| Потому что если бы речь шла просто о торной дороге, то сказал бы, может быть, «иное упало на пути, или на дорогу», как далее говорит: иное упала на камень, иное между тернием, а иное упало на добрую землю. Здесь же сказавши «при пути», или что то же «при дороге», даёт повод разумевать нечто высшее и более отвлечённое; и я пришёл к этой мысли, находя, что и все три Евангелиста согласно выразились «при дороге» (см. Мф.13 ; Мк.4 ). И поскольку мы научены, что Христос есть Путь, как сказал Он о Себе: Я есмь Путь ( Ин.14:6 ), то надлежит разуметь, что семя, упавшее вне сего Пути, расхищается демонами, как бы птицами. И иное упало на камень, и, взошедши, засохло, потому что не имело влаги. Примечай различие тех, кои принимают слово Евангельское. Первые, которые уподобляются торной общественной дороге, совершенно нисколько не приняли семени: потому что как только оно упало, так и расхищено без всякого препятствия птицами. Так они закоснели в неверии, что никоим образом не допускали проникновения проповеди, будучи путём твёрдым, землёй, не поддающеюся паханию духовному. На сие, может быть, указывал и Христос, когда заповедовал апостолам не ходить на такой путь язычников ( Мф.10:5 ). А уподобляемые камням не были чужды вере, но слабы и немощны. Слово указывает на тех, кои приняли Евангельскую проповедь и начали приносить плод дел, но при наступлении искушения или скорби сделались отставшими, как бы сбросили свои воинские доспехи, бежали от борьбы. Ибо как посеянное в каменной почве пускает корни и даёт росток по причине земли, находящейся на поверхности, а при наступлении солнечных жаров, по причине недостатка влаги снизу, соответствующей и противоборствующей зною, вянет и усыхает: так и не принявшие слова Евангельского с глубокой пламенной верой остаются бесплодными; потому что, как только солнце начнёт сильнее греть, они сбрасывают личину. Понимаешь, конечно, какое это солнце, повреждающее духовные посевы, зная о нём из песни степеней: днём солнце не поразит тебя ( Пс.120:6 ), и от Невесты в Песни Песней: не смотрите на меня, что я почернела; ибо солнце опалило меня ( Песн.1:5 ). |
| 2. Другое семя упало на камень и, взошедши, засохло, потому что не имело влаги. Эта каменистая почва, по словам Спасителя, означает тех, которые, когда услышат слово, с радостию принимают, но в которых это святое семя не имеет корня, и она временем веруют, а во время искушения отпадают. Не можем не исповедать пред Тобою, вседействующий Сеятелю небесный, что и нашею скудною рукою посеваемое семя Твоё весьма нередко встречало души, приемлющие его с радостию, и мы, усматривая великое внимание их и даже слёзы сокрушения сердечного, не могли не благодарить Тебя, Господи, за великую милость Твою, не могли не утешаться надеждою добрых плодов! Но, увы! Как часто те первоначальные действия добрых наставлений, которые представлялись нам столь многообещающими, в наших же глазах оказывались как бы совершенно изглаженными! Ах, эти ростки добра засохли оттого, что в сих душах непостоянных не было внутренней влаги – того елея благодати Твоей, Господи, который испрашивается усердною молитвою и который один может предохранить от пагубного влияния тлетворного духа, навеваемого на добрую ниву нравами тех необузданных людей, которые составляют как бы несчастное исключение из общего правила в кругу последователей Твоих! В самом деле, кому не известно и кому не раскрыто наставниками духовными, что долг всякого доброго христианина – не только предстоять в св. храме Господнем со страхом Божиим, с чувством живой веры и любви, но и входить в этот дом Божий и выходить из его с тем же благоговением, какого требует неприкосновенная святость его, – с мыслию о едином Боге? Но не находятся ли между нами, к несчастию, и такие, которые, как скоро предстоит им малейшая возможность не подвергаться неприятным для них замечаниям, дерзают нарушать этот священный долг христианский? А те, в которых не укоренено ещё чувство добра и св. правил, не увлекаются ли столь пагубным примером? Кому опять не известно, что кротость, послушание, истинное и непритворное уважение к старшим и, в основание всего, совершенная скромность составляют наилучшее украшение христианина? Но что же? Не встречается ли, к сожалению, между нами и таких, в которых не видно этого драгоценного украшения? И не увлекаются ли их примером даже те, которые столько раз утешали труждающихся в возделывании нивы сердец их очевидными признаками добрых плодов? Итак, не очевидно ли, что и в сих не глубоко ещё утвердился корень добрых чувств и добрых дел? |
