| В виде заключения к песни прибавлена притча первого отдела ( Притч.6:10–11 ). Из двукратно повторенного надписания ( Притч.22:17, 24:23 ) видно, что заключающиеся здесь притчи изречены не одним лицом, а несколькими мудрецами. Между этими неизвестными мудрецами несомненно считался и Соломон, так как некоторые из уже известных нам по первым отделам притчей Соломона повторяются и здесь, напр. сейчас упомянутая нами и замечательная по своему изяществу Соломонова притча о ленивом ( Притч.6:10–11 ) приводится и здесь, другим мудрецом в подтверждение своего личного опыта ( Притч.24:23–34 ). Притч.24:23 приводится ниже – Притч.28:21 , в ряду притчей надписанных именем Соломона. Таким образом, рассматриваемый отдел притчей мудрых не случайно поставлен между притчами Соломона, а по действительному тяготении их к числу притчей Соломоновых 11 , хотя в настоящее время нет возможности отделить помещенные здесь притчи Соломона от притчей других, неназванных по имени, но вероятно близких к Соломону мудрецов. Мало того, то лицо, которое собрало и изложило заключающиеся здесь притчи мудрых и которое, конечно, также принадлежало к числу мудрецов дающих наставления, при своем изложении старалось войти в положение Соломона, говорящего в первых отделах притчей, особенно в главах 1–9, и потому употребляет тоже обращение Соломона к своему наследнику: сын мой! ( Притч.23:19, 26, 24:13 ), и даже в своем предисловии представляет Соломона, ссылающимся на два свои предшествующие издания притчей: «вот я написал тебе три раза (или три книги притчей), чтобы научить тебя, дать ответ тем, которые пришлют к тебе с вопросом». Писавший эти слова так или иначе имел в виду Соломона, заботящегося о развитии своего сына в области притчей и загадок, чтобы сделать из него преемника своей мудрости, вызывавшей общее удивление и привлекавшей к себе внимание всего тогдашнего мира. Некоторые из ортодоксальных критиков западных отделы третий и четвертый приписывают в полном виде самому Соломону. «Так как в первом надписании ( Притч.1:1–7 ), говорит Геферник, было обещано дать читателю притчи Соломона, то быть не может, чтобы теперь читателя обманывали, выдавая притчи неизвестных авторов за произведения Соломона. |
| Таким образом, гипотеза Евальда об основной Соломоновой притче в составе рассматриваемой нами книги получила у Гитцига именно то изменение, о котором мы говорили. Из отдела антитезов центр тяжести книги переведен Гитцигом в отдел парабол и сравнений, как единственных якобы притчей «баснописца Соломона». Мы уже говорили, что подобное предположение равносильно предположению Евальда о первоначальности антитетической притчи и падает вместе с ним 26 . Но в своем стремлении усилить оппозицию Евальду, Гитциг допускает еще больше произвола. О притчах Соломона по гипотезе Гитцига первый раз вспомнил Езекия, хотя собрания притчей были и раньше. Притчи Соломона собираются Езекиею из уст народа, – чего ни в каком случае не хотел допустить Евальд, вместо широкого течения всей народной жизни проводивший свои притчи только по течению школ мудрецов. Как у Евальда притчи Соломона должны были смешаться с массою притчей школы мудрых, так здесь они смешались с народными изречениями. Но каким образом и притчи, названные Соломоновыми, могли по происхождению принадлежать северу? Не натуральнее ли было бы притчей Соломоновых искать ближе, в пределах Иудеи и особенно в самом Иерусалиме? На эти вопросы Гитциг не дает никакого ответа. Далее то, что Гитциг называет светским характером притчей, т.е. предписания, касающиеся частной и государственной жизни, весьма заметны и во всех других отделах книги. Если в данном отрывке не упоминается о законе (Моисея) и богослужении, то этому причиною сам же Гитциг, оторвавший от собрания Езекии следующую 28-ю главу, говорящую в частности о религиозных обязанностях человека. Но если бы в самом деле в собрании Езекии вовсе не было прямого упоминания о богослужении и законе, то и это также мало делало бы их «светскими» и, следовательно, противоположными другим «духовным» причтам, как не упоминание имени Израиль во всей книге Притчей делает ее антиизраильскою. Точно также все другие особенности притчей собрания Езекии не таковы, чтобы их нельзя было предположить в Иерусалиме, особенно у автора-царя, одновременно владевшего севером и югом Палестины. Впрочем, говоря о северном происхождении собрания глл. 25–27, Гитциг только приготовлял почву для другого своего взгляда о происхождении притчей Агура и Лемуила, глл. 30–31, о чем мы еще будем говорить ниже. |
