| А что потом? Когда – потом? Тогда. Когда не перенесёт. Когда Степана накроют с головой, как давеча его соседа, простынёй. И повезут на кладбище, до которого, правда, здесь рукой подать – так местные говорят. Был, и нету? Да. Закон жизни. Но какая же это жизнь? Это уже не жизнь. Это смерть. Да, смерть. Пришла его, Стёпкина, смерть И всё? Всё. Но где тогда будет он, Степан? Нигде. Потому что в трупе не будет никакого Степана. Это он знает так же верно, как то, что сейчас он пока ещё жив, и это тело – его тело. Был, и нету? Да. Закон жизни. Но какая же это жизнь? Это уже не жизнь. Это смерть. Да, смерть. Пришла его, Стёпкина, смерть. А зачем? Зачем было всё, что звалось Стёпкиной жизнью: мамкина робкая улыбка, деревенские зори, туман над Мокшей? Полуподвал на Мещанской, политзанятия, ребята, пионерский отряд? Зачем – война? Зачем – бой у Демьяновки? Зачем – Родина? Завтра Степан не будет знать ни о какой Демьяновке. И о Москве знать не будет. И о товарище Сталине. И о Родине. Как же так?! Степан сжал кулаки – понимая, что от этого усилия боль немедленно вернётся. Пускай возвращается. Пусть бросается, пусть впивается ещё сильнее в его полумёртвое тело. Он размахнулся и ударил кулаком по железному краю кровати. Резкая боль обожгла рёбра, пронзила острой иглой позвоночник, захлестнула Степана с головой. В глазах потемнело. Он провалился в пустоту. Труп. Перед епископом Лукой на операционном столе лежал труп – ещё тёплый. Молоденький лейтенант, успевший только понюхать пороху под Малоярославцем. Осколочное ранение. Тяжелый гнойный гонит. И вот – конец: трёхчасовая операция, которая оказалась бесполезной. Сёстры ушли из операционной. Все знали: в эту минуту Войно-Ясенецкого нужно оставить одного. Так повелось после первой смерти в этом госпитале у Валентина Феликсовича (как по-мирски звали епископа Луку коллеги). Епископ оперся руками на стол и склонился над умершим. Он никогда не мог привыкнуть к смерти. Никогда. Несмотря на весь свой огромный стаж в гнойной хирургии. Каждый раз смерть – в большинстве случаев это была смерть чужого, почти незнакомого ему, человека – врывалась в душу епископа Луки и ранила. Он ясно и почти физически ощущал: нечто важное, неповторимое рушилось в мире, когда вот так – переставало биться измученное болезнью сердце, и тёплое человеческое тело медленно превращалось в холодный труп. |
| Симеона, в божественном свете прежде всего открывается наше несходство с Богом. «Ныне, в настоящей жизни, входя в свет чрез покаяние, самоохотно и самопроизвольно, мы хотя обличаемся и осуждаемся, но, по благости и человеколюбию Божию, обличаемся и осуждаемся тайно и сокровенно, в глубине души нашей, во очищение и прощение грехов наших. И только один Бог вместе с нами знает и видит сокровенности сердец наших, И кто здесь, в настоящей жизни бывает судим таким судом, тому нечего бояться другого какого истязания. Но тогда, во второе пришествие Господне, на тех, которые ныне не хотят внити в свет и быть им судимы и осуждаемы, но ненавидят его, откроется свет, сокрытый ныне, и сделает явными все их сокровенности. И все мы, ныне укрывающие себя и не хотящие объявить сокровенности сердец наших чрез покаяние, раскрыты будем тогда действом света пред лицем Бога и пред всеми прочими, – что такое есмы мы ныне 261 . Итак, свет есть суд, он есть также парусия [второе пришествие], уже совершающаяся для тех, кто живет в общении с Богом, ибо опытное познание нетварного света превосходит границы тварного существа, выходит за пределы пространства и времени к «Тайне восьмого дня». Так у св. Симеона мистическое созерцание соединяется с эсхатологическим прозрением. В самом деле, « для тех, которые соделались чадами света и сынами будущего дня и могут всегда как во дни ходить благообразно, никогда не придет день Господень, потому что они всегда с ним и в нем находятся. Ибо день Господень явится не для тех, которые уже осияваются божественным светом, но он внезапно откроется для тех, которые находятся во тьме страстей, живут в мире по-мирски и любят блага мира сего; для них явится он вдруг, внезапно, и покажется им страшным, как огнь нестерпимый и невыносимый» 262 . В состоянии обожения, которое наступит в будущем веке. Святой Дух явится во всем как свет, но видеть будут Личность Христа. «Благодать Твоего Всесвятого Духа, – говорит Симеон, – будет озарять праведников как звезды и среди них воссияешь Ты, о недосягаемое Солнце! Тогда все они просветятся в меру своей веры и своих дел, своей надежды и любви, в меру очищения и озарения Твоим Духом, о Единый Бог бесконечной кротости!» 