| А если под птицами небесными будем разуметь духов воздушных ( Ефес. 6, 12; 2, 2 ), которыми уничтожается доброе семя, то и в таком случае нимало не уклонимся от смысла притчи. Сказавши же, что «иное упало при дороге», Он может быть указывает прикровенно и на нечто другое. Потому что если бы речь шла просто о торной дороге, то сказал бы может быть «иное упало на пути, или на дорогу», как далее говорит: «иное упало на камень, иное между тернием, а иное упало на добрую землю». Здесь же сказавши «при пути», или что тоже «при дороге», дает повод разумевать нечто высшее и более отвлеченное; и я пришел к этой мысли, находя, что и все три Евангелиста согласно выразились «при дороге» (см. Матф. гл. 13. Марк. гл. 4). И поелику мы научены, что Христос есть Путь, как сказал Он о Себе: «Я есмь Путь» ( Иоан. 14, 6 ), то надлежит разуметь, что семя, упавшее вне сего Пути, расхищается демонами, как бы птицами. «И иное упало на камень, и взошедши засохло, потому что не имело влаги». Примечай различие тех, кои принимают слово Евангельское. Первые, которые уподобляются торной общественной дороге, совершенно нисколько не приняли семени: потому что как только оно упало, так и расхищено без всякаго препятствия птицами. Так они закоснели в неверии, что ни коим образом не допускали проникновения проповеди , будучи путем твердым, землею не поддающеюся паханию духовному. На сие может быть указывал и Христос, когда заповедывал апостолам «не ходить на» такой «путь язычников» ( Матф. 10, 5 ). А уподобляемые камням не были чужды вере, но слабы и немощны. Слово указывает на тех, кои приняли Евангельскую проповедь и начали приносить плод дел, но при наступлении искушения или скорби сделались отставшими, как бы сбросили свои воинские доспехи, бежали от борьбы. Ибо как посеянное в каменной почве пускает корни и дает росток по причине земли, находящейся на поверхности, а при наступлении солнечных жаров, по причине недостатка влаги снизу, соответствующей и противоборствующей зною, вянет и усыхает: так и не принявшие слова Евангельскаго с глубокою пламенною верою остаются безплодными; потому что, как только солнце начнет сильнее греть, они сбрасывают личину. |
| ...А иное упало на камень и, взойдя, засохло, потому что не имело влаги. И опять это мы, опять наша жизнь, камень нашего сердца, отсутствие в нем влаги, и значит – решимости, усилия, мужества, терпения! ...А иное упало между тернием,ивыросло терние и заглушило его. Терние, сорная трава, т.е. все ненужное, мелкое, суетливое, что заглушает любой порыв, любую глубокую мысль, приучает изо дня в день, из года в год жить бездумно... И вдруг останавливаешься в ужасе и видишь, что жизнь, в сущности, прошла. И ради чего? Даже вспомнить нечего, кроме бессмысленной череды дней, наполненных суетой! Но вот последний призыв притчи: ..А иное упало на добрую землю. И объяснение Христа: это про тех, кто, услышавши слово, хранят его в добром и чистом сердце и приносят плод в терпении. Как просто и как прекрасно! Доброе, чистое сердце и терпение! Ничего другого не требует Христос, было бы только в нас доброе и чистое сердце, и никакого метода не предлагает, кроме плодоношения в терпении. Но еще, прежде чем мы попытаемся пережить бездонную глубину этих простых слов, следует задуматься о том слове, что уподоблено Христом семени. Что это за слово Божие, к нам обращенное, падающее в нас, как семя? Многие скажут: «Мы никакого слова не слышали, а потому и притча эта к нам не относится!» Но они ошибаются, ибо нет человека, к которому не обращено слово Божие, у сердца которого не стоит, стучась в него, таинственный и вечный Собеседник. Стоит лишь сделать усилие, продумать глубоко собственную жизнь, и откроешь в ней постоянное соприкосновение с иным миром, расслышишь в ней тихий голос, зовущий ввысь. Сколько раз как бы случайно, невзначай входил в нашу жизнь этот призыв – страданием или счастьем! Сколько раз падало в душу это Божественное семя! Но всегда была рядом проторенная, привычная дорога, и камень на сердце, и терние суеты и забот... Но никогда не поздно. Неиссякает семя, не замолкает голос, не прекращается призыв. И стоит только захотеть всеми силами, чтобы было в нас доброе и чистое сердце, как наступит чудо. Слабая жизнь становится сильной, а невозможное – возможным. Евангелие. О блудном сыне 266 |
