| Примечания Составлено по Минеям-Четьям. Таксиот не имя собственное. Это слово, в переводе с греческого, означает воин. Составлено по Прологу. Cм.Lambecii, Bibl. Vindobon.III, 857; также арх. Сергия, Месяц Востока, т. II, ч. 2, с. 282. Составлено по Минеям-Четьям. IV. Размышления об аде и рае Говорю же вам, что многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном, а сыны царства извержены будут во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов. Мф. 8, 11 12. Две истины заключаются в приведенных только что словах Спасителя. Обе равно неоспоримы, и обе неразрывно связаны вместе. Вот, действительно, радостное обещание: Многие с востока и запада придут и возлягут с Авраамом и Исааком и Иаковом в Царстве Небесном. Потому дороги слова эти, что из них можно определить, что собственно такое обещанные нам небеса; из них видна вся красота обетованной будущей жизни. Во-первых употреблено Христом слово " возлягут " , а с этим словом сопряжена мысль о покое. Как же сладостна эта мысль! Какую цену должна она иметь для того, кто в поте лица снискивает пропитание свое! Как часто, утирая влажный лоб свой и будучи истомлен трудом, он с грустью спрашивает себя, есть ли предел его труду, будет ли он когда-нибудь знать отдых. Или вечером, измученный, отходя ко сну, как часто он восклицает из глубины угнетенного сердца: " Неужели нет места, где мог бы я отдохнуть, где усталые члены мои могли бы прекратить свой нескончаемый труд, где достиг бы я покоя, по которому непрестанно вздыхаю! " Да, обремененный труженик, - да: есть счастливое место, где не знают ни горестей, ни труда. Высоко над голубым сводом небесным, который представляется глазам нашим, есть светлый, радостный город: стены его из камней многоценных, а свет его затмевает свет солнца. Там злые никого не мучат; там покоятся от трудов своих обремененные. Для утомленного труженика что может казаться более желательным, более утешительным, чем вечный покой? Верх счастья! Скоро голос мой, утомленный долгими усилиями, найдет возможным замолкнуть, скоро изнуренная грудь моя не будет принуждена напрягаться сверх сил, скоро приведенный в изнеможение мозг мой не будет уже постоянно возбужден бесчисленными волнующими и угнетающими его мыслями, скоро, скоро воссяду и я за трапезою Владыки моего и отдохну от всех трудов моих!.. |
| Таким образом, митр. Димитрий привлек все доступные славянские и латинские источники, при этом приоритет отдавался макарьевским Четьям-Минеям. Разнообразнейшие сведения были сопоставлены друг с другом и обработаны таким образом, что о каждом святом, упомянутом в месяцеслове, был написан краткий рассказ, имевший, помимо исторических фактов, еще и нравоучительное содержание. Новым был и способ изложения митр. Димитрия: «Его задача состояла в том, чтобы передать по возможности всю историю жизни святого, в её подвигах и деяниях, но передать просто, без лишних слов и стилистических украшений» 473 . Это требовало от автора высокого литературного мастерства. Написание сочинения, которое бы стало своего рода компедиумом примеров благочестивой жизни для православных христиан, требовало огромной работы. И здесь сил одного Димитрия Савича не хватало. В Малороссии он мог пользоваться поддержкой киевских коллег, среди которых были такие эрудиты как митр. Варлаам Ясинский. Между тем написание Четий-Миней шло совсем не гладко. Поначалу всё складывалось весьма благоприятно. Столь высоко ценившиеся Димитрием Савичем Великие Четьи-Минеи удалось получить почти сразу же после начала работы над текстом, в 1686 г. Это стало возможным благодаря протекции гетмана И. Самойловича и князя В.В. Голицина, а также по той причине, что патр. Иоаким, вероятно, желал оказать некую милость киевлянам после того, как Киевская митрополия подчинилась его власти в том же 1686 г. Высланы были не все макарьевские Четьи-Минеи, а лишь первые книги за сентябрь-февраль. Работа над первым томом своего труда иг. Димитрием была завершена в 1688 г., и к этому времени отношения между Москвой и Киевом были уже иными: в столице шли евхаристические споры. В сложившейся обстановке работа Димитрия Савича по составлению «Четий-Миней» стала для патр. Иоакима поводом для проявления своей верховной власти по отношения к киевлянам. Если ранее патриарх прислал макарьевские Четьи-Минеи как знак своей милости, то теперь, в марте 1688 г., в письмах к митр. Гедеону Четвертинскому и архим. Варлааму Ясинскому, патриарх без объяснения причин потребовал вернуть ценные книги обратно. К этому моменту иг. Димитрий едва приступил к сличению своих текстов со вторым томом макарьевских Четий-Миней, однако противиться воле первосвятителя он не смел. Он немедленно отсылает книги в Москву, сопровождая их письмом, в котором просит у патр. Иоакима благословления на издания в печерской типографии первой части «Четий-Миней». |