263 «Тогда Христос будет видим всеми, и Сам Христос будет видеть все бесчисленные мириады святых, ни с кого глаз не сводя, так что каждому из них будет казаться, что Он на него смотрит, беседует с ним и приветствует его; и никто не будет опечален тем, будто Христос не обратил на него внимания и презрел его… Пребывая неизменным, Он будет являть Себя инаковым для одного, и инаковым для другого; будет уделять Себя каждому, как подобает и как он того достоин» 264 . |
| Какие преимущества и обетования Царства Христова? Господь и Бог наш говорит: «Работай Мне, и все тебе воздам. Всякое дело твое, и мысль твоя, и желания, и чувства, в угодность Мне тобою явленные и содержимые, не будут лишены награды своей. Чего другие не видят, Я вижу; что другие не ценят, Я ценю; за что другие, может быть, теснить тебя станут, Я Покровитель буду тебе; и за всякий труд твой готова тебе обитель вечная, она и созидается трудами твоими». Так обетовал Господь, так и есть. И все вступающие в Царство Его испытывают делом верность обетований сих. Они вкушают уже блаженство от трудов, коими трудятся в заповедях Божиих, – блаженство смирения, кротости, правды, миролюбия, милости, терпения, чистоты и всякой другой добродетели. И сии добродетели, будучи производимы благодатию Божиею, соделывают сердце их сосудом Духа Божия, Который есть для них залог или обручение будущего наследия, несомненно чаемого, ради сих начатков его, усвояемых всякому, кто нелицемерно работает Господу. Таковы ли обещания мира? Нисколько. Мир все обещает и ничего не дает. Манит, раздражив надежду, но в минуту, так сказать, вручения обещанного похищает его... потом, снова указывая вдали, снова манит и снова у достигшего похищает из рук то, что, кажется, уже получено. Оттого в мире все гоняются за чем-то многообещающим, и никто ничего не получает; преследуют призраки, кои разливаются в воздухе в ту минуту, как они готовы схватить их. Миролюбцы важничают, в пустой уверенности, что, действуя по-мирски, они заслуживают внимание мира; но мир или не видит их дел, или, видя, не признает цены их, или, признав цену, не воздает условного воздаяния. В мире все до одного суть обманутые и все еще себя обманывающие надеждами, для которых никакой не имеют опоры. Еще коротко укажу одну черту. Работающие Господу внешно невидны, нередко презираемы и гонимы, но внутренно всегда зреют в совершенствах духовных, которые в другом мире воссияют в них, как солнце, и дадут им соответственное себе место и блаженство. Работающие миру внешно видны, блестящи, нередко всевластны, но внутренно снедаются тугою, муками сердца и жгучими заботами. Ни минуты не имея покоя здесь, переходят они и туда на безотрадное вечное мучение, которого описать нельзя. |
| СЛОВО ИНОКА АНТИОХА О ПЬЯНСТВЕ Пьянство есть грех более тяжкий, нежели объядение, и совершенно воспрещается Божественным Писанием. Совсем не уместно нам угождаться им, как иные мудрствующие по–мирски имеют обычай хвалиться тем, что упиваются. Это упивание ничего другого не приносит, кроме исступления ума и бедности. И тело соделывает оно изможденным и расслабленным. Хорошо и неукорно употреблять немного вина немощи ради телесной. Ибо, как земля, напаяемая умеренным дождем, с избытком возращает вверенное ей чистое семя, а переполненная обильным дождем (опьяненная), приносит только терния и волчцы, так и земля сердца нашего при умеренном употреблении вина отдает чистыми естественные свои