| Все существующее, будучи сотворено Богом, и в своем дальнейшем существовании зависит от Него; между тем Бог есть существо независимое. – Таково неизмеримое различие между Богом и миром! Уже из него одного видно, как Бог бесконечно превосходит мир и какими высочайшими совершенствами обладает Он. Но в деле творения преимущественно проявились три свойства существа Божия: всемогущество, премудрость и благость. Рассмотрим это ближе. Что дело творения громко свидетельствует о всемогуществе Божием, это ясно выражает апостол Павел в известном уже нам изречении: «ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество от создания мира, через рассматривание творений видимы». Под вечной силою здесь разумеется всемогущество Божие, которым Бог обладает от вечности. Всемогущество это, по словам апостола, проявилось в деле творения, ибо все сотворенное произошло по воле Божией; а если воля эта дала всему бытие и жизнь, то несомненно, что сама она должна быть всемогущей. В книге Притчей говорится: «Господь премудростью основал землю, небеса утвердил разумом». Здесь упоминается другое свойство Божие, проявившееся в деле творения – премудрость. Это свойство изображает мудрый сын Сираха, когда, созерцая бесчисленные творения Божии, говорит: «нельзя сказать: что это? Для чего это? Ибо все создано для своего употребления». И действительно, как ни многочисленны творения Божии, но между ними нет ни одного, которое не имело бы своего назначения, своей цели. Корни деревьев, например, служат для питания ствола и ветвей, листья – для сохранения влаги в дереве от зноя солнечного, плоды – для питания человека, зерна в плодах – для размножения деревьев и т.д. Все в мире устроено целесообразно, и потому верно то, что мир громко свидетельствует о высочайшей премудрости Творца своего. Дело творения громко также говорит нам о благости Божией. Каждое из бесчисленных миллионов живых существ нуждается для своего существования в пище. О чем же теперь позаботился благой Творец? История миротворения показывает, что каждое творение еще до своего появления имело уже все, что должно было служить к существованию его. |
| Нельзя непременно считать Еноха первенцем и на том основании, что именем его был назван город. Возможно, что по какой-либо причине отец его, хотя имел и других детей, любил его более остальных. Ведь и Иуда, от которого получили свое название и Иудея, и иудеи, не был первенцем. Но если бы даже он и был первенцем основателя этого города, все же из этого еще не следует, что отец дал его имя основанному им городу в то самое время, когда он родился; потому что один человек не мог в то время составить из себя самого целый город, который есть не что иное, как множество людей, соединенных известным союзом общежития. Только тогда, когда семейство этого человека размножилось до такой степени, что имело уже численность народа, тогда он и смог основать город и дать ему имя своего первенца. Жизнь тех людей была столь продолжительной, что из упомянутых в Писании, о летах которых оно не умолчало, проживший менее всех людей до потопа дожил до семисот пятидесяти трех лет. Большая же часть их пережила девятьсот лет, хотя до тысячи не дожил никто. Итак, кто же усомнится, что в течение жизни одного человека род человеческий мог настолько размножиться, что было из кого образовать не один, а очень много городов? Подобное предположение тем более возможно, что от одного Авраама, не многим более, чем за четыреста лет, количество еврейского народа возросло настолько, что при выходе этого народа из Египта насчитывалось шестьсот тысяч человек, способных носить оружие (Исх XII:37); и то, если не считать не относящегося собственно к народу Израиля народа идумеев, происшедшего от брата его Исава, внука Авраамова, и других племен, происшедших от семени того же Авраама, но рожденных не от жены его Сарры. Едва ли б его подняли и двенадцать отборных мужейС такими телами, какие теперь производит земля. Он показывает этим, что земля в то время производила обыкновенно тела гораздо большие. Насколько же больше были они в первые времена мира, перед знаменитым и бесславным потопом? Впрочем, относительно величины тел обличают неверующих открывающиеся по ветхости ли, или под воздействием влаги, или по другим каким-либо причинам гробницы, в которых находят или из которых выпадают кости умерших невероятной величины. |