| Эта интерлюдия предваряет второе приглашение на трапезу – от Госпожи Глупости («женщины безрассудной»), которое, имитируя призыв Госпожи Премудрости, лишь усиливает впечатление от него. Госпожа Премудрость выступает в роли пророка, а Госпожа Глупость в роли блудной женщины. Ст. 13–18 в сущности повторяют сказанное в 7:10–27, а выражение воды краденые перекликается с 5:15–16: недозволенные сексуальные связи иногда кажутся более привлекательными, чем общепринятые. Но Госпожа Глупость умышленно толкает людей в пропасть (18). Таким образом, завершаясь, этот раздел Книги Притчей ставит нас перед судьбоносным выбором: путь добра или путь зла, жизнь или смерть. 10:1 – 22:16 Притчи Соломона Второй из основных разделов книги содержит притчи, которые, по сути, являются мудрыми изречениями в форме пословиц, афоризмов, когда в одном стихе в лаконичной форме выражается законченная мысль. Эти «притчи» были собраны и систематизированы на основе, по меньшей мере, трех принципов. Во–первых, они могут быть подразделены на четыре типа. A) Изречения на житейские темы (напр.: 10:4,12,26). Б) Изречения о мудрости (напр.: 10:1,5,8). B) Изречения о праведности (напр.: 10:2,6,7). Г) Изречения о вмешательстве Бога в жизнь людей (напр.: 10:3,22,27). Это разграничение не абсолютно, наблюдаются промежуточные варианты, как это видно из приведенных примеров, но в целом такое деление не бесполезно. Считается, что приведенная последовательность четырех типов высказываний соотносится с их «возрастом»: вначале появились изречения на житейские темы (как обычные пословицы), позднее о мудрости, затем о нравственности и, наконец, изречения религиозного характера. Возможно, это так, однако представляется, что все эти четыре области с давних пор в равной мере привлекали внимание человека. На основании такого деления на четыре типа притчи были сгруппированы в гл. 10 – 22. Хотя, например, в гл. 10 – 11 есть изречения разных типов, но они все объединяются вокруг главной темы: праведности и нечестия. Во–вторых, притчи можно разделить по тематическому принципу: например, в 10:1–22 много изречений о богатстве и использовании дара человеческой речи. Этот принцип применим ко всем четырем упомянутым типам. Он послужил еще одним критерием подразделения притчей. К примеру, все изречения в 10:2–5 так или иначе соотносятся с темой процветания, но иллюстрируют все четыре указанные выше типа. |
| Если бы Евальд не опустил еще из внимания, что эта мудрость в притчах, хотя вышедшая из самодеятельного упразднения мудреца в законе, выражена, тем не менее, не простым мудрецом, но состоявшим под непосредственным влиянием Духа Божия, то его характеристика притчей Соломоновых, в отличие от народных притчей других восточных народов, была бы полная. Гораздо ближе притчи Соломоновы стоят к притчам восточным – второго рода, не только по их происхождению внешнему как произведению одного или, положим, нескольких мудрецов, но и по внешней форме и характеру, поскольку в них истины высшего знания облекаются в легко понятные, краткие и сильные сентенции и гномы [краткое образное изречение], которые, не состоя в тесной связи между собой, располагаются лишь по связи внешней. Но при этом, кроме обстоятельства, указанного нами в примечании к Евальдовым словам, притчи Соломоновы отличаются от подобного рода притчей всех других восточных народов существенно своим исключительно религиозным направлением и отпечатлевшимся на них характером откровения, из которого они и проистекают, главным образом, характером чистоты и определенности, с которой поняты все отношения жизни и возведены к познанию определенного Богом назначения человека, так что все собрание притчей, как оно ни обширно и ни разнообразно по содержанию своему, проникнуто одной мыслью противоположения, с одной стороны, мудрости и благочестия, с другой – глупости и безбожия; к этой мысли возводятся, или, лучше сказать, на ней основываются, все притчи, находящиеся в рассматриваемом собрании. Этого высшего направления, этой ясности и определенности всех отношений жизни, этого просветления их одной мыслью нет в притчах и пословицах ни одного из древних народов; и так как мы знаем об источнике такого характера, то смело можем сказать, что и не могло быть. Все притчи и пословицы других древних народов в самых лучших собраниях суть не более, как известный род народной морали, более или менее не чистой, не просветленной, не человечественной. |
