О неизреченное и неизследимое таинство! Тот, Кто прежде мира был Единородным, неосязаемый, простой, безтелесный соделался телесным, пришел и облекся в тленное тело, чтобы осязательно явиться. Ибо каким образом, если бы Он не был видимым, Он научил бы соблюдать учение и привел к невидимому? Он явно был видим, чтобы видимое перенести к невидимому. И поскольку люди, считая глаза вернее ушей, верят тому, что видят, тогда как относительно того, чего не видят, сомневаются, то Бог восхотел быть видимым по телу, чтобы разрушить и ниспровергнуть сомнения не верующих. Он восхотел родиться от Девы, не для того, чтобы научить Деву относительно вещей, в которых она не должна была соучаствовать, поскольку важности этих вещей дева не сознавала, – и это таинство есть неизреченное дело [высшей] силы, почему (сама Дева) спросила Гавриила только об одном: «Как будет это, поскольку я не знаю общения с мужем»? И вот, она получила истинный ответ: «Дух Святый найдет на Тебя и сила Всевышняго осенит Тебя» ( Лук. 1, 35 ). Но каким образом Слово, Которое было от Бога, потом было от Девы? Это – чудо, недоступное изследующему. Ибо как мудрый золотых дел мастер, нашедши металл, делает по своим надобностям сосуд, какой ему нравится, так поступил и Христос и, обретши Деву, святую по духу и по телу, из нея принял одушевленное тело, сообразное с Своими намерениями, наперед представляя Себе совершенное тело, как бы надетое на Себя. 11. В этот чудный день рождества Слово не устыдилось и не ужаснулось родиться в утробе Девы, поскольку не считало недостойным воспринять тело Своего творения, чтобы Его творение, соделавшееся одеждой Творца, одарялось славою, и открывалась Его благодать, пока не сделалось очевидным, откуда сошел Бог Своим благоволением. Ибо как сначала невозможно было, чтобы из праха вышел сосуд, прежде чем глина попала в руки художника, который обделал ее, так и когда сосуд разбит, невозможно было возобновить его, если бы он не сделался одеждой Творца, Который одел ее. |
| Каким образом Слово, наименовавши обрезанных, потом называет не иудеев только, не израильтян, не дом Иакова, и не самое употребительное собственное имя Иуду, но включает с ними и египтян, и Эдома, и сыновей Аммона, и сыновей Моава, как всех необрезанных сердцем своим. Неужели Слово хочет сказать что-нибудь в таком роде, что сыны Израилевы, конечно, кажутся имеющими закон обрезания. но ничем не отличаются от остальных необрезанных народов, будучи и сами необрезанными в сердце своем, как необрезанные во зле? Неужели, говорю, Слово хочет сказать что-нибудь в таком роде, что сыны Иуды, конечно, имеют слово об обрезании и прочие изречения Божьи, однако, ничем не отличаются от не имеющих закона Божия, Египта и Эдома, сыновей Аммона и сыновей Моава? Неужели оно называет обрезанными всех вместе, не только израильтян и иудеев, но и остальные народы, как показывают и читаемые писания? Ибо всех оно назвало обрезанными и затем поставило Египет и Иуду и прочие народы. И как можно присоединиться к тому, чтобы всех их назвать обрезанными? Если кто приведет на память [историю] от начала, то найдет, что все эти названные народы произошли от семени Авраама. Авраам быль обрезан, будучи девяноста девяти лет, сам и его сыновья, Измаил и все мужи дома его, и домочадцы и купленные из чуждородных народов, он обрезал их. Ибо все это дословно написано в книге Бытия 31 . Но каким образом переводит обрезание на Египтян и на Эдома и на сынов Моава и на сынов Аммона? Обрезан был, как я сказал, Измаил, по закону, будучи тринадцатилетним, именно как сын Авраама от Агари, рабыни египтянки. И немного спустя. И поселился, говорит, Измаил в пустыне, и сделался стрелком, и жил в пустыне. Привела же ему мать его египтянку в жену 32 . Ради чего все это мною рассказывается? Ищу обрезанных в Египте, и ищу обрезанных в пустыне, всех, которых записываете Слово. Итак, оказывается, что они были из рода Измаила, который поселился в пустыне, взял же жену египтянку, и я уже не колеблюсь, что это были или те, которые в Египте были обрезаны, или те, лицо которых острижено и которые поселились в пустыне. |
