| Смелая журналистская фантазия автора «Новой газеты» Ильи Васюнина простерлась на многие годы вперед - оказывается, «воцерковление» дотоле светской системы отечественного образования можно считать почти состоявшимся фактом. Не устаешь удивляться, откуда журналисты берут такие полные энтузиазма сведения? Не иначе, как старая советская привычка приукрашивать реальность перерождается в нервно-истерическую дальнозоркость... Теме введения в школе предмета «Основы православной культуры» посвящена статья Ольги Тимофеевой «Прививка от атеизма» в «Известиях» . Она, наоборот, сообщает читателям весьма устаревшие сведения о том, что «быть православным стало модно», хотя «мода» на Православие прошла лет восемь назад, а также неутомимо повторяет штамп о «светскости» школы, а также заметно нервничает по поводу единодушия между священнослужителями и преподавателями. Автор «Вечерней Москвы» Юрий Пономарев в статье «Из аморального и невежественного советского прошлого к истокам культуры» пытается проанализировать аргументы противников введения «Основ Православной культуры» с позиций логики. Сам он заявляет о своем неверии, о том, что является убежденным материалистом, но это не мешает ему понимать: «Сегодня церковь помогает обществу избавиться от этих пороков. Если она поможет это сделать на школьной скамье, я, материалист, скажу ей только спасибо. Что плохого в том, что мой внук, знакомясь с житиями святых, будет иметь перед собой, говоря словами Патриарха, «реальные примеры нравственного совершенства»?... Если школьный предмет, пафосно говоря, сеет разумное, доброе, вечное, так зачем же его гнать из школы? Информатикой душу не воспитаешь». Есть у автора и эстетический аргумент: «Даже самый свирепый атеист согласится с тем, что вся мировая культура стоит на плечах Библии. Тогда почему бы этому богоборцу не согласиться с тем, что, не зная Святого Писания, мы утонули в омуте невежества? Нам и нашим детям недоступны великие полотна художников, древние памятники литературы, многие музыкальные шедевры. Что скажет, к примеру, нынешнему школьнику «Возвращение блудного сына» Рембрандта, если ему никто не рассказал эту притчу? ...А литература? «…И шестикрылый Серафим на перепутье мне явился». Пушкинский «Пророк» – хрестоматийная вещь. Ну-ка поинтересуйтесь у своего школьника: кто такой этот Серафим?». В конце автор делает вывод: «Не будем судить историю: что было, то было. Наверное, можно найти свою правду и в том времени, когда церковь обличали в мракобесии и обскурантизме. Но сейчас обскурантами объективно становятся те, кто руками, ногами и хвостом противится приходу религии в школу. Ратуя за прогресс, они хотят оставить наших детей в советском прошлом – невежественном и аморальном». |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла Содержание Маркс К. Фотография. 1867 г. [Нем. Marx] Карл Генрих (5.05.1818, Трир, Германия - 14.03. 1883, Лондон), нем. философ, материалист и атеист, критик капиталистического общества, создатель учения о коммунистическом обществе, экономист, общественный и политический деятель, участник и организатор социалистического и коммунистического движения в Европе в XIX в. Жизнь, деятельность, сочинения М. род. в зажиточной семье адвоката Генриха (Гешеля) Маркса и Генриетты Пресборк; отец и мать М. происходили из древних евр. семей, члены к-рых часто становились раввинами. В 1817 г. отец М., человек либеральных убеждений и сторонник учений франц. Просвещения, обратился в лютеранство , т. к. в силу изменившихся политических обстоятельств иудеи в прусской провинции Великое герцогство Нижний Рейн оказались лишены возможности работать адвокатами. В 1824 г. крещение приняли также дети Генриха Маркса, в т. ч. М. Образование и ранние произведения В 1830-1835 гг. М. учился в Трирской гимназии, при окончании которой в качестве выпускных испытаний следовало написать 7 письменных работ. В