семена, будучи же все пропитано вином от многопития, приносит одни тернии нечистых помыслов. Это упивание делает еще и то, что над пьянствующим неразумные смеются, а разумные плачут о нем. Так Божие Писание говорит, что Ной, муж праведный, выпил вина и, опьяненный, лежал нагой, и это не потому, чтоб он был винопийца, но потому, что не знал еще силы вина. Увидев его, неразумный Хам осмеял его, а дети разумные прикрыли его. Итак, будем, братие, бегать от демона пьянства, чтоб не быть осмеянными от него, но паче да утвердим себя в трезвости, да цел будет человек и с владычественным своим (то есть умом), как заповедует и Приточник, говоря: «не буди винопийца… всяк бо пияница… обнищает» (Притч. 23, 20—21). И опять: «кому горе? кому молва? кому судове? кому горести и свары? кому сокрушения вотще? кому сини очи? Не пребывающим ли в вине? и не назирающим ли, где пирове бывают?» (ст. 29, 30). И наводит: «не упивайтеся вином, но беседуйте с человеком праведным» (ст. 31). Другой говорит: «в вине не мужайся, многих бо погуби вино» (Сир. 31, 29). И опять Приточник: «иже есть сладостен в виннем пребывании, во своих твердынях оставит безчестие» (Притч. 12,11). Еще: не будь винопийца, ибо «не пользует безумному сладость» (19, 10). И еще: неразумно и «укоризненно пиянство: и всяк пребываяй в нем, не будет премудр» (20, 1). Пророк Осия говорит о древнем народе (в укор ему): «вино и пиянство прият сердце людий моих» (Ос. 4, 11). И Исайя, окаявая проводящих время в винопитии, говорит: «горе востающим заутра и сикер гонящим, ждущим вечера: вино бо сожжет я» (Ис. 5, И). И опять: «вином прельщени суть… жрец и пророк изступиша ума от сикеры… прельстишася» (28, 7). Подобно сему и Иоиль вопиет: «утрезвитеся пиянии от вина своего и плачитеся; рыдайте вси пиющие вино до пиянства» (Иоил. 1, 5). Плакать и рыдать повелевается любителям винопития. И поистине, пьянство есть дело людей презреннейших и заблуждших, как Иов, произнося суд свой над некиим, говорит: «да заблудят, якоже пияныи» (Иов. 12, 25). |
| Ваше Святейшество! Говорят, что Вы действуете так для того, чтобы привлечь на свою сторону по-мирски всемогущий Ватикан, противопоставить его союзническую славу и силу турецким угрозам и таким образом поддержать находящийся в опасности и теряющий своё устойчивое положение престол древле царствующего града 16 . Если это действительно так, то Вы заблуждаетесь и трудитесь напрасно. Имеем ли мы, Ваше Святейшество, союзником Бога или нет? Если имеем, тогда «один изгонит тысячу, и двое победят тьмы», тогда «востанут яко волны морския» и турецкая звериная ярость будет пред нами как тонкая паутина, тогда «процветёт и прозябнет и возрадуется пустыня Иорданова» и «скачет хромый яко елень, ясен же будет язык гугнивых», тогда... О, тогда «разумейте, языцы, и покоряйтеся, яко с нами Бог»! Если же нет, то «к чему уповаем на князи и на сыны человеческия, в них же несть спасения»? Тогда, Ваше Святейшество, к нам скорее применимы слова пророка: «Горе сходящим во Египет помощи ради, уповающим на кони и на колесницы: суть бо многа, и конническое множество много зело: и не беша уповающе на Святаго Израилева, и Бога не взыскаша. Тойже премудре наведе на них злая, и слово Его не отринется, и востанет на домы человеков злых и на надежду их тщетную, египтянина человека, а не Бога, конски плоти, и не будет помощи: Господь же наведет руку Свою на ня, и утрудятся помагающии, и вей вкупе погибнут» ( Ис. 31:1–3 ). Ваше Святейшество! Пусть лучше исторический константинопольский престол будет вырван с корнем и пересажен на какой-нибудь пустынный морской островок или даже потоплен в глубинах Босфора, чем будет предпринята попытка даже малейшего уклонения от «золотого пути» отцов, которые в один голос взывают: «снисхождения в делах веры не бывает». Семь светильников Апокалипсиса за наши грехи уже давно погасли. Семь апостольских Церквей, Церквей, удостоившихся высочайшей чести принять через богодухновенного патмосского тайнозрителя написанные именно для них послания с Неба 17 , исчезли с лица земли, и там, где прежде совершалась престрашная Жертва и воспевалась Троическая песнь 18 , теперь, может быть, каркают ночные вороны и бродят дикие ослы. |
