| Но первое постановление с искони и самым грубым образом нарушалось тем, что судья ссылался на таксы и на судебные пошлины. Сомнительно и значение заключений, постановляемых муфтиями; они оказывают обыкновенно большое влияние на решение кади, но так как муфти находится в одинаковом положении с кади, то очень часто практикуется подкуп. Поэтому жалобы на подкупность судей и юристов стародавние. Одно древнее предание приписывает уже самому пророку слова, что из трех кади по меньшей мере двое пойдут в преисподнюю. Один поэт эпохи халифов осмеивает это в таких словах: «Две вещи у нас в Исфагане возбуждают удивление: с одной стороны слон, а с другой кади. Ни к тому, ни к другому не имеется свободного доступа; кто хочет видеть слона, тот должен заплатить входную плату прислужнику; но где же нам искать твоего прислужника, кади?». От опытного преподавателя права рано уже требовалось, чтобы он умел давать основательные аргументы по каждому вопросу и за и против известного положения. Лэн приводит целый ряд убедительных примеров произвола и подкупности судей в Египте и безобразий, проделываемых там со свидетельскими показаниями; свой рассказ писатель этот заключает словами: «Почти невероятно, до каких неприличных размеров доводится подкуп и представление ложных свидетелей в мусульманских судебных камерах и подчиненных им трибуналах кади в Каире» 155 . При этом, разумеется, никогда не было недостатка и в правоведах, широко прославлявшихся за свою неподкупность и бескорыстие и обеспечивших себе с этой стороны благодарную память в народе; об них рассказывается немалое число анекдотов; но уже то самое уважение, какое порождают подобные примеры настоящего правосудия, составляет и доказательство того, в каком низменном положении находится законность вообще. Еще хуже, чем в судопроизводстве, с издавна шло в странах ислама дело управления и администрации. Это обусловливается произволом деспотизма и необеспеченностью государственных чиновников. Самые высокие должностные лица иногда не знают, когда власть будет взята из рук их капризом государя, интригой какого-нибудь любимца, или же тронным переворотом. |
| Примечательно, что, согласно «Хронике» Саксона Анналиста (XII в.), западнославянское племя ободритов или бодричей называли еще ререгами. Таким образом, Рюрик могло быть даже не именем, а этническим прозвищем князя. Согласно Ипатьевской летописи и по мнению В.О.Ключевского, варяг-ободрит Рюрик искони жил в Ладоге, откуда и был призван словенами в Новгород. В этом случае никакого «призвания варягов из-за моря» не получается, поскольку славянин Рюрик был в Ладоге предводителем наёмной варяжской дружины. Приглашённый новгородскими старейшинами для прекращения внутригородских усобиц вместе с братьями Синеусом и Трувором, он женился в Новгороде на знатной новгородке Ефанде (Едвинде), от которой имел сына Игоря и двух дочерей. Братья Рюрика - Синеус и Трувор - явились в город вместе с ним, и после их смерти Рюрик присоединил к Новгороду вотчину Синеуса Белоозеро (населённую чудью и весью) и вотчину Трувора Изборск (город кривичей), после чего объявил Новгород столицей всей Русской земли в 864 году. Славянское имя одного из братьев Рюрика - Синеус - служит определённым подтверждением этой версии. По четвёртой версии, Рюрик ведёт своё происхождение от Пруса, брата римского императора Августа, правившего балтийскими венедами-пруссами. Существует и пятая версия. Согласно ей, братья Рюрика Синеус и Трувор вообще не существовали, просто русские летописцы не поняли и исказили при переводе иностранный текст, повествовавший о приходе Рюрика на Русь со своим домом (сине-хус " ом) и верной дружиной (тру-вор " ом). Немногие исследователи, разделяющие эту точку зрения, считают, что никакого приглашения от новгородских словен не было, а наоборот, конунг, правивший в Ладоге, воспользовался внутренними междоусобицами в городе и сам прибыл в Новгород. Одна из летописей сообщает в связи с этим о восстании недовольных Рюриком в городе во главе с Вадимом Храбрым, которое было подавлено. Вадим, по этой версии, был убит, его сторонники бежали на юг, в Киев. Здесь необходимо отметить, что историческая значимость «Рюриковского эпизода» обусловлена значимостью Рюриковичей как таковых в общерусском контексте, в контексте же древней новгородской истории он не представлял собой ничего значительного и примечательного, поскольку вопреки общепринятым представлениям Рюрик был отнюдь не первым приглашённым князем в Новгороде. Выяснить это помогает древнерусская агиографическая литература (жития святых), отчего-то традиционно не учитываемая светскими историками. Например, в конце VIII в. в Новгороде правил князь Бравлин, совершивший набег аж на далёкий Крым. В древнерусском «Житии Стефана Сурожского» (XV в.), восходящем к византийскому житию, читаем: «По смерти же святого мало лет минуло, пришла рать великая русская из Новаграда. Князь Бравлин, очень сильный, пленил [всё] от Корсуня и до Керчи. Подошёл с большой силой к Сурожу, 10 дней бился зло там. И по истечении 10 дней Бравлин ворвался в город, разломав железные ворота». |