выпускном сочинении по религии на тему «Единение верующих с Христом по Евангелию от Иоанна, гл. 15, ст. 1-14» (Die Vereinigung der Gläubigen mit Christo nach Joh. 15, 1-14) М. писал, что единение с Христом «внутренне возвышает, утешает в страданиях, успокаивает и дает сердце, открытое человеческой любви, всему великому, благородному не из-за честолюбия, не из стремления к славе, а только ради Христа» ( Маркс, Энгельс. Соч. Т. 40. С. 593). В др. сочинении, на свободную тему - «Размышления юноши при выборе профессии» (Betrachtung eines Jünglings bei der Wahl eines Berufes), М. последовательно рассматривал 2 связанные между собой проблемы: 1) призвание юноши и «отношения в обществе», к-рые устанавливаются «еще до того, как мы в состоянии оказать на них определяющее воздействие»; 2) выбор профессии и способности человека. М. анализировал факторы, определяющие выбор профессии и возможные заблуждения относительно выбора и своих способностей. М. считал, что человека делает счастливым только тот выбор, к-рый соответствует его способностям. В полученном М. «Аттестате зрелости воспитанника Трирской гимназии» отмечались его способности: очень хорошее знание нем. языка (грамматика и сочинения), хорошее знание древних языков (греческого и латинского), а также франц. языка; относительно «религиозных познаний» было написано, что «его знания христианского вероучения и этики ясны и обоснованны; и он в известной степени знает историю христианской церкви» (Там же. С. 597-599). |
| Тертуллиан Квинт Септимий Флоренс (ок. 160 – после 220), христианский теолог и писатель, один из основателей христианского богословия. Тимирязев Климент Аркадъевич (1843–1920), русский биолог-дарвинист и общественный деятель. Тихомиров Лев Александрович (1852–1923), русский обшественный деятель, народоволец, ставший впоследствии идеологом монархизма. Толстой Лев Николаевич (1828–1910). Тразимах (Фрасимах) (2-я пол. V в.– нач. IV в. до н. э.), древнегреческий софист, один из родоначальников теории общественного договора. Трёльч Эрнст (1865–1923), кемецкий теолог. Трубецкой Евгений Николаевич (1863–1920), князь, русский религиозный философ, правовед, общественный деятель. Трубецкой Сергей Николаевич (1862–1905), князь, русский религиозный философ, публицист, общественный деятель, брат E. Н. Трубецкого. Тютчев Федор Иванович (1803–1873). Федор Кузьмич, сибирский сгарец, вокруг которого сложилась легенда, что он на самом деле является отрекшимся от престола императором Александром I. Федоров Николай Федорович (1828–1903), русский философ-космист. Фейербах Людвиг (1804–1872), немецкий философ-материалист и атеист. Феодор Студит (759–826), византийский церковный деятель и писатель, с 798 г. настоятель Студийского монастыря в Константинополе; в своих сочинениях проповедовал общежительный монастырь, основанный на строгой дисциплине занятых производительным трудом монахов. Филимон, авва, александрийский отшельник, время жизни которого неизвестно. Филон Александрийский (посл. четв. I в. до н. э.– cep. I в. н. э.), иудейско-эллинистический философ. Филофей Синайский (IX в.), инок и игумен синайской обители «Купина», автор трудов аскетического характера «О бодрствовании и молитве», «Сорок глав о трезвении» и др. Фихте Иоганн Готлиб (1762–1814), немецкий философ. Фичино Марсилио (1433–1499), итальянский гуманист и философ-неоплатоник. Флоренский Павел Александрович (1882–1937), русский релнгиозный философ, ученый-энциклопедист, священник. Флоровский Георгий Васильевич (1893–1979), протоиерей, историк и теолог. |