| В тяжелых условиях армяне создают культурные очаги и книжные центры, которые вскоре становятся центром притяжения для всех армян. В общих чертах выше мы уже говорили о деятельности монастырских школ и культурных центров Святой горы. Биограф Нерсеса Шнорали отмечает исключительные заслуги в этом деле потомков Григора Магистроса. Сын его Григор Вкайасер вошел в историю армянской литературы как составитель сборника житий и мученичеств, положившего начало армянским четьям-минеям. Г. Алишан называет его основоположником «серебряного века» или «главой вторых переводчиков» 337 . Большую роль сыграл он и в деле образования своих племянников, поручив их католикосу Барсеху, который «мудро воспитывал и обучал, и будил в них страх Божий». Однако вскоре, получив ранение, умирает Барсех. Перед смертью он завещает патриарший престол Григорису (1113–1165), брату Нерсеса Шнорали. Воспитание последнего берет на себя Григорис: «Он дал образование и своему брату Нерсесу, воспитывая его на Св. писании и взяв для него учителями мужей образованных и праведных». Семя, брошенное братом, дало хорошие всходы: «Восприняв от него Слово [жизни], он, подобно плодородной земле, начал плодоносить во сто крат больше. Вскоре Нерсес превзошел многих добродетельных и ученых мужей». Он в этот период начинает по поручению брата «истолковывать глубокий смысл Св. писания», пишет свое «Толкование Нового завета». В то же время переписывает рукописи, поскольку «владел он также искусством письма, изумительным, прекрасным в своем разнообразии, и казалось, что оно выведено было божественной рукой». Примерно с 30-х годов XII в. начинается бурный расцвет творчества Нерсеса Шнорали. Григор, видя «у брата столь изумительный дар, пробивающийся подобно источнику, просил его с искренней духовной любовью проявить его и восполнить недостающее в церковной литургии». Нерсес начал создавать духовные песни, гимны, шараканы и т. п. Велика заслуга Нерсеса Шнорали в этой области. По достоинству ее оценили современники, назвав его «философом-музыкантом» (композитором). Столь же высокую оценку дает наш автор. «Хотя, – пишет он, – содержание его песен по своему глубокому смыслу было прелестно, но еще изумительней были всевозможные мелодии [к ним], сочиненные одна лучше другой». |
| Ибо слова и обороты, вполне понятные для людей образованных, могут быть непонятны для людей простых. Поэтому проповедник должен обратить внимание на то, чем отличается язык книжный от речи народной, и стараться всячески быть народным по самому языку в своих беседах. Касательно употребления отдельных слов в церковном собеседовании необходимо наблюдать следующее: 1. Никогда не употреблять слов иностранных. Исключение из этого правила должно быть только для тех слов, которые перешли в наш язык вместе с самой верой Христовой, как например: догмат, евхаристия и прочее. Эти слова проповедник должен объяснять своим слушателям, не исключая их из языка церковного, потому что они приняты вселенской Церковью и имеют священную важность. 2. Всячески избегать терминов собственно научных, как например: система, умозаключение и прочее. Подобные слова в науке получают часто совершенно техническое значение; от этого они никогда не могут иметь общенародного употребления. 3. Равным образом — избегать слов отвлеченных, как например: отношение, выражение и прочее. 4. Стараться говорить теми словами, которые употребляет сам народ, не нисходя только до грубости и пошлости речи в таком случае. 5. Вводить в проповеди наиболее слов церковно-библейских, которые привык слышать народ в храме Божием и которые потому самому понятнее ему. 6. Вообще благопопечительный проповедник должен заранее обсудить не только каждую мысль, но и каждое слово своей проповеди, стараясь высказать все так, как бы высказал то же самое простой слушатель его. Подобную же осмотрительность должен иметь проповедник и в рассуждении целых оборотов речи. Язык наш образовался по языкам иноземным, поэтому и занимал от них не только слова, но и саму форму построения речи. Так, когда он находился под влиянием языка латинского, в нем господствовала латинская периодическая речь. Потом, когда вошел в тесную связь с языками новейшими, то начал