| Указанное в ст. 3 значение притчи имеют прежде всего для юношества, но затем и для людей взрослых, опытных и мудрых. Первым притчи дают «смышленность», евр. орма, собст. лукавство ( Быт 3.1 ), как и греч. πανουργα, лат. astutia; здесь в добром смысле (ср. Притч 8.5, 12, 13.16, 14.15, 22.3 ) – благоразумия или предусмотрительности, для избежания от сетей хитрых и злонамеренных (ср. Мф 10.16 ), – а также вообще знание и рассудительность (евр. даат узимма, LXX: αιθησιν κ. νγοιαν, Vulg.: scientiam el intellectum). Но притчи, как готовые правила житейской и духовной мудрости, полезны и для людей зрелых и мудрых: мудрый слушая эти притчи становится еще мудрее, и разумный приобретет «искусство управлять» (особ. государством, сн. Притч 11.14 ), евр. тахбулот. LXX: κυβυγησις (управление кораблем). Vulg.: gubernacula, слав.: строительство, т. е. вообще искусство или навык к благоустроению жизни (сн. Притч 20:18, 24:6 ). В ст. 6 говорится, что разумный при помощи притчей не только сумеет благоустроить жизнь свою (религиозную, нравственную семейную и общественную), но еще навыкнет понимать замысловатые и загадочные речи, евр. мелица вехидот, LXX: σκοτεινν λογον κ. ανγματα. По-видимому, здесь разумеются такие специальные притчи загадочного свойства, какие особенно имеют место в Притч 30 . Древние, особенно жители Востока, высоко ценили искусство предлагать и отгадывать загадки (ср. Суд.14:12–19 ). Царица Савская приходила в Иерусалим, из дальней страны чтобы испытать Соломона загадками и поучиться заключенной в них мудрости Соломона ( 3Цар 10.1 ). Впрочем, ввиду того, что в рассматриваемом ст. 6 выражении «замысловатая речь» ( мелица) и «загадка» ( хида) сопоставляются с более общими выражениями «притча» ( машал) и «слова мудрых» ( дибре хакамим), можно думать (свв. Афан. Вел. и И.Злат.), что в ст. 6 имеются в виду «не хитросплетенные слова, обольщающие видом правдоподобия, но точные, как бы познанные самими говорящими и выражающие как бы приговоры, произносимые ими» (напр., Притч 15.13–14 ). Обыкновенно люди определяют дела по последствиям, премудрый же открывает причины действий, чтобы человек, зная причины зол, остерегался их, и представляет как бы краткий очерк движения души (напр., Притч 10.12, 13.4, 14.11 ) «...Если ты исследуешь каждое изречение книги, ты найдешь, что оно сказано и написано для того чтобы слушающие познавая причины зол и благ, избегали худого, и творили доброе». Мидраш в целом стихе видит указание на Тору. |
| Надписание: и это притчи Соломоновы – до очевидности показывает, что надписанное ими собрание сделано после предшествующего и к нему присоединено как прибавление трудами мужей Езекии. Вопрос остается при этом только тот, сами ли эти мужи присоединили свое собрание притчей Соломоновых к прежнему собранию, в каковом случае им должно принадлежать и надписание: и это притчи Соломона и прочее, или они только собрали притчи Соломоновы, содержащиеся в этой части, а присоединение её к прежнему собранию сделано рукой последнего редактора книги, который прибавил к тому и содержащиеся в двух последних главах притчи Агура и Лемуила и не только над всем этим собранием сделал общее надписание ( Притч.1:1–7 ), но и частные, как-то: в начале 10-й главы, в начале 25-й, 30-й и 31-й? Чтобы решить этот вопрос, хотя не с полной исторической достоверностью, а, по крайней мере, с нужной для науки степенью исторической вероятности, нужно составить представление о происхождении и составе всего собрания притчей в одну книгу, что можно сделать обозрением происхождения собраний каждой из трех частей книги и соединения их в одну. 1) Так как первая часть книги Притчей есть связное, членораздельное, органическое целое, и её содержание, по мыслям и языку, вполне совпадает не только с отношениями Соломоновского времени, но и с особенным характером Соломона-царя, то нет никаких препятствий думать, что в предлежащем виде она вся составлена самим Соломоном. – Притчи второй части, с 10-й до 25-й главы, рассматриваемые сами по себе, также не содержат в себе ничего такого, что свидетельствовало бы против происхождения всех их от Соломона: впрочем, из этого с непререкаемой достоверностью нельзя заключать, что и собрание их в том виде, как они находятся в книге, происходит от самого Соломона, хотя решительных доказательств противного также нельзя представить. Обыкновенно в доказательство того, что это собрание сделано не самим Соломоном, указывают частью на некоторую перепутанность и несвязность притчей, непоследовательность, в какой они поставлены одни подле других, частью на повторения одних и тех же притчей с большими или меньшими изменениями. |