| Он много узнал и о многом думал с тех пор, как покинул скрытые тучами горы. Он повстречал много нынешних людей в почти символических ситуациях; он изучил современность, беседуя со своим спутником, ибо дух времени легко усвоить из слов и даже из самого присутствия живого и умного человека. Он даже начал понимать, почему теперь так единодушно отвергают его веру, и яростно ее защищал. – Я понял одну или две ваши догмы,– как раз говорил он, когда они пробирались сквозь рощу на склоне холма,– и я отрицаю их. Возьмем любую. Вы полагаете, что ваши скептики и вольнодумцы помогали миру идти вперед. Это неверно. Каждый из них создавал свое собственное мироздание, которое следующий еретик разбивал в куски. Попробуйте, поищите, с кем из них вы договорились бы. Почитайте Годвина или Шелли, или деистов XVIII столетия, или гуманистов Возрождения, и вы увидите, что вы отличаетесь от них больше, чем от Папы Римского. Вы – скептик прошлого века, и потому вы толкуете мне о том, что природа безжалостна. Будь вы скептиком века позапрошлого, вы бы укоряли меня за то, что я не вижу ее чистоты и милосердия. Вы – атеист, и вы хвалите деистов. Почитайте их, чем хвалить, и вы увидите, что их мир не устоит без божества. Вы – материалист, и вы считаете Бруно мучеником науки. Посмотрите, что он писал, и вы увидите в нем безумного мистика. Нет, великие вольнодумцы не разрушили Церкви. Каждый из них разрушил лишь вольнодумца, предшествовавшего ему. Вольнодумство заманчиво, соблазнительно, у него немало достоинств, одного только нет и быть не может – прогрессивности. Оно не может двигаться вперед, ибо ничего не берет из прошлого, всякий раз начинает сызнова, и каждый раз ведет в другую сторону. Все ваши философы шли по разным дорогам, потому и нельзя сказать, кто дальше ушел. Нет, только две вещи на свете движутся вперед, и обе они собирают сказанное раньше. Быть может, они ведут вверх, быть может – вниз, но они ведут куда-то. Одна из них – естественные науки. Другая – христианская Церковь. – Однако! – сказал Тернбулл.– И конечно, наука весьма обязана Церкви. |
| Бакунин — материалист. Бакунин — атеист. Его философия разрушительна. Но он все равно тянется к свободе. И надо сказать, что семя анархической модели в русской философии было серьезным, и не только такие безумные люди, как Бакунин (это был человек странный, с очень трагической судьбой), но и люди глубокие, возвышенные, такие, как Петр Кропоткин, усвоили эту истину. Где ее истоки? Еще Хомяков говорил, что всякое государство — зло, всякая власть — насилие. Хомяков учил, что царская власть получает свое право от народа. Это была нетрадиционная точка зрения. Он говорил, что на самом деле основа христианства — это свобода, единство людей, что Церковь — это есть соборность, духовное единение. Конечно, это был идеал. Конечно, это не была реальность эмпирическая, земная. И неудивительно, что книгу Хомякова в России цензура не пропустила. Тем не менее идеи о свободе, ценности личности, соборности, возможности реализации на земле христианского идеала оставались живыми и находили все время своих последователей. Нужно сказать, что многие из русских утопистов выходили из семей священников, из семинарий. Утратив веру под влиянием вульгарного, примитивного материализма (типа Бюффона, Молешотта) и повторяя слова Базарова, что «природа это не храм, а мастерская, и человек в ней работник», они сохраняли огромный нравственный пафос. Наверное, многие из вас читали Набокова «Дар». Это книга, которая включает в себя сатирическую биографию Чернышевского. И когда читаешь ее, немного обидно становится за Николая Гавриловича, потому что Набоков — человек, лишенный духовности, хотя и обладающий большим дарованием, очень мелок в сравнении с этим несчастным Чернышевским, который имел какие–то фантастические идеи и за них держался во всех испытаниях с большим героизмом. Все эти противоречия и создавали предпосылки для рождения Владимира Сергеевича Соловьева как философа. В него вошли: и идея синтеза от Чаадаева; и свободолюбивая идея от Чернышевского; и убеждение в том, что социализм в каких–то формах возможен; и абсолютное неприятие материалистической доктрины (это он взял от славянофилов, от всей христианской философской традиции ); и идея об особой роли России, которая находится на пересечении восточного и западного миров; о возможности и необходимости стремиться к тому, чтобы христианский идеал не был абстрактным, отвлеченным, чтобы он стал жизненной, жизнетворящей силой. |