| Ибо естественно, что Измаил перенял отеческий закон Авраама, как происходящий от боголюбезного отца, и когда ушел из дома, то и сам делал, и потомкам своим передал то, что считал самым твердым для себя, как переданное от отца. Таким образом, конечно, возможно найти обрезанных египтян или населяющих пустыню. А как же и Эдом? Этот Эдом и сам происходит из семени Авраама. У Авраама был сын Измаил от Агари, был же и Исаак от Сарры. У Исаака же опять было два сына, именно Исав и Иаков. Иаков не взял жены из чужой крови, ни из хананеянок, так как отец позаботился об этом. Исав же взял в жену дочь Измаила, сестру Навеофа, как очевидно, взявши в жену двоюродную сестру по отцу, чуждую же по матери, и делается отцом многих сыновей. Первородными же его был Эдом, и меня подтвердит священное слово, которое говорит: это родство Исава отца Эдома 33 . Итак, что сказано было немного раньше об Измаиле, именно, что он, принявши от отца закон об обрезании, передал его потомкам своим, это нам можно сказать и об Исаве, что он, будучи сыном Исаака, сына Авраама, закон, который получил от деда и от отца перешедший к нему, передал и детям и, может быть, сам обрезал Эдома. Неужели это не ясно? А как же сыны Аммона и сыны Моава? Более трудолюбивые знают, что они сыновья Лота, сына сестры Авраама. И немного спустя. Итак, от Лота рожден был Аммон и Моав, каждый от его дочерей, когда дочери Лота, подумавши, что вся земля пустынна, таким образом хотели спасти род человеческий. Именно у старшей родился Моав, что значит «от отца», и у второй Аммон, что значить «сын рода». Все здесь сказанное убеждает, что нам уже не трудно согласиться, что все таким образом в священном слове названы обрезанными, когда сам Иеремия свидетельствует и о сынах Моава и о сынах Аммона, потому что и их он перечислил среди обрезанных. И немного спустя. Если же нужно, чтобы нам сверх того была и какая-нибудь польза от сказанного, то правильно можно сказать так: много родов людей имеют наружный вид праведности и носят на себе некоторые следы закона Божия и некоторым образом притворяются и лицемерно заботятся о добродетели; однако такое произволение у нас только для видимости, притворства и обольщения, а в действительности мы совершенно не стремились искоренить из себя зло и поношение на Египет и на Идумеян. |
| Глава I Если кто называет тело Христово несозданным и не исповедует, что Сам несозданный Бог Слово представил доказательства воплощения и вочеловечения созданного из человечества, как написано, анафема да будет. Изъяснение. Ибо как можно называть тело не созданным? Ведь несозданное бесстрастно, неуязвляемо, неосязаемо. Христос же, воскресший из мертвых, показывал своим ученикам и знаки от гвоздей, и прободение копья, и тело для осязания, хотя и вошел к ним при запертых дверях; но это сделано было Им для того, чтобы показать и действие Божества, и истинность тела. Хотя он был Бог , но по естеству познан был как человек, и будучи по истине человеком, по делам Своим явился Богом. Глава II Если кто называет плоть Христа единосущной Божеству, и не исповедует, что Он – в образе Божием Сый, предвечный Бог и уничижил Себя и принял образ раба, как написано ( Флп. 2, 7 ), анафема да будет. Изъяснение. Каким образом явившуюся во времени плоть можно называть единосущной безлетному Божеству? Ибо единосущным называется совершенно тожественное по естеству и по вечности. Глава III Если кто говорит, что Христос воспринял совершенного человека, как одного из пророков, и не исповедует, что Он Сам, чрез воплощение от Девы, соделался человеком, родился в Вифлеме, воспитан в Назарете и показал преуспеяние в возрасте, подлежал счислению времени [по летам], крестился в Иордане и был засвидетельствован Отцом: «Сей есть Сын Мой возлюбленный», как написано ( Матф. 3, 17 ), анафема да будет. Изъяснение. Как можно утверждать, что Господь воспринял совершенного человека, как одного из пророков, когда Сам Господь соделался человеком чрез воплощение от Девы? Посему написано, что «первый человек из земли перстный» ( 1Кор. 15, 47 ); когда же он, созданный из земли, отошел в землю, то второй, сделавшись человеком, восшел на небеса. И говорится: «первый Адам» и «последний Адам» ( 1Кор. 15, 45 ). И как исповедуется, что второй от первого по плоти, – посему Христос и человек и Сын человеческий, – так и засвидетельствовано, что второй – Спаситель первого, ради которого Он и снисшел с неба. Когда же Слово, снисшедшее с неба и соделавшееся человеком, взошло на небеса, то вследствие этого и говорится: второй Адам – с небес. Глава IV |