| Вот рассматривается случай, «если у кого–либо из вас сын или вол упадет в колодезь» ( Лук. 14, 5 ). Почему, собственно, такое сопряжение «сына» именно с «волом»? Грекоязычные переписчики со временем даже заменили «сына» на «осла» (каковое изменение перешло в латинский и другие переводы, вплоть до русского). Но дело в том, что по–арамейски все три существительных созвучны почти до неразличимости: «сын» – Ьта, «вол» – b " ira, «колодезь» – bëra. Для нашего уха такие созвучия отдают чем–то не очень торжественным, и мы называемым их каламбурами; но учительная традиция восточных народов искони пользовалась ими как праздничным убранством речи и одновременно полезной подмогой для памяти, долженствующей цепко удержать назидательное слово. В этом пункте проповедь Иисуса, звучавшая перед жителями северной Палестины поарамейски, не отличается от проповеди Гаутамы Будды, звучавшей полтысячелетия ранее перед жителями северной Индии на языке пали: appamado amatapadam, pamado maccuno padam appamatta na miyantti, ye pamatta yatha mata. И там, в Индии, почти каламбурное сцепление слов закрепляло в уме сцепление понятий («бес–суетность», appamado – «путь «бес–смертия», amatapada). Серьезно это было или несерьезно? Серьезнее некуда. Но это не солидная, специфически «буржуазная» новоевропейская серьезность пуритан, да и не «возвышенное» в античном вкусе. «Возвышенное» – слишком греческая категория, в ней слишком много эстетизма, культа культуры и пафоса дистанции, чтобы иметь какое–нибудь отношение к поэтике Дхаммапады и тем паче Евангелий. Библейское мироотношение, выразившееся в самой лексике древнееврейской и арамейской речи, живет антитезами «жизни» и «смерти», «мудрости» и «суеты», «закона» и «беззакония», оно различает святое и пустое, важное и праздное – только не «возвышенное» и «низменное»: последняя антитеза полагается лишь культурой, ориентирующейся на категории греко–римской классики, и вне ее лишается смысла. Нам лучше на время забыть об аттической мере и правильности, о величавой осанке Ватиканской статуи Августа, о звоне латыни Вергилия. |
| Старокатолические епископы в первом пункте своего заявления коротко выражают, очевидно, то же самое, что преосв. Макарий подробно излагает и доказывает на многих страницах; он даже ссылается на Викентия Лиринского , западного учителя V века, и его сочинение, из которого заимствовано старокатол. епископами вышеприведенное изречение, рекомендует как прекрасное. А профессор Чельцов, когда ему оказалось необходимым в его сочинении: «Собрание символов» изложить взгляд на то, что и в какой степени должно признавать православным, из всей древне-отеческой литературы ничего лучшего для ответа на этот вопрос не нашел, как только то же рассуждение Викентия Лиринского , на которого ссылаются и старокатолики; он перевел это рассуждение в своем сочинении почти вполне, и заключил свой перевод следующими словами: «Более 1.400 лет прошло с той поры, как написано это рассуждение, но и теперь нет особенной надобности прибавлять к нему что-либо». И преосвященный Сильвестр в первом томе своего «Догматического Богословия», излагая сущность теории Викентия Лиринского , замечает, что эта теория «весьма замечательна по строго-церковному, ясному и отчетливому взгляду на то: какими началами должен руководиться догматист при исследовании, раскрытии и доказательстве истинной христианской веры». Короче, старокатолические епископы усвоили себе то же основное начало вероучения, которым искони руководствуется православное богословие. Это характеризует старокатоликов не с отрицательной уже стороны, а с весьма серьезной и положительной, хотя еще только теоретической. Раз та отрицательная черта старокатоликов открывает им свободный путь к сближению с православною церковью, то эта положительная, в теоретическом отношении, прямо ставит их на почву православия, подчиняя всю их вероучительную деятельность контролю непогрешимого богооткровенного учения, как оно выразилось во вселенских символах, в вероопределениях вселенских соборов и в согласном учении отцов древней неразделенной церкви первого тысячелетия 43 . |