| Таким образом, отдел притчей, начинающийся с ( Притч.22:17 ) имеет опять какую-то свою особенную историю, отличающую его от предшествующих притчей и был написан для какого-то отдельного частного лица. Так как здесь ясно говорится, что автор пишет «третий раз», а впереди мы нашли именно три отдела притчей, считая и настоящий, то весьма вероятно, что автор имел ввиду не какие-нибудь неизвестные послания, а именно сейчас указанные нами первые части притчей. – Дальнейшее надписание встречаем Притч.24 в короткой форме: " вот еще притчи мудрых». Таким образом, следующий затем отдел притчей, также как и предшествующий, не мог быть назван по имени Соломона или другого приточника, а назван только вообще вышедшим из школы мудрецов. Выражение «вот еще притчи мудрых» подтверждает сделанное нами разделение третьего отдела; если бы ( Притч.22:17–21 ) не считать особенным надписанием «притчей мудрых», тогда не имело бы смысла сделанное здесь ударение «вот еще»..., потому что тогда до Притч.24 будут идти притчи только одного Соломона 6 . – Далее новое надписание встречаем ( Притч.25 ) в таком виде: «это притчи Соломона, переведенные людьми Езекии (по LXX: друзьями Езекии) царя иудейского». Выражение «переведенные», употреблено здесь не в смысле перевода с одного языка на другой, а в смысле переведения из народной памяти на письмо или же в смысле извлечения из каких-нибудь архивных бумаг, может быть из большого списка тех 3000 притчей Соломона, о которых говорится в книге Царств (LXX: εξεγραψαντο). LXX (ватик. кодекс) к этому надписанию делают весьма важную библиографическую прибавку: «сии притчи Соломона, α δικριτοι, не рядовые, которые списали друзья Езекии, царя иудейского». Так как слова «нерядовые» в еврейском тексте не было, то LXX, вставляя его в надписание, имели в виду указать предание своего времени о каком-то важном употреблении этих притчей, выдвигавшем их из ряда других притчей Соломона, на что указывает отчасти и еврейский текст особенною подробностью надписания, делающею отдел 25–29 главнейшим в книге. |
| Приклони ухо, прислушивайся к сказанному, обрати свое сердце, чтобы понять (1:9 и сл.). Книга притчей Соломоновых Приклони ухо твое и прислушайся к словам мудрости, И обрати сердце свое, чтобы знать Меня (22:17). Но они сравнительно редки, преобладают переводы со значительными отклонениями от оригинала и дополнениями к нему… Если, например, древнеегипетский мудрец мог ограничиться предупреждением „Остерегайся нарушать межи полей…“ (VII: 10 и сл.), то древнееврейский переводчик считал нужным добавить: „Ибо Защитник (Бог) их силен и Он оспорит твое дело“ (23:10 и сл.)» . 30-я глава «Притчей» («Слова Агура, сына Иакеева…»), 1–9 речения 31-й главы («Слова Лемуила царя…») и величественный гимн-акростих женщине-хозяйке дома, который представляют собой 10–31 стихи 31-й главы, по мнению исследователей, являются включенными в «Притчи» отрывками из каких-то не дошедших до нас сочинений древности . Окончательное формирование книги «Притчей» большинство исследователей Библии относят к периоду царя Езекии, известного своей любовью к литературе и создавшего при своем дворе обширный бейт-мидраш — дом учения, или «школу мудрости». Не исключено, что книга «Притчей» использовалась в последней как учебное пособие. В то же время нельзя не упомянуть, что существуют и исследователи, убежденные, что «Притчи» были собраны именно Соломоном. При этом они ссылаются на известные слова Третьей книги Царств: «И изрек он три тысячи притчей, и песней его было тысяча и пять…» ( 3Цар. 4:32 ). К тому же тот факт, что в «Притчи» включены вольный перевод из древнеегипетского сочинения и высказывания нееврейских мудрецов Агура и Лемуила (Лемуэйла), также говорит в пользу этой версии — подобная широта взглядов была свойственна именно Соломону. Любопытно, что хотя по самому своему настроению и «степени богобоязненности» «Притчи» вроде бы представляют собой полную противоположность «Екклесиасту», еврейские мудрецы поначалу колебались в вопросе о том, стоит ли включать их в канон Танаха. Часть мудрецов считала, что в «Притчах» есть речения, противоречащие друг другу по смыслу, что и делает их непригодными для канона. В качестве альтернативы этой книге предлагалось включить в канон книгу притчей Иисуса, сына Сирахова (Иешуа бен Сираха), но в итоге, видимо, решающую роль сыграл тот фактор, что «Притчи» были освящены авторитетом царя Соломона. К тому же они куда более глубоко отражали именно иудейскую систему жизненных ценностей, чем книга Иисуса, сына Сирахова, превратившаяся в итоге в один из самых популярных апокрифов. |
