| Паче же у них у мечетов забудется: все на них смотрел бы да окола их гулял (л. 23). Русский паломник с одобрением отмечает, что воровства в Цареграде и мошенничества отнюдь не слыхать, что пьяных турки не любят, а сами вина не пъют. Каждый народ, с которым сталкивается на пути в Иерусалим Иоанн Лукьянов, достоин уважения. У турок он учится эстетике быта, отмечая, что они до цветов зело охочи, ходят в пышных и ярких одеждах, в их домах все окны – на море, а строенья узорично, улица улицы дивняя (л. 22 об. – 23). В цикле египетских очерков паломник отдает дань уважения трудолюбию земледельцев-арабов; рассказывая о морском плавании на греческом корабле, вспоминает доброту и отвагу матросов, которые стали ему как братья родные. В этнографических и нравоописательных очерках доминирует художественно-изобразительный принцип воспроизведения действительности, в них развито авторское начало, наиболее ярко проявляющее себя в лирических монологах. Прямое авторское слово о мире и человеке лишает текст двойного толкования, в открытой форме донося до читателя религиозно-философские, социально-политические, литературно-эстетические взгляды писателя. Лукьянов не просто комментирует приводимые в «Хождении» факты, но дает им эмоционально-нравственную оценку, стремясь превратить читателя из «соучастника» путешествия в «сомышленника» и «сочувственника». Развернутых лирических монологов автора в тексте произведения не так много, чаще всего отношение паломника к увиденному передается в предельно экономной, экспрессивно-эмоциональной словесной форме. Пожалуй, никто из русских путешественников петровского времени столько не писал о своих чувствах, подчас столь сложных, что с трудом поддавались описанию, как Иоанн Лукьянов. Лирическая стихия пронизывает все повествование о хождении в Святую землю, но определяющей она становится в рассказе об особо торжественных случаях (прибытие в Иерусалим) или экстремальных ситуациях (нападение мальтийских пиратов на корабль, где находились паломники). Эмоциональное напряжение рассказа может подчеркивать его кольцевая структура: А когда мы стали начевать у села Еумауса, тогда лиша ужас по табарам да стон стоит, – иной без глаза, у иного голова проломлена, иной без руки, иной без ноги; бабы-та плачют. |
| Красавец так же все летал на лихачах в своих енотах, намокал после винта у Терехиных или у вице-губернатора, сидел в первом ряду театра с видом графа Потоцкого или князя Радзивилла, бывал на маскарадах, заводя интрижку с недорогой маской. Заезжал и на Спасо-Жировку. В светлой столовой пил с матерью чай с блюдечка, дуя на него, сильно выпячивая губы – а лоб морщил многозначительно. Тоненькие его ножки были в тех же лакированных ботинках. – Дорогуша, – обращался к матери, – мне нравится здесь у вас, на этой, как ты называешь…? Спасс-на-Жироннь… Улица солидная, тут у меня есть хорошие пациенты, поближе к Никольской, некие Кожемякины. У них мучной лабаз… Квартира у вас просторная. Как всегда, у тебя, душечка, образцовый порядок… Что же, барышни подрастают, юноша учится, все отлично… об одном жалею: дядя Коля далеко, мы бы с ним тут у Кулона нравственно встряхнулись. И поцеловав матери на прощанье руку, Красавец катил далее, по медицинским, выпивательным или любовным делам. Красавец тоже вполне был прав: и тут, в Глебовой семье, под началом матери, все шло естественно и обычно, устойчиво и благополучно. Одно стала замечать за последнее время мать: Глеб переутомляется. Слишком много работы, кроме латыни и всего иного донимает еще греческий, над которым столько надо мучиться. Соня-Собачка тоже его жалела. – Ну на что тебе все эти глаголы? Что ты там все зубришь? Ведь никто на этом языке теперь не говорит? – «Апетметесан тас кефалас», – отвечал Глеб. – Винительный отношения. «Апетметесан» – страдательный залог от «апотемно» – обрубаю. «Были обрублены по отношению к