| Вот рассматривается случай, «если у кого-либо из вас сын или вол упадет в колодезь» ( Лк. 14:5 ). Почему, собственно, такое сопряжение «сына» именно «волом»? Грекоязычные переписчики со временем даже заменили «сына» на «осла» (каковое изменение перешло в латинский и другие переводы, вплоть до русского). Но дело в том, что по-арамейски все три существительных созвучны почти до неразличимости: «сын» – b e ra, " вол» – b e ira, «колодезь» – bra. Для нашего уха такие созвучия отдают чем-то не очень торжественным, и мы называем их каламбурами; но учительная традиция восточных народов искони пользовалась или как праздничным убранством речи и одновременно назидательное слово. В этом пункте проповедь Иисуса, звучавшая перед жителями северной Палестины по-арамейски, не отличается от проповеди Гаутамы Будды, звучавшей полтысячелетия ранее перед жителями северной Индии на языке пали: appamando amatapadam, pamado maccuno padam appamata na miantti. Ye pamatta yatha mata 20 . И там, в Индии, почти каламбурное сцепление слов закрепляло в уме сцепление понятий («бес-суетность», appamando – «путь «бес-смертия», amatapada). Серьезно это было или несерьезно? Серьезнее некуда. Но это не солидная, специфически «буржуазная» новоевропейская серьезность пуритан, да и не «возвышенное» в античном вкусе. «Возвышенное» – слишком греческая категория, в ней слишком много эстетизма, культа культуры и пафоса дистанции, чтобы иметь какое-нибудь отношение к поэтике Дхаммапады и тем паче Евангелий. Библейское мироотношение, выразившееся в самой лексике древнееврейской и арамейской речи, живет антитезами «жизни» и «смерти», «мудрости» и «суеты», «закона» и «беззакония», оно различает святое и пустое, важное и праздное – только не «возвышенное» и «низменное»: последняя антитеза полагается лишь культурной, ориентирующейся на категории греко-римской классики, и вне ее лишается смысла. Нам лучше на время забыть об аттической мере и правильности, о величавой осанке Ватиканской статуи Августа, о звоне латыни Вергилия. |
| Писания. «Как правилом и законом, мы во всяком догмате пользуемся святым Писанием. Мы должны всегда иметь его перед глазами и не принимать ничего, что стоит в противоречии с его свидетельством». 63 Коротко формулируя все сказанное доселе по поводу суждений св. Григория о достоинствах сверхъестественного и естественного источников истины и о их взаимоотношении, мы можем установить следующие главные положения, определяющие общую формальную точку зрения григорьевой системы. Божественное Откровение, заключенное в св. Писании и раскрытое в св. предании, есть сокровищница всякой истины: оно дает самое твердое и безошибочное решение всех высоких проблем, возникающих в мыслящем духе человека. Всецело и в совершенстве удовлетворяя всем нашим стремлениям к познанию, оно тем самым исключает потребность обращаться с исканием истины к естественным источникам и налагает на христианского мыслителя обязанность – неуклонно следовать его указаниям, принимать только то, что в нем содержится, или по крайней мере – может находить для себя оправдание в его авторитете. Языческая наука и философия могут, правда, оказывать слишком большую услугу христианскому знанию, но не содержанием своим, бледный свет которого совершенно ничтожен перед яркими лучами богооткровенной истины, а своей формой, своим искусством переводить возвышенные предметы знания на язык естественного разума. Тем исчерпывается весь смысл и вся цель светского образования для христианина. – По силе таких условий, строго определявших характер и направление христианской мысли, в области христианского ведения пресекалось развитие свободно–философского мышления и порывалась существенная связь между языческой философией и христианством. Этого было достаточно для того, чтобы через малое время утратилась всякая охота и сама способность к пониманию древних философов, что действительно и случилось в ближайшую после золотого века эпоху. Но у св. Григория Нисского , как и у других знаменитых современников его, еще слишком живо было чувство уважения к философии, основанное на глубоком ее изучении, слишком сильны были природные стремления к философствованию, чтобы удержать их от чисто отрицательного отношения к сокровищам человеческой мудрости. Их продолжали еще занимать вопросы, искони составлявшие достояние философствующих умов, и их творения озарены последним прощальным блеском древней философии. |