| Высказываемое некоторыми мнение о том, что притчи этого отдела, составляющие по еврейскому тексту 375 ст. 125 , образуют пять равномерных отделений, которые начинаются одинаковою по содержанию притчею (о несоизмеримом значения мудрого и глупого сына для отца и матери в 10:1; 13:1; 15:20, 17:25 и 19:13), автор признает правдоподобным (стр. 39) и видит в таком разделении притчей на правильные группы «печать той же глубокой систематизирующей мысли, которая создала первый отдел» (стр. 44). Отдел этот во всем его составе написав Соломоном уже в пожилых летах для его сына, который сам был уже отцом, обязанным заботиться о воспитании собственного сына (стр. 44). Третий отдел (от 12:17 по 24:22) и четвертый (по 24:34) состоят из притчей, отличающихся не выдержанною равномерностью построения, как во втором отделе, а большею сложностью своего состава и распространенностью; притча здесь состоит из двух и более стихов; по содержанию притчи являются здесь наставлениями, предостережениями, проповедью нравственности и часто начинаются словами: «да не» или «не». Притчи этих отделов, отмеченных в еврейском тексте двумя отдельными надписаниями (22:17: приклони ухо твое и слушай слова мудрых... 126 ; 24:23: Сказано также мудрыми... 127 , принадлежат нескольким мудрецам, между которыми «несомненно считался и Соломон» (стр. 45), которого некоторые притчи «повторяются и здесь» (–46). С мнением тех библеистов, которые третий и четвертый отделы согласно с первым надписанием (1:1–6), приписывают самому Соломону, автор не находит возможным согласиться в виду особенно слов; «вот еще изречения мудрых» 128 . «При всем нашем желании слышать в книге Притчей не какого либо другого мудреца, а именно Соломона, мудрейшего из них, в данном случае мы не можем не видеть, говорит автор, ссылки более общей на изречения многих мудрецов, может быть, даже целой теократической школы мудрецов, хотя между общими изречениями мудрых могли быть, и даже действительно были, и притчи, лично принадлежащие Соломону, так что общему надписанию притчей именем Соломона это новое прибавление притчей ни в каком случае не противоречит» (стр. |
| Книга, которую я сегодня представляю, является частью шеститомной серии под общим названием " Иисус Христос. Жизнь и учение " . Данную серию я задумал несколько лет назад и поначалу предполагал, что напишу одну книгу про Иисуса Христа. Мне хотелось рассмотреть историю жизни Господа Нашего не столько в богословской, сколько в исторической перспективе. По мере того, как я работал над книгой, материала становилось все больше и больше. В итоге вместо одной книги получилось шесть. Материал, посвященный жизни и учению Иисуса Христа, я разделил на шесть тематических блоков, чтобы вся эта серия была своеобразным путеводителем по Евангелию. Очень часто люди берут в руки Евангелие, начинают читать, и им бывает трудно сориентироваться в этом тексте, поскольку Евангелий четыре, и они в значительной степени повторяют друг друга. В связи с этим у некоторых людей возникает вопрос, почему понадобились четыре текста вместо одного. Евангелия от Матфея, Марка и Луки достаточно близки по содержанию, там есть много пересекающихся сюжетов, повторяющихся поучений. Правда, повторяются они в разных вариациях. В общем, это большой и интересный массив информации, требующий определенного анализа для понимания исторического контекста данной книги. Итак, мною было принято решение разделить материал на тематические блоки, чтобы, прежде всего, разобраться в нем самому. Когда человек разобрался в чем-то самостоятельно, он может передать свой опыт другим. Одна из книг целиком посвящена притчам Иисуса Христа. Эту книгу я начинаю с того, что рассматриваю жанр притчи. По сути, в истории человечества не было другого Учителя, который столь же систематически и последовательно использовал жанр притчи в своих поучениях к народу. Подобного человека не было ни до Христа, ни после. Если мы возьмем Ветхий Завет, там, конечно, есть Книга Притчей Соломоновых, также там имеется Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова, но они мало похожи на притчи Господа Нашего. В обеих вышеуказанных ветхозаветных книгах перед нами — просто сборник афоризмов, построенных на принципе сравнения. Это не те полноценные притчи с сюжетами, действующими лицами, которые мы встречаем в Евангелии и в прямой речи Господа Иисуса Христа. Господь часто говорил притчами. |
|
|