своим головам». – Как? Как? «Обрублены по отношению…» – У нас так требуют. Чтобы было точно. – Глеб, Глеб, эти твои греки были ужасные дураки. Брось, поедем лучше кататься. Ии-го-го! Собачка изображала коня, ржала, рыла копытом в нетерпении землю. Глеб, хоть и порядочный уже гимназист, но по детской привычке уверенно вспрыгивал на могучую спину Сони, она галопом неслась вокруг всей квартиры, снова ржала, иногда брыкалась и пыталась сбросить седока – чаще, впрочем, делала это вблизи дивана, куда, в конце концов, падала и сама. Глебу возня с Собачкой нравилась гораздо больше, чем греческие уроки, но и вообще ему приходило иногда в голову – нужно ли все это? Усилия, чтобы одолеть неправильный глагол «хистэми», или еще что другое? А ведь так – до самого конца гимназии, и все труднее. Он хуже стал учиться. Что делать дальше, как найти смысл в том, что казалось бессмысленным, не знал. Мать во многом ему сочувствовала. Для чего нужно «хистэми», так же не могла бы объяснить, как и Глеб. Она написала отцу. |
| «Чугунные сквозные украшения, обвитые около круглой прекрасной башни», которые «полетят вместе с нею на небо», предвосхищают мечты 60-х годов и отчасти даже идеи инженера Эйфеля. Но «висящая архитектура», как называл ее Гоголь, не удалась, да и сам он в нее как будто не очень верил. Зато если мы что-нибудь видели на деле, так это стилистическое столпотворение, о котором он так пламенно мечтал. Пророчество Гоголя сбылось. «Всякая архитектура прекрасна, если соблюдены все ее условия» — эти слова его статьи могут служить эпиграфом для истории XIX века. Требование его, чтобы каждый архитектор «имел глубокое познание во всех родах зодчества», исполнилось с не меньшей полнотой. От готики Виолле ле Дюка до петушкового стиля Стасова, от неоренессанса бисмарковской эпохи до русского и скандинавского неоампира незадолго до войны, архитектура XIX века стала тем самым, что Гоголь воображал и что он так восторженно описывал. Когда он говорил об улице, по которой «стоит только пройти, чтобы узнать все», мы можем вспомнить генуэзское кладбище или английскую систему размножать лондонские памятники, воспроизводя их в точности в провинциальных городах, или полные архитектурных копий американские промышленные столицы, уже самыми своими именами обкрадывающие европейское художественное прошлое. Мы пережили это «постепенное изменение в разные виды» и «преображение архитектуры в колоссальную египетскую, потом в красавицу греческую, потом в сладострастную александрийскую и византийскую», потом в «аравийскую, готико-арабскую, готическую»… «чтобы вся улица оканчивалась воротами, заключавшими бы в себе стихии нового вкуса». Мы знаем теперь эти «стихии», знаем и то, чем для европейской архитектуры стал XIX век. Он весь похож на парижскую «Альгамбру», описанную в «Education sentimentale», с ее мавританскими галереями, готическим двором, китайской крышей и венецианскими фонарями. XIX век был веком без стиля и как раз поэтому веком стилизации и безнадежных попыток придумать стиль. Но стилизацией и выдумкой архитектура жить не может; без стиля ее нет. |
| Нынешняя Павильйонная улица называлась прежде именем Дианы, не греческой богини, а прекрасной, милой Дианы дю Пуатье, которую знаю и люблю по «Запискам» Брантома. Она имела все прелести женские, до самой старости сохранила свежесть красоты своей и владела сердцем Генриха II. Рост Минервин, гордый вид Юноны, походка величественная, темно-русые волосы, которые до земли доставали; глаза черные огненные; лицо нежное лилейное, с двумя розами на щеках; грудь Венеры Медициской и, что еще милее, чувствительное сердце и просвещенный ум: вот ее портрет! Король хотел, чтобы парламенты торжественно признали дочь ее законною его дочерью; Диана сказала: «Имев право на твою руку, я требовала единственно твоего сердца, для того что любила тебя; но никогда не соглашусь, чтобы парламент объявил меня твоею наложницею». – Генрих слушал ее во всем и делал только хорошее. Она любила науки, поэзию и была музою остроумного Маро. Город Лион посвятил ей медаль с надписью: «Omnium, victorem vici». 