изобиловать оборотами и фразами, свойственными этим языкам. От этого происходит, что иногда в книжной речи нашей всякое слово, отдельно взятое, понятно каждому, но смысл целой речи остается неясным или и совсем не понятным для слушателя простого, который не привык к литературному языку нашему. Читаете народу, например, жития святых по Четьям-Минеям, он почти все поймет, хотя язык этих книг славянский, а не русский. Но если переложите сказания Четьих-Миней на язык, господствующий в наших журналах, то, с уверенностью можно сказать, народу гораздо труднее будет понимать их. Отчего это? От того, что речь славянская — родная русскому языку по своему складу, а речь современного книжного языка отступила от речи собственно народной. |
| А здесь что же, простые шипучки. И существуют ли эти лозы при соввласти на Новом Афоне, не знаю. (Мне одна старая богомолка, бабушка, сказала: «А как оно теперь называется, касатик, вот уж и не знаю, как выговорить-то… Псы…псы… па…». Я ей помог «Псырцха» или «Псыртсха». Так называется река, которая здесь протекала или протекает). 139 [Закон «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации, и укреплении общественной социалистической собственности» написан лично Сталиным и принят ЦИК и СНК СССР 7 августа 1932 года. Это знаменитый закон о «пяти колосках», по которому даже за незначительные «хищения» применялся расстрел и лишь в редком случае грозило десятилетнее заключение]. 141 Между прочим – для сравнения. У него был товарищ из семьи придворного генерала: брат его был гвардейский офицер, и сам он служил в инженерных войсках, проверял подземные посты во дворце. Так этот бывший офицер в самую жаркую пору летом надевал кроме кителя еще и шинель, хоть на руку (когда уж вышел в отставку), ибо говорил, что ему в былое время выйти на Невский без шинели все равно что нагим себя чувствовать… Так вот, этот князь Д. перед пострижением в монашество, когда он мог носить как послушник только один подрясник, должен был поехать к Петербургскому митрополиту и пройти по Невскому в нем – а его все знали, вся фешенебельная столица, – и он не только прошел, но повстречал знакомых, которые нарочно иногда выходили к нему из своих экипажей и карет! 144 Это ведь получается подражание Четьям-Минеям, это дорожка к канонизации. И там, мы знаем, вкрались такие ошибки и недосмотры, что вызывали нарекания уже до революции со стороны самых уважаемых и пожилых лиц и аскетов самого Пантелеймонова монастыря, например, иеросхимонаха Алексия (Киреевского). От Синода тогдашнего это все осталось в стороне. А не имел ли этот недосмотр результатом и волнения по имябожничеству там? Может быть, не нужно бы посылать и архиепископа Никона туда, чтобы усмирять известным образом монахов, о чем он подробно рассказывал мне вскоре по приезде, при встрече за столом у о.Германа (Зосимовской пустыни), и о чем нет надобности говорить здесь. |
| Григорием Нисским , и с «Диоптрой». Стремление доказать бессмертие души не заставило его искать союзника в спиритуализме; допуская возможность «преждерождественного» существования души, он подчёркивает, что с «нынешним» у него «нет тождественности», а потому допустимо утверждать, что душа живёт в семени. Об «образе Божием» в человеке Радищев говорит обиняком, но по всему видно, что он полагает его в разуме. Очень показательна осуществлённая писателем обработка «Жития Филарета Милостивого» (по Четьям-Минеям), в которой нарочито оттенено прилежание святого «к учению о душе, или психологии, к богословию, или науке о познании Бога, и к нравственному любомудрию». 26 Это сочинение, как, впрочем, и «Житие Феодора Васильевича Ушакова», свидетельствует о глубокой внутренней потребности Радищева установить живую связь мира церковнославянской книжности и новейших умозрений, о его конкретном историзме, который проявился и в «Путешествии из Петербурга в Москву», о единстве социальных и религиозно-антропологических взглядов. Высокомерно-холодный и несправедливый отзыв о философских построениях Радищева, принадлежащий А.С. Пушкину, не служит к чести великого поэта, вообще не слишком жаловавшего XVIII столетие, значение которого, прежде всего в сфере религиозно-метафизической, он просто не был готов оценить. Радищев был проницательнее: «Нет, ты не будешь забвенно, столетье безумно и мудро». В наследство XIX веку век XVIII оставил немало: «сердечное боговедение» пиетизма, «естественное богословие», стоические мотивы самопознания, классические доказательства бессмертия души вместе с определённой спиритуалистической тенденцией, вызванной стремлением противостоять материализму и афеизму. Восприняты они были в различной пропорции, и можно утверждать, что спиритуализм всё-таки возобладал, чему способствовала переориентация на платонизм в богословском образовании (по Уставу 1814 г.), а затем и новая волна борьбы с безбожием. Но, возможно, и в самом деле душа была центральным понятием религиозной антропологии XVIII в. |