| И дело здесь не только в сознательной лжи, сознательных передержках, а в чем-то более глубоком. Ибо враги религии сами, как правило, принадлежат к идеологиям, которые служат примером редукции человека, т.е. сведения его к чему-то одному. Ненавидя религию и борясь с ней, носители так называемого научного атеизма в большинстве случаев искренне неспособны понять ее суть, ее кажущиеся «противоречия». Не могут же потому, что в их собственной идеологии никаких противоречий нет и быть не может. Там все гладко, все концы сведены с концами, все объяснено, и не осталось места тайне человеческой жизни, тайне мира и его назначения. Возьмем, например, материализм – идеологию, которую вот уже свыше пятидесяти лет навязывают у нас всем без исключения, и притом с младенческого возраста; навязывают как не подлежащее пересмотру «последнее слово науки». Человек весь без остатка выводится здесь из одного начала, из одного принципа. В нем a priori отрицается всякая коллизия между тем, что на языке духовном называется «высшим» и «низшим». Ибо никакого «высшего» вообще нет, все снизу, все от низшего. А потому нет, не может быть никакой трагедии, никакой печали, и к человеческой душе нельзя обратиться словами Тютчева: «Так ты жилица двух миров...» Не случайно поэтому материализм насквозь пронизан своего рода казенным оптимизмом, не случайно он постоянно обращается к человеку с требованием: «Отрицай трагизм, отрицай печаль, отрицай тоску о высшем!» Социалистический реализм – это проекция в искусстве все того же материализма с его принудительным оптимизмом. И потому материалистическая идеология, в сущности, не может отказаться от него, ибо подлинное искусство всегда в том, что сквозь него просвечивает «иной мир» человеческой души, ее неизбывная раздвоенность между высшим и низшим. Да, враг религии, материалист, научный атеист, не может понять, что Церковь называет «светлой печалью» поста, не может понять этой духовной грусти, светлой и тонкой, которой пронизано сердце человека. Потому что сколько бы ни падал, сколько бы ни огрублялся человек, он не способен до конца забыть о высшем в себе – забыть те звуки небес, о которых сказано в лермонтовском «Ангеле»: «И звуков небес заменить не могли ей скучные песни земли». Но из этой печали о высшем и чистом родился и вырос Великий пост. «Постное время светло начнем... очистим душу, очистим плоть» 21 , – поет Церковь . О, тут совсем не пессимизм, не мрачное мироотрицание, не страх – нет! Тут радостное сознание, что очищение возможно, что каждому из нас дано восстановить в себе образ неизреченной славы Божией. |
| Славой Жижек « Подлинное христианское наследие слишком драгоценно, чтобы оставлять его на съедение фундаменталистским выродкам » — вот главная мысль двух книг Жижека, размещенных у нас. Жижек, быть может, самый популярный мыслитель сейчас. Он атеист, и как раз выясняя свои отношения с христианством, Жижек приходит к выводу, что его взгляды (марксизм и психоанализ) входят в противоречие с поздним капитализмом: « Одна из наиболее прискорбных особенностей эпохи постмодернизма и ее так называемой «мысли» заключается в возвращении в неё религиозного измерения во всех его самых разнообразных проявлениях, от христианского и прочего фундаментализма через множество спиритуалистических тенденций «нью эйджа» до возникающей религиозной чувственности в пределах самой деконструкции (так называемая «пост-секулярная» мысль) ». В таких условиях он — материалист, марксист, психоаналитик — смог увидеть, что эти его взгляды восходят к христианству, что христианство остается сокровенной сутью Запада: « Нужно сказать: да, от христианства к марксизму ведет прямая линия наследования; да, христианство и марксизм должны быть по одну сторону баррикады, вместе сражаться с рвущимся в бой неоспиритуализмом ». «Апостол Павел» Ален Бадью Бадью, пожалуй самый большой современный мыслитель. Он выделяет четыре «процедуры истины»: наука, искусство, политика, любовь. Они переживают в поздней современности свое закрытие, выступая как техника, культура, администрирование и секс. Причем здесь апостол Павел? В своей гениальной книге о Павле Бадью предлагает считать христианство первообразцом события Истины. Событие Воскресения Христа вырвало Павла из сети социальных отношений, сделало его свободным, открыло измерение универсального — « во Христе нет ни эллина, ни иудея… ». В этом измерении стало возможным создание общины, не подчиненной ничему, кроме События. «Нечего бояться» Джулиан Барнс Жижек и Бадью — два левых философа-атеиста, обращаются к христианству как первоистику своих собственных истин. Барнс — совсем другой случай: пример «нормального», «обывательского» атеизма. |
| Хотя Спиноза и не был христианином, но он утверждал, что «Вечная мудрость Бога проявила себя во всех вещах, и особенно в человеческом духе, и больше всего в Христе Иисусе» ( Там же. Письмо Высшим достижением человеческого духа Спиноза считал «интеллектуальную любовь к Богу» ( Спиноза Б. Этика. V, 32). Таков был этот «материалист и атеист». Мы уже не говорим о глубокой религиозности, которая была свойственна Спинозе в жизни и которая дает право причислять его к мистикам. «Бесконечное Божество было его единственной любовью, — говорит В. Виндельбанд, — и энтузиазм к познанию Его был его единственной страстью. Если существовал когда-либо человек, который окончательно умертвил в себе потребности естественной жизни и оставил в ней место для самой святой преданности бесконечному Божеству, то это был Спиноза» ( Виндельбанд В. Барух Спиноза. В приложении к кн.: Фулье А. Декарт. М., 1894. С. 326). Итак, когда Эйнштейн говорит, что он «верит в Бога Спинозы», то это вовсе не может служить доказательством его атеизма, а как раз наоборот. Ученый считал, что Бог проявляется в стройных закономерностях Вселенной. В своей статье «Религия и наука» Эйнштейн восхищается трудом Кеплера и Ньютона, которые изучали мир, веря в то, что он есть создание Творца. «Какая для этого нужна глубокая вера в Разумное начало мироздания и какое страстное стремление постичь хотя бы слабый отблеск Разума, претворенного в мире!» — говорит Эйнштейн (Цит. по кн.: Зелиг К. Альберт Эйнштейн/Пер, с нем. М., 1964. С. 39). Как и Спиноза, Эйнштейн не был христианином. Но разве одного этого достаточно, чтобы считать его атеистом? В таком случае, почему бы не объявить материалистом Магомета или Маймонида? Как и Спиноза, Эйнштейн высоко ценил христианскую религию. Резко нападая на дух стяжательства, обуявший наше время, он писал, что невозможно представить на бирже Иисуса. Хотя он и критиковал некоторые стороны религиозной жизни, он был достаточно объективен, чтобы воздать должное современной роли христианства. Во время борьбы с нацизмом Эйнштейн говорил: «Я всегда надеялся, что немецкие ученые будут бороться за свободу. Я ошибся. Но если ученые отказались от этой борьбы, то по крайней мере Церковь — и католическая и протестантская — боролась за свободу. И эта борьба не должна быть забыта» ( Зелиг. Там же. С. 170). |