193 «Я видел Диану шестидесяти пяти лет, – говорит Брантом, – и не мог надивиться чудесной красоте ее; все прелести сияли еще на лице сей редкой женщины». Какая из нынешних красавиц не позавидует Диане? Им остается следовать образу ее жизни. Она всякий день вставала в шесть часов, умывалась самою холодною ключевою водою, не знала притираний, никогда не румянилась, часто ездила верхом, ходила, занималась чтением и не терпела праздности. Вот рецепт для сохранения красоты! – Диана погребена в Анете; не имея надежды видеть могилу ее, я бросил цветок на то место, где жила прелестная. В улице писателей или копистов (des ecrivains) хотел я видеть дом, где в XIV веке жил Николай Фламель с женою своею Пернилиею и где еще по сие время на большом камне видны их резные изображения, окруженные готическими надписями и иероглифами. Вы не знаете, кто был Николай Фламель: неправда ли? Он был не что иное, как бедный копист; но вдруг, к общему удивлению, сделался благотворителем неимущих и начал сыпать деньги на бедных отцов семейства, на вдов и сирот, завел больницы, выстроил несколько церквей. |
| 9:7). 104. На самом деле эти слова должны относиться не к силоамской, но к другой купели — Вифезда (Ср.: Ин. 5:2). Это еще раз подтверждает предположение о том, что свт. Григорий в работе над этим произведением цитировал Св. Писание по памяти. 105. Исх. 7:1 и далее. 106. Исх. 7:8 и далее. 107. Речь идет об эпизоде из 2 книги Царств, где пророк Нафан упрекает Давида за Вирсавию, жену Урии Хеттеянина (2 Цар. 12:1-4). 108. Отец Лии и Рахили, тесть Иакова (Быт. 29:5 и далее). 109. Смотри: Быт 30:32-33. 110. Смотри: Быт, 31:40. 111. Сравни: Гомер. Илиада VI, 484. 112. Речь идет об одной из басен Эзопа (76 Chambry). 113. о πρεδρος. 114. Суд. 9:14. 115. Исх. 13:21. 116. Вещий морской бог на острове Фаросе (Египет). Известен своей способностью принимать различные образы, ускользая таким образом от тех, кто хотел заставить его открыть будущее. 117. Сын Амитаона, прорицатель и врач, мифологический основатель культа Дионисия в Греции. Обладал способностью понимать язык животных. 118. προσττης — «защитник», «покровитель», как уже отмечалось, в этой поэме регулярно употребляется Григорием применительно к епископам. 119. Б. Майер полагает, что здесь автор имеет в виду свою паству. 120. Живописец из Гераклеи, причисленный древними к великим учителям живописи, 2-я пол. V века до Р. X. 121. Поликлет (Старший), родом из Сикиона, аргосский ваятель и зодчий V века до Р.Х. 122. Греческий скульптор и живописец IV века до Р.Х. 123. Афинский чеканщик и скульптор конца V века до.Р.Х. 124. Здесь, видимо, имеет место ошибка автора или его источника. Были, на самом деле, два греческих скульптора по имени Каламид (Каламис), но не было ни одного с именем Калаис. 125. πολτροπος — «изворотливый», «ловкий», «хитрый» — эпитет гомеровского Одиссея. 126. Игра слов: ...κα τ θρσος ως θρσος. 127. Т.е. мудреца. 128. Т.е. управляет епархией, которая имеет своим центром какой-либо крупный город. 129. Свт. Григорий имеет в виду свое поприще в Константинополе: призвание, служение, заговоры с целью его удаления, его уход с кафедры. 130. Свт. Григорий говорит здесь о морском путешествии, которое он совершил в молодости из Александрии в Грецию. Эти события описаны со всеми подробностями в поэме//, 7,/. 131. То есть сон. Автор имеет в виду, скорее всего один эпизод из своей юности, после которого он пришел к решению вести девственную жизнь. Смотри: поэма II, 1, 45, 229 и далее. 132. Ср. выше. 133. То есть из другого, горнего мира. 134. ετε καλο κγαθο. Тематические страницы — Фонд учрежден в 2009 году для сбора средств и помощи нуждающимся. © Благотворительный фонд «Предание». 115162, Россия, г. Москва, улица Шухова, д. 17, корп. 2. Учётный номер в реестре НКО Распространение материалов сайта в печатных изданиях и интернет-ресурсах возможна только в рамках Пользовательского соглашения |