| Кто не страшится величия Своего Божества и от смерти не содрогается. А если кто боится огня, содрогается железа, устрашается преисподней, бездны, не хочет быть отданным диким зверям, – каким образом этого, который так удаляется от пагубных для людей бедствий, мы можем назвать Богом? – Если же блаженнейший и нетленный Бог пришел в огонь, не боясь огня, так как Он всегда пребывает одним и тем же, и презрел огонь вследствие того, что огонь не всегда тот же, – ибо как мы можем об огне, сила которого терпит убыль, сказать, что он всегда один и тот же? – Но об этом Боге, презирающем железо, пренебрегающем огнем, не боящемся смерти, – как мы можем не сказать, что Он бесстрастен, когда Он в Своих страданиях остается тем же, добровольно принимая на Себя человеческие страдания, но не претерпевая болезненных ощущений, проистекающих из человеческих страданий? Ибо тот есть Бог, Кто всегда остается одним и тем же. Кто же терпит вред от страданий, поражается болезненными ощущениями, силою необходимости удерживается от того, чтобы совершать благое, тот не Бог, хотя бы он и назывался Богом. А кто не подлежит смерти, кто своим страданием доказал свое бесстрастие, тот может придти и совершить то, что пристойно совершать Богу – помощнику и может измениться в мой [человеческий] образ, однако пребывая в своей неизменяемости, и быть всем, будучи вне всего. Та воля бесстрастна, которая силою необходимости не удерживается от того, чтобы придти к тем людям, которые жаждут божественного промышления. Но тот, кто, созерцая величие своего божества в своем прекрасном блаженстве, избрал себе молчание, и который один только пребывает в счастьи своего естества, презирая все прочее, потому что он предпочел бездеятельность, которую он избрал для себя, – каким образом такое совершеннейшее существо не окажется значительно ниже тех смертных, которые не пощадили своей жизни, чтобы помочь своим отечественным городам или друзьям, которые своею волею стали выше мучений, и вследствие своей выдающейся доблести причиненные им мучения не считали мучениями? Первый же тот, которому было имя Теос 2 , – он предпочел смерть, чтобы (сограждане) не служили, Лакедемонянам. |
| 89) Ибо возможность разрешить эти священныя и любезнейшия узы, как я думаю, зависит не от низшей части, многообразной и очень склонной переменять свои решения, так как не от нея одной зависело и в начале установить этот союз, но от лучшей, твердой и неудобопреклонной, от которой более зависело и установить эти узы и эту священную связь. И по божественному слову не душа Давида была соединена с душою Ионафана, 90) а наоборот, душа более слабаго, испытавшая это, называется связанною с душою Давида. Ибо не более сильное, само в себе имеющее достаточно сил, по собственному побуждению хотело бы быть связанным с слабейшим, но слабейшее, нуждающееся в поддержке сильнейшаго, должно быть соединено с сильнейшим и быть в зависимости от него, чтобы одно, пребывая в себе самом, не потерпело никакого вреда от своего общения с слабейшим, a [другое] неупорядоченное в себе, будучи связано и соединено с сильнейшим, не причиняя никакого вреда [первому], силою уз было бы подчинено лучшему. 91) Поэтому установить узы было делом [духовно] превосходящаго, а не слабейшаго, а быть связанным – дело худшаго, так что оно не имеет возможности избавиться от уз. 92) Таковыми узами, так сказать, крепко связавши, этот Давид держит меня не только теперь, но уже с того времени, и если бы я даже захотел, то я не мог бы освободиться от его уз. Если бы я даже и ушел отсюда, то и тогда он не освободит моей души, которую он, согласно божественному Писанию, держит столь крепко связанною. Глава VII 93) Впрочем, после того как он с самаго начала таким образом захватил меня и всеми возможными способами преодолел, и после того, как им было достигнуто главное, и я решил остаться, с того времени он [начал поступать со мною] подобно тому, как поступает хороший земледелец с землей, которая невозделана и действительно никаким образом не плодородна, но соленая и сожженная, каменистая и песчаная, или даже с такою, которая и не совсем безплодна и по крайней мере не лишена растительности, но [напротивъ] даже тучная, и однако невозделана и оставлена в пренебрежении, поросла тернием и диким кустарником и с трудом поддается обработке; |