| Атеисты бывают разные… Мой знакомый относится к совсем особой породе людей. По какой-то причине они Бога не встретили, не узнали, почему-то они отрицают Его — но на это пустующее место они не могут, не дают себе права поставить ничто другое. 12 декабря, 2012 Мой знакомый относится к совсем особой породе людей. По какой-то причине они Бога не встретили, не узнали, почему-то они отрицают Его — но на это пустующее место они не могут, не дают себе права поставить ничто другое. Люди верят в одного Бога по-разному. Для кого-то Он в первую очередь Отец, для кого-то — Судия, для иных и вовсе «исполнитель желаний». Не верить во Христа тоже можно по-разному. О парадоксальных атеистах рассказывает священник Сергий Круглов. У меня есть знакомый атеист, который соблюдает Рождественский пост . Эка невидаль, ухмыльнется кто-то. В наше время, когда православные реалии стали частью мейнстрима и к посту многие относятся как к особой диете, «проверенной традициями», никто уже не удивляется, что о начале поста сообщают в светских выпусках новостей, а модные рестораны предлагают особое постное меню. Однако тут речь не о гастрономии. Мой знакомый не то что не афиширует, что именно он ест в период с 28 ноября по 7 января, но и смущается, если кто-то случайно обратит на это внимание. Мой знакомый — в самом деле атеист . Из той их породы, которую я очень люблю. Атеисты, как известно, бывают разные. Есть, например — и их, похоже, в обществе больше всего — просто те, кто очень не любит Церковь, и неважно, начитался ли такой человек бульварной прессы и скандальных материалов про часы, нанопыль и монахинь-людоедок или более-менее серьезных книг по религии и истории — величина его багажа познаний о Церкви не влияет на его коренное нежелание когда-нибудь переступить ее порог или даже отнестись к ней без неприязненного предубеждения. Такие очень любят, по поводу и без повода, спорить с верующими, зачастую агрессивно, набор используемых ими штампов и слоганов нам всем хорошо знаком. В этой, так условно скажем, категории есть люди самые разные, и во что конкретно они веруют на самом деле — не суть важно, все они чаще всего «не отрицают, что Бог или что-то такое есть», и настоящими атеистами их не назовешь. |
| Что же, будем иметь это в виду. Но уяснить, в каком значении наши секуляристкие оппоненты используют такие слова как “свобода” и “равенство” – еще недостаточно. Важно понять, что с этим делать. Читая британскую прессу, поражаешься интересному парадоксу. Англиканская Церковь – настолько открытое, толерантное, мягкое и уступчивое сообщество, что дальше некуда; похоже, многие его представители больше всего озабочены тем, чтобы никого не задеть и не разгневать. Кажется, что цитата из Островского – “Голубчики, не рассердите!” могла бы быть принята этой общиной в качестве официального девиза. При этом английские атеисты – люди настолько яростные и воинственные, будто им приходится сражаться, по меньшей мере, с инквизицией Филиппа Второго. Как-то мне довелось смотреть телепрограмму ВВС, в которой один известный воинствующий атеист вел публичную дискуссию с неким прелатом. Атеист грубо насмехался, хамил, издевался над епископом – который оправдывался, извинялся, каялся и чуть не блеял. Мол, на самом-то деле церковь не против ценностей либерального общества, нет, мы не такие уж и гомофобы, нет, не подумайте чего... При этом возникало впечатление, что все большая уступчивость прелата приводила его оппонента во все большую ярость. Видимо, придерживаясь политики компромиссов, уклонений и уступок, люди пытались уйти от конфронтации; очевидно, что у них этого не получилось. Чем больше вы будете отступать, тем быстрее вас будут гнать. Чем больше вы будете прогибаться, тем сильнее на вас будут давить. Поэтому нельзя прогибаться в вопросах веры. Церковь должна быть любящей. Она не должна быть уступчивой. Возможно, дело о нательных крестиках побудит англиканскую иерархию, наконец, вспомнить слово “нет”. Некоторые обнадеживающие признаки этого уже заметны. Рейтинг: 9.2 Голосов: 171 Оценка: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 скрыть способы оплаты Комментарии Анна 11 марта 2013, 13:28 Действительно, почему это я не могу показывать крестик? У меня же есть право на свободу вероисповедания, самовыражения, чего там еще не знаю... У нас свобода и либерализм кругом! ))) |
|
|