| На Варварском крестце раздвинуты были ряды масляной, сельдяной, луковой, медовой, судовой, пушечной, свечной и мыльной, между ними сделана улица шириною в 3 1/9 сажени. С Ильинского крестца сосланы были для простора хлебники, калачники, щепетильники и игольщики; торговцы молочными товарами сведены с больших улиц и площадей на другие приличные им места. – Пожар в Июне 1648 года, последовавший за мятежом народным, столько истребил в Москве церквей и домов, что указом того же года Сентября 14, дозволено всем служащим, у которых сгорели домы, выехать из Москвы по 1 Января 1649 года. Указом 1669 года повелено: «священному чину людям многих дворов не иметь». Большие улицы в Китае были Никольская, Ильинская, Варварская и Зачатская. Между первыми двумя, соединенными малою Богоявленской, находилось известное нам в XV веке урочище Пять улиц, на коем стояли церкви: Воскресение Христова и Св. Иоанна Предтечи. Улицы сии сообщались одна с другою посредством переулков, из коих значатся в делах: Воскресенский и Козьмодемяновский между Никольскою и Ильинской улицами; с Ильинской на Варварскую вели: Веденский, Посольский и Ипатский; с Варварской на Зачатскую улицу Псковский, смежный с Псковскою горой, на Варварке и Знаменский между старого Государева двора (Знаменского монастыря) и Английского подворья. Большая Никольская улица, по свидетельству Таннера, заселена была иконописцами 161 ; по одну сторону ее находился ножевой ряд и Печатный двор, а по другую сайдачный, седельный, колокольный, ветошный и другие ряды. Рейтепфельс признается, что Греческий двор не много уступал бывшему в Риме Греческому кварталу 162 . Ильинская улица составляла вместилище торговли; там были старый и новый гостиный и торговые ряды, лавки с погребами и палатками. На Варварской улице, кроме выше исчисленных лавок, кроме Боярских и гостиных дворов, между церквами занимали места Старый денежный, Мытный и Посольский дворы, Английское подворье и Старые тюрьмы. За Посольским двором была Вшивая биржа, где в шалашах помещались цирюльня. На трех больших улицах лежали три крестца: Никольский, Ильинский и Варварский. На сих перекрестках, где стояли издревле часовни, приводились к крестному целованию, объявлялись Царские и Патриаршие указы, продаваемы были печатные листы лубочной печати, производился мелочный торг и вывозимы были тела безродных тюремных сидельцев из Константиновского и Никольского застенков, из Большой тюрьмы, из Черных палат и других узилищ, для сбора денег на их погребение. Ильинский крестец особенно замечателен Поповскою избою, потом Тиунскою палатою 163 и сборищем безместных попов, известным с XVI века под именем Крестца. Он был позорищем торговых казней, кои указом 1685 г. Февраля 5, велено было совершать над преступниками у Лобного места, пред Спаскими воротами. |
| От башни Давида мы пошли по улице Давида, идущей от Яффских ворот на восток. Улица эта, известная у арабов еще под названием улицы Цитадели и Большой, самая длинная, довольно хорошо вымощена, но чрезвычайно узкая; в некоторых местах на ней устроены ступеньки для подъема и спуска. Сообщение по улице, как и во всем старом городе, возможно или верхом на лошади и осле, или пешком. По дороге то и дело здесь встречаются караваны верблюдов, мулов и ослов, навьюченных разными тяжестями. Дойдя до первой поперечной улицы, мы свернули в нее. То была улица христианская, харет-ен-Нассара, — самая красивая и людная, с лавками галантерейных вещей, но такая же узкая, как и улица Давида. Она начинается от последней и идет с юга на север. Посередине христианской улицы от нее отделяется вправо