| 187 . Подвижники благочестия, процветавшие на Синайской горе и в ее окрестностях. К источнику воды живой. Письма паломницы IV века. М. 1994. 1. 1–130. [Переизд. книги (СПб. 1860), составленной по Четьям-Минеям, месяцесловам, богослужебным книгам и др.]. 188 . Damianos, arcivesc. Il monastero del Sinai oggi//GC 4 .1807). 57–71. 189 . Kontoghiannis S. D. La biblioteca del monastero di Santa Caterina del Sinai//GC 4 .1807). 339–380. 190 . Lafontaine-Dosogne J. Le monastère du Sinai. Creuset de culture chrétienne (X е -XIII е siècles)//East and West in the Crusader States: Context – Contacts – Confrontations. Acta of the Congress held at Hernen Castle in May 1993/Ed. Ciggaar Κ., Davids A., Teule H. Leuven 1996. 103–129. (Orientalia Lovaniensia, Analecta. 75). 191 . Le Sinai durant l’Antiquité et le Moyen Âge/Ed. Valbelle D., Bonnet C. P. 1998. 192 . Martzelos G. D. Il fondamento teologico della spiritualita dei padri sinaiti//GC 4 .1807). 73–92. 193 . Nau F. Le texte grec des récits du moine Anastase sur les saints Pères du Sinai//OrC 1902. 2. 58–85. [Публ. «Рассказов о синайских отцах», осн. источника о синайском монашестве VII в. и, в частности, о св. Иоанне Лествичнике ]. 194 . Nau F. Le texte grec des récits utiles à l’âme d’Anastase [le Sinaite]//OrC 1903. 3. 75 ss. 195 . Phountoulis I. M. L’eortologhio del Sinai//GC 4 .1807). 301–312. 196 . Tsafrir Y. Monks and monasteries in southern Sinai//Ancient Churches Revealed. Jerusalem 1993. 315–333. 197 . Tsamis D. G. Τ Γεροντικν το Σιν. Θεσσαλονκη 2000. Синайский патерик: см. секцию «Луг духовный» в этом разд. Жития и поучения подвижников 198 . Изречения египетских отцов. Памятники литературы на коптском языке/Введ., пер. с копт, и комм. Еланской А. И. СПб. 1993. 199 . Amélineau É. Monuments pour servir à l’histoire de l’Égypte chrétienne. P. 1894. Histoire des monastères de la Basse-Égypte. Vies des saints Paul, Antoine, Macaire... Texte copte et trad. française. (Annales du Musée Guimet. 25). 200 . Budge E. A. W. The Book of Paradise being the histories and sayings of the monks and ascetics of the Egyptian Desert by Palladius, Hieronymus and others. |
| Точно тоже должно сказать и вообще о святоотеческой письменности, которой наше светское образованное общество не знает, потому что не ознакомлено с ней в школе. Но при настоящем порядке вещей для этого ознакомления нет благоприятствующих условий. В самом деле, церковная история проходится в VI классе при двух уроках в неделю, при которых едва возможно прочесть в классе лишь несколько самых кратких отрывков из святоотеческих творений, а таким путем можно ли не только познакомить воспитанников с святоотеческой письменностью вообще, а и заставить их полюбить ее? Едва ли; не говорим уже о том, что в школе часто и не по чему познакомить-то. Другое дело, если бы церковная история проходилась в III классе, а VI или, лучше, VII класс можно было бы посвятить на патристику. Тогда в III классе, когда у воспитанников не охладела еще любовь к Церкви и не произошло еще отвычки от церковно-славянского чтения, очень удобно было бы каждого воспитанника заставить прочитать по четьям-минеям св. Димитрия Ростовского житие его ангела или какое-либо другое, конечно, по-славянски 5 ), если к этому присоединить еще хотя бы одно житие, прочитанное в классе под руководством наставника, то можно было бы быть уверенным, что в детской душе заронилась бы искра того доброго расположения к четьи минейному чтению, которое так отличает наш простой народ. А в VII классе при двухнедельных уроках патристики довольно было бы времени для полного знакомства с святоотеческой письменностью, чем какое возможно теперь; отчего бы для этой же цели не завести обычая приватного прочтения каждым воспитанником в течение этого года творения одного какого-либо св. отца в более или менее полном виде?... По-видимому, в лучшем положении обстоит дело по отношению к Библии. С содержанием Библии наши дети знакомятся с первых же классов по так называемым священным историям Ветхого и Нового Завета : в катехизисе и особенно в дополненном его виде сообщаются им краткие исагогические сведения о библейских книгах, и дается масса текстов из этих книг; кроме того, в последнее время в гимназический курс Закона Божия введено классное чтение избранных мест из Библии. |