| 190) Повествуется 18 , что один сын, получивший от отца причитающуюся на его долю по сравнению с другим братом часть наследства, добровольно ушел от отца в далекую страну. Живя же распутно, он расточил и промотал отцовское достояние; наконец, в нужде он нанялся пасти свиней, а вынуждаемый голодом он хотел иметь общение в пище со свиньями, однако даже и этого не получал. Итак, он потерпел наказание за свое распутство, променявши отцовскую, истинно царскую трапезу на пищу свиней и в положении наемника, на пищу, которая раньше и на мысль не приходила ему. 191) Кажется, нечто подобное случится и со мной, когда я уйду отсюда и даже не со всем приходящимся на мою долю наследием. Ибо я не взял даже того, что нужно было, однако же ухожу, оставивши с тобою и у тебя прекрасное и дорогое и променявши его на худшее. 192) Ведь меня ожидает все печальное: шум и смятение вместо мира и вместо спокойной и благоустроенной жизни безпорядочная, а вместо этой свободы тягостное рабство, площади, суды, толпы и роскошь. 193) И для лучшаго уже не будет у меня никакого досуга, и я не буду даже произносить божественных изречений, а буду говорить o делах человеческих 19 , – уже это представляется богопросвещенному мужу в некотором роде истинным бедствием, – но я буду говорить о делах и дурных людей. 194) Меня ожидает настоящая ночь вместо дня, вместо яснаго света – мрак, вместо празднества – печаль, вместо отечества – вражеская страна, в которой мне невозможно петь священную песнь, – ибо как [это возможно] в земле, чуждой для моей души 20 , где пребывая невозможно приблизиться к Богу? – напротив, [остается] только плакать и стенать, воспоминая то, что было здесь, если и это будет мне позволено. 195) Повествуется 21 , что некогда на великий и священный город, в котором почиталось Божество, напали враги и увели в качестве пленников жителей, певцов и богословов в свою страну, – это был Вавилон: но отведенные в нее, они даже на требование своих победителей не хотели петь божественное и играть на псалтири в нечистой земле, но повесили свои музыкальные инструменты, привязавши их на ивах, сами же плакали на реках вавилонских 22 . |
| 72) И божественный ангел, после того как прошел со мною так далеко и передал руководство мною этому мужу, здесь, вероятно, успокоился, не от усталости или изнурения, – ибо род божественных слуг не знает усталости, – но потому что он передал меня мужу, который должен исполнить все, насколько возможно, промышление и попечение обо мне. Глава VI 73) Он же, принявши меня к себе, с перваго дня, который был для меня поистине первым, если можно сказать, драгоценнейшим из всех дней, когда для меня впервые начало восходить истинное солнце, прежде всего приложил всякое старание к тому, чтобы привязать меня к себе, в то время как я, подобно зверям, рыбам или птицам, попавшим в силки или в сети, но старающимся ускользнуть и убежать, хотел удалиться от него в Берит или в отечество. 74) Он употреблял всевозможные доводы, трогал, как говорит пословица, за всякую веревку, прилагал все свои силы. 75) Он восхвалял философию и любителей философии обширными, многочисленными и приличествующими похвалами, говоря, что они одни живут жизнью, поистине приличною разумным существам, так как они стремятся жить правильно, и [прежде всего] достигают знания о самих себе, каковы они, а затем об истинно благом, к чему человек должен стремиться, и об истинно злом, чего должно избегать. 76) С другой стороны, он порицал невежество и всех невежественных; а таких много, которые, наподобие скота, слепотствуют умом, не знают даже того, что они, блуждают, как будто не имеют разума, и вообще не знают и не хотят узнавать, в чем действительная сущность добра и зла, как на благо устремляются и жаждут денег и славы и почета со стороны толпы и благосостояния тела, 77) ценят это выше многаго и даже всего, из искусств те, которыя могут доставить эти блага, а из родов жизни те, которые подают надежду на них – военную службу, судебную и изучение законов. Это, – так говорил он с особенною настойчивостью и большим искусством, – то, что возбуждает нас, если мы оставляем в пренебрежении наш разум, который однако, как он говорит, больше всего в нас призван к господству. |
| 51) Я считаю, – если и не издавна, то, по крайней мере, когда размышляю об этом теперь, – немаловажным признаком священнаго и дивнаго промышления обо мне именно это стечение обстоятельств, которое может быть так расчислено по годам, чтобы, с одной стороны, все, что предшествовало этому возрасту, насколько оно состояло из дел заблуждения, могло быть отнесено на счет моей незрелости и неразумия, и чтобы священное слово напрасно не было вверено душе, еще не владеющей разумом, 53) но, с другой стороны, чтобы, когда она сделается уже способною к разумной деятельности, она не была лишена, если даже и не божественнаго и чистаго разума, то, по крайней мере, страха, сообразнаго с этим разумом, и чтобы человеческий и божественный разум одновременно достигли господства во мне, один – помогая мне неизъяснимою для меня, но ему свойственною силою, а другой – воспринимая эту помощь 6 . 