переулок, наполненный по обе стороны лавками восковых свечей и вифлеемских изделий из перламутра. Мы свернули в этот переулок и, спустившись по нескольким ступеням, вышли на площадку храма Гроба Господня. Храм Гроба Господня Храм Гроба Господня открыт только с юга, со стороны предшествующей ему площадки (но и то не полностью), со всех же остальных сторон к нему примыкают разные постройки. Площадь пред храмом Гроба Господня имеет около восьми кв. сажен и вымощена плитами из местного камня маляки. Некогда ей предшествовал портик, о чем свидетельствуют уцелевшие следы огромных колонн. В настоящее время площадь со всех сторон окружена высокими зданиями, в которых помещаются церкви различных вероисповеданий . На южной стороне площади против храма Гроба Господня помещается греческое подворье Гефсимании, на восточной — греческий монастырь Авраамия , армянская церковь св. Иоанна Крестителя и коптская церковь Архангела Михаила. На западной стороне находятся три православные церкви: церковь святого апостола Иакова, брата Господня, первого иерусалимского епископа, свергнутого иудеями с портика храма за свидетельство веры Христовой; церковь святых жен мироносиц и церковь святых сорока мучеников Севастийских. |
| Название площади написано на двух языках: «LARGO DEL MARINAL RUSSI, Площадь Русских моряков». На открытие памятника прибыла российская делегация во главе с президентом Фонда Андрея Первозванного Якуниным и командиром корабля «Цезарь Куников». В каждом из районов Мессины есть улицы, названные в честь наших моряков: «Улица русских моряков», «Улица российских моряков-героев 1908 года», «Улица русских моряков Балтийской эскадры»... На Площади Русских моряков установлен и бюст адмиралу Федору Ушакову, который в 1799 г. возглавлял русский флот на юге Италии в борьбе с французской оккупационной армией. В то время Северную Италию освобождали войска Александра Васильевича Суворова. В сотне метров от Площади Русских моряков на средства немногочисленной православной общины установили часовню Свт. Николая. Часовня стоит на российском граните: оставшийся от памятника камень был пожертвован греческим монахам. Мессинцы назвали эту площадь " русский уголок " . На торжественной церемонии открытия глава Мессины Нани Ричевуто сказал: «Эта площадь, эти памятники воспевают тех, кого мы называем " ангелами с моря " , которые с решительностью, не жалея себя, спасали итальянцев. Воспевают людей – таких же благородных и щедрых, как сам русский народ. Мы всегда будем помнить о них». Нани Ричевуто добавил, что это были «сыны великого народа – очень милосердного, искреннего и доброго». Торжественные мероприятия, которые длились в течение всего дня, сопровождало выступление оркестра Черноморского флота России. После официальной части наш корабль принял на своем борту итальянцев, звучали русские песни, жители Мессины очень тепло общались с потомками тех, кто под таким же Андреевским флагом подошел к разрушенному городу ранним утром 29 октября 1908 г., чтобы спасти жизни многих горожан. Жители Мессины говорили, почему так тепло приветствовали гостей из России: «Потому что мы помним, кто спас наших предков сто с лишним лет назад». Почти каждый коренной мессинец может рассказать, что кто-то из его родственников обязан жизнью русским морякам. |
| Симферополь. Троицкий женский монастырь. Собор Троицы Живоначальной. Свято-Троицкий собор, Греческая церковь Добавить фотографии Карта и ближайшие объекты Добавить статью Неподалёку от Петропавловского собора вознес в небо свои главы Свято-Троицкий собор. Первую деревянную греческую церковь построили здесь в 1796г. С 1826г. в Свято-Троицкой церкви находилась греческая гимназия. В 1868г. старую церковь разобрали и на том же месте построили новое, более просторное здание по проекту архитектора И.Ф. Колодина. С 1996г. в Свято-Троицком соборе находится святыня не только города, но и всего Крымского полуострова – мощи святителя Луки (В.