| Наступило время, полное нравственных томлений и исканий веры и Бога. Обрисовалась мощная фигура гр. Л. Толстого. Раздалась громкая проповедь в защиту нравственного смысла жизни людей, и эта проповедь, в связи с литературною деятельностью великого проницателя душ Ф. Достоевского, до корней пошатнула господствовавшее в то время материалистически-позитивное воззрение на человека, по которому нравственное чувство в нем признавалось лишь обязательным и непосредственным результатом его умственного развития и не имело собственной цены. Но нравственная проповедь гр. Толстого оказалась лишенной живительной влаги, так как отрешена была от религии – от ее догматов о Личном Боге, о личном бессмертии человека и загробной жизни – и построена была не на Божественном или небесном идеале чистоты и совершенства («будьте совершенны, как совершен Отец ваш небесный» ( Мф. 5:48 )), а на внутреннем сознании человека, на началах психологических и метафизических. Высший смысл жизни каждого человека был найден гр. Толстым только в земном счастии или благе всего человечества: земля признана раем и «Царством Божиим» – братское единение всех людей (идеал материально-евдемонистический и социально-коммунистический). Личность же отдельного человека получала чисто торговую ценность вещи, за которую целым человечеством покупалось себе некоторое благо жизни 6 . А сам человек навеки погружался в холодный мрак могилы с печальной улыбкой на устах: зачем он являлся в свет? Зачем он воспитан был землею? Разве для того только, чтобы кому-то, для него постороннему, доставить некоторое счастие жизни?!. Но и это общее благо жизни всего человечества не есть ли «нас возвышающий обман»?.. Да и конец каждого человека не есть ли удел и всего человечества?.. Тогда небытие не лучше ли бытия?.. Изнывала душа под давлением жгучих вопросов... а смерть жестоко смеялась над ней!.. Так Толстовское «царство Божие» с его землистою моралью, переоценивая всю культурную жизнь человека, бросало его в объятья той глубокой древности, когда библейский мудрец на могильном памятнике начертал: «Блаженнее живых и мертвых тот, кто еще не существовал...», ибо здесь «все – суета и томление духа!». |
| Другое препятствие, не допускающее Слову Божию укореняться в сердцах человеческих и приносить плод, есть ожесточение этих сердец. Людей с ожесточенным сердцем Иисус Христос уподобляет камням, когда говорит: «Иное (семя) упало на камень и, взошедши, засохло, потому что не имело влаги». Каким образом человек становится похожим на камень? Через долговременное пребывание в грехе. Премудрый говорит: «Егда приидет нечестивый во глубину зол, не радит» (Притч. 18:3), то есть, когда человек привыкает к какому-нибудь беззаконному делу, то он не слышит ни угрызения совести, ни обличения проповедников. Третьим препятствием к тому бывают житейские попечения и наслаждения. Все это Спаситель наш заключил под именем терния, сказав: «а иное семя упало между тернием, и выросло терние и заглушило его». Нередко бывает, что люди с умилением, а иногда со слезами принимают в себя Слово Божие и, кажется, хотят исправиться от грехов и обратиться на путь истинный. Но потом, не желая лишить себя какого-нибудь временного блага или еще более желая умножить его, по душевной слабости остаются такими же, какими были и прежде. Посему-то Иисус Христос говорил: «Не можете Богу работати и мамоне» (Мф. 6:24). В особенности плотские страсти и сребролюбие не позволяют Слову Божию созреть в человеческом сердце. Вот главнейшие препятствия к принятию и сохранению внутри души спасительного семени — Слова Божия. Как часто нужно читать Библию? Чтение Св. Писания есть долг христианина Чтение Библии составляет священную обязанность христианина, потому что заповедано Самим Богом. В Ветхом Завете, внушая иудеям важность закона откровенного и желая приблизить их к его познанию, Он повелел навязать и носить слова закона постоянно на челе и у сердца: «Да навяжеши я, — то есть, прикрепишь и повесишь, — на руку твою» (Втор. 6:8). Псалмопевец говорит: «Слова Господни суть слова чистые, серебро очищенное, седмикратно переплавленное» (Пс. 11:7). В Новом Завете Господь заповедует: «Испытайте Писания» (Ин. 5:39). Апостол Павел пишет христианам: «Слово Христово да вселяется в вас богатно» (Кол. 3:16); своему ученику Тимофею внушает: «Занимайся чтением» (1 Тим. 4:13), — и хвалит его за то, что он «с детства знает Священные Писания» (2 Тим. 3:15). |