| Мы – ничто и даже больше, чем ничто – и вот, Тот, Который есть все и даже больше, чем все, приходит к нам и всякий раз становится единым с нами: единой душой, единым телом. Он отдает Свою душу и тело, все Свое Божество и все Свое человечество нам. Если бы Бог не был невидимым и непостижимым, Он не был бы Богом. Он не возвел бы нас на небо и не мог бы уже сейчас даровать нам Свое будущее Царство. И мы тоже не могли бы возблагодарить Его за все Его благодеяния, »яже вемы и яже не вемы«. Мы никогда бы не смогли найти и увидеть в том, »яже не вемы«, в незнании, в пространстве, к которому мы не можем приблизиться, Его удивительные и нескончаемые чудеса. «Ныне вся исполнишася света, небо же и земля, и преисподняя» 89 . Только Сам истинный Бог в Своем истинном богослужении создает истинных людей. Слова «Ты бо еси Бог неизреченен, недоведом, невидим, непостижим» возвышаются перед нами «как, поистине, крутая и неприступная гора» 90 , с которой сходит нетварное дуновение, наполняющее человеческое сердце, оживотворяя его внутренний мир радостью свободы, безграничности, риска и переживания полноценной жизни. Как часто мы по-мирски хотим заключить Бога в понятие, сделать Его постижимым, видимым, доступным чувственному восприятию! Как сильно мы хотим служить идолам, затвориться в темнице относительности (прелести-ереси)! Однако божественная Литургия не позволяет нам совершать что-либо подобное. Она разрушает идолов Бога и возвышает перед нашим взором спасительный Образ Бога-Слова, Который есть образ Бога невидимого ( Кол. 1:15 ), Архетип нашего истинного, но скрытого богосозданного бытия. Все вещи, литургически преображаясь в Православии, приобретают тот же самый апофатический характер свободы: неизреченное проявляется в богословии; невидимое – в иконе; непостижимое – в святости. 3. «В житии послуживша верно» 91 Приношение Богу всякой вещи «о всех и за вся» во время литургического священнодействия имеет своим следствием ее освящение и фундаментальное преобразование. Жизнь и воля, которые приносятся Богу, получают немедленное и неизменное освящение. Приношение Богу относительного и тленного, с расположением благодарности и признательности, влечет за собой возрастание в нас святого, вечного и духовного. «Даруй им вместо земных – небесная, вместо временных – вечная, вместо тленных – нетленная " 92 . Таким образом, вся жизнь верующего, насколько она становится приношением Богу, является духовным возрастанием. Отдавая себя, он не упраздняется, но возрождается, потому что еще до того, как его упразднят время, старость и болезни, он уже отдал свои силы и свою жизнь Богу и получил от Него Благодать. Он освятился и душой, и телом. Теперь его не одолеют ни время, ни старость, ни болезнь: его радость, его жизнь и его молодость избегают рук врагов и направляются к бесконечной свободе Духа. |
| II, 23. Отметаяйся Сына по неведению Его ни Отца имать и не знает Его. Кто же знает Сына, тот и Отца познал, сообразно своему знанию (о Сыне). II, 28. Егда явится Господь во втором пришествии, он будет иметь дерзновение и не постыдится, потому что это постыждение есть великое наказание. II, 29. Всяк, говорит, творяй правду, от него родися, т. е. по вере (своей) возрожден. III, 1. Мир не знает нас, зане не позна Его. Миром называет по-мирски, в удовольствиях живущих. III, 2. Возлюбленнии, сказано, ныне чада Божии есмы не естественным избранием, но потому, что имеем отцем Бога. Большая же любовь заключается в том, что, когда мы не имеем никакого познания о Боге, Он тем не менее избирает нас и называет своими сыновьями. Не у лейся, что будем, т. е. какой славы мы достигнем. Ибо егда явится, т. е. когда мы сделаемся совершенными, то будем подобны Ему, как пребывающие в покое и оправданные, чистые в добродетели, ибо узрим самый вид Его, якоже