Ф. Войно-Ясенецкого), а также чудотворная икона Божьей Матери «Скорбящая». Обителью Свято-Троицкий женский монастырь стал в начале 2003г., до этого был кафедральным собором. По материалам сайта http://www.palomnik.crimea.ua/ Сегодня Свято-Троицкий собор (Симферополь) является одной из главных достопримечательностей Крыма. Мощи Луки Крымского хранятся в серебряной раке, которую подарили святые подвижники из Греции. Улица, на которой расположен Троицкий женский монастырь, называется Одесской (с 1946 года). Но когда-то это была Греческая улица, в знак того, что здесь располагался храм, построенный греками, и греческая школа. И вообще, на этой улице в те времена жило много греков. И. Ф. Колодин спроектировал Свято-Троицкий собор (Симферополь) в классическом стиле. Если посмотреть на него сверху, то видны крестообразные очертания. Посередине собора поднимается восьмигранный световой купол. Колокольня построена над левой частью храма и имеет небольшие размеры. Снаружи церковь декоративно расписана и имеет элементы мозаики. С главной стороны можно увидеть капители ордера коринфов, легкие арки и тонкие пилястры. В прошлом купола были голубыми, а сегодня они перекрашены в черный цвет. Верхушки куполов увенчаны ажурной ковкой.Собор смотрится очень величественно и красиво. Непосредственно под куполом на прихожан смотрит образ Господа Иисуса Христа. Слева и справа от образа изображены четыре евангелиста. Храм имеет два придела: в честь святителя Николаю Мирликийского; в честь святых Константина и Елены. |
| Монастырь же, на который мы смотрим сейчас с вершины (именно отсюда его обычно фотографируют), был когда-то лаврой. В нашем представлении лавра – это очень большой, богатый и знаменитый монастырь. В Русской Церкви это действительно так: лишь четырем крупнейшим обителям присвоено почетное наименование Лавры. Но исторически лавры возникают как одна из разновидностей монастырской организации именно в скалистых ущельях Иудейской пустыни. Само слово, неясного происхождения (не путать с деревом лавр), означает (примерно) «улица келий», «улица пещер» – первоначально, может быть, просто «рой, скопление пещер»). Смысл термина может быть прояснен из сравнения трех древнейших способов монашеского жизнеустройства. Первые монахи (от греческого «монахос» – уединенный) были отшельники. Этот вид подвига, будь то в пустыне или в лесах Русского Севера, не каждому под силу. Поэтому вскоре практически одновременно появляются киновии (общежития) – обители, где иноки живут вместе, дружной общиной, почти коммуной, управляемые строгим уставом и не менее строгим наставником – игуменом. Лавра – промежуточное состояние между отшельничеством и киновией. Каждый из лавриотов живет в отдельной, уединенной келье – пещере. Даже если в близком соседстве с другими, то все равно уединенной – до такой степени, что, взобравшись в свою келью (как правило, по веревочной лестнице, которая тут же убиралась), подвижник оказывался в неприступной изоляции, поистине наедине с Богом. В одной из наиболее просторных и удобных пещер устраивался храм, куда монахи собирались на богослужение лишь по праздникам (включая субботы и воскресенья). После вечернего праздничного богослужения вернуться каждому в свое «ласточкино гнездо» в темноте, по скалам и кручам было невозможно без риска для жизни. Читатель уже догадался, что дело объективно шло к тому, что должна была возникнуть в с е н о щ н а я – служба на всю ночь, соединяющая песнопения вечерни с молитвами утрени и литургии. Так Иудейская пустыня стала родиной не только монашеских лавр, но и неотъемлемой их принадлежности – всенощного бдения. К нам, на Русь, всенощное бдение придет лишь в конце XIV в., в эпоху Сергия Радонежского и митрополита Киприана (†1406), вместе с так называемым Иерусалимским богослужебным уставом. |
|
|