| Очень показательна осуществленная писателем обработка «Жития Филарета Милостивого» (по Четьям-Минеям), в которой нарочито оттенено прилежание святого «к учению о душе, или психологии, к богословию, или науке о познании Бога, и к нравственному любомудрию» 125 . Это сочинение, как, впрочем, и «Житие Феодора Васильевича Ушакова», свидетельствует о глубокой внутренней потребности Радищева установить живую связь мира церковнославянской книжности и новейших умозрений, о его конкретном историзме, который проявился и в «Путешествии из Петербурга в Москву», о единстве социальных и религиозно-антропологических взглядов. Высокомерно-холодный и несправедливый отзыв о философских построениях Радищева, принадлежащий А. С. Пушкину, не служит к чести великого поэта, вообще не слишком жаловавшего XVIII столетие, значение которого, прежде всего в сфере религиозно-метафизической, он просто не был готов оценить. Радищев был проницательнее: «Нет, ты не будешь забвенно, столетье безумно и мудро». В наследство XIX веку восемнадцатый оставил немало: «сердечное боговедение» пиетизма, «естественное богословие», стоические мотивы самопознания, классические доказательства бессмертия души вместе с определенной спиритуалистической тенденцией, вызванной стремлением противостоять материализму и атеизму. Восприняты они были в различной пропорции, и можно утверждать, что спиритуализм все-таки возобладал, чему способствовала переориентация на платонизм в богословском образовании (по Уставу 1814 года), а затем и новая волна борьбы с безбожием. Но, возможно, и в самом деле душа была центральным понятием религиозной антропологии XVIII века. Девятнадцатому веку предстояло сосредоточиться на сознании. И здесь, надо сказать, художественная интуиция отчасти опередила философскую рефлексию – только кто же всерьез вдумывался в суть отчаянной просьбы Ф. М. Достоевского прислать ему «Критику чистого разума» Канта и «непременно Гегеля, в особенности Гегелеву „Историю философии“», просьбы, подкрепленной невероятным признанием: «С этим вся моя будущность соединена!» 126 |
| И думается мне, что эта молитва будет лучше нашей… Хотя и мы побуждаемся этим – усилить свое молитвенное дерзновение к Богу об упокоении души твоей; и лично я хотел бы молиться теперь, чтобы в том горнем мире, который открылся пред тобою, принял тебя Господь, верного в своем великом деле раба, в Свое общение; чтобы явил он твоему глубокому и пытливому уму всю истину «лицом к лицу»; чтобы твое всеобъемлющее сердце, в котором здесь никому не было тесно, объяло там всю полноту добра; чтобы твое тонкое чувство прекрасного усладилось там неизреченной красотой обителей райских. Речь проф. С.И. Смирнова Помню я, в Московской духовной академии Василий Осипович однажды говорил. «В одном северном житии рассказывается, как старец подвижник, выйдя в лес, за ограду обители, заслушался птички и заснул под деревом на 300 лет. Проснувшись пошел он к своему монастырю и не узнал его: стены окрашены в другой цвет, новый настоятель, чужая братия… Я был счастливее этого старца: рано оставив духовную школу, долго скитался я вдали от нее, но когда в нее вернулся, я почувствовал себя здесь снова своим " … И действительно, для академии В.О. был своим человеком. Сын сельского священника, ранний сирота, он 8-ми летним мальчиком читал своей бабушке по славянским четьям-минеям жития святых, а потом, окончив университет, в который В.О. попал из духовной семинарии, темой для своей магистерской работы он взял «Древнерусские жития святых». Разыскивая древние тексты житий, В.О. занимается между прочим в библиотеке нашей академии, знакомится с академическими учеными. Те оценили его: прежняя академия умела находить таланты, и исследователь житий святых стал профессором духовной академии. Но попав в родную культурную среду, В.О. вносит в нее новую стихию – свои необычайные дарования, воспитанные иною школой: широкое образование, смелость критической, ни перед чем не останавливающейся мысли, отвагу научных построений, дивную красоту речи, умение извлечь из старого источника образцы бесподобного народного лаконизма, а главное, он вносит беспристрастие исследования, вскрывающего не только труды и славу и добро деятелей нашего прошлого, но и грехи и темные деяния и великие исторические неправды. |
|
|