| Можно утвердительно сказать, что известие о шведских событиях было самое неприятное по внешним делам, какое до сих пор получала Екатерина. Она видела в перевороте победу Франции, которая воспользуется ею, чтоб возбудить войну между Швециею и Россиею, войну, опасную по близкому соседству с Петербургом и открытости границ; кроме того, эта война поддержит войну турецкую, может поддержать и поляков в их сопротивлении разделу. В апреле 1771 года Екатерина писала Румянцеву: «Король шведский получил в Париже известие о кончине его родителя, чем наши искони ненавистники-французы и воспользовались дачею некоторой недоимочной субсидии; но в Швеции, кажется, шапки имеют также некоторые поверхности; итак, в надежде на милость Всевышнего будем спокойно зреть на сеймическое окончание; если б же дерзнули (шведы) на злое предприятие, то я персонально готова оборонять и умереть на обороне той части границы нашей, честь коей никому уже не уступлю, но полагаю, кажется, безошибочно, что в том нужды не будет». Но теперь, чего больше всего опасались, то случилось. Еще прежде получения депеши от Остермана, 16 августа, в присутствии императрицы Чернышев читал в Совете рапорты выборгского обер-коменданта, где заключались показания выехавшего из Швеции офицера, что у них города принуждаются к присяге одному королю, с исключением государственных чинов. Панин сообщил, что полученные им рапорты от выборгского губернатора содержат те же известия и что по приказанию императрицы уже послано к губернатору письмо, чтоб беспрепятственно принимал выезжих шведов, противников этой перемены. В Совете рассуждали, что нельзя еще полагать, чтоб предприятие удалось шведскому королю: что удача и неудача одинаково могут произвести много смуты в Швеции; Что в первом случае прусский и датский дворы обязаны договорами препятствовать тому сообща с нами; что так как Россия находится еще в войне с турками, то и не может теперь вооружиться против Швеции; в надежде, что в этом году опасности от шведов еще не будет, надобно остаться в оборонительном положении и, не выдавая никаких деклараций против шведских событий, сделать только «оказательство» движением к шведской границе находящегося в русской Финляндии войска и петербургской легкой полевой команды, посылкою знатного генерала, также вооружением нескольких кораблей и галер; что можно также вызвать несколько полков из Польши и отправить их в Финляндию. Императрица одобрила все эти меры. Решено было отправить на шведскую границу генерал-майора графа Апраксина, но и сам Чернышев должен был отправиться, туда для необходимых распоряжений. Когда стали рассуждать о содействии других держав, то Екатерина сказала: «Держась всегда правила, что соединенные силы более вредны, нежели полезны, не должно нам на других полагаться, а надлежит, оставляя их помогать нам порознь, привесть самим себя в такое состояние, как бы мы одни принуждены были вести войну». |
| И голос Божией справедливости зазвучал. Это не столько суд, изрекающий возмездие за преступление, сколько уяснение того, что поскольку человек изменился, то и мир не может оставаться прежним, и отношения человека с Богом будут теперь также иными. Направленность Божиего суда – от того, кто более всех виновен, к тому, кто последним был вовлечен во грех. «Ты проклят», – сказано змею. Это именно констатация. Здесь нет императива «да будешь проклят». Кстати, та же грамматическая форма будет применена ко Христу: «проклят всяк повешенный на дереве» (см. Втор. 21:23 и Гал. 3:13 ). Кроме того, важно, что ни жена, ни человек не прокляты. Формула «ты проклят» сказана только змею, – и еще она касается земли. Эти две формулы представляют немало затруднений для истолкования. Что значит, что земля проклята; и что означает, что змей проклят «пред всеми скотами» ( Быт. 3:14 )? Если змей уже был проклят – значит, у Бога были какие-то прежние отношения с духом зла, сложившиеся еще до трагедии в Эдеме. Характерно, что Бог не спрашивает змея тогда, когда Он спрашивает мужчину и женщину, побуждая их произнести не слова оправдания, но слова раскаяния. Бог знает, что от этого духа покаяния не дождаться, и что тот, будучи «человекоубийцей искони», пребудет таким вовеки. То, что Бог не расспрашивает змея вместе с людьми, есть косвенное свидетельство в пользу того христианского убеждения, что «первородный грех», будучи первым грехом на земле, не был первым грехом вообще в мироздании. Однако сцена с проклятием змия содержит другую сложность. Что означает, что змей «проклят пред всеми скотами»? В славянском переводе – «паче всех скотов»; аналогично и некоторые современные переводы говорят о том, что змей был проклят «более чем остальные животные». Но почему остальные животные прокляты, и в чем их проклятие? Можно предположить, что проклятие уже было в мире животных до греха человека, и их смерть как раз была таким древнейшим проклятием. Но я не могу признать такую интерпретацию Быт. 3:14 . У меня ответа пока нет. |