54) Размышление об этом исполняет меня одновременно и радостью и страхом, когда, с одной стороны, это водительство возвеличивает меня, но, с другой стороны, я боюсь, что, даже удостоенный столь великаго, я тем не менее не достигну цели. 55) Однако, не знаю каким образом, моя речь слишком задержалась на этой части [моего повествования]; с одной стороны, я хотел бы подробно изложить дивное направление меня к этому мужу, однако, с другой стороны, с самаго начала поспешаю и доселе говорю кратко, чтобы перейти к следующему по порядку, не потому, что будто я воздал должную хвалу или благодарение и почтение тому, кто так управил меня, – да не буду высокомерным, употребляя такия выражения и в то же время не говоря ничего достойнаго, – но потому, что я просто предлагаю повествование или открытое исповедание или как иначе приличным образом можно назвать это. 56) Моей матери, которая одна из родителей осталась, чтобы заботиться обо мне, угодно было, воспитывая меня во всем прочем, как мальчиков не неблагороднаго, разумеется, происхождения и воспитания, послать меня в школу к ритору, так как я должен был сделаться ритором. И действительно, я посещал эту школу, и тогдашние сведущие люди уверяли, что в непродолжительном времени я буду ритором; с своей стороны я и не мог и не хотел бы утвержать этого. 57) He было даже никакого основания для этого, но не было также еще и никаких предположений для причин, которыя могли привести меня на настоящий путь; но ведь у меня был неусыпный божественный воспитатель и истинный попечитель: он, когда ни домашние не помышляли, ни сам я не обнаруживал желания, |
| 12) ибо было бы безцельно и легкомысленно о предметах, не имеющих продолжительнаго и устойчиваго бытия, но многоразличным образом и скоро преходящих, держать речь в возвышенном и торжественном тоне уже в самом вступлении к ней, – я не мог бы говорить об этом, если бы что-либо в этом роде предложено было мне в качестве темы для речи, так как это – безполезные и пустые предметы и такие, которых я никогда не избрал бы добровольно для своей речи. Впрочем, если бы мне действительно предстояло говорить о таком предмете, то в моей речи не было бы ни какого-либо замешательства, ни безпокойства о том, чтобы не показалось, что я говорю что-либо ниже достоинства предмета. 13) Но теперь я хочу напомнить о том, что у него самое богоподобное и что в нем родственно с Богом, с одной стороны заключено в этом видимом и смертном муже, а с другой стороны самым усердным образом стремится уподобиться Богу, и намереваюсь коснуться в некотором смысле более возвышенных предметов и принести благодарение Богу за то, что мне даровано встретиться со столь великим мужем, вопреки всякому человеческому ожиданию, как других, так и моему собственному, так как я и не предполагал никогда и не надеялся; таких важных предметов намерен коснуться я, ничтожный и умственно ограниченный, – разве не благоразумно, что я уклоняюсь и медлю и добровольно готов молчать? 14) И в самом деле, представляется безопасным ддя меня соблюдать молчание, чтобы под предлогом благодарности вследствие необдуманности, может быть, не сказать о возвышенных и священных предметах чего-либо недостойнаго, ничтожнаго и презреннаго; и таким образом я не только не достигну истины, но и причиню ей, насколько от меня зависит, какой-либо ущерб у тех, кто верит, что так и в действительности, как изображает мое слабое слово, которое более оскорбляет, чем в своем содержании дает точное изображение его дел. 15) Однако, твои достоинства, возлюбленная глава, не могут быть ни умалены, ни поруганы, и еще гораздо более не может потерпеть какого-либо ущерба от моих ничтожных и недостойных слов то божественное, которое само по себе пребывает непоколебимым. 16) Но я не знаю, как мне избежать впечатления дерзости и необдуманности, если я по неразумию, с ничтожным умом и средствами, наскакиваю на великия и во всяком случае превосходящия мои силы дела. 17) Да, если бы где-либо в другом месте и пред другими слушателями я решился на такой легкомысленный (собств. юношеский) поступок, тогда я в известной степени был бы дерзким и безразсудно смелым; однако не наглость была бы виною моего необдуманнаго выступления, так как я отважился бы на это не в твоем присутствии. |
|
|