есть, удобопостижимо. III, 8. Творяй грех, от диавола есть, т. е. из части диавола то, к чему он стремится и что избирает. Исперва, говорит, диавол согрешает: сначала: т. е. от того момента, когда начал грешить, бесповоротно пребывая во грехе. III, 9. Всяк, говорит, рожденный от Бога, греха не творит, яко семя Его пребывает в нем, т. е. слово Его (пребывает) в том, кто по вере возрожден. III, 10. Как мы понимаем выражение: чада Божия,– так и под чадами диавола мы разумеем избирающих подобное диаволу; равным образом о них же говорится, что они происходят от лукавого. III, 12, 16. Всяк, ненавидяяй брата своего человекоубийца есть, ибо в нем по неверию умирает Христос. Итак, справедливо присоединяет апостол говоря: и веете, яко всяк человекоубийца и неверный не имать живота вечного в себе пребывающа. Христос пребывает, обитая в уме верном. III, 16. Ибо Он по нас т. е. за апостолов, душу свою положи. Итак, если Он положил душу свою за апостолов, то и апостолы Его также (должны) полагать самих себя, пишет (ап. Иоанн), как бы так говоря: «мы», апостолы, ради которых Господь положил душу свою, «должны полагать души свои за братьев», ибо спасение ближних есть слава апостолов. |
| Сих ради убо и сицевых причин не похваляхом начинание брата. Обаче похвалили есмы желание державнейшего и святого Вашего царствия посещения ради. Обаче паки глаголем по Божественному апостолу, аще непщевание или истинно Христос извещается. Сего ради или аще ради самолюбия церковников или ради иные вины, негли и благословно сице случися, радуемся, яко Киев имет митрополита, его же и хиротонию приемлем и, прочая оставляюще, молимся Владыце Христу: да даст ему силу правити благо и благоугодно. Подобает же ему, егда хиротонисует епископа, не предлагати его своими епископы, но доносити Святейшему Патриарху Московскому, по времени сущу, и иже с ним архиереем. И еже годно будет – собору творити. Второе. И в нынешнюю на той стране, рекомую Казацкую землю, суть некия в Риме и в Полше от латинов учения, и бяху архмандриты и игумени монастырей, и прочитают не подобно следствованию в монастирех, и носят езуитская ожерелия, сего ради да попечется преосвященный митрополит: во еже быти во всех монастырех тому же следованию, понеже не разделися Христос – и отложити ожерелия, ибо не подобает благочестивым знамя имети иному мудрствующих. Третие. Яко да будет тамо сечение или книга соборная, возвещающая чрез Ваше царское божественное повеление: по смерти прежреченных архимандритов и игуменов впредь священника, которой пойдет в папежское место учитися, архимандритом и игуменом и епископом не поставляти; аще же есть мирски – да не будет иереом. Доволно бо есть Православные веры к спасению и не подобает верным прелститися чрез философию и суетную прелесть. Великий Князь Александр не бе философ, но ответ, который даде послам Папиным, разнствуется Символу веры . Аще же покажется чрез божественную Вашу и царственную печать, да будет школа в Киеве и да учатся в Киеве по силе, и от папежской школы да отлучатся подобы благочестивешие. И тамо в Москве сохранен бе древний устав: да не бывают игумени или архимандриты от рода казацкого, но москали. Москаль и на Москве и в Казацкой земли, а казаки токмо в Казацкой земли: не подобает бо вкупе запрягати коня и вола, ниже ткати вкупе руно и лен, глаголет Писание. Далеко казацы-священницы от игуменства Московского и от иного достоинства, понеже исповедуем быти казаков православных, обаче многие нравы имеют разтленные, их же не подобает учитися тамошним православным. И сие негли бывает яко не оставят по времени суща, Святейшего Патриарха всея Москвы некия из бояр избрати архимандритов и игуменов, но или насилствующа или ходатайствующе, разтлевают Церки праведное, но праведно есть Святейшего Патриарха имети праведное избрание. Да сохраняются божественная необновленна. |