| «Вследствие таких хитростей и неправд, – писал Хмельницкий, – пустили мы против ляхов часть Войска Запорожского». Понятно, что в глазах царя это письмо нисколько не оправдывало своеволия и явного нарушения статьи, определявшей поведение гетмана относительно послов иностранных, а тут еще вести из Крыма: «Сказывал московским посланникам переводчик: как он был у ближнего ханского человека Сефергазы-аги, то при нем были посланники от Богдана Хмельницкого пять человек и говорили, чтоб хан по-прежнему стоял за черкас и оберегал их. Ближний человек заметил, что гетман учинился в холопстве у государя московского: тогда черкасские посланцы отвечали ему: «Как гетман бил челом в подданстве московскому царю, с тех пор от великого государя никакой нам помощи, заступленья и обереганья нет». 23 апреля Хмельницкий писал государю с посланцем Коробкою: «Турецкий султан сбирается на Украйну в союзе с королем польским и императором Фердинандом; хан крымский также готов со всеми ордами, только не знаем, где хочет ударить. Все это делается по научению ляцкому, потому что ляхи искони извыкли прелестями своими разные монархии губить: так православных российских князей прельстили и седалища их пресветлые ни во что обратили; а теперь ни о чем больше не промышляют, как только о том, чтоб разорить православие, что не раз и ваше царское величество узнал. Теперь ляхи, видя свою свыше от Бога назначенную погибель, вашему царскому величеству покоряются, а в сердцах у них яд змеиной ярости кипит. Покоряются вашему царскому величеству, а сами к султану турецкому послов отправляют, просят, чтоб помогал им христиан воевать, и за эту помощь все вашего царского величества украинские города обещают, от Каменца Подольского начиная. Узнавши об этом от владетеля молдавского, извещаем тебе и молим твое царское величество, не верь отступникам ляхам. И то тебе, великому государю, извещаю, что, будучи недосужным, за изволением всех полковников, поручил я гетманство сыну своему Юрию Хмельницкому, о котором низко челом бью, молю, чтоб твое царское величество милостив к нему был». |
| Собрав исторические достопамятности Славян древних, скажем нечто о языке их. Греки в шестом веке находили его весьма грубым. Выражая первые мысли и потребности людей необразованных, рожденных в климате суровом, он должен был казаться диким в сравнении с языком Греческим, смягченным долговременною жизнию в порядке гражданском, удовольствиями роскоши и нежным слухом людей, искони любивших искусства приятные. Не имея никаких памятников сего первобытного языка Славянского, можем судить о нем только по новейшим, из коих самыми древними считаются наша Библия и другие церковные книги, переведенные в IX веке Св. Кириллом, Мефодием и помощниками их. Но Славяне, приняв Христианскую Веру, заимствовали с нею новые мысли, изобрели новые слова, выражения, и язык их в средних веках без сомнения так же отличался от древнего, как уже отличается от нашего. Рассеянные по Европе, окруженные другими народами и нередко ими покоряемые, Славянские племена утратили единство языка, и в течение времен произошли разные его наречия, из коих главные суть: 1) Русское, более всех других образованное и менее всех других смешанное с чужеземными словами. Победы, завоевания и величие государственное, возвысив дух народа Российского, имели счастливое действие и на самый язык его, который, будучи управляем дарованием и вкусом Писателя умного, может равняться ныне в силе, красоте и приятности с лучшими языками древности и наших времен. Будущая судьба его зависит от судьбы Государства... 2) Польское, смешанное со многими Латинскими и Немецкими словами: им говорят не только в бывшем Королевстве Польском, но и в некоторых местах Пруссии, Дворяне в Литве и народ в Силезии, по сю сторону Одера. 3) Чешское, в Богемии, в Моравии и Венгрии, по утверждению Иорданову ближайшее к нашему древнему переводу Библии , а по мнению других Богемских ученых среднее между Кроатским и Польским. Венгерское наречие именуется Славакским, но разнится от Чешского большею частию только в выговоре, хотя Авторы Многоязычного Словаря признают его особенным. Впрочем, и другие Славянские наречия употребляются в Венгрии. |
|
|