| По какому праву и по чьей воле так назойливо, дерзко тревожить Харьковского Владыку, какие данные имеешь утруждать чтением твоих писем того, чей час – минута и день исполнены забот и трудов? Если раз им выраженное желание прочесть письма приснопамятного друга 702 и брата подвигло сердце его писать тебе, то не естественно ли, что память о возлюбленном и из гроба свята, верна и тверда? Исполнила ты желание... далее умолчи. Так ли. Святейший Архипастырь, так ли говорит мой лжеименный разум? Нет. Быть не можем, чтобы не привлекли сердца Святого Владыки сугубые раны грешной и больной души? Нет. Солнце, места нечистые проходя лучом своей ясности и света, не оскверняется, а иссушает грязь, уничтожает грязь и просвещает темноту, блещет же своим собственным светом на небесной высоте; везде, везде оно – царь природы, живит, веселит своим появлением; не так ли Дар Духа Святого исполняет тишиной, радостью, благодатным утешением тех, кто, хотя весь грязь и нечистота, идёт к иерарху, исполненному сугубой благодати, никогда не оскудевающей, идёт хотя на мгновение позаимствовать освежительной чистоты, и от яркого светильника горящего воспользоваться лучом веры и твёрдости духа в тревожных состояниях превратностей земных? Не может умалить источника воды чаша влаги, почерпнутая из него, не может осквернить быстро текущей воды струя гнилой жидкости. Простите же, Преосвященнейший святый Владыко, моё неразумие; не помяните моих беззаконий и в час молитвы, вспомяните в эти великие дни праздничные имя грешной слуги Вашего Преосвященства. Примите наше общее поздравление с торжественными праздниками; да продлит милосердный Господь на долгое —887— 1879 г. и долгое время Вашу жизнь, здоровье и силу на утешение паствы Вашего Преосвященства. С глубочайшими чувствами благодарности, признательности и почтения остаюсь“. Особенный интерес имело для меня письмо из СПБ. от И.Г. Слиборского, которому, как выше было сказано., послана была телеграмма. Вот что писал мне почтенный И. Г-ч от 30-го марта: „Сознаюсь, что плохой я у Вас комиссионер! Вас хотят перевести в Тверь, а я даже не знаю об этом, не знал бы и до сих пор, если бы не телеграмма Петра Ивановича 703 . |
| Сердце одного можно сравнить с почвой при дороге, а другого — с почвой плодородной. Однако последний не был с самого рождения более способным к духовной жизни, он сам сделал себя таким. «При дороге» же означает, что около сердца человеческого как бы пролегает тот путь, по которому ходит диавол. Это увлечение каким-то грехом, или, иначе, страсть. Диавол в этом случае имеет свободный доступ, как бы протоптанную дорожку к сердцу человека, а семя, упавшее возле нее, естественно, легко можно затоптать. Притом мы знаем, что граница между грунтовой дорогой и почвой, по которой она пролегает, очень нечеткая, ведь край дороги тоже вытоптан и в нетронутую почву переходит постепенно. Таким образом, почва при дороге становится столь плотной, что семя практически не может в нее погрузиться и пустить корни. Оно лежит почти на дороге и затаптывается проходящими по ней, то есть демонами и нашими грехами. Страсти являются той дорогой, по которой проходят различные грехи. А поскольку семя не может пустить корень и лежит на поверхности земли, оно легко становится добычей птиц, то есть различных греховных помыслов. «А иное упало на камень и, взойдя, засохло, потому что не имело влаги» (ст. 6). С камнем сравнивается сердце того человека, у которого как будто и нет никакой страсти или греховной привычки, а сердце совершенно окаменело. Некоторые люди, казалось бы, не совершили никаких тяжких грехов, не имеют никаких особенно ярко проявляющихся страстей и ведут более или менее праведный образ жизни, однако же сердце у них каменное. У них нет не только страстей, но и добрых дел и добрых чувств, они совершенно безразличны по отношению к Церкви. И если редкие из них и посещают храм, может быть даже регулярно, однако же ничего не чувствуют. По привычке такие люди молятся утром и вечером, по привычке несколько раз в году исповедуются и причащаются, а сердце у них совершенно каменное и не ощущает ничего духовного. И кто знает, что страшнее — сердце, одержимое страстями, или сердце окаменевшее! Святые отцы считают окамененное нечувствие одним из самых страшных состояний человеческой души. Если человек, одержимый страстями, может от самого действия этих страстей, от угнетения ими прийти в покаяние и опомниться, то человек с окамененным сердцем думает, что у него все хорошо, и не имеет никакого побуждения к покаянию. И если на окаменевшую почву сердца такого человека падает семя слова Божия, то он как будто бы и принимает его, но только по той причине, что он принимает все, ко всему безразличен и ничему не противится. До глубины его сердца ничего не доходит. Равнодушие, выражаясь современным языком, — вот болезнь такого человеческого сердца. Слово Божие не доходит до глубины сердца равнодушного, человек не кается и не исправляется. Он ведет свой обычный образ жизни. Приняв слово Божие, он через некоторое время забывает его и остается прежним, совершенно спокойным и холодным человеком. |
|
|