| Это начало парусии, второго пришествия в душах святых, начаток конечного откровения, когда Бог явится всем в свете Своем неприступном. Вот почему, по святому Симеону Новому Богослову, для тех, " которые соделались чадами света и сынами будущего дня и могут всегда как во дни ходить благообразно, для тех никогда не придет день Господень, потому что они всегда с ним и в нем находятся. Ибо день Господень явится не для тех, которые уже осияваются Божественным светом; но он внезапно откроется для тех, которые находятся во тьме страстей, живут в мире по-мирски и любят блага мира сего; для них явится он вдруг, внезапно и покажется им страшным, как огнь нестерпимый и невыносимый " Божественный свет становится основой нашего сознания: в нем мы познаем Бога и познаем самих себя. Он проникает в глубины нашего существа, вступающего в единение с Богом, он становится для него Божиим судом до Страшного суда. Ибо, по святому Симеону, имеется два суда: один совершается здесь, на земле - это суд, имеющий в виду спасение; другой - по окончании мира - есть суд в осуждение: " В настоящей жизни, когда благодаря раскаянию мы входим свободно и добровольно в Божественный свет, мы оказываемся обвиненными и осужденными; однако по Божественной любви и милосердию это обвинение и этот суд происходят втайне, в глубинах нашей души для нашего очищения и для прощения грехов. Только Бог и мы сами видим тогда сокрытые глубины наших сердец. Те, которые подвергаются в настоящей жизни подобному суду, могут не бояться другого испытания. Для тех же, которые не хотят еще здесь, на земле, войти в свет, чтобы быть обвиненными и судимыми, для тех, кто ненавидит свет, второе пришествие Христово откроет свет, скрытый ныне, и сделает явным все то, что до сих пор оставалось тайным. Все то, что мы скрываем нынче, не желая открывать в раскаянии глубины наших сердец, откроется тогда во свете пред лицем Божиим, перед всей вселенной, и то, что мы представляем собой в действительности, станет явным " Полное сознание появится у всех в Божественном свете, при втором пришествии Христовом. |
| 270. 1) Опять укор разгулу масличному, и вообще мирской жизни, и благодарение, что Бог избавил от сего иночествующих. – 2) Скорбеть надо о мирянах, по духу мира живущих, подражая апостолам, пророкам и всем святым. 52] 1) Часто ублажаю жизнь вашу; но делаю это не из лести, а поистине, жаление о живущих по-мирски выразить желая, а вас сделать еще более ревностными в виду имея. Что там ныне деется, вы и сами знаете: пиры и пьянства, песни и пляски и все другие такие изобретения вражьего в мире действа, – ихже суд праведен, как написано. Наше же жительство не таково: день и ночь хвалим мы Господа, по преданному нам от святых отцов законоположению; псалмопение сдедует у нас за псалмопением, чтение за чтением, молитва за молитвою; затем – в мыслях бдение над помыслами, в сердце поучение в божественных словесах, также безмолвие благовременное, беседа приличная; еще – друг другу служение, все у нас весом и мерою узаконяется, хотя в праздник обычно некое предлагается утешение. Ибо послушай, что говорит Господь к Иуде: еже твориши, сотвори скоро. Сего же никтоже разуме от возлежащих, к чесому рече ему. Нецыи же мняху, понеже ковчежец имяше Иуда, яко глаголет ему Иисус: купи, еже требуем на праздник: или нищим да нечто даст. Видишь, что у них и о празднике, и о нищих была забота? Что и мы смиренные, как видите, стараемся исполнять. Но благословен Бог, сподобивший нас приобщиться такой жизни; не от дел праведных, ихже сотворихом мы, – ибо мы ничего доброго не сотворили на земле, – но по Своей милости (Тит. 3, 5), призвал Он нас к ней. Почему каждый из нас с сокрушенным сердцем должен всегда говорить: что есть аз, Господи, Господи, и что дом отца моего, что Ты так возлюбил меня. 2) И наше дело таково; в мире же редко найдешь ты что такое. Ибо там за ночью день следует в заботах и делах века сего, в самообольщении богатством и в других хлопотах; так что человеку и вздохнуть некогда: то сговариваются один с другим, то сталкиваются неприязненно; клятва и лжа, и убийство, и татьба, и любодеяниеразлияся по земле, говоря пророческим словом (